I know how much it matters to you

– Сону, ты не знаешь, где Сонхун? Я с утра ещё выглядываю его, но так и не увидел, – спрашивает Рики, опираясь спиной о бетонную стену, ограждающую его от края школьной крыши и прячущую от палящего солнца. – А сейчас он даже на наше место не пришёл, значит, чёт случилось. Может, ты в курсе? – Без понятия, – постарался равнодушно ответить Сону, пожав плечами, хотя у самого сердце заколотилось, как будто он прыгнул из самолета без парашюта. А вдруг действительно что-то случилось?Вдруг он не помирится с Хуном, а с тем что-нибудь случится, и чувство вины будет преследовать до конца? Сону же знает, что это очень вероятно. Да и самому ужасно стыдно, что он до сих пор не может найти в себе силы и позвать Пака, чтобы всё обсудить. – Мне он ничего не говорил. – Он в больнице, – ответил вместо Кима Джеюн, заставив первого беспокоиться в три раза сильнее. – Он что, реально никому не сказал? – Он же у нас загадочный, видимо, опять страдает в одиночестве, только с проверенным братком и делится, – бурчит Нишимура, дуя губы и закатывая глаза. – А остальные пошли нахер, мы же не друзья. – Может, он просто не хотел вас беспокоить лишний раз?.. – пытается сгладить углы Шим, но, кажется, Сону очень уж обеспокоен новостью о местонахождении своего парня, чтобы слушать эти глупости прямо сейчас. – Так почему он в больнице? Опять что-то случилось? – нервозность в голосе отчетливо слышна. Нужно было видеть удивлённый взгляд Рики, который он бросил на Кима, который перебил чужой диалог, кажется, впервые за все время. – Нет, всё в порядке с этим. Он сказал, что идёт на плановый осмотр. Надеется, что ему снимут повязку с руки и скажут, что дальше делать. Остального не знаю, он мне пока не писал – может, еще не освободился? – Ну, главное, что новых травм нет, и на том спасибо, – вздыхает Нишимура, задумчиво смотря перед собой и будто бы теряясь в своих мыслях. – И всё же, он реально нам не доверяет? Почему он рассказывает это только тебе, Джеюн? Сону, вот ты знал, где он? И Ким молчит, тупо глядя парню в глаза. В этом разговоре он вообще чувствовал себя ужасно некомфортно, а после этого вопроса стало совсем тошно. Хисын и Чонвон даже помочь не могли: оба сидели в телефонах, видимо, переписываясь в чате старост по поводу этого сраного фестиваля. У Сону он уже поперек горла стоит, хотя эта ерунда даже не началась. Не дай бог его участвовать в этом заставят. И всё же, страх того, что их с Хуном ссора из-за ерунды всплывёт наружу, вовсе не помогал успокоить нервы. Он даже не знал, что ответить парню, смотрящему ему в глаза так пристально, будто сейчас начнет тормошить Кима из стороны в сторону, только бы добиться ответа. – Я... Нет, не знал. Он вообще ничего не говорил мне в последнее время, – всё же сдаётся он, опуская глаза. – Вот, о чем я и говорил, – всплеснул руками Рики, обернувшись на Джейка. – У меня такое чувство, что он никому не доверяет, кроме тебя, это так странно. Мы же не сделали ничего такого, чтобы настолько не доверять всей компании, чтобы даже о своем состоянии не рассказывать. Вон, они с Сону там сюсюкались до недавнего времени, а он ему даже не рассказывает, что идет в больницу. Разве не странно? – Рики, он просто не привык всё афишировать, – вздыхает Шим, качая головой и снова пытаясь исправить ситуацию. – Это не ваша вина, просто Сонхун правда никогда ничем личным не делился, даже мне он многое не рассказывает, если я не начну спрашивать, – от этих слов Сону хочется искренне рассмеяться. И правда, ведь об их отношения ещё никто не знает, стоит отдать должное. – Он еще не привык к тому, что нас внезапно стало так много, вот и всё. Не обижайся на него, он реально пытается. – Да не обижаюсь я, – вздыхает он, склонив голову, – просто неприятно, когда кто-то знает такие подробности, а остальные – нет. Но это его право, я понимаю... Эти рассуждения сводили Сону с ума. Он тоже не мог принять того, что не был в курсе состояния здоровья настолько близкого для него человека. Хоть и знал, что сам в этом виноват, всё равно мучился. Ему надоело таить какие-то обиды и хранить в себе недосказанности. Так хочется просто обняться с Сонхуном, сказать, что всё хорошо, и лежать так часами, даже не шевелясь. Пак бы снова притащил свои конфеты, и они могли бы даже поцеловаться, но... К черту. Бессмысленные фантазии сейчас только бьют под дых, отчего становится в три раза тяжелее. Невозможно сидеть вот так и мучить себя этими мыслями. Сону неожиданно для всех остальных вскакивает с места и торопливым шагом идёт к выходу с крыши. Всё равно Чонвон занят своими делами, беспокоить его не имеет смысла. Лучше просто уйти. – Сону, ты чего? – растерянно хлопает глазами Рики, провожая парня взглядом и заставляя двоих старост оторвать голову от телефона. – Куда ты? Это из-за того, что я про Сонхуна начал? Прости, я не хотел тебя задать. – Сону, подожди, – вскакивает вслед за ним отложивший наконец телефон Ян, спотыкаясь об свои ноги по пути к другу. – Всё нормально? – Всё отлично, просто я пойду. Сегодня слишком жарко даже на улице. Пойду внутрь, там хотя бы кондиционер работает, – врёт и не краснеет он, вздыхая. Сону даже не оборачивается на Чонвона, просто равнодушно и чересчур быстро открывает дверь и скрывается в темноте лестничной клетки уже через секунду. Никто даже не успевает глазом моргнуть. На секунду виснет тишина, и только Джеюн решается ее прервать. – Его задело. Сто процентов, – вздыхает он, подперев рукой голову и поставив локоть на свои согнутые ноги. – А что было-то?.. Я не слушал, о чем вы говорили, – честно признается Чонвон, усаживаясь обратно и, видимо, принимая то, что ему уже не светит догнать друга. Да и смысла нет. – Да... – отмахивается на секунду Шим. – Думаешь, на что еще он мог так отреагировать? О Сонхуне речь зашла, вот и... – он обводит раскрытой ладонью всех сидящих, после чего указывает на дверь, без слов обозначая всё произошедшее. – У них опять какие-то недомолвки. Изведут так друг друга. – Я с этим фестивалем совсем замотался, ни черта не успеваю, даже с Сону поговорить времени нет, – расстроенно хнычет Ян. – Наверное, я херовый друг, да? У него проблемы, а я какой-то школой занят... Бля, еще и это сраное голосование за участие в фестивале проводить сегодня, – он устало роняет голову в ладони и агрессивно трет лицо, будто это поможет ему взбодриться. – Проще уж лотереей определить. Опять же попиздятся все на ровном месте... – Держись, бедолага, – хлопает его по плечу Нишимура, стараясь поддержать. – Да и это... Нормальный ты друг. Просто перегрузил себя, не можешь же разорваться. Нужно и отдыхать, кстати, если ты вдруг забыл. Хисын-хёна тоже касается, если что, – резко оборачивается он на парня, от неожиданности своего упоминания даже вздрогнувшего. – Вы совсем сдурели оба? Даже на обед в тот раз не пришли, ну алло! Добьёте же себя. От вас скоро одна оболочка останется, братва, ну нельзя так. – Это скоро закончится. Как только пройдёт фестиваль, – мечтательно произносит Хи, вздыхая. – Кажется, отмечать это событие придется прямо во время фестиваля, не иначе. Может, курочку закажем? К школе же привезут? – тут же проявляет инициативу Джеюн, оглядывая всех пытливым взглядом. – Было бы неплохо. Из минусов: мне лень это организовывать, – признается Чонвон. – Я возьму на себя организацию, ладно? После того, как все отыграем и пройдем свои конкурсы, можно будет и поесть, я об этом позабочусь. Все согласны? В ответ каждый поочередно кивает, обдумав эту идею. Ну конечно, кто вообще будет против еды? Тем более после таких сложных дней, тяжелых эстафет и конкурсов. А Джеюн просто рад, что может быть полезен, ведь из-за этого предложения Хисын наконец улыбнулся, отвлёкшись от проблем. А это самое главное.

