Дело Кимберли Франкс

      Мама. Густой лес, ливень и женские крики, которые не затихают ни на секунду.       Я добегаю до открытой поляны и дождь резко затихает. Вижу ее. Вот она. Мама.       — Мам? — смотрю на нее и решаюсь сделать шаг вперед.       Шаг сменяется на бег и я уже представляю, как крепко обнимаю ее. Она уже так близко, еще не много.       Громкий звук тормозит меня, а потом тело матери падает на землю. Я стою перед ней, ошарашенная и непонимающая всей ситуации. Дыхание сбивается и становится поверхностным, а пульс учащается. Мне не хватает воздуха, тошнота подступает к горлу, голова гудит. Я падаю перед ней на колени и начинаю заливаться слезами. Нет. Я не верю. Руки сами тянуться к ней, но я не могу к ней прикоснуться. Я боюсь. Боюсь видеть ее бездыханное тело.       — Нет! Нет! НЕТ! — начинаю кричать, — Мама, пожалуйста! Мам, очнись! — крик срывается, но я не перестаю кричать осевшим голосом, — ОЧНИСЬ! СЕЙЧАС ЖЕ!       Все тело трясет. Я не могу контролировать эмоции. Я склоняю перед ней голову и жмурюсь. Не могу на нее смотреть. Я не успела ее спасти. Ее убили из-за меня. Я виновата.       Мои всхлипы прекращаются, как только к моему затылку приставили пистолет. Я собираюсь обернуться, но не успеваю. Выстрел оглушает с такой силой, что барабанные перепонки лопаются.       Я резко просыпаюсь и начинаю кашлять от поступившего воздуха в легкие. Спина и лоб покрылись холодным потом, сердце стучит как бешеное, а виски пульсируют.       — Тише, Кимберли, успокойтесь, — утешает женский голос, а рука гладит меня по спине.       Я оборачиваюсь на источник звука и вижу знакомое лицо. Смотрю на домработницу с полминуты и только потом замечаю иглу в локтевом изгибе, от нее тянется трубка, которая прикреплена к капельнице. Дыхание и пульс выравниваются. Я осматриваю помещение, но не понимаю где нахожусь.       — Вы... — запинаюсь, — Простите... Я не помню вашего имени.       — Клэр, — спокойно отвечает женщина.       — Да, точно. А где я нахожусь?       — Вы в комнате Кристиана. Он привез вас рано утром и вызвал врача. Вы не помните?       Я отрицательно мотаю головой. Ничего не помню. Комната Криса? Когда я приходила к нему в первый раз, то я была в другой комнате.       Осматриваю себя и понимаю, что кроме топа и спортивных штанов — на мне ничего нет. Живот перевязан чистыми бинтами, и когда я это осознаю, то тело начинает ломать. Клэр прикасается к моей руке, но я отдергиваю ее.       — Кимберли, все хорошо. Мне нужно вытащить иглу, — указывает на мою руку и я поддаюсь.       — Что мне капали?       — Внутривенную анестезию, — домработница вытаскивает иглу, от чего я морщусь, и заклеивает сгиб пластырем.       Я разминаю затекшую руку, а Клэр выходит из комнаты, но наедине мне остаться не дают. В комнату залетает Алекса и подбегает ко мне. Валится на кровать и начинает душить меня в объятиях.       — Я думала ты подохла.       — Ты прямо сейчас можешь это сделать, — я пытаюсь вылезти из крепкой хватки девушки.       Она отпускает меня и хихикает.       — Я Криса таким нервным с пятнадцати лет не видела. Никого к тебе не подпускал, а когда тебя зашивали — находился рядом.       — Крис? — прочищаю горло, — Нервным?       — Он с тобой десять часов просидел, — шепчет она и подмигивает.       Наш разговор прерывает сам Хайдер. Вспомнишь лучик — вот и солнышко. Он прожигает меня взглядом и я прикрываю свое полуобнаженное тело одеялом, отводя взгляд. Крис подходит ближе к кровати и складывает руки на груди.       — Алекса, оставь нас, — требовательный и жутко спокойный тон.       Девушка встает с кровати и уходит, закрывая за собой дверь. Крис пододвигает стул ближе, садится и смотрит на меня. Он пришел сюда, чтобы помолчать?       — Сама расскажешь, или мне из тебя слова вытаскивать? — его спокойный тон сменился на наглый.       — Что рассказывать? — поднимаю голову и вижу его помятый внешний вид.       — Во-первых, что ты делала в пять утра на улице, во-вторых, какого черта у тебя ножевое ранение? — хмурится он, нервно дергая ногой.       — А что ты делал на улите в пять утра? — встречный вопрос.       — Тебя это не волнует, — указывает на меня пальцем, наклоняясь корпусом вперед.       — У меня такой же ответ.       