Amor Enim Vult

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Имперский город Пфорцхайм

Резиденция Серебряковых, Шёнбликштрассе

Октябрь 1931 года

Капитан Виктория Ивановна Серебрякова раздражённо наморщила лоб, прислушиваясь к разговору, который происходил в противоположном конце кухни её семьи. – Боже мой, эти твои пальчики удивительно обманчивы, дорогая Таня. При всей своей нежности они двигаются с удивительной силой... и скоростью... и ловкостью… – Это... э-э... очень любезно с вашей стороны, фрау Серебрякова… – Виктория услышала, как полковник Таня фон Дегуршафф ответила со свойственной ей сдержанностью. – Если бы вы сами попробовали воспользоваться этими палочками, то обнаружили бы, что они гораздо проще, чем кажутся… – Вы излишне скромны, – жеманно заметила мама Виктории. – Я уверена, что ваши руки умеют делать и многое другое. – Вовсе нет, мадам. Имперская армия не даёт мне возможности работать руками… – О, я имел в виду не то, что нужно делать для работы, моя дорогая. Есть довольно много... хм... видов досуга, где ловкие руки были бы просто незаменимы. – Боюсь, фрау Серебрякова, что в этих вопросах я вас разочарую. Сомневаюсь, что у меня есть талант к ремёслам, и смею предположить, что мне уже поздно браться за изучение музыкальных инструментов. – О, Таня, бедная ты моя, в мире отдыха есть гораздо больше, чем просто искусство и музыка. Когда-нибудь я покажу, чего тебе не хватает. Может быть, после того, как ты научишь меня пользоваться этими палочками, как ты их называешь. Я правильно их держу? Возможно, я не совсем правильно их держу… От кокетливых ноток в голосе матери Виктория окончательно вышла из себя – вместе с огурцом, который она должна была чистить. – Мама, – процедила Виктория сквозь стиснутые зубы, бросая изуродованный овощ и резко вставая. – Можно мне остаться с тобой наедине на несколько минут? – Ну конечно! – весело рассмеялась мать Виктории. – Извини нас, Таня, – подмигнула она полковнику, а затем отложила палочки и сжала плечо младшей девушк с такой фамильярностью, что кровь Виктории закипела ещё сильнее. – Думаю, я оставила вам достаточно инструкций, чтобы вы не отвлекались, пока мы с дочерью будем наверстывать упущенное. “Таня??? – внутренне возмутилась Виктория, проходя в гостиную впереди матери. – Почему она обращается к полковнику "Таня"? Я знаю полковника уже восемь лет, и... мы даже встречаемся сейчас, и... мы даже сделали несколько "вещей" вместе, и…” – Боже милостивый, я не видела, чтобы ты так дулась с самого детства! – рассмеялась мать Виктории, когда они расположились в гостиной. – Что заставило тебя так разгневаться? Обернувшись к матери с горящими глазами, Виктория вдруг поняла, что не знает, что сказать. Она стояла и моргала, когда её противоречивые сердце и разум внезапно решили устроить импровизированную конференцию. “Почему вы так расстроены?” – недоуменно спросила она. Полковник прекрасно ладила со своими родителями... и делала это с момента своего приезда. Мать относилась к ней как к давно потерянной дочери, а отец – как к долгожданному сыну. Если первая фаза её плана заключалась в том, чтобы полковник очаровала родителей, то, судя по тому, как всё происходило, она могла с уверенностью заключить, что преуспела весьма впечатляюще. Так почему, собственно, такой приступ гнева??? “Потому что... потому что полковник – МОЯ... – жалобно пробормотало её сердце. – Никто не должен быть так близок к ней, как я... даже мама и папа…” Оказавшись на пороге этой незнакомой экзистенциальной дилеммы, Виктория импульсивно решила отстаивать своё сердце. – Я не думаю, что тебе подобает быть настолько близкой с моим начальником... – пробормотала она, отводя взгляд от матери. – Она больше не твой начальник, дорогая, – мягко ответила пожилая женщина, усаживаясь на диван и скрещивая ноги. – Она не твой начальник уже много