in another universe?

Тишина. Она стояла в комнате плотным, тяжёлым слоем, давя на виски, заполняя каждую трещину сознания. Сынмин лежал на кровати, не двигаясь, не моргая, будто застывшая фигура на выцветшем полотне. Свет из окна падал тусклыми полосами на бледное лицо, рисуя на нём тени — или, может быть, это были остатки тех эмоций, которые он ещё час назад пытался задавить в себе. Голова пульсировала от переполненных мыслей. Они не были цельными, связанными или логичными — больше походили на обрывки фраз, колючие слова, резкие уколы воспоминаний. Последний разговор с отцом эхом отдавался внутри, звуча холодными, отточенными как лезвия, фразами. Эти слова он уже слышал тысячу раз, но их боль не притуплялась. Она, напротив, углублялась, как рана, которую каждый раз вскрывают заново. Сынмин закрыл глаза, но это не принесло облегчения. Темнота лишь усилила тяжесть его состояния, позволяя воображению дорисовать те детали, которые его разум старался избегать. Почему он всегда слушает это? Почему не может просто повесить трубку? Почему позволяет, чтобы эти слова разрушали его изнутри, будто ядовитый газ, медленно заполняющий лёгкие? Его грудь тяжело поднималась и опускалась, как будто воздух стал густым, вязким. Хотелось закричать, разорвать эту тишину на части, но голос застрял в горле. Хотелось плакать, позволить всем эмоциям вырваться наружу, но глаза оставались сухими, словно все слёзы уже давно иссякли. Вместо этого его тело цепенело, мышцы напрягались, и он ощущал себя словно в капкане собственного бессилия. На краю сознания билась мысль: «Я заслужил это». Она звучала тихо, почти шепотом, но от её постоянного присутствия хотелось сбежать. Сынмин старался отбросить её, уговаривал себя, что это неправда, но разум подкидывал ему доказательства из прошлого. Он прокручивал их снова и снова, словно сломанную пластинку. Ошибки, срывы, провалы. Каждая мелочь, каждый неправильный шаг становился новым аргументом, поддерживающим этот внутренний обвинительный приговор. Боль не была острой — скорее тупой, постоянной, разливающейся по всему телу, будто яд, впитавшийся в кровь. Она не кричала, не требовала немедленного выхода. Она просто была, как незваный гость, поселившийся внутри, прочно, надолго. Его руки бессильно лежали на простынях, пальцы слегка подрагивали, будто пытались ухватиться за что-то невидимое. Мысли хаотично метались в голове, как разбитые корабли, выброшенные на берег. Он устал от этого. Устал от себя, от своих эмоций, от того, как больно жить в своей собственной коже. Прошло ли несколько минут или часов — он не знал. Время потеряло смысл. Было только ощущение, что он застрял. В этой комнате. В этом состоянии. В самом себе. Но где-то глубоко внутри, под тяжестью пустоты и боли, теплилась крохотная искорка надежды. Она не сулила спасения, не обещала, что станет легче, но она была. Маленький, почти незаметный огонёк, который не позволял ему полностью погрузиться в темноту. Едва ощутимое напоминание о том, что даже в самой плотной тьме остаётся место для света. Сынмин лежал ещё несколько минут, глядя в потолок, будто ожидая, что что-то изменится само собой. Но ничего не происходило. Комната оставалась такой же пустой, воздух таким же густым, а мысли — невыносимо громкими. Он с трудом заставил себя подняться. Лежать дальше означало погружаться в это состояние ещё глубже, а где-то внутри теплилась слабая надежда, что движение, пусть и механическое, сможет хоть ненадолго разорвать этот замкнутый круг. Он встал с кровати, чувствуя тяжесть в теле. Это было похоже на попытку выбраться из вязкого болота, где каждый шаг требовал огромных усилий. Сынмин провёл рукой по лицу, потом опёрся о спинку стула, стоящего у окна, чтобы