Good Intentions

Я чувствовал себя просто ужасно. Сначала из-за того, что довел Джинни до слез, а потом из-за того, что сразу же нашел утешение в объятиях человека, который, как я прекрасно знал, испытывает ко мне определенные чувства. Я не мог оправдать это перед самим собой ничем, кроме того, что мне просто хотелось с кем-нибудь поговорить, и поскольку о Роне не могло быть и речи, а Гермиона все еще была непреклонна в своем "что-ты-мне-не-сказал", Драко был следующим лучшим вариантом. И меня потрясло осознание того, что я использую его чувства ко мне против него самого. Когда я, наконец, высвободился из его объятий и из его постели, он выглядел таким смирившимся, что я снова разрыдался, как только остался один в своей комнате. К счастью, это вымотало меня до такой степени, что я смог заснуть, но это не помешало мне потом зевать все утро. Однако я все еще чувствовал себя слишком хреново, чтобы что-то ему сказать, не говоря уже о том, чтобы одарить его обычными ста пятьюдесятью взглядами, которые я обычно бросал в его сторону. К обеду все уже знали, что произошло. Я был не в настроении отвечать на вопросы, и, несмотря на молчание Рона и взгляды Гермионы, которые говорили о том, о чем я и так прекрасно знал, я держался особняком. На протяжении всех дневных занятий я не хотел ни с кем разговаривать, да и вовсе не имел желание быть хоть кем-то замеченным в принципе. Однако я знал, что должен извиниться и перед Драко, и перед Джинни, и, поскольку я был не совсем готов к дальнейшему разговору с Джин, я стиснул зубы и после ужина забрал Карту мародеров. В это время вечера в общей комнате восьмикурсников обычно было довольно пусто, так как в Выручай-комнате было не так много развлечений, поэтому я не чувствовал себя странно, расстилая карту на низком столике перед камином. Беглый осмотр показал, что Драко находился в библиотеке, что показалось мне немного странным, но я не стал задавать вопросов. Судя по всему, он был в одиночестве, поэтому я отправился в нужное место. Пока я шел, мысленно репетировал, что скажу ему. Может быть, я и немногословен, но когда ситуация требовала этого, я обычно знал, что мне следует сказать. В большинстве случаев. Иногда. Я надеялся, что все сделаю правильно, когда заметил его светлые волосы, освещенные настольной лампой в дальнем конце одного из длинных столов. Он заморгал, когда я оказался совсем близко, и я почувствовал, как страх скапливается у меня в животе, когда извинения уже готовы были сорваны с моих губ. - Х-хэй, - уныло начал я. Он потер глаза и выпрямился на своем стуле. - Привет. - Я нервно огляделся по сторонам, обнаружив, что библиотека практически пуста. И решил занять кресло напротив него. - Что случилось? - Я... - Убейте меня кто-нибудь. - Я просто хотел… Еще раз извиниться за вчерашнее. Мой рот исказила гримаса, когда я увидел, как в его глазах промелькнуло понимание. - Ты не обязан этого делать. Все в порядке. - Нет, это не так. - Вздохнув, я посмотрел на свои беспокойные пальцы. - С моей стороны было неправильно ставить тебя в такое положение. Я чувствую себя полным идиотом. Драко фыркнул, и я приготовился услышать от него возражения. - Ты настоящий придурок. - Да. Вполне понятный итог. - Хотя, думаю, я все еще впереди тебя по глупым поступкам. Наконец, я поднял на него взгляд и увидел мягкую ухмылку на его губах. Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. И мне стало немного легче дышать. - Да. Но все же… Прости. Драко вздохнул, изучая меня прищуренными глазами, и что-то в этом взгляде заставило мои щеки вспыхнуть, а пальцы ног подогнуться. - Ты иногда бываешь абсолютно необъяснимым, ты знаешь об этом? - Теперь я повторил его хмурый взгляд. - Ты хочешь загладить свою вину передо мной? О, Боже . У меня слегка закружилась голова, когда кровь отхлынула от моего лица, но я кивнул. Я пришел сюда, чтобы извиниться и любыми способами получить прощение, так ведь? Если моих извинений было недостаточно, то я должен.... - Следуй за мной. - Он встал, бросив свою работу, и направился по проходу, а я почувствовал одновременно тошноту и любопытство. И я последовал за ним. Как только мы отошли на достаточное расстояние, чтобы нас никто не смог услышать, даже если бы сюда кто-либо заявился так поздно вечером, он повернулся ко мне с непроницаемым выражением лица. И я внезапно осознал, насколько уединенными и одинокими мы были в данный момент. - Сначала ты выслушаешь все, а потом дашь мне две минуты. - Две минуты? Что, черт возьми, это значит? Он собирается уйти и взять что-нибудь? Что...