лет. – Но... но всё же! – настаивала Виктория, с трудом подавляя искушение топнуть ногой. – Ты не должна обращаться к ней по имени! Это слишком фамильярно… – Но ведь это она сказала мне называть её Таней, – возразила мама, подняв бровь. Виктория замерла. – Полковник сказала тебе называть её Таней?.. – слабо спросила она, чувствуя, что её каким-то образом упредили. – Да, дорогая, – со смехом ответила ее мать. – Так поступают люди, не являющиеся военными. Мы обращаемся друг к другу по имени. На самом деле я всё это время удивлялась, почему и ты, и полковник продолжаете обращаться друг к другу по званию. Виктория покраснела. Если честно... полковник несколько недель назад спросила её, не предпочитает ли она, чтобы они обращались друг к другу по именам, учитывая их "растущую... близость". Виктория чуть не умерла от этого вопроса, разумеется, и от того, как робко задала его молодая девушка. Они с полковником только что провели несколько часов в борьбе на её диване, и она была так взволнована видом взъерошенных волос, грозовых глаз и припухших губ младшей, что глупо сказала: – Нет, полковник, может быть... может быть, ещё нет... Полковник лишь кивнула со слабой улыбкой, а затем резко притянула Викторию к себе и поцеловала ещё раз. – Всё в порядке, – хрипло ответила молодая девушка после того, как они отстранились. – Я всё равно нахожу невероятно сексуальным то, как ты стонешь мне в ухо "полковник"... И в тот же миг все мысли о том, чтобы обращаться к своему бывшему начальнику как-то иначе, были отброшены. – Виша, – прервала её быстро перегревающуюся мысль мама, – ты действительно... ревнуешь меня к полковнику? Виктория моргнула, когда вопрос матери вернул её в настоящий момент. Такая возможность даже не приходила ей в голову. – Конечно, нет! – с негодованием ответила она. – Как я могу ревновать? Полковник всю жизнь была сиротой! Если кто и заслуживает семьи, так это она! – Тогда кого ты ревнуешь? Не задумываясь, Виктория ответила: – Я ревную... И тут, осознав, что именно она хотела сказать и в чём признаться, Виктория резко замолчала. Её мать захихикала, покачав головой. – О моё дорогое дитя... Если ты так ревнуешь к своей собственной матери, как ты переживёшь все те времена, когда и мужчины, и женщины будут добиваться твою возлюбленную? При этих словах Виктория замерла. – Кто сказал, что она... С чего ты взяла, что... Откуда тебе пришла такая идея? – Виктория прервалась, глубоко вздохнула и наконец продолжила покорным тоном. – Ладно, хорошо. Откуда ты вообще знаешь, как я отношусь к полковнику? Её мать закатила глаза. – Как я уже сказала полковнику, то, как вы пялитесь друг на друга, когда думаете, что никто не смотрит – это просто скандал. Боже, если бы я позволила своей собственной матери застать меня за таким разглядыванием Вани, она бы заперла меня быстрее большевика, и где бы вы сейчас были? А если серьёзно, – вздохнула мама, – я давно это подозревала. Увидев вас вместе, я только подтвердила то, что и так знала. – Если ты знала, то почему не… – Затем первая часть ответа старшей женщины была осознана, и Виктория в шоке уставилась на свою мать. – Подожди! Ты... ты рассказала всё это полковнику? Значит, она знает, что ты знаешь? Её мать захихикала. – Да, это так. По-моему, это была самая продуктивная беседа за чашкой кофе в моей жизни. Уж точно более продуктивная, чем беседа с собственным отцом о моём решении выйти замуж за Ваню. Виктория открывала и закрывала рот, но слова никак не могли материализоваться. – Конечно... – беспечно продолжила её мать, – я бы ещё долго допытывалась у полковника о множестве других... вещей, если бы вы с отцом внезапно не приехали с продуктами. – Я... я же просила тебя вести себя прилично! – застонала Виктория, осознав, что ситуация стремительно перерастает из неприятной в абсурдную. Её мать пренебрежительно махнула рукой. – Твой