•••

Сону выискивал взглядом Пака всё время, когда выходил из кабинета и гулял по коридору. Если честно, он, наверное, готов был уже сойти с ума из-за того, что Сонхун не может прямо сейчас подбежать к нему и рассказать всё, что так волнует разум. Из-за беспокойств Ким прошёлся мимо чужого кабинета раза три, прежде чем увидел, как к нему шагает до боли знакомая блондинистая фигура, а с недавних пор ещё и поникшая. Он даже глаз от пола не отрывал. Сону просто не мог с этим смириться, и потому решил, что сейчас самый лучший момент, чтобы подойти и исправить всё, что не даёт покоя. – Пак Сонхун, – достаточно строго произносит Ким, внезапно возникая перед парнем, отчего тот, не ожидая этого, даже отшатывается на шаг назад, и только тогда поднимает взгляд. – Ты был в больнице? – начало бесцеремонное, но по-другому он сейчас не может. А как еще начинать диалог после этого затяжного молчания? – Вау, ты решил снова начать говорить, – не удерживается он от язвления в своей речи, хоть и говорит это максимально тихо, чтобы Ким не расслышал. – Откуда ты знаешь? – с каплей надежды в океане тревожных глаз произносит Пак, сдвинув брови к переносице, видимо, уже по привычке. – Догадайся. Ты же не рассказываешь ничего, – вздыхает Ким, хоть и прекрасно знает, что сам в этом виноват. Однако он все равно тревожно осматривает каждый сантиметр сонхуновой кожи на предмет наличия новых повязок или пластырей или, в лучшем случае, отсутствие старых. И, к счастью, замечает, что на руке, спрятанной в карман, больше нет того громоздкого бандажа, который держал пальцы. – Тебе сняли повязку с руки? Слава богу... – Угу, – всё ещё сдержанно отвечает Пак, боясь сделать что-то не то, но всё равно вытаскивает из кармана брюк руку, крутя ей в воздухе. А Сону лишний раз показывать и не нужно: он и с первого рассмотрит. Потому хватает чужую ладонь в руки и прожигает взглядом уже почти здоровые пальцы, теперь скреплённые только синими тейпами, похожими на те, что обычно можно увидеть на волейболистах, вечно травмирующих руки. – Теперь с этой ерундой недельку походить сказали. – Это хорошо, – на пухлых губах начинает виднеться улыбка, и у Хуна, кажется, даже сердцебиение выравнивается от этого вида. – А рёбра? Что сказали? – А... Давай... Не здесь, – с запинками и перебоями говорит он, окидывая взглядом две компании заинтересованных девчонок чуть поодаль от них, поглядывающих в эту сторону и о чем-то перешёптывающихся. Приходится выдернуть ладонь из чужих рук и спрятать её в карман, чтобы не вызывать лишних вопросов. – Я пойду. Скоро урок. – Стой, – удерживает его Ким, хотя Сонхун даже шагу сделать не успел. – Нам нужно поговорить. – Не здесь. И не сейчас. Тут шумно и слишком много глаз. Давай в другом месте, – старается произнести он так, чтобы не выдать собственного волнения. – Ладно, – говорит он это так, будто ему совсем уж плевать, однако сердце заходится сумасшедшим стуком. Неужели так плохо? Ему всё ещё больно? – Тогда пойдем после четвертого урока на улицу, во внутренний двор между корпусами. – А что, уже перестал бояться опоздать на урок? – язвит он снова, хмыкая. – Хорошо. Буду ждать тебя там. Если опоздаешь, я уйду. – Кто ещё опоздает? – фыркает Ким, закатив глаза, и разворачиваясь, чтобы обойти парня и вернуться к своему классу. – Главное, чтобы ты вообще явился. Увидимся.