Крис закатывает глаза, шумно вздыхая. Его явно не удовлетворяет мой ответ. Какая ему вообще разница? Что он делал в такое время на улице? И зачем притащил меня к себе домой?       — Где мой телефон? — все еще укутанная в одеяло, я мотаю головой из стороны в сторону, в поисках своего мобильника.       Крис достает из кармана брюк телефон и протягивает его мне:       — Тебе отец десять раз звонил, — я выхватываю у него свою вещь. — На одиннадцатый раз я взял трубку.       — Ты сделал... Что?! — у меня глаза на лоб полезли. — И что ты ему сказал?       — Представился твоим парнем и сказал, что ты находишься у меня.       — Ты в своем уме?! — шокировано повышаю голос, — Ничего умнее ты не мог придумать?       — А что мне надо было сказать? Извините, вашу дочь сейчас зашивают, перезвоните потом? Ты в отключке целый день провела, — вырывается у него.       Целый день. Я была без сознания десять часов, а сейчас... девять вечера. Что-то тут не сходится. Если он привез меня рано утром, по словам Клэр, то сейчас должно быть три — четыре часа дня.       — Я была без сознания десять часов, — хмурюсь от непонимания.       — Ты была без сознания тринадцать часов, — поправляет он. — Еще прибавляем три часа твоих мучений — выходит шестнадцать. Десять часов я... — он замолкает и, прочистив горло, продолжил, — С шести вечера и до твоего пробуждения с тобой сидела Клэр.       Я потерла виски, пытаясь вспомнить, но, кроме мертвого тела матери, перед глазами, в голову ничего не приходит.       — Первые три часа тебя рвало и мучал жар, вся тряслась и бредила. Когда тебя зашивали, ты все еще была в сознании, но в последний момент — вырубилась. — на его лице играло множество эмоций, которых я не понимала, но в голосе была тревога. — Врач сказал, что ты потеряла значительное количество крови. Скажи спасибо, что у вас с Алексой одинаковая группа.       — Она... — не могу вымолвить слова дальше.       — Тебе сделали переливание крови, — отвечает он за меня.       Надо будет поблагодарить ее.       — Где мой лонгслив?       — В мусорном ведре.       — Ты, мать твою, настолько меня ненавидишь?! Слушай, я не просила тащить меня к себе домой и сидеть около меня десять, сраных, часов! Уж извините, многоуважаемый Кристиан Хайдер, что потревожила ваш отдых! — сжимаю одеяло в руках от злости.       С первого курса он не отставал от меня. Я стала для него жертвой некого буллинга. Первое время я терпела и держала себя в руках, но после того, как он отпинал меня — я не стала это терпеть, дала в ответ. Когда он начал говорить про мою мать — я чуть не разбила ему голову. Но выбросить мою одежду?! Это уже давно перешло все границы.       — Ты закончила? — я не отвечаю. — Мне пришлось разорвать твой лонгслив, чтобы перевязать рану. — он встает со стула и подходит к шкафу, — Я куплю тебе новый. — Крис вытаскивает с полки белую толстовку и протягивает мне, — Пока надень это.       — Я не встану.       Крис сжал челюсть и подошел ко мне. Я выхватила из рук кофту. Она новая, будто только с магазина, но уже успела пропахнуть парнем.       — Отвернись или выйди, — требую я.       — Выгоняешь из моей же комнаты? Да и что я не видел в женских телах?       В нем нет ни грамма уважения.       Я поворачиваюсь к парню спиной и сбрасываю с плеч одеяло. С трудом натягиваю на себя толстовку, жмурясь от малейшего движения. Ткань уже добралась до живота, и я чувствую легкие касания пальцев на спине. Крис натянул толстовку сзади, но отходить от меня не собирается. Чувствую, как его нос соприкасается с моим плечом и ведет к шее. Меня прошибает током. Я молчу, но голос внутри меня кричит и просит продолжения. Он требует повернуться к нему лицом, но я заглушаю его.       — Я тебе сейчас нос сломаю, — грубо парирую я.       — От тебя пахнет апельсинами и корицей, — шепчет он хриплым голосом, — Ненавижу апельсины, они кислые и с косточками. Ты такая же. — он отстраняется и слезает с кровати.       — Это ты пытался задеть меня, или сделать комплимент? — оборачиваюсь на него, но вижу только широкую спину.       — Я сказал твоему отцу, что ты остаешься у меня на ночь, — он открывает дверь, — Спускайся на кухню. — и уходит.       И что это сейчас было? Эй, он не ответил на мой вопрос.