удержать равновесие. Тишина в комнате больше не казалась утешительной. Она давила, звенела в ушах и будто подчеркивала его одиночество. Он решил, что нужно выйти. Прогулка, свежий воздух — это могло помочь. Или, по крайней мере, дать ощущение, что он пытается что-то сделать, чтобы справиться. Пусть даже наполовину бессознательно, но это решение давало хоть какую-то иллюзию контроля. Сынмин быстро собрался. В этом не было ни аккуратности, ни продуманности — скорее автоматизм. Он натянул тёмные джинсы, толстовку, которая давно потеряла вид, но была невероятно удобной, и спортивные кроссовки. Всё это время его мысли продолжали гудеть, как поломанный мотор, заполняя голову шумом. Одеваясь, он подумал о том, чтобы зайти в магазин и купить продуктов. Идея показалась ему странной, почти бессмысленной. Он всё равно практически не ел. Каждый поход в продуктовый превращался в внутреннюю борьбу. Он не любил встречаться с самим собой в таких местах: ряды с едой будто нарочно напоминали о том, чего он избегает. Еда не приносила радости, не вызывала аппетита. Наоборот, любое упоминание о ней вызывало стыд и отвращение, корни которых уходили далеко в прошлое. Но сейчас Сынмин решил, что это нужно сделать хотя бы ради того, чтобы заполнить время. В коридоре он накинул куртку, сунул в уши наушники и включил музыку на полную громкость. Пусть звуки хоть немного заглушат шум в голове. Захлопнув за собой дверь квартиры-студии, он спустился по лестнице. Гулкое эхо его шагов отдавало чем-то пугающим, но он не придал этому значения. Улица встретила его прохладой, от которой по коже тут же пробежали мурашки. Сынмин глубоко вдохнул, стараясь почувствовать свежесть воздуха. Он медленно пошёл вперёд, не задавая себе точного маршрута. Казалось, прогулка поможет очистить разум, но мысли, напротив, только усилились. Музыка в наушниках была громкой, ритмичной, но она словно не достигала его. Мелодия пробивалась сквозь шум в голове, но тонула в нём. Сынмин не слышал ни слов, ни мелодии. Только гул собственных мыслей. Они, как злые духи, вырывались из глубин подсознания и набрасывались на него с новой силой. Воспоминания о последнем разговоре с отцом всплывали снова и снова. Слова, сказанные так холодно, так отстранённо, словно он был для него чем-то ненужным, лишним. И Сынмин снова ловил себя на том, что винит во всём только себя. «Если бы я был другим… Если бы я был лучше, сильнее, успешнее…» — эти фразы крутились в голове, как заезженная пластинка, которую он давно хотел разбить, но не мог. Он свернул на узкую улицу, где почти не было людей. Асфальт под ногами был мокрым после недавнего дождя, воздух пах сыростью. Холод пробирался под одежду, но Сынмин не обращал внимания. Он шёл быстрее, будто пытался убежать от собственных мыслей, но они шли за ним по пятам, тесно обвивая сознание. Дорога до магазина была недолгой, но ему показалась вечностью. Он чувствовал, как с каждым шагом внутри всё больше разгорается какая-то смесь злости, грусти и полного опустошения. Казалось, что все вокруг смотрят на него, даже если улица была почти пустой. Витрины магазинов отражали его фигуру, напоминая, кто он. Подойдя к двери супермаркета, Сынмин замер. Автоматические двери открывались и закрывались перед другими посетителями, а он смотрел на них, словно пытаясь найти в этом движении какой-то знак, какое-то объяснение. Несколько секунд он просто стоял, чувствуя, как холодный ветер с улицы сталкивается с тёплым воздухом магазина. «Зачем я здесь?» — этот вопрос вновь и вновь всплывал в голове, пока он, наконец, не заставил себя переступить порог. Внутри было светло, слишком светло. Белые лампы, отражавшиеся от гладкого пола, больно резали глаза. Шум разговоров, музыка