Я… - Я знаю, что я сказал о том, что не знаю, что это такое - любить кого-то, но мне кажется, что и так понял, что я имел в виду, что понятия не имею как вести себя с тем, к кому я испытываю чувство... Как… Быть милым, флиртовать и... ухаживать, но это не значит, что я не знаю, как любить кого-то. - Он впился в меня взглядом, засунув руки в карманы, и у меня снова закружилась голова, как тогда, в поместье. - Это не значит, что я не знаю, как любить тебя. Мои губы приоткрылись, и, кажется, я хотел что-то ответить, но он попросил меня только выслушать, поэтому я снова закрыл их. И он засунул руки в карманы. - Черт возьми, я все испортил точно так же, как и в первый раз, но опять же, это не имеет значения. Может, это и было бы глубоким осознанием для твоей тупой головы, но то, что ты мне нравишься, и то, что ты это знаешь, ничего бы не изменило, потому что если ты думаешь, что влюбленность в гея - это не то же самое, что влюбленность в гетеросексуала, и мы можем просто продолжать быть друзьями, то ты еще более тупой, чем я когда-либо о тебе думал. Господи, Гарри, из-за тебя мне иногда хочется проломить себе голову! Я хотел возразить. Настоять на том, что мы могли бы быть друзьями, что он мне нравится как друг, потому что, черт возьми, я рассказал ему больше, чем кому-либо на данный момент, и если бы мне пришлось потерять ту безопасность, которую я обрел в его лице, хоть и грубом, но достаточно нужным, чтобы просто объятиями помочь мне с кошмарами, я бы скорее.... - Итак, на этот раз я прощаю тебя за то, что ты воспользовался моими чувствами к тебе, потому что я решил дать тебе понять, что ты настолько безнадежно глуп, что думаешь, будто я могу просто обнимать тебя, пока ты плачешь, а потом попытаться уснуть на подушках, которые пахнут тобой, потому что, если бы я позволил себе хотя бы на секунду подумать, что ты знал, что делаешь, когда появился у моей двери, я думаю, я был бы по-настоящему разбит вдребезги. Но я не сломлен. И я все еще не убежал. Он продолжает называть меня идиотом, и он прав. Черт возьми, я понятия не имею, что я, блять, делаю. Я просто хочу все исправить, я не хочу, чтобы он снова меня ненавидел. Хотя… Я полагаю, что он с самого начала никогда не испытывал ко мне ненависти. - Я позволяю тебе быть эгоистичным со мной, потому что я чертовски зол на тебя. - Мой взгляд метнулся вниз, к его ногам, когда расстояние между нами начало сокращаться. - А теперь ты заткнешься и не будешь двигаться, пока я не посчитаю, что мы с тобой квиты. Даже если бы он не сказал это таким уверенным голосом, я бы все равно застыл как вкопанный, когда он вторгся в мое личное пространство, и толкнул меня спиной к полкам, положив руку мне на плечо. Дерево и легкие зацепки впились мне в плечи, и я, черт возьми, чуть не потерял дыхание, потому что, если он собирался быть эгоистом по отношению ко мне... Все мои мысли остановились, когда он наклонился ко мне лицом, и единственное, что я мог слышать, это как бешено в моих ушах стучит пульс. Его глаза сверкнули, когда он опустил на мое лицо, чтобы легонько погладить меня по подбородку. Я рефлекторно сглотнул. - Я годами терпел твою ненависть, и каким-то образом ты... - Его внимание скользнуло к моим губам, и я почувствовал, как у меня внутри все перевернулось. - Это еще хуже. Он наклонился еще ближе, касаясь своим носом моего, и мои легкие словно решили сомовольно прекратить работать. "Он собирается поцеловать меня", - понял я с некоторым смирением. И мои глаза закрылись. Я не мог понять, почему я просто позволил этому случиться, может быть, потому, что я просто хотел заслужить его прощение, но все, на чем я могу тот момент сосредоточиться, - это его дыхание на моих губах, его нос напротив моего, его пальцы на моем подбородке. Казалось, все нервы в моем теле