•••

Ожидание длилось мучительно. Ким знал, что исход всё равно будет один: они помирятся – и всё. Однако не хотел переживать все эти отвратительные чувства, всю ту смесь вины, жалости и обиды, пока будут идти разъяснения отношений. Поэтому он просто всеми возможными силами старался забыть про то, что его ждёт, и спокойно общаться с Чонвоном, не даром же они учатся в одном классе. Не должно же возникнуть проблем, верно? Да, хотелось бы, чтобы это было так. Но как только Ким хотел поймать друга и поговорить с ним, он тут же испарялся из кабинета, словно специально бегал от него. Чертов фестиваль реально доведёт его. И речь не только о Чонвоне, но и о Сону, который остается без элементарной поддержки в такие морально тяжелые минуты. И вот, Ким в очередной раз выбегает из кабинета вслед за Чонвоном, и уже через пару шагов начинает замедляться, понимая, что друг сейчас чересчур занят. Даже если Сону догонит его, то поговорить не выйдет – Ян будет изводиться и подскакивать на месте, боясь опоздать туда, куда бежал. Поэтому Ким просто смирился. А что ещё оставалось делать? Он просто медленно прошел по пятам парнишки, который только что фактически проскочил сквозь толпу народа по этой же траектории, и в итоге незамысловатый путь привёл к учительской. Даже не удивительно. Все старосты в последнее время торчат в этом злосчастном кабинете. А что Сону остаётся? Он просто разочарованно вздыхает и падает на скамью у учительской, тяжело вздыхая и откидывая голову назад. Сил больше нет. Черт бы побрал этого Пак Сонхуна, заставившего нервничать всё это время, и этот сраный фестиваль, отнявший последнюю надежду на поддержку от Яна. Ощущения такие, будто Сону специально закидывают в самые странные и неприятные ситуации, будто кому-то свыше просто нравится смотреть на то, как он мучается. Иного объяснения всему этому он найти не может. Почему-то он даже не замечает, как коридор постепенно пустеет, а место рядом с ним кто-то занимает. Выходит открыть глаза только когда на него пристально смотрят, но взгляд этот почему-то кажется знакомым. И, повернувшись, Ким понимает, откуда было это ощущение. Рядом оказался Джеюн, точно так же поникший и натянуто улыбнувшийся. – Хисына ждёшь? – Сону озвучивает возникший вопрос моментально. – А ты Чонвона? – кивает Шим в ответ и сам задаётся вопросом. Ким тоже положительно машет головой. Между ними виснет тишина. Кажется, скоро звонок, раз все разошлись по классам. Но обоим счетам за наплевать. Ужасно не хочется возвращаться к нудным лекциям, хоть и промежуточные уже на носу. Спустя некоторое время молчания, Джеюн всё же начинает разговор. – Фестиваль меня доканает. Я хочу видеться с Хисыном чаще, чем полминуты на переменах, но, кажется, это невозможно. Издевательство какое-то. – Угу, – мычит Ким в ответ. – Я весь день не могу с Чонвоном поговорить. Я уже ненавижу эту авантюру с фестивалем всей душой. – На старост такая сумасшедшая нагрузка, будто это они решили начать всё это! Если Хисын опять начнет мучиться с этими перегрузками, я всем там припомню. – Ты сильно переживаешь за него, – качает головой Сону, будто подтверждая только что сказанные слова. Молчание снова виснет ненадолго, но всё же прерывается. – Можно я спрошу кое-что? – после недоуменно согласного кивка Ким продолжает, но уже значительно тише, чем до этого. – Вы встречаетесь? – Эй, заставляешь меня сдать своего парня? – наверное, ему казалось, что это звучит очень круто. Но Сону едва сдержал смех, и только тогда Шим понял, что ляпнул. – Боже... Сделай вид, что этого не было. Хисын не хочет, чтобы кто-то знал, и я уважаю его выбор. – Я понял, – хмыкает Сону, кивая. – Просто ты немного не умеешь держать язык за зубами. – До этого у меня получалось. – Хорошо-хорошо, – часто машет головой он, снова держа улыбку. – Но у меня вопрос, как... Ну, к знающему, можно сказать. – Я полный профан, до этого у меня не было отношений, – сразу предостерегает Джейк, но второго это, кажется, не останавливает. – Но если прям надо, то спрашивай. – Как вы... Как вы умудряетесь не ссориться? Типа, тебе никогда не хочется высказать всё? Не хочется там... Спрятаться куда-то от какого-то странного чувства? Как будто бы всё, что происходит, не по-настоящему, и совсем не с тобой. И вы типа... Не скрываете ничего друг от друга? – Ну... Не скрываем, но неожиданности есть, я знаю. И не могу ничего сделать, потому что не хочу давить. Если хочется высказаться, я говорю, и он понимает. А так, особых случаев для ругани вообще не подворачивалось. Это у вас с Сонхуном там что не день, то пиздень. – У каких "нас"? Это, если что, я не для себя... – Как скажешь. Передай другу, что нужно научиться доверять, причем обоим. Без этого никак. Говорить как есть, и не мучить друг друга. Только так вы сможете прийти к пониманию. И если есть какой-то страх, типа: "а вдруг ему не понравится?" или "а вдруг он не поймет?" – он поймёт. Если он выбрал, он примет всё. И ему бы тоже объяснить это не помешало. – Я... Я передам. Другу. Спасибо за совет, – в искренней благодарности машет головой Ким, замирая после этого, чтобы всё обдумать. Наверное, пора бы уже начать доверять. Наверное, стоит забыть про всю эту дрянь, что творилась раньше, и просто... Как там говорят? Начать с чистого листа? Определенно стоит. Ровно через минуту его раздумий звенит звонок, и дверь учительской открывается. Чонвон с Хисыном выходят вместе, с одинаково расстроенными и вымученными лицами, и, если честно, после этого вида вопросов им задавать не хочется. Оба парня просто встают со своего места, понимающе переглядываются и направляются к друзьям, чтобы взять их под руку и увести к классу. Потому что есть ощущение, что от другого обращения эти двое просто развалятся по кирпичикам.

•••