отец говорит мне это уже два с половиной десятилетия, и это никогда не срабатывало. Почему ты думаешь, что это сработает сейчас? Виктория зарылась лицом в руки. – Боже мой... - пробормотала она, - полковник, наверное, травмирована… Её мать снова закатила глаза. – О, маловеры. Если хочешь знать моё мнение, полковник прекрасно справилась со своей задачей. – Но почему она ничего не сказала мне? – воскликнула Виктория, взволнованно разминая руки. – Потому что я сказала ей ничего тебе не говорить, – ухмыльнулась её мать. – Это был мой способ отомстить тебе за то, что ты не доверила мне эту новость. – Затем, взглянув на Викторию, мать резко погрустнела. – Честно говоря, Виша, – проговорила она с ноткой грусти, – неужели ты думала, что я не приму твои отношения с полковником? Виктория стыдливо опустила глаза. – Не то чтобы я думала, что ты не примешь их... со временем... Просто вы с папой уже столько всего пережили. Бегство из России после того, как большевики убили ваши семьи... Наблюдение за тем, как меня призвали в императорскую армию... Ожидание моего благополучного возвращения домой с Великой войны... Наблюдение за тем, как я боролась с меланхолией в год моего возвращения... Я просто... просто не хотела обременять вас снова! – О, моя дорогая... – вздохнула мать, вставая и беря Викторию за руки. – Ты никогда не была обузой ни для меня, ни для своего папы. Ты была самым большим счастьем в нашей жизни. Я никогда не буду возражать против того, чтобы ты была счастлива, и если полковник сделает тебя счастливой, то это достаточная причина, чтобы принять её в нашу семью. И тут же с плеч Виктории свалился груз, о котором она даже не подозревала. – Мама... – хныкала она, зарываясь лицом в плечо матери. – Глупышка, – хихикнула мать, погладив Викторию по волосам. – Как будто кто-то может возражать против того, чтобы величайший герой Великой войны стал его будущей невесткой. Осторожно отстранившись от Виктории и вытирая фартуком слезы с ее глаз, мать добавила: – Она просто находка, ты знаешь. За всю свою жизнь я ни на одну женщину так не смотрела, и даже я должна признать, что в ней есть что-то неотразимое – какая-то странная смесь мужского и женского. Затем её мать нахмурилась. – Но именно поэтому я и беспокоюсь. Если отбросить её значительные личные прелести, полковник – любимица Рейха, Виша. Ей суждено достичь высших эшелонов Имперской армии – если не высших эшелонов самой Империи. Честно говоря, я не думаю, что ты когда-нибудь задумывалась о последствиях отношений с ней. Виктория упрямо подняла подбородок. – Конечно, я думала об этом! Я понимаю, что нам придётся держать наши отношения в секрете… Её мать покачала головой. – Это выходит далеко за рамки сохранения тайны, Виша. Ты действительно готова посвятить свою жизнь тому, чей долг перед Империей означает, что ты никогда не станешь приоритетом? Готова ли ты отдать себя той, на чьё сердце никогда не сможешь открыто претендовать? Готова ли ты провести остаток своей жизни, притворяясь лишь бывшим помощником, близким другом или доверенным лицом, в то время как другие люди нагло бросаются к её ногам? Виктория отвела взгляд. – Я знаю, что полковник предана Рейху. Мне всё равно, что мне придётся делить её с Империей! И я знаю, что она никогда не будет нелояльной… – Это ты сейчас так говоришь, – мягко прервала её мама. – Со временем твои ожидания изменятся. Ты будешь хотеть от неё всё больше и больше и обижаться на неё за то, что она не может дать тебе то, что ты хочешь. И тебя будет глодать мысль о том, что другие люди пытаются соблазнить её своей властью, своим престижем, своим богатством или своим телом… – Бывало и хуже! – наконец воскликнула Виктория, оглядываясь на мать. – Мы ходили в аду и обратно достаточно раз, чтобы обозначить путь указателями... Виктория вовремя остановила себя, закрыла глаза и глубоко вздохнула. – Я