из динамиков, звуки сканеров на кассах — всё это смешалось в один оглушающий фон. Сынмин взял корзинку, его пальцы крепко сжали пластиковую ручку. Он прошёл вдоль полок, бездумно оглядывая продукты. Взгляд цеплялся за упаковки, ценники, но сознание было слишком затуманено, чтобы воспринимать что-либо. Шаг за шагом, ряд за рядом, корзина оставалась пустой. Каждый раз, когда он думал протянуть руку и что-то взять, в голове всплывали слова из прошлого, как напоминание о том, что еда — не удовольствие, а враг. «Ты не можешь нормально есть. Ты только делаешь всё хуже». Голоса были настолько громкими, что их невозможно было заглушить ни музыкой, ни окружающим шумом. Сынмин остановился перед холодильником с напитками, глядя на отражение своего лица в стеклянной поверхности. Ему показалось, что он видит там кого-то другого, чужого. Эта мысль кольнула так больно, что он едва удержался от того, чтобы бросить корзинку прямо здесь. Наконец, он просто поставил её на место и вышел из магазина. Холодный воздух ударил в лицо, как пощёчина. На несколько секунд он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на дыхании. Глубокий вдох. Медленный выдох. Но ощущения облегчения не наступало. Он пошёл дальше, без определённого направления, просто куда глаза глядят. Шаги эхом отдавались в пустых переулках. Луна, спрятавшаяся за тонкими облаками, освещала дорогу едва заметным светом. Сынмин вцепился в наушники, увеличивая громкость до предела, но музыка всё равно не доходила до него. Мысли продолжали давить, усиливая своё присутствие. Он чувствовал себя маленькой точкой в огромном, холодном мире. Будто он идёт, но не двигается. Будто всё вокруг движется, а он застрял на месте. И всё же он продолжал идти, даже не зная, зачем. Сынмин шёл вперёд, не зная, куда его ведут ноги. Он уже давно перестал задумываться о маршруте — достаточно было того, что он мог найти дорогу обратно. Эти улицы он знал хорошо, и в каком бы состоянии ни находился, возвращение домой всегда было делом привычным. Слабый ветер трепал его волосы, холод пронизывал насквозь, но он этого почти не замечал. В голове продолжали крутиться хаотичные мысли, обрывки воспоминаний и чувств. Тусклые фонари освещали дорогу, их свет отражался на мокром асфальте, придавая всему какой-то мрачный оттенок. Через какое-то время он оказался возле детской площадки. Её силуэт возник перед ним внезапно, будто сама судьба вывела его сюда. В другое время он, возможно, прошёл бы мимо, даже не обратив внимания. Но сейчас что-то заставило его замедлить шаг и повернуть голову. Площадка была почти пустой. В эту погоду люди предпочитали сидеть дома, спасаясь от холода. Единственным исключением был парень, сидящий на качелях. Сынмин остановился. Его взгляд, казалось, сам собой зацепился за эту фигуру. Незнакомец был совершенно обычным на вид: легкая куртка, тёмные джинсы, наушники на ушах, телефон в руках. Голова парня была опущена, он лениво болтал ногами, словно время и окружающий мир его не волновали. Но что-то в нём притягивало. Сынмин смотрел на него, как зачарованный. Это было странное, необъяснимое ощущение — будто от парня исходила какая-то светлая, теплая энергия, которая распространялась на всё вокруг. Она напоминала огонёк свечи в холодной комнате. Он не мог оторвать взгляд. Ещё несколько секунд, и Сынмин вдруг понял, что его ноги сами начали двигаться. Он уже осознанно подошёл к качелям, не отводя глаз от незнакомца. Почему он это делает? Сынмин не знал. Но где-то глубоко внутри теплилась мысль: это правильно. Это нужно. Не сказав ни слова, он сел на соседнюю качелю. Первые несколько мгновений он не двигался, просто смотрел перед собой. Ветер слегка раскачивал качели, скрип цепей