Наконец-то роковая перемена. Сону рванул из класса почти сразу после звонка, чтобы успеть всё: успокоить сердце, которое уже почти проломило грудную клетку, выпить воды и умыться в попытках прийти в себя, и, наконец, дойти до назначенного места. Все пункты, кроме последнего, он выполнил достаточно быстро, и сильно об этом пожалел, когда стал спускаться по лестнице на первый этаж, чтобы выйти, потому что увидел Пак Сонхуна перед собой. Издевательство какое-то, он всем богам молился, чтобы им не пришлось трепать языками раньше времени. Но, в конце концов, этого делать даже не пришлось: Сонхун хоть и увидел парня, сам говорить не стал. Да и Сону тоже не горел желанием. Поэтому под палящим солнцем через весь школьный двор они шли в ужасно неловком молчании, от которого ком в горле стоял. Пока оба не свернули за главный корпус и не оказались в укромном месте между двух зданий, напряжение так и не сходило с лиц. И только когда Сону облокотился спиной на прохладную кирпичную стену, у него прорезался голос. Сонхун в это время, если честно, выглядел ужасно нервно и виновато, будто его сейчас начнут отчитывать. Даже не по себе как-то. – Ты можешь говорить, здесь никого нет. И урок уже начался, – спокойно говорит Ким, оглянувшись по сторонам. Исповедь не заставила себя долго ждать. Испустив судорожный вздох, Хун начал, будто читал скороговорку. – Сону, мне жаль. Мне правда очень жаль, я уебан. Мудак. Ублюдок, не знаю... – без задней мысли произносит он, кусая губу, чтобы подкатывающие к горлу слезы не мешали ему. – Сонхун, ты не должен оскорблять себя, я не для этого решался поговорить с тобой. Перестань, – прерывает он, нахмурившись и взглянув на парня с капелькой недовольства в глазах. – Прости, – Пак звучно глотает скопившуюся слюну, глубоко вздыхая, чтобы набраться сил и снова продолжить голосом, который не будет дрожать при каждом слове. А это дорогого стоило. – Я правда хотел объяснить всё ещё тогда, но решил, что это будет бесполезно, тебе же было плохо. – И поэтому оставил меня, – заканчивает за него Ким, кивая. – Я правда... Я правда жалею, Сону. Мне очень стыдно, что я оставил тебя одного в такой момент, прости. Я реально люблю тебя, и реально не хотел наговорить тебе лишнего тогда. Прости, пожалуйста. – Я понимаю, – кивает он снова, – но меня волнует ещё один вопрос. И ты знаешь, какой. – Про ту херню, – парень понимающе машет головой и поднимает взгляд вверх, чтобы перевести дух и сдержать слезы, уже мелькающие в глазах. Хорошо, что по голосу ещё не понятно, что он вот-вот разрыдается. – Я... Я видел другие видео, это правда. Всего два. И не по своей воле. Я правда предпочел бы их не видеть никогда, мне жаль. – Тогда зачем ты искал это сраное сообщество и смотрел? – Я не искал! – восклицает Пак, всплеснув руками и со всей силы сжав кулаки. Так, чтобы ногти оставили на ладонях красные полумесяцы. – Я попросил отца найти на Хёнсика как можно больше. И он нашёл это блядское... Хуйню эту, – слова путаются на языке от нервов, заставляя переживать ещё сильнее. – Он просто зашёл ко мне в комнату и показал это, я даже не знал, что на видео, клянусь. Ты думаешь, мне в кайф смотреть, как ты страдаешь? Сону, я люблю тебя, мне не плевать. Мне было почти физически больно это видеть, я выключил, как только в кадре показалось твое лицо. Неужели ты правда считаешь, что я мог специально искать эти видео, чтобы... Чтобы что вообще? Чтобы поиздеваться над собой? – Ничего я не думаю и не считаю, – делает он глубокий вдох. – Мне тогда было просто страшно, что ты слишком много узнал. Что перестанешь ко мне что-то испытывать после того, как увидишь это. Да я даже на заседании больше всего переживал за то, что подумаешь ты, когда увидишь меня в том состоянии. Мне казалось, что ты посчитаешь меня слабым и ни на что не способным. Жалким. – Да я... Сону, я бы никогда в жизни даже не задумался об этом. Мне очень жаль, слышишь? Я очень жалею, что дал тебе повод сомневаться в себе. Я очень люблю тебя и не хочу, чтобы ты мучился из-за того, что мне может что-то не понравиться в тебе. Я люблю тебя любым, слышишь? Мне всё равно: пусть ты будешь в самом ужасном, как ты думаешь, состоянии – я не поменяю своё мнение. Я... – он вдруг смолкает, снова подняв глаза вверх и начав часто моргать. Кажется, скоро сдерживаться просто не выйдет, потому что грудная клетка уже поднимается и опускается слишком быстро. – А... Это... Спасибо?– растерянно отвечает Ким. Ему никогда такого не говорили. Никогда не говорили так откровенно и честно, и потому он даже не знал, как правильно отреагировать: лишь хлопал глазами, о чём-то усердно размышляя. – Но, Сонхун, почему ты не сказал мне раньше? Что ты уже знаешь. Что это могут показать при всех. Почему? Я правда не понимаю. Тебе действительно было так сложно? Я думал, что умру там от стыда, пока буду смотреть всё это, неужели нельзя было сказать заранее? – Ты думаешь, я сам знал? – этот вопрос не требует ответа, и Сонхун продолжает достаточно быстро, судорожно втянув в себя воздух. Казалось, истерика уже подбиралась к нему медленными, но верными шагами. – Клянусь, Сону, я думал, что это останется только у учителя, что это не будут так открыто демонстрировать. Мне жаль, что я не додумался сказать тебе, правда, – это последняя капля. В конце предложения его голос уже стал откровенно дрожать, и это действительно финишная прямая. – Прости, я хотел как лучше, клянусь тебе. Слезы скопились в глазах, поблёскивая при солнечном свете, и уже через секунду прозрачные капли-бусины покатились по щекам. Кажется, у Сонхуна начали сдавать нервы. Потому что Сону никогда ещё не видел, чтобы он искренне плакал перед ним. Никогда ещё не понимал так отчётливо, что его парень не идеален. Что он не фарфоровая кукла, не актёр, вечно играющий спасателя, альтруиста и добродетеля. Он... Живой? Теперь это ясно совершенно точно. И эти слёзы искреннего сожаления и печали имели для Кима огромнейший вес. Это совсем не те, которые брызнули из сонхуновых глаз от боли ударов, нет, это абсолютно другое. В этих слезах другая боль. – Хотел как лучше, а получилось, как получилось, м? – зачем-то добивает Ким, смотря в чужое бледное лицо. Казалось, Сонхун сейчас рухнет. И он действительно рухнул. На колени. Без раздумий ноги подогнулись, и Пак упёрся коленями в землю, пачкая школьные брюки асфальтной крошкой и пылью. Он опускает голову и сжимает кулаки, собираясь с мыслями. – Сону, мне правда жаль, я клянусь тебе. Я готов просить у тебя прощения на коленях, я... Прости, умоляю, – тихо бормочет он, но Ким прекрасно слышит. Он настолько сильно растерян, что не может даже сдвинуться с места. Не может сделать ничего, кроме как протянуть ладони к чужому лицу и поднять его, чтобы взглянуть в заполненные слезами глаза, в которых плещутся стыд и сожаление. Ему очень не по себе. – Перестань, Сонхун, поднимись, – нервно произносит он, бегая руками от его лица к плечам и обратно. – Прости, мне правда жаль, я подорвал твоё доверие, – быстро моргает Пак, словно кот ластясь к чужим ладоням, сейчас обхватывающим его лицо. – Ты не должен унижаться передо мной, слышишь? – всё ещё паникующим голосом шепчет Ким, звучно глотая накопившуюся слюну. Он поглаживает ладонью щёку Хуна, смахнув очередную бусину, скатившуюся из уголка глаза, жутко похожего на щенячий в этот момент. – Встань, пожалуйста, я не могу видеть, как ты сейчас издеваешься над собой. И