понимаю, что ты хочешь сказать... – наконец продолжила она более спокойным тоном, когда прошло несколько мгновений. – И я люблю тебя за эти слова. Я знаю, что быть с ней будет нелегко. Но мама... – тут Виктория сделала паузу, чтобы бросить на мать умоляющий взгляд, – как бы тяжело ни было, я... не могу представить себе альтернативу. Я не могу представить, что не буду с ней… Мать несколько мгновений смотрела на неё, прежде чем вздохнуть в знак капитуляции. – Хорошо. Раз уж ты понимаешь, во что ввязываешься… – Затем, выдержав паузу, пожилая женщина добавила со слабым беспокойством во взгляде. – Хотя меня беспокоит другое: я не уверена, что ты когда-нибудь поймёшь, во что ввязываешься. Не знаю, откуда это, но мне почему-то кажется, что твой полковник – носитель бремени и тайн, которые не должен выносить ни один человек. Я просто думаю, что ты должна это знать. – Я знаю, – тихо ответила Виктория. – Поверь мне, мама, я знаю. Как она могла не знать, что в некоторые из ночей, проведённых полковником в её квартире, молодая девушка билась и стонала во сне так, как Виктория никогда не видела во время Великой войны. Виктория знала, что каким бы ни был этот кошмар, его истоки лежат в каком-то событии, произошедшем за время их разлуки. В такие моменты, когда Виктория обнимала полковника, гладила её по волосам или целовала в лоб, на ум приходили слова её лучшей подруги: “Даже я не знаю всех подробностей различных связей Мифрил”... – Ну, – наконец ответила её мама с небольшой улыбкой, – если ты не ждёшь, что всё будет легко, думаю, все будет в порядке. – Я, наверное, буду хотеть, чтобы всё было легко, и довольно часто, – с ехидным смешком ответила Виктория. – И я уверена, что буду попеременно обижаться и ревновать, а мой бедный полковник будет вынуждена всё это терпеть. Её мать захихикала. – Ты слишком мало себя ценишь. Я думаю, что терпеть твои периодические приступы гнева – это небольшая цена для полковника за то, что она проведёт с тобой остаток жизни. – Её мать сделала паузу и пристально посмотрела на Викторию. – Сейчас ты так напоминаешь мне мою мать... – улыбнулась пожилая женщина, её глаза внезапно затуманились, – у тебя такое же непоколебимое мужество... такая же непоколебимая преданность… – Мама, – пробормотала Виктория, порывисто обнимая мать, – это ты слишком мало себя ценишь. Папа всегда говорит, что я миниатюрная версия тебя. Её мать приподняла бровь, а затем ответила с озорным блеском в глазах. – Если это действительно так, то почему ты до сих пор девственница? – Ма-мам!!! – зашипела Виктория, её щёки побагровели. – Я не могу поверить, что ты спрашиваешь меня об этом! – Расскажи мне, – драматично вздохнула её мать. – Я бы никогда не подумала, что моя дочь может так сильно провалиться на этом поприще – особенно если учесть, как быстро ты выучила аргентинское танго. – Полковник... полковник обладает развитым чувством рыцарства, – защищалась Виктория. – Конечно, она сохраняет достаточно самообладания, чтобы быть невосприимчивой к моим чарам… – Чушь собачья, – решительно заявила пожилая женщина, положив руку на бедро. – Нет на свете мужчины или женщины, которые могли бы не поддаться твоим чарам, если бы ты имела в виду дело. Поэтому мой вопрос таков: ты серьёзно настроена на дело? Виктория моргнула. – Да. То есть, не знаю. То есть... это сложно. Её мать вздохнула. – Виша, когда полковник решила, что вы обе должны оставаться на неопределённый срок... целомудренными, ты была согласна с этим решением? Виктория замялась. – Нет, не совсем... – ответила она наконец тоненьким голоском, опустив взгляд вниз. – Тогда почему ты это терпишь? – Потому что... Потому что, похоже, она считала, что так будет лучше… – пробормотала Виктория. – Другими словами, ты подчинилась ей. Виктория резко подняла глаза на мать. – Конечно, я подчинилась ей! Ты не можешь... ты не можешь