эхом раздавался в тишине. Парень, сидящий рядом, мельком взглянул на него, но тут же вернулся к своему телефону, как будто Сынмин был просто частью пейзажа. Сынмин тоже молчал. Ему не хватало смелости. Не хватало слов. Он сидел, глядя в землю, и чувствовал, как сердце стучит где-то в горле. Это странное чувство — желание познакомиться, заговорить — было ему почти чуждо. Обычно он избегал новых людей, общения, да и самих мыслей об этом. Его круг общения был крошечным, едва живым. Всего несколько человек, и даже с ними он почти не разговаривал. Жизнь научила его держать дистанцию, не открываться, не пускать никого внутрь. Это было безопаснее. Но этот незнакомец… Этот парень был другим. Словно невидимые нити притягивали его к этому человеку, заставляя преодолеть страх и внутренние барьеры. Сынмин поймал себя на мысли, что хочет узнать его имя. Хоть что-то. Он снова посмотрел на парня. Тот продолжал смотреть в телефон, иногда слегка раскачиваясь на качеле. Сынмин отметил, как естественно он выглядит — как будто этот момент принадлежал только ему, как будто он просто жил здесь и сейчас, не замечая ничего вокруг. Вдохнув глубже, Сынмин заставил себя заговорить. — Эм… Привет. Парень поднял голову, удивлённо посмотрел на него, но тут же улыбнулся. Его улыбка была тёплой, искренней, и на мгновение Сынмину показалось, что весь холод ушёл. — Привет, — ответил он, убирая наушники. Сынмин почувствовал, как волнение внутри достигло предела. Он старался выглядеть спокойно, но мысли путались, и подобрать правильные слова оказалось сложнее, чем он думал. — Извини, если помешал, — добавил он, натянув на лицо свою привычную маску радости. Маска. Она была неотъемлемой частью его жизни. Сынмин давно привык прятать свои истинные чувства за улыбкой. На публике он всегда выглядел весёлым, позитивным, даже если внутри всё было разрушено. Эту маску он носил так долго, что иногда сам верил в неё. Даже сейчас, сидя на качеле и говоря с незнакомцем, он улыбался. Эта маска скрывала, каким он был на самом деле — сломанным, уставшим, наполненным болью. — Всё нормально, — парень легко пожал плечами, — Я просто зависаю здесь. Его голос был таким же тёплым, как улыбка. Простым, без напряжения, будто они уже давно знакомы. — Это… твоё место? — Сынмин сам не понял, почему задал именно этот вопрос. — Наверное, — усмехнулся незнакомец, — Я часто сюда прихожу. Здесь спокойно, и никто не мешает. Сынмин кивнул, продолжая улыбаться. Внутри него всё дрожало — от волнения, от страха, от мысли, что этот парень может увидеть то, что он так старательно скрывает. Но маска держалась, как и всегда. — А ты что здесь делаешь? — Просто гулял, — сказал Сынмин, поднимая взгляд. Улыбка не сходила с его лица, — Решил присесть. Парень снова улыбнулся, но на этот раз как-то по-другому — с лёгким любопытством. — Ты выглядишь так, будто хотел что-то сказать, но не решаешься, — заметил он. Сынмин замер. Его мысли, чувства, страхи — всё смешалось в один хаос. Но в этом хаосе была и маленькая искорка надежды. — Просто… Мне показалось, что ты… классный, — выдохнул он, наконец, чувствуя, как его щёки заливает румянец. Парень рассмеялся — не громко, не обидно, а весело, с каким-то неподдельным удовольствием. — Спасибо, — сказал он, протягивая руку, — Меня зовут Чонин. Сынмин посмотрел на его протянутую руку, затем медленно пожал её, ощущая тепло чужой ладони. — Сынмин, — ответил он. Он продолжал улыбаться. Внешне всё выглядело идеально — тёплая беседа, лёгкий смех. Но внутри Сынмин чувствовал, как его маска трещит. Это знакомство казалось ему чем-то важным, чем-то настоящим. И он надеялся, что сможет удержать эту хрупкую нить, даже если для этого придётся продолжать прятать свою боль.