напряглись, жадно передавая информацию в мой мозг, когда он провел носом по моей щеке к виску. Легкое прикосновение его губ к моему шраму, а затем они опустились на изгиб шеи. Мои руки сжались в кулаки, почти рефлекторно, когда он на мгновение замер. И сквозь хаос его прикосновений и его запаха я заметил, что он щупает мой пульс. От чего он только сильнее забился в моих венах. Черт возьми, я чуть не потерял сознание. Это было слишком ошеломляюще - чувствовать его дыхание на своей шее, его губы на своей коже, его тепло, проникающее в меня. Он был так чертовски близко ко мне, и я удивился, почему он все еще просто не поцеловал меня. Было бы так легко просто поймать мои губы своими, прижаться к ним, и я бы даже не стал его винить. Я с шипением выдохнул сквозь зубы, когда мысленно представил, как он на самом деле целует меня, и у меня все перевернулось с ног на голову. И слишком быстро я пожалел, что он этого не сделал. Прежде чем я успел догнать его, он приблизил губы к моему уху, и я представил, как беру его лицо в свои ладони, поворачиваю его к себе и... - Гарри, - выдохнул он, и я прерывисто вздохнул. У меня закружилась голова, а суставы странно и болезненно заныли, когда он произнес мое имя. - Я хочу, чтобы ты думал обо мне. Я хочу, чтобы ты подумал о том, как сильно я хочу тебя, как часто я думаю о твоих губах. Все, что я мог бы с ними сделать. И я никогда и ни за что не хотел бы, чтобы ты думал, что это просто случайное преувеличение, когда ты можешь свободно выбирать, как поступать, когда тебе это больше нравится. Все, что я мог бы с ними сделать. Эти слова отдавались в моих костях, от макушки до пальцев ног. И я чуть не упал в обморок прямо там. А потом он ушел. Мне вдруг стало холодно, когда он отошел от меня, но я не смог даже пошевелиться. Не мог дышать. Несколько мгновений спустя я услышал звук захлопывающейся книги, шуршание пергамента и удаляющиеся шаги. А я все еще был прикован к гребаной полке, к которой он меня прижал. Блять, что, черт возьми, я только что натворил?

---

Я оттолкнул его, настаивал я на своем, поднимаясь по ступенькам к общежитию для мальчиков. Мерзавец сам напросился, теперь нет смысла сожалеть об этом! Чувство вины сдавило мне грудь, когда я плечом открыл дверь и захлопнул ее за собой. Секунду спустя я растянулся на своей кровати. Его запах давно выветрился, но это не имело значения. Вообще ничего из этого не имело значения. Мне хотелось плакать. Я почувствовал знакомое стеснение в горле и дрожь в животе, которые говорили мне, что мне нужно это сделать. Но помимо этого… Черт бы меня побрал, я был так близко к этому. Ощущение его учащенного пульса под моими губами вызывало у меня в голове всевозможные грязные образы, пока я горевал о потере его доверия. Он натурал, ты абсолютный гребаный идиот! Даже когда я ругал себя, часть меня сопротивлялась. Так ли это? Было ли это вызвано гриффиндорским чувством справедливости или нет, но он… Позволил мне прикоснуться к нему. Он почти позволил мне поцеловать его. В тот момент я не сомневался, что он позволил бы мне, но, оглядываясь назад, я понимаю, что это мог быть просто шок. Не то чтобы я позволил бы нашему первому поцелую случиться подобным образом, но воспоминание о его дыхании, его запахе, его тепле… Господи, блядь, сучье дерьмо, у меня снова встал. Несмотря на всепоглощающее чувство вины и раздражения, которое я испытывал, мое тело уже реагировало на него. У меня уже так было в библиотеке, но поспешное ворошение в общение немного попустило мой настрой, но теперь, когда я был в одиночестве в своей постели... В той же постели, в которой он уже был однажды. Черт возьми. У меня вырвался жалобный стон, когда я запустил руку под пояс брюк. Даже не потрудившись снять с себя хоть что-нибудь из одежды, я начал гладить свой вставший и налившийся кровью член. Боже, если бы только он был геем. Я бы заставил его ползать на четвереньках и рыдать о том, как он хочет мой член, чтобы он выдыхал мое имя, когда я заполнял его нутро... - ЧЕРТ! Я кончаю все быстрее и быстрее, не так ли? Я снова застонал в подушку, когда в мою сложенную ладонь выплеснулась струя горячей белесой спермы. Все это должно прекратиться.