просто... просто иметь дело с кем-то без согласия! Её мать снова вздохнула. – Дорогая моя, есть тонкое, но очень важное различие между подчинением и согласием. Согласие подразумевает наличие равенства... в то время как подчинение предполагает обратное. Виктория нахмурилась. – Что ты хочешь сказать? Её мать мягко улыбнулась. – Я пытаюсь сказать, что ты бессознательно возвращаешься к роли адъютанта полковника, когда речь идет о ключевых аспектах ваших отношений. Ты настолько привыкла к тому, что она играет ведущую роль в профессиональной сфере, что позволяешь ей делать то же самое и в личной. Но Виша, – пожилая женщина сделала паузу, – если ты действительно хочешь стать партнёром полковника... ты должна быть равной ей во всех отношениях. По крайней мере, ты должна быть единственным местом в её жизни, где ей не придётся принимать все решения. Виктория моргнула, осознав всю чудовищность слов матери. Даже её лучшая подруга говорила то же самое всего несколько месяцев назад. – Ты права... – тихо ответила она. – Ты абсолютно права. Я даже не пыталась с ней спорить. Я просто решила, что она знает, как будет лучше… Пожилая женщина закатила глаза. – Как будто семнадцатилетняя девушка, воспитанная монахинями, а потом солдатами, должна знать что-то о сексе. – Ради Бога, – пробормотала Виктория, ущипнув себя за переносицу, – не всё сводится к сексу, мама… – Если бы это было так, – вздохнула её мать, – мир стал бы намного проще и, возможно, счастливее. – Затем, бросив взгляд на Викторию, мать добавила. – А ты достаточно знаешь? О сексе, я имею в виду? В конце концов, просто механика была бы скучной, я полагаю, и немного сложной с двумя женщинами, к тому же. И ты не сможешь провести остаток времени, размахивая пальцами, хотя если бы ты занималась другими вещами… – Я знаю достаточно, спасибо большое, – жёстко прервала маму Виктория, её лицо покраснело. – Хорошо, - весело кивнула мать. – Кстати о пальцах, нам пора возвращаться на кухню. Бедная Таня, наверное, уже сделала всё, что я ей говорила. Как ты думаешь, у нас ещё достаточно времени до обеда, чтобы она научила меня пользоваться этими палочками? – Я научу тебя пользоваться этими палочками, – язвительно ответила Виктория. – Иначе, – пробормотала она себе под нос, – я просто могу что-нибудь ими проткнуть.

СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ

Имперский город Пфорцхайм

Резиденция Серебряковых, Шёнбликштрассе

Октябрь 1931 года

Полковник Таня фон Дегуршафф добрела до дивана-кровати, занимавшего одну из сторон гостиной её садового домика, и опустилась на его льняную поверхность лицом вниз. Честно говоря, она не могла вспомнить, когда в последний раз её нервы испытывали такой удар. Всё началось гораздо раньше, когда мама капитана Виктория Ивановна Серебрякова попросила Таню помочь приготовить обед. Таня втайне обрадовалась этой просьбе – она свидетельствовала о том, что фрау Серебрякова накануне совершенно искренне поприветствовала её – но почему-то с самого утра она начала чувствовать себя не в своей тарелке. Таня не совсем понимала, как и почему, но у неё сложилось чёткое впечатление, что капитан чем-то... недовольна. Может быть, она почувствовала, что Таня хранит от неё какой-то секрет? Таня, конечно же, не хотела этого и откровенно колебалась, когда мать капитана попросила её сохранить в тайне тему их маленького тет-а-тет. – Это ненадолго, обещаю, – с коварной улыбкой попросила фрау Серебрякова, и, учитывая желание получить одобрение старшей женщины, Таня нехотя согласилась. Как бы то ни было, капитан и её мать удалились в свою гостиную для импровизированной беседы, а когда вернулись, оказалось, что её бывший адъютант снова стала прежней. А потом они сели обедать, и начался самый мучительный обед в жизни Тани. Всё началось вполне безобидно: отец капитана завёл разговор о недавно вышедшей книге