В танце под луной

      Тихие голоса неспешно просачивались сквозь вязкую дымку сознания. Они вырвали из приятной темноты, заставили вернуться в реальность, в которой я последнее время кроме боли ничего не ощущал. Я разлепил глаза, уже ожидая встретить слепящий яркий свет, но, как оказалось, комната, в которой я находился, была погружена в лёгкий мрак.        Где я?       Повернул голову вбок, и по телу прошлась лёгкая волна боли, на которую я и вовсе не обратил внимания. Осторожно пошевелил пальцами рук и ног, чтобы удостовериться, что я полностью цел и могу контролировать движения. Рубашка неприятно липла к телу, скорее всего из-за обилия пота, который медленной каплей стекал по виску.        Я чувствовал себя в разы лучше, нежели в прошлый раз, когда был в сознании. Воспоминания острыми отрывками пронзили голову, и я съёжился под их натиском. Мне стало резко плохо, потекла из носа кровь, и я поспешил выйти из зала, где, кажется, проходило очередное собрание... Я смутно помнил, что происходило дальше, помнил лишь обжигающую тело боль и мягкий успокаивающий голос, который твердил, что всё будет хорошо, а затем наступила тьма...       Что же со мной?        — Ранделл?        Ласковый и в тоже время обеспокоенный голос донёсся откуда-то справа. Я повернул голову на звук и встретился с уставшим и встревоженным лицом отца. Сердце кольнула вина за то, что это из-за меня он в таком состоянии. Я заставил его волноваться. Я виноват.        — Пап?.. — вышло сухо, жалостно, болезненно. Почему-то в глазах защипало, стоило предоставить, насколько жалко я выглядел в этот момент.        — О, Луна-Луна, мой мальчик, — он приблизился и опустился предо мной на колени, обхватывая моё лицо руками. — Ты живой, — подушечкой большого пальца погладил мою скулу, и меня накрыло новой волной чувств. Таких разнообразных, смешанных... И нежность, и волнение, и грусть, и страх... Папа смотрел на меня с таким облегчением, в его глазах блестели слёзы, и в этот момент я понял, насколько сильно он любит меня. Я никогда в жизни не видел его таким уязвимым. Казалось, он был на грани обморока, и я почувствовал вину за то, что стал причиной всего этого. Единственный член моей семьи выглядел совершенно сломленным, и всё это — моя вина.        — Где я?.. — бегло осмотрел комнату, но это ни к чему не привело. В голове словно была какая-то каша.        — Ты дома, — папа постарался улыбнуться, но мне показалось, что улыбка вышла натянутой, изнеможённой. — Врач уже осмотрел тебя, и успел провести небольшой курс лечения. Тебе ввели капельницу на несколько часов, и вот она дала результаты — ты очнулся.        — С-сколько я пробыл в отключке? — В горле всё пересохло, слова давались с трудом. Неужели настолько всё плохо...        — Почти весь день.        — День... — я нахмурился. — В смысле новый или...        — Вчера было собрание и именно вчера тебе стало плохо. Когда ты вышел с зала, и не возвращался довольно-таки продолжительное время, я забеспокоился лишь сильнее. Пришлось прервать совет, и когда я пошёл искать тебя, мне навстречу вышел Мистер Кейн. Он держал тебя на руках, и ты выглядел так... болезненно, — папа тяжело выдохнул и сделал глубокий вдох, будто хотел разбавить воздухом печаль в голосе.       Я инстинктивно скривился при упоминании зеленоглазого мужчины. По телу пробежала стайка холодных мурашек, а места, которых касался Уилл, обдало жаром.        — А... ч-что со мной?..       Дверь в комнату приоткрылась, впуская яркую полосу искусственного света. Мужчина в белом халате слегка склонил голову приветствуя то ли меня, то ли папу, а может, и нас обоих. Он осторожно прошёл к нам, и что-то прошептал отцу на ухо, и тот кивнул, после чего доктор перевёл взгляд на меня.        — Рад, что вы очнулись, господин, — он прошёл к столу, на котором стоял какой-то мигающий прибор. — Поздравляю, ваша температура значительно снизилась. Сейчас возможны лишь короткие перепадки давления и, вероятно, обильное выделение пота, но не стоит беспокоиться, это естественная реакция организма.        — Реакция организма на что? — Я попытался привстать, но отец мягко остановил меня. Доктор вновь повернулся ко мне.        — Я считаю, что ваше недомогание — разновидность лихорадки, вызванной переутомлением. Вспомните, вы в последнее время слишком сильно нагружали себя? Сейчас речь идёт не только о физической нагрузке. Различные переживания, стрессы, возможно, даже истерики — всё это могло спровоцировать такую бурную реакцию организма.       Я закусил губу, вспоминая различные моменты минувших дней. Смерть маньяка, встреча с этим... зеленоглазым мужчиной, вся эта непонятная ересь с амулетами, затем ситуация в лесу, которая никак не поддавалась объяснению... — вполне себе отличный наборчик, который вполне мог привести к таким результатам.        — Как вы себя чувствуете? — доктор присел на край кровати, внимательно заглядывая мне в глаза. Я неопределённо пожал плечами.        — Нормально. Намного лучше, чем вчера. Правда, в горле пересохло. Я жутко хочу есть и пить.       Доктор кивнул, записывая что-то на лист бумаги.        — Сейчас вам принесут еду. Возможно, вы что-нибудь ещё ощущаете? Например, сильную чувствительность к свету? Жар? Холод? Резкую головную боль?       Я помотал головой, на что он легонько улыбнулся.        — Хорошо.       — Ранди, — папа накрыл своими руками мои и несильно сжал их, — скажи, пожалуйста, правду.       — Пап, я чувствую себя гораздо лучше. Хотя, ощущается как-то легкая усталость, — неуверенно почесал затылок и постарался мило улыбнуться. — Спасибо, доктор, благодаря вам я нахожусь в мире живых, — я чувствовал, что должен был это сказать, потому что то, что я сейчас сижу здесь и разговариваю с отцом, живой, без всяких болей — полностью его заслуга.       — Рад служить вам, мой господин, — он поклонился, и я заметил на его лице мимолетную улыбку. — Пожалуйста, постарайтесь меньше волноваться и подвергать себя стрессовым ситуациям.       Мне оставалось лишь кивнуть, соглашаясь с его словами, хотя где-то глубоко в душе я понимал, что придерживаться его советам у меня никак не получится.

***

      Начались каникулы. Я сидел в кабинете мистера Освальда и повторял тему, которую он объяснил мне несколько минут назад. Поскольку моё здоровье полностью восстановилось и я чувствовал себя просто превосходно, а времени было навалом, мы с отцом единогласно решили, что я начинаю дополнительно заниматься. В кабинете Освальда было прохладно, на улице стояла прекрасная погода — плюс двадцать градусов, и в открытое окно в кабинет проникал живительный аромат свежего воздуха. Стояла умиротворяющая тишина, и только птички нарушали её своим звонким пением. По мере прочтения главы, мою голову посещали различные мысли, и одну из них я всё же решился озвучить учителю.        — Мистер Освальд, могу я задать вам вопрос?        Мужчина оторвался от какой-то книги, припустил очки и взглянул на меня.        — Конечно, мой господин.       В отрытое окно залетела муха. Еле слышное жужжание возле уха — и маленькая нарушительница тишины уселась на мою ручку и стала потирать лапки.        — Скажите, вы чувствуете мой запах? В смысле запах моего зверя или, может быть, статуса? Я ещё не до конца понял, что именно ощущают совершеннолетние особи.        Учитель выпрямился