Сонхун действительно встаёт, шмыгнув носом и собравшись с мыслями. Он очень хочет, чтобы чужие крохотные ладошки продолжали утешать его, но всё равно гордо утирает слезы сам, снова подняв глаза к небу и часто заморгав. Чувство обиды на себя и стыда в нём всё ещё не прошло, хотелось продолжить рыдать, но нужно иметь хоть немного чувства собственного достоинства. – Так ты... Ты простишь меня, Сону? – произносит он, снова шмыгнув носом и впившись взглядом в парнишку перед собой. – Я не могу этого не сделать. Знаю, что ты не специально. Я вижу, что тебе тоже тяжело. Всё хорошо, Сонхун, не за что просить прощения. Я тоже виноват, – Ким осторожно кладет ладони на его плечи, осторожно сжав, и смотрит прямо в глаза. Сонхун, кажется, сейчас сойдёт с ума от этого зрелища. – Это я не рассказал тебе обо всём. Не говори так, будто где-то в этом есть и доля твоей вины. Ты вообще ничего не сделал, это я со своими психами... Прости, всё испортил, – качает головой он, снова с трудом сдерживаясь. – Замолчи уже, – тяжело выдыхает Ким, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза, и притягивает Сонхуна в свои объятия, заставив того уткнуться в чужую шею. И если честно, это самое лучшее лекарство из возможных. Нельзя придумать ничего, что помогло бы больше, чем это. – А был таким серьезным с утра, я даже не думал, что до этого дойдет, – фыркает он. Пак лишь молча утыкается носом в ворот белой рубашки, вдыхая запах, по которому до ужаса соскучился. Всё это время он просто мечтал о том, чтобы ощутить его снова и почувствовать себя... Дома? Да, наверное, можно назвать это так. Сону – его дом. Теплый, понимающий, принимающий любым, хоть иногда и немного мрачный – он всё ещё остается тем, к кому хочется возвращаться снова и снова. Сону бережно ведёт пальцами по спине, задумчиво ощупывая каждый позвонок через ткань рубашки. Бандажа больше нет. Стоп, что? – Хун, я понимаю, что сейчас сверну с темы, – старается юлить он, хоть парень уже и догадался, о чём пойдет речь, – Но твои ребра... Бандаж сняли? Всё хорошо? – М-м-м... Не совсем, – без удовольствия бурчит Пак, отрываясь от чужого плеча и чуть отстраняясь, чтобы его слова были ясны, а речь внятной. Не хотелось бы повторять. – С болеутоляющих меня не сняли. Сказали, из-за повышенной активности процесс срастания затянулся, типа, я не даю себе покоя, вся фигня. Ну а что, мне теперь только на кровати пластом лежать? Ещё чего. – Скажи честно, ты идиот? Пак Сонхун, иногда мне кажется, будто ты реально ребенок малолетний, – снисходительность Сону пропадает без следа, и её место занимает режим "агрессивной заботы". – Если тебе сказано было, что нужно меньше двигаться, то какого хрена ты как ни в чём не бывало катался на мотоцикле, скакал по лестницам на крышу через несколько ступенек и чуть ли не кувыркался? Совсем уже? – Я знал, что ты это скажешь, – не сдерживается он и закатывает глаза, вздыхая. – Ну не могу я на месте сидеть, понимаешь? Мне же нужно тебя видеть, это как минимум. Для этого нужно двигаться, как ни крути. – Если тебе сказано "нельзя", значит тебе не нужно, улавливаешь логику? – продолжает бурчать Ким. – Мне страшно представить, что творится с твоим телом, учитывая такое отношение... – Хочешь, покажу? – Пак расплывается в ехидной усмешке, хватаясь руками за края своей рубашки и дразня Сону, ведь знал, что тот вряд ли согласится. Было весело понаблюдать за его реакцией, только и всего. И ведь поначалу она последовала: парнишка жутко засмущался, схватив Сонхуна за руки так крепко, будто сейчас сломает, только бы тот не поднял край одежды. Лицо выглядело жутко нелепо, особенно если учесть, что оно краснело с каждой секундой всё сильнее. Однако растерянность и смущение сошли на нет, а интерес начал брать верх. Ким задумался на секунду, прикусив щеку изнутри, и только тогда решился пойти ва-банк. – А покажи. Слабо? – взгляд его ореховых бездн сталкивается с глазами Сонхуна, чья очередь смущаться наконец настала. Он действительно не ожидал такой реакции и встал в ступоре, не отпуская рук с рубашки, но и не скидывая с них чужие ладони. Вопрос действительно серьезный: стоит ли соглашаться? Однако надолго задумываться нельзя. – Не слабо, – всё же, он сам предложил. Первый. Поэтому стоит отвечать за свои слова. Но руки от рубашки он убирает, чтобы позволить Сону распоряжаться ей так, как вздумается ему. – Посмотри сам, если хочешь. Конечно, Киму жутко неловко, но интерес выше этого. Он осторожно перехватывает края белой рубашки, слыша, как в ушах от смущения колотится сердце. Слишком волнительно. А еще, наверное, это очень странно выглядит со стороны. И вообще, почему они занимаются этим на улице? Конечно, это не середина футбольного поля, а укромный уголок между корпусами, куда не выходят окна, да и в принципе мало кто заходит, но Ким всё равно уже ненавидит себя за то, что повелся на эту шуточку и согласился делать подобное в людном месте. Но, в любом случае, уже поздно. Потому что Сону уже приподнял рубашку дрожащими руками, оголив чужой пресс и ребра, и глаза панически начали бегать по каждому сантиметру оголённой кожи. Синяки ещё не сошли. Ким осторожно протянул охладевшую, даже несмотря на такую жару, руку к чужой коже, чтобы бережно коснуться. Сонхун слегка вздрагивает от неожиданной прохлады, но всё равно молча и терпеливо ждет, пока парнишка перед ним скажет хоть что-нибудь. Если честно, от его молчания даже тревожно. – Прости, больно? – на автомате слетает с пухлых губ вопрос, уже подготовленный с самого начала. – Нет. Пока я на таблетках, не больно, – хмыкает Пак, – просто у тебя руки холодные. На улице жара, как ты умудряешься мёрзнуть? Но ответа не следует. Сону лишь продолжает задумчиво вести рукой по расцветающим на рёбрах фиолетовым галактикам. Слабо верится, что это не болит. Синяки почти отдают в черный, где-то отливают в синий и фиолетовый, и это должно выглядеть "нормально"? Пак Сонхун действительно дурак, если так думает. Ким уводит ладонь парню за спину, и с тяжелым вздохом приближается к нему, утягивая к себе в объятия. Если честно, боль Сонхуна режет, как своя, и это невыносимо. – Скажи, что ты будешь заботиться о себе. – Ты чего? – растерянно замирает Пак, не зная, как реагировать на такое поведение. Это слишком внезапно и спонтанно. Вообще всё, что происходит за последний час – странно. – Я не хочу, чтобы ты жертвовал своим здоровьем, и не важно: ради меня это или ради чего-то другого. Думай о себе тоже, Сонхун. – Да я... Я и так, – задумывается он на секунду, и понимает, что лукавит. Сам знает, что забивал почти на все советы