лауреата Нобелевской премии по физиологии из России. Как Таня узнала накануне, Иван Петрович Серебряков был пожизненным интеллектуалом и заядлым читателем, чьи интересы выходили далеко за пределы его непосредственной специализации. – Это действительно поразительно! – Герр Серебрякова рассказывал с тихой страстью, которая очень понравилась Тане. – Представьте себе процесс, при котором биологически сильный стимул, например пища, может ассоциироваться с ранее нейтральным стимулом, например звуком колокольчика, таким образом, что нейтральный стимул в конечном итоге вызывает реакцию, которая обычно вызывается первоначальным стимулом! – А, – рассеянно ответила Таня, потянувшись за квашеной капустой, – классическое обусловливание, другими словами... – добавила она, не успев вовремя заткнуться. Отец капитана тут же с восторгом набросился на неё. – Именно так! Должен признаться, что я поражён, полковник Дегуршафф. Книга доктора Ивана Павлова по этому вопросу была опубликована всего год назад, и мне кажется удивительным, что такой непрофессионал, как вы, знаком с его работами. – О, полковник – девушка с разносторонними интересами, папа, – улыбнулась её бывший адъютант, сидя за столом, а затем бросила на Таню взгляд, который она слишком хорошо знала по тем ночам, которые проводила в квартире капитана. Прежде чем Таня успела понять, что именно означает этот взгляд в контексте обеденного разговора, она почувствовала, как капитан прижала кончик её большого пальца к лодыжке под столом и провела им по голени. Таня чуть не вскрикнула. – Боюсь, что ваша дочь преувеличивает, герр Серебряков, – нервно рассмеялась она в ответ. – При всём кажущемся разнообразии мои интересы сходятся в нескольких основных темах... – добавила она, пытаясь незаметно отмахнуться от капитана. – Правда? – с интересом ответил пожилой мужчина. – Ну, я всё же хотел бы знать, почему высокопоставленный офицер Имперской армии интересуется классическим обучением. Мысли Тани забегали. – Полагаю, его принципы были бы весьма полезны для обучения имперских солдат мгновенному и рефлекторному реагированию в опасных для жизни ситуациях… – Я об этом не подумал, – кивнул отец капитана. – Это блестящее применение, если честно. – О, ради бога, Ваня, – вмешалась мама капитана. – Опять ты отвлекаешь нас, неинтеллектуалов. Ты должен сбавить обороты ради меня и Виши. Что такое классическое обучение? – О, прошу прощения, дорогая, – пробормотал герр Серебрякова, с нежностью глядя на жену. – Тогда позвольте мне объяснить вам основы. Во-первых, подумайте о биологически сильном стимуле, например о пище, воде или… – Секс? – невинно вмешался капитан, когда её нога начала атаковать другую ногу Тани. Отец капитана моргнул, а Таня прикусила губу, чтобы не захныкать. – Ну, да, секс может считаться биологически сильным стимулом, я полагаю… – После двадцати пяти лет жизни со мной я надеюсь, что секс для тебя не просто биологический стимул, дорогой, – мягко прервала его мать капитана, потянувшись к миске с огуречным салатом. Герр Серебрякова резко покраснел. – Э-э, да, конечно, это было бы, ах, больше, чем это, очевидно… – Наблюдая за тем, как отец капитана пытается вернуть себе самообладание, Таня вдруг почувствовала острую солидарность с беднягой. В конце концов, она и сама едва сдерживалась, когда его дочь мучила её. – В общем, как я уже говорил, - наконец смог продолжить отец капитана, - возьмем такой биологически сильный стимул, как секс. Если появлению секса предшествовал ранее нейтральный стимул, скажем, а… – Нога! – Таня вскрикнула, почувствовав, как пальцы её бывшего адъютанта чувственно скользят по обнаженной коже её икры. Отец капитана сделал паузу. – Ну, это необычный выбор стимула, но, да, я полагаю, нога подойдёт, полковник Дегуршафф. Во всяком случае, если половому акту достаточно часто будет предшествовать вид ноги, то в