Нас двое

У Маришки прокуренные губы и бушлат с чужого плеча. — Мне идёт фуражка? — спрашивает кокетливо. Вертится, как на модном показе, шутливо отдаёт честь под козырёк (будто всё ещё есть, что отдавать). Козлов усмехается, зажав в зубах сигарету, разглядывает длинные голые ноги с острыми коленками. На левой икре еле заметный след от бритвы, а под бушлатом нет ничего — бельё валяется где-то в неопрятной куче одежды возле кровати. Маришка не стесняется. С чего бы? Её любовников всегда всё устраивало, а ей самой до пизды (почти всё в этой жизни). Даже нулевой размер груди никогда не казался проблемой. Нет и нет — чё бубнить-то. Зато ноги у неё — ого-го. Только ленивый не пророчил Маришке карьеру модели («с такими-то ногами!»), но она никогда не рассматривала этот вариант. Душа лежала к бумагомарательству, пусть наличие её у Кольцовой многими и ставилось под сомнение. Маришка в ответ на подобные заявления только скалилась — взглядов она придерживалась материалистических, так что патетические заявления женщин в возрасте и обделённых ухажёров её только смешили. Конечно, нет души. Ни у меня, ни у вас, ни у кого нет — такие дела. Зато есть деньги и секс — разве нужно для счастья что-то ещё? С деньгами в сфере журналистики было не очень, поэтому иногда Маришка нет-нет да обдумывала вариант уйти в вебкам или стать чьей-нибудь содержанкой, а статьи клепать для удовольствия, в личном блоге. Но даже у неё была черта, за которую не хотелось переступать. Всё-таки, когда начинаешь зарабатывать телом, оно превращается в товар и перестаёт быть только твоей собственностью, а Маришка была слишком свободолюбивая для такого. Или ей только казалось. Она забирается обратно в кровать и усаживается Козлову на бёдра. Выхватывает сигарету из его губ, затягивается и картинно выдыхает дым в потолок, призывно обнажая длинную шею. Козлов кладёт ладонь ей на горло, но не сжимает. — Бесстыжая, — говорит, возвращая незаконно приватизированную сигарету назад. Маришка смеётся и водружает фуражку ему на голову. Бушлат тяжёлый, как доспех, и жаркий, как медвежья шкура. Он давит на плечи, и Маришка льнёт к Козлову грудью, касаясь губами колючего подбородка. — Ну что, ещё один заезд, тарищ капитан? Козлов тушит сигарету в импровизированной пепельнице и гладит её по бедру, как норовистую лошадку. — Ты забываешь, что мне давно уже не двадцать. — И даже не тридцать, — ухмыляется Марина и съезжает ниже, устраиваясь у него между ног. — Не переживайте, тарищ капитан. Скорая помощь уже в пути. Она оставляет игривый поцелуй на выпирающей тазовой косточке и обхватывает пальцами его пока ещё мягкий член, другой рукой начиная ласкать мошонку. — Кажется, Козлов-младший рад снова меня видеть. Да, дорогой? — Кольцова… — Ш-ш-ш, не мешай нам общаться. Я чувствую, он что-то хочет сказать мне в ладошку. Козлов тяжело вздыхает и запускает руку в Маришкины кудри. У Маришки горячий рот и бесстыжий взгляд — она смотрит на него из-под ресниц и, даже отсасывая, умудряется мучить его своей невербальной болтовнёй. Опытным путём было установлено, что в этой вселенной нет ничего, что могло бы остановить хаотичный поток её мыслей, а с ним и трёп. — Я слишком живая, чтобы молчать, — не уставала повторять ему Маришка, а Козлов усмехался в усы, но не спорил. Желание кого-то переубеждать сгинуло в болотах вместе с ним много лет назад.