врача, думая только о том, как бы навестить Сону и поговорить с ним снова. Наверное, это даже чересчур наивно. – Перестань. Я знаю, что ты правда готов на многое ради меня. Знаю, что ты больше не куришь из-за моих заскоков. Знаю, что ты готов приехать ко мне в любое время. И хочу попросить только об одном: ради меня, пожалуйста, не забывай о себе. Не теряй себя во мне, – Ким поглаживает охладевшими от нервов пальцами чужую кожу на спине, а у Хуна из-за этого почти мурашки бегут. Кажется, он правда не задумывался, что может потерять себя. Сейчас даже сложно сказать, понимал ли он это вообще, но стоит признать, что в последнее время Сонхун не помнит даже дня, когда он не думал бы о Сону. Не прошло ни суток, во время которых он позволил бы себе расслабиться и перестать винить себя за произошедшую ссору. Казалось, Пак пропадёт, если они не помирятся, и это не давало покоя. Кто бы вообще мог подумать, что он, человек, который вечно думал о себе, а не о мнении родителей, вечно выбирал свой сон и здоровье вместо выматывающей учебы, теперь окажется в ситуации, где весь он зависит от одного только человека? Что это вообще такое? Как он оказался в этой точке? – Я сейчас опять заплачу, – бурчит Сонхун, уткнувшийся носом в чужое плечо и прижавшийся к нему так, будто им предстоит разлука длинною в год. – Не надо. Всё нормально, я понимаю, что это может быть внезапно, но единственное, чего я хочу – это чтобы ты был в порядке. По-настоящему. Сонхун, ты много сделал для меня, и всё, что я могу сделать в ответ – попросить тебя о том же для тебя. Жаль, что я не могу вылечить тебя и избавить от боли, но я буду стараться сделать это. Хорошо? – Угу, – тихо мычит он, выслушав все до конца. В голове возникает только одна мысль, которая почти неконтролируемо слетает с губ. – Сону, я так рад, что не ошибся в тебе. – Я тоже. Извини за всё. И за то, что устраивал тогда в Сувоне, мне не стоило так резко реагировать, – Ким даже отстранился, чтобы вглядеться в чужие глаза, и наконец убрал ладони из-под рубашки. – Пф, тоже мне, нашёл, что вспомнить, – отворачивается Хун, прыснув смехом в сторону. – Зато мы в тот дом ужасов классно сходили, помнишь? – снова хихикает он, но уже в лицо парнишке. – Серьезно? Классно? – шокировано выдаёт он, хлопая глазами от удивления и даже возмущения. – Я тогда подумал, что ты меня пиздец ненавидишь, а сейчас ты говоришь, что это было классно? Вот это новости. – Единственное, что мне понравилось – как ты врезался в меня. Дрожал, как осиновый лист, – насмешливо улыбается Хун, разворачивая парнишку к выходу из узкого и закрытого пространства между корпусами, положив руку ему на плечо. – Но, если что, я не прикидывался, мне реально херово было. Башкой прилично приложился. – Ну пиздец... – начинает возбухать Ким, всплеснув руками и повернувшись, чтобы взглянуть Сонхуну в лицо, но тот продолжает крепко держаться за чужое плечо, прижимая к себе и сдерживая, чтобы возмущения до него не долетели. Вместе с этим ещё и умудрялся выводить из нелюдимого места, чтобы в случае незапланированных побоев были свидетели. – Сонхун, ну ты реально охерел, ещё и такую драму разыграл! – Кто ещё там больше драмы отыгрывал? Кто мне в магазине с мерчом сразу после срача и бессонной ночи волосы поправлял и говорил: "Будешь сегодня Минни Маус"? – Сонхун поворачивается к парню, строя гримасу со слезящимися глазками и с оттопыренной от наигранной печали нижней губой, передразнивая чужую фразу сюсюканьем. – Я в ту ночь, вообще-то, всё, что было, выкурил, думал что от передоза этого дерьма откинусь потом. А ты мне на следующий день про Минни Маус затирал, да я так охуел вообще! – Всё, забыли, – фыркнув, чтобы скрыть смех, сказал Ким и отвернулся. – Мы, если что, полурока проебали. Есть ли смысл туда идти? – Уже нет. Давай проебем остальную половину, пошли на крышу? – И не откажешь же. – Вау, Ким Сону, а я действительно плохо на тебя влияю. – Молчал бы, а то сейчас развернусь и пойду на урок.

•••

Хисын чувствовал себя ещё более неловко, чем обычно, когда стоял на учительском месте и объявлял о необходимости набрать определенное количество команд на эстафеты. Безусловно, это всегда было чем-то странным и надоедливым, но в этот раз его слова звучали совсем как пустой звук. – Я понимаю, что мало кому хочется участвовать в этом, но нас обязали, – старался Ли оправдать свои попытки затянуть людей в это. – Нужно минимум два человека для участия в каждой эстафете: парень и девушка. На футбол для парней нужна целая команда, а для... – А ты сам-то собираешься участвовать? – спросил один из парней с задней парты, задрав голову повыше, чтобы Хисын уж точно увидел говорящего. – Ты принуждаешь нас, но сам, староста, будешь просиживать на лавочке? Некрасиво всё это. – Да ты его видел? Даже если и будет участвовать, то проебем. Так что лучше уж кто-нибудь другой пойдёт, – прыскает дружок говорившего до этого парня, ехидно ухмыляясь. – Как будто ты лучше, Минчже, – оборачивается на него девушка, которая до этого дарила Хи сладости и пластырь. Безусловно, ему приятно, что она заступилась за него, но из-за этих слов начался полный хаос. С Суджон начал спорить Минчже, к оппонентам подключились их друзья, и в кабинете стало настолько шумно, что даже при большом желании свой голос было невозможно услышать. Издевательство какое-то. За что Хисыну всё это? Неужели постоянных сборов в учительской на переменах, просьб перетащить что-то для фестиваля или придумать конкурс было недостаточно? Он готов был выполнить всё, кроме злоебучего выбора кандидатов на участие. Потому что знал, что всё, происходящее прямо сейчас. Сил на это больше нет. Еще пару минут посмотрев на шумный ужас, творящийся в кабинете, Хисын с шумом бросает на учительский стол стопку бумаг с фамилиями одноклассников и таблицами, после чего просто разворачивается и стремительно выходит из кабинета. В пизду. Он знал, что так будет, но всё равно неприятно, учитывая, что придется ещё и закончить происходящее. Стоит вспомнить о том, что Джеюн обещал помочь, как в коридоре слышатся шаги. Ли с грохотом закрывает дверь в свой класс, заглушая шум, и усталым взглядом ведёт по пустому коридору, пытаясь разглядеть там свой лучик надежды. И это на удивление удается сделать, ведь Хи видит, как Шим, разглядев его разочарованный вид, бежит с самого конца коридора, только бы добраться до него побыстрее. Как только у него это удаётся, обеспокоенный голос задаёт только один вопрос: – Не получилось? – Нет. Там начался какой-то ужас, честное слово, сил на это больше нет. – Да я слышу, – понимающе