какой-то момент одного только вида ноги будет достаточно, чтобы вызвать… – Возбуждение! – Таня взвизгнула, когда нога капитана оказалась в опасной близости от той части её анатомии, которая обычно не связана с ногами, и которая, несомненно, начала ощущать признаки возбуждения. – Именно так! – категорически кивнул отец капитана, а затем бросил восхищённый взгляд на Таню. – Для дилетанта в этой области, полковник, я должен сказать, что вы обладаете поразительным пониманием её принципов. – Мне тоже очень нравится, как она все схватывает, - невинно кивнул капитан. "На самом деле, насколько я понимаю, понимание полковником сути вещей вызывает такую же реакцию, как биологически мощный стимул… – Огурец! – Таня успела пискнуть как раз вовремя. – Пожалуйста, передайте салат из огурцов, я имею в виду... – добавила она с лёгкой дрожью в голосе. – Кстати об огурцах, – с озорным блеском в глазах заметила мать капитана, – я как-то сомневаюсь, что огурцы могут превратиться из нейтрального в биологически мощный стимул, когда речь идёт о вас, полковник Дегуршафф… – О, это совсем не так! – с энтузиазмом подхватил отец капитана, совершенно не обращая внимания на подводное течение, которое грозило утопить Таню. – При достаточном обучении практически любой нейтральный стимул может в конце концов вызвать желаемую реакцию. – Правда, папа? – ухмыльнулась капитан. Затем, взглянув на Таню, бывший адъютант кокетливо добавила, – Мы должны попробовать это в качестве эксперимента, полковник. Работу с огурцами, я имею в виду. В учебных целях, разумеется. Таня понятия не имела, как ей удалось продержаться до конца трапезы, но была уверена, что к концу её бывший адъютант сумела основательно приучить её возбуждаться от одного только ощущения своей ноги. – Ты выглядишь совершенно разбитой, – раздался язвительный голос из другого конца комнаты. Таня подняла голову и увидела, что её бывший адъютант прислонился к двери коттеджа с ухмылкой на лице. – И кто, по-твоему, в этом виноват? – пробормотала Таня, опускаясь обратно на кровать. – Я просто подумала, что было бы справедливо дать тебе понять, что я чувствую всё время, – пожал плечами капитан. При этих словах Таня медленно поднялась и вздохнула. – Почему ты думаешь, что я не чувствую то же самое всё время? Рот капитана искривился. – Потому что тебе всегда удаётся держать себя в руках?        Таня ущипнула себя за переносицу. – Мне нужно держать себя в руках. Я никогда не говорила, что хочу… Она резко остановилась, когда военный инструктор начала расстёгивать пуговицы на платье. – Капитан? – Таня пискнула голосом, который внезапно стал на две октавы выше обычного. – Что... что ты делаешь? Её бывший адъютант ухмыльнулась, начав двигаться к Тане. – О, просто использую биологически мощный стимул, чтобы вызвать биологически мощную реакцию… Наблюдая за тем, как капитан медленно продвигается вперёд, Таня почувствовала, что она – Константин XI, наблюдающий за приближением султана Мехмеда II во главе его армии турок-османов. Однако когда бывший адъютант начала стаскивать с плеч платье, чувство сюрреалистического шока Тани резко переросло в полноценный приступ паники. – Капитан! – прошептала она, – Мы... мы не должны этого делать! Только не с твоими родителями в доме… – Моих родителей нет дома, – улыбнулась капитан, сбрасывая платье на пол и выходя вперёд. – Они уехали на какую-то помолвку в город и вернутся не раньше чем через три часа… “Три часа!!! – кричала Таня в тишине своего сознания. – Это будет не затяжная осада! Это будет тотальная бойня!” Она в парализованном шоке смотрела, как капитан пробирается к дивану-кровати и толкает её вниз... а затем поднимается и обхватывает Таню за талию. По тому, как ткань прилегала к телу военного инструктора, Таня поняла, что капитан под ней не носит. – Ебать, – пробормотала Таня, когда капитан наклонилась и