***

      — Почему ты мне не рассказала про парня? — спокойным голосом проявляет интерес отец.       После ужина я решилась позвонить ему, но я никак не ожидала такого провокационного вопроса. Я просто хотела сказать ему, что со мной все хорошо и что я не мертвая.       — Времени не было, — нервно тараторю.       — И давно вы вместе?       — Месяц, — накручиваю прядь волос на палец и оттягиваю ее. — Я приеду завтра утром. Крис меня привезет.       — Надеюсь на встречу с ним, — по доброму усмехается он. — Ну хорошо, не буду мешать вашему вечеру. Надеюсь, средства контрацепции у него имеются.       — Папа! — растеряно восклицаю я и слышу смех через динамик.       — Спокойной ночи, Кимми, люблю тебя, — заключает он.       — И я тебя, — неловко отвечаю и отключаю вызов.       — Ну презервативы у меня всегда найдутся.       Я дергаюсь:       — Матерь божья! Ты совсем идиот?!       Крис прошел в комнату и открыл дверцу шкафа.       — Что ты тут делаешь? — хмурюсь от испуга.       — У тебя память короткая? Это моя комната.       — И?       — Я буду спать здесь, — спокойно отвечает он, доставая спортивные штаны из шкафа.       — В смысле? А я? — я часто моргаю в недоумении.       — Ты тоже будешь спать здесь.       — Ты сейчас серьезно? — зажимаю между большим и указательным пальцами переносицу, — Я не собираюсь с тобой спать!       — Меня это не интересует.       — А меня интересует! Я буду спать на полу, либо дай мне другую комнату! — требую, возводя руками.       — Это тебе не гребаный отель. Ты будешь спать тут, — указывает он на кровать. — и меня не волнуют твои возгласы.       Я показываю ему средний палец и он уходит. Валюсь на кровать и зарываюсь лицом в подушку, истошно простонав. Зла на него не хватает. Упертый баран.       Через полчаса он возвращается. Волосы влажные, и капли воды стекают по его плечам и ключицам. Только сейчас я могу разглядеть его татуировки: змеи обвивают ключицы, на предплечье какой-то иероглиф, а под животом, ближе к бедру, какая-то дата, но половину тату закрывает резинка штанов.       — Раздевайся, — уверенным тоном, с хрипотцой, заявляет он.       — Чего? — от его заявления я выпадаю в осадок.       — Мне нужно поменять тебе бинты, — поясняет он.       — Я и сама в состоянии это сделать. — открываю чат с Марком.       Крис подходит ко мне и вырывает у меня телефон. Я буквально ахреневаю от его поступка и метаю в него убийственный взгляд.       — Ты серьезно? Я тебе не маленький ребенок.       — Серьезнее некуда, — он прячет телефон в карман штанов. — Отдам, когда перевяжу тебя.       Крис проходит мимо меня, достает из ящика чистые бинты и перекись, садится на кровать и ждет. Он не отдаст мне телефон, если я не послушаюсь, но будем честными, самостоятельно я себя не перевяжу — рана периодически ноет.       Я подхожу к парню и пристраиваюсь между его ног, задирая толстовку до начала топа.       — Раздеваться не буду.       Крис выдыхает и мою кожу щекочет его дыхание. Рана была ниже пупка и парню приходится самостоятельно приспустить мои штаны, чтобы резинка была на бедрах. Пальцами он ловко развязывает узел, и я чувствую облегчение — бинты сильно сдавливали живот. Крис отклеил пластырь, который уже перекрасился в кроваво-красный, и начал обрабатывать шов перекисью. Изувеченная кожа начинает щипать и я жмурю глаза, прикусив нижнюю губу.       — Если больно, то возьмись за плечи. Чего мучаешься?       — Какой же ты сердобольный, — болезненно прошипела и положила ладонь на его плечо, впиваясь ногтями в кожу.       Спустя пару минут мучений и неловкости — мои пытки закончились. Когда я стояла с открытой спиной к Крису, то чувствовала, как его пальцы проскальзывали по шрамам, но я лишь пнула того в колено и он понял намек.       — Что у тебя со спиной? Ты была мишенью для метания ножей?       Мы лежали в одной постели, но были повернуты друг к другу спинами. Мне пришлось перебороть свою неуверенность и заткнуть внутренние противоречия, потому что этот идиот не отдал мне телефон.       Уголки губ приподнялись в улыбке и изо рта вырвался смешок.       — Да, — коротко ответила я, зарываясь носом в одеяло.       — А живот? — аккуратно спрашивает он, — Это я тебе такие синяки оставил?       — Нет, я упала на груду кирпичей, — ерничаю.       — Идиотка, — он играючи перетягивает одеяло на себя, но я тяну ткань на свою сторону. Да, мы лежим под одним одеялом. — Прости... За то, что отпинал тебя тогда, не разобравшись в ситуации, — извинения из парня лезут с большим трудом.       Мне сейчас не послышалось? Он просит прощение?! Какая муха его укусила?       — Проехали, — закрываю глаза.       Я засыпаю довольно быстро, хотя и спала целый день.