качает Шим головой и сжимает свою ладонь на хисыновом плече, стараясь подбодрить. – Пойдём-ка туда. Разберёмся с этими идиотами, не переживай. – Да проще уже свалить, – устало вздыхает Хи, потерев переносицу и проследив взглядом за Джейком, уже вошедшим в кабинет. Бежать поздно, да и некуда, пришлось идти за ним. Парень быстро оказался возле учительского стола, окинул взглядом брошенные на него бумаги, и с тяжелым вздохом поднял взгляд на источник шума. Там Минчже, уже очевидно вышедший из себя, истерично орал на компанию девушек. И если честно, его даже не жаль – Шим знал этого парня, так как часто приходилось играть с ним в футбол, и знал, что ведет себя он, как полный мудак. Всегда и со всеми. И если сейчас у него истерика, значит, задели хрупкое и шаткое эго. Едва удержав наглый смешок, Джеюн поднял голос, чтобы звонко и четко перебить чужие вопли. – Громкость убавь! – звучит настолько внезапно, что Минчже замирает в недоумении, как и все остальные, обернувшись к внезапному гостю лицом. А гость чувствует себя, как дома, опирается руками на учительский стол, наклонившись вперед, и с улыбкой смотрит на скандалиста, пока Ли становится позади него, облокотившись на доску спиной и сложив руки на груди. Если честно, ему очень неловко от происходящего: всё-таки, он не справился со своей задачей, и сейчас вынужден смириться с тем, что его проблемы решают за него самого. Отвратное чувство, но Джейка, кажется, уже никто не остановит. Как и его нового оппонента. – Ну офигеть, какие люди! – выдает парень, в удивлении раскинув руки в стороны. – Шим Джеюн, а ты тут какими судьбами вообще? Пришёл зад дружка выгораживать? Тактично проигнорировав нападку, но хорошенько ее запомнив, Джейк вышел из-за учительского стола с натянутой улыбкой навстречу к Минчже. Под чужие растерянные взгляды, он подошёл ближе и с громким хлопком пожал парню руку, стукнувшись плечом о чужое. После такого захотелось помыться, но об этом сейчас лучше умолчать. – Да нет, просто услышал какие-то истеричные вопли в коридоре, показались знакомыми. А тут захожу, смотрю – реально ты, прикинь! Никогда не сомневался в тебе, – снова натянув ухмылку пошире, Шим убрал руки в карманы и отошёл чуть подальше, слыша, как девочки, на которых только что орали, теперь хихикают над подколами в сторону своего одноклассника. – Ты чё орёшь-то? Обидели? – Иди нахуй, – фыркает он, вовсе не довольный происходящим, однако снова срываться не спешит, ибо знает, что последствиями чревато. Джеюн не будет спорить в открытую, а просто загасит саркастичными и обидными шуточками на глазах у всех так, что потом не восстановишься. – Просто твой кент заставляет нас всех участвовать в этой ебучей учительской развлекухе, а сам участвовать не хочет. Че за хуйня? Я на такое не поведусь. – А что, боишься, что на футболе нашей команде проебёшь? – хмыкает Джеюн, уже видя кислые мины на рожах дружков этой яркой персоны. – Всегда знал, что тебе слабо выйти и по-нормальному сыграть с нами на глазах у всей школы, а не только на физ-ре. Так и скажи, что уссался. – Ты че городишь, эу? – снова повышает тон Минчже, пока Шим с ухмылкой смотрит прямо в лицо. – Я тебе говорю за старосту нашего, который в любой предложенной категории въебёт, даже если сильно постарается, а ты мне за мою игру затираешь. Не уходи от вопроса, который сам же задал. – Я посмотрел бы на тебя, если бы ты каждый день хуярил, как не в себя, помогал учителям каждую перемену, и при этом учился лучше всех в классе. Ты бы сдох в первый же день, если б жил, как Хисын, а не хуи пинал на уроках, и потом в компах жопу просиживал, понял, футолист хуев? – улыбка с лица совсем спала, настроение испорчено. Одно дело, если б камень был кинут в его огород, но Хи – совсем другое, за него нужно заступиться. После минуты молчания со стороны оппонента, разговор продолжается. – Че, крыть нечем? Как же так, блин. Может тогда ебало своё прикроешь, и просто нормально пойдешь и запишешься в футбольную команду на фестиваль? Я участвую от своего класса. Там и посмотрим, какой ты спортивный, и какое право имеешь другим людям за это предъявлять. – Ты чё, на слабо меня взять хочешь? Да похуй мне, понял?! Хисын, записывай меня на футбол, – выкрикивает он уже за спину Джеюну. Тут же обернувшись, видимо, на своих друзей, он ловит их взгляды, полные недопонимания, и из-за этого возникает вопрос. – Вы записываться не собираетесь? Кто мне больше всех пиздит всегда, что мы лучше всей параллели играем? Я че, один должен за вас хуярить, ало? И эта провокация работает. Руки одна за другой поднимаются в воздух, а звучащие фамилии мешают тишине заполнить комнату. Хи с равнодушным видом заполняет выданную учителями таблицу чередой имен и фамилий, вписывая их прямо напротив столбца под названием "футбол". После этого его взгляд благодарно падает на Джеюна, обернувшегося в полной самодовольной ухмылке. – Категории ещё остались, если что. Если больше желающих участвовать нет, я пишу названия эстафет на бумажках и каждый, кроме записавшихся, вытягивает её вслепую. Тогда никто в стороне не окажется, – пожимает плечами Ли, уже ища глазами маленькие листы для заметок на учительском столе. Рука тянется к ним почти неосознанно, а ручку получается нащупать почти вслепую. – Староста, а не лучше будет, если люди, которые хоть немного шарят за какую-то категорию, будут участвовать в ней, а не на рандом? А то мы точно проиграем, – звучит откуда-то со стороны мужской голос, а Хисыну хочется со всей дури ударить себе по лицу, чтобы проверить, не спит ли он. Какой же идиотизм, господи. – Да ладно?! Я вам об этом с самого начала говорю, никого не смутило? Я вас удивлю, но так и задумано изначально, представляете? Но из-за того, что возникли возражения, мне просто пришлось предложить этот рандомайзер. Ну так что, может вы определитесь уже? Можете подойти и посмотреть на таблицу, когда определитесь – скажете мне, я запишу, – устало вздыхает Хисын, разворачивая таблицу, которую начал заполнять с большим трудом минуту назад, в сторону класса. Джеюн, уже полностью забив на Минчже, развернулся и вскоре оказался рядом со своим парнем, встав за его спиной. Их взгляд почти синхронно следил за тем, как люди постепенно поднимаются с мест и подходят ближе, будто дикие звери, впервые увидевшие человека. Даже смешно за этим наблюдать. Жаль только, что Хи тратит на это своё время, которое мог бы провести в объятиях Джейка. Это было бы намного приятнее. Дальнейшая процедура достаточно проста: одноклассники, до этого строившие недовольные лица и игравшие в недалёких, теперь