прижала её предплечья. Её бывший адъютант улыбнулась так, что это было одновременно и самое сексуальное, и самое пугающее, что Таня видела в своей жизни. – Как прозорливо с твоей стороны, полковник. Потому что именно это я и имела в виду. Когда капитан наклонилась и накрыла её рот поцелуем, который был одновременно диким и нежным, Таня почувствовала, что последние остатки её контроля ускользают. По правде говоря... единственной причиной, по которой Тане все это время удавалось избегать лишения капитана целомудрия, был тот простой факт, что последняя всё ещё была склонна подчиняться решениям Тани. Хотя капитан то и дело пыталась соблазнить её последние несколько недель, она неизменно сворачивала свои атаки, как только Таня недвусмысленно давала понять, что пора остановиться. Однако каждый раз, когда капитан отступала, Таня испытывала глубочайшее разочарование. Однако на этот раз, похоже, военный инструктор не собиралась останавливаться. И этот дьявольски беспечный вариант капитана – такой контраст с послушным и покорным адъютантом, которого Таня знала много лет назад – вполне может стать для неё гибелью. “Неужели это то, чего я ждала всё время?” – лихорадочно размышляла Таня, когда капитан укусила её за шею достаточно сильно, чтобы оставить след. Неужели она просто ждала какого-то знака, что хотя бы в этой ОДНОЙ области жизни ей не придётся постоянно принимать решения, не придётся постоянно командовать… Не нужно быть тем, кто должен контролировать всё. Взглянув в решительные голубые глаза своего бывшего адъютанта, Таня поняла, что наконец-то встретила свою пару. – Наконец-то, – вздохнула она, притягивая капитана к себе для очередного поцелуя. По крайней мере, так бы она и поступила, если бы в этот момент в коттедж не вошёл отец капитана.       

AMOR ENIM VULT OMAKE SERIES

      

ВОЕННЫЕ ХРОНИКИ БЕСПОЛЕЗНОЙ ЛЕСБИЯНКИ

Глава 29: О применении принципов классического обучения в отношениях среднего возраста

             ФРАУ СЕРЕБРЯКОВА (начинает внимательно изучать полки, выстроившиеся вдоль стен кабинета мужа): Доктор Иван Павлов... Доктор Иван Павлов…              (Останавливается, когда наконец замечает книгу) Условные рефлексы... Здесь нет других книг того же автора, так что, вероятно, это она.              (Открывает книгу и начинает листать страницы) Потрясающе... В конце концов, действительно можно использовать широкий спектр нейтральных стимулов…              (То и дело делает паузы на разделах книги) Зуммеры, лампочки, метрономы, вилочки и свистки не кажутся мне ни капельки захватывающими…              (Продолжает внимательно читать книгу и тут же расплывается в хитрой ухмылке) Электрические разряды? Правда?              (Начинает читать некоторые отрывки ещё более внимательно... и в конце концов садится за стол мужа и берет ручку и лист бумаги). Боже, во что ввязываются исследователи дома... Ничто не может быть недоступно научному контролю, я полагаю... Но я не могу представить, почему неученый не сможет воспроизвести эти результаты... (Начинает яростно копировать некоторые пункты из книги... а затем бормочет себе под нос) Я только должна убедиться, что Ваня не разобьёт себе колени. Бедняга уже не так крепок, как раньше…       __________________________________________________________       Примечания:       И снова всем привет! На самом деле, в этой главе мне особо нечего объяснять :-) Единственное, что стоит упомянуть, это осада Константинополя в 1453 году, на которую ссылается Таня, когда Виша наконец решает пойти на убийство, лол. И для тех из вас, кто надеялся увидеть в этой главе немного больше папы Виши, разговор между Вишей и ее матерью в конце концов обрел собственную жизнь, и по этой причине время папы Виши в центре внимания придется перенести на две главы вперед, эххх…              Как всегда, я с нетерпением жду ваших комментариев! <-D