подходили, обсуждали друг с другом свои физические способности и увлечения, после чего обращались к Хисыну, как и было им предложено. Неужели нельзя было сделать так сразу? Да, понятно, что они делали это без особого кайфа, но неужели так нужно было позвать Джеюна, чтобы устроить это публичное унижение Минчже? Теперь Ли неспокойно. Мало ли, что этот полудурок сделает на поле: мяч может лететь с сумасшедшей скоростью, и по рукам во время игры могут пройтись, не жалея. Джеюн может быть подвержен опасности из-за этого, и если что-то вдруг случится, то Хи совершенно точно будет винить себя в этом. Боже, лучше действительно постараться всё забыть. Пожалуйста. – Все, кто определился, записались? – наконец уточняюще спрашивает Ли, снова бегая глазами по списку, чтобы сверить всё. Все ячейки оказались заполнены, кроме одной: бег сто метров среди парней. – Никто из пацанов так и не решился бежать стометровку? – в ответ тишина. Только Минчже коротко хмыкнул. – Запишись сам, если так надо, – фыркнул он, развалившись на своем месте. Надо же, он раньше не вел себя так с Хисыном. Наверное, образ мрачного задрота его немного пугал и отталкивал, а как только Ли стал мягче, так рамки дозволенного заметно расширились. – Чхве Минчже, тебя самого это не задолбало? – звучит вопрос от Джеюна откуда-то из-за спины, и это дает хоть какую-то иллюзию безопасности. Но это не остановит Хисына от того, что он задумал. – Не переживай, я запишусь, – равнодушно пожимает плечами Ли, кинув недовольный взгляд на одноклассника. Эти выкидоны его порядком заебали, и заткнуть этот поганый рот таким поступком – по ощущениям идеальный вариант. Пальцы тянутся к ручке, и Хи, недолго думая, вписывает свое имя в пустующую ячейку, заполняя этим таблицу до конца. Как гора с плеч. – Всё, спасибо всем за инициативу. Вы можете идти, больше вас не держу. Я сегодня же отнесу этот список учителям, так что это решение уже нельзя будет поменять. Если есть желание выиграть другие классы, могу предложить вам подготовиться к соревнованиям в категории, которую вы выиграли. А ещё не забудьте задвинуть стулья. Всем хорошего дня. Класс тут же заполняет скрежет металлических стульев о деревянный пол, заставляя парней, всё ещё стоящих на месте, нахмуриться от неприятного звука. Потребовалось ровно две минуты, чтобы кабинет опустел почти полностью, и у выхода остались только несколько человек. Безусловно, одним из них был Минчже, развернувшийся к Джеюну лицом и ждавший момента, чтобы снова вылить свою желчь, да так, чтобы все дружки тоже услышали. Конечно, сам не самоутвердишься – никто не поможет сделать это. – Шим Джеюн, ты пожалеешь, что вывел меня на это. Я реально порву всю вашу жалкую команду, у вас нет шансов. – Господи, а у тебя правда хватает времени, чтобы кидаться угрозами, – вздыхает Джейк, закатив глаза. – Я не хотел делать этого при всём классе, поэтому скажу сейчас. Минчже, засунь уже свое говно подальше в свою глотку, заебал. Мало того, что ты просто отвратительно себя ведёшь, ты мешаешь остальным людям выполнять свою работу. Перестань уже творить хуйню. – Джеюн, тише, – беспокойно оборачивается к нему Хи, явно не ожидая продолжения спора, – это было лишнее, он же сейчас... – Эй, ты че сейчас сказал?! – рявкает парень, кажется, на весь этаж, и перебивает хисынов шепот. Он срывается с места, подлетает к Шиму и хватает его за ворот рубашки, притягивая к своему лицу. – Ты пожалеешь, понял? Тебе пиздец на поле. Не удивляйся, если ты будешь часто падать, а мяч будет часто попадать по лицу. Все случайности не случайны. Обещаю, будет весело. – Да пошел ты нахуй, – отталкивает его от себя Джеюн одним лёгким движением и фыркает. – Нашел кого запугивать. Поплачь еще от того, что тебе правду сказали. Только и можешь, что словами разбрасыватся. Иди уже, поиграй в Lol или доту в компьютерном клубе, и ори на своих друзей там. Здесь твои выпады никому не интересны, – демонстративно вздыхает он, оставляя себе время, чтобы обдумать следующую фразу. – И не порть жизнь моему другу, понял? Хисын заслуживает нормального отношения. Он не сделал ни тебе, ни кому-то другому ничего плохого, так что имей совесть не цепляться к нему. Всё ясно? – Ясно-ясно, – сквозь зубы выдавливает из себя парень, сжимая и разжимая кулаки, и уже через секунду разворачивается, чтобы уйти вместе с друзьями, которые уже с улыбочка и шептались, поглядывая на Минчже косыми взглядами. Даже не обернувшись, тот кидает напоследок. – Мы ещё посмотрим, кто кого, и ты уже не будешь таким важным. Удачи, урод. – Смотри не удавись, недоразвитый, – долетает до чужих ушей раньше, чем дверь в класс закрывается. После этого Джейк устало вздыхает и сжимает губы, стеснительно смотря в окно. Перед Хисыном он ещё не вел себя так. Даже неловко как-то. Но этот парень правда вывел его из себя, ничего не поделаешь – это было, можно сказать, необходимостью. – Вау, – звучит на придыхании, пока Ли собирал необходимые бумаги в стопку. Он обернулся, чтобы взглянуть своему парню в глаза. – Теперь я понял, что ты правда друг Сонхуна. Обычно он так общается. – Половина футболистов так общается, – старается оправдаться он, всё ещё отводя взгляд, только бы не смотреть Ли в лицо. – Ну а что мне нужно было сделать? Этот мудак реально задолбал. – Не боишься, что он вытворит что-то? Тебе это не повредит? – Он только пиздеть и умеет. Ни разу еще не выиграл нам, но зато перед каждой игрой городит себе почестей с три короба. Реально заебал. А тут еще и на тебя полез, ну как мне нужно было реагировать? – Я понимаю, – с легкой улыбкой кивает Хи. – Главное, чтобы тебе это не повредило, а в остальном – можешь хоть с говном смешать его, – получив в ответ на свои слова привычный смешок, он ещё раз осматривает все документы и встаёт с места. – А теперь пойдём в учительскую. Я передам завучу или учителю Паку всю эту макулатуру, и пойдём домой. На завтра не так много задали, сделаю дома. – Если это значит "просижу за этим всю ночь", то я против, – фыркает Шим, подхватив парня за плечи и зашагав с ним нога в ногу по направлению к двери. – Эй, такого уже сто лет не было, – закатывает глаза Ли, смеясь. – Это было три дня назад, Хи! – Давно и неправда. Пойдем уже. По душе разливается тепло от таких простых разговоров. Несмотря на усталость, Ли всё равно чувствует, что он сильнее всех на свете, когда рядом Джеюн. С ним легко всё: и пережить тяжелый день, и сходить к учителям тысячу раз, и поверить в будущее. Он будто ориентир в жизни. И как же приятно осознавать, что этот ориентир даже не планирует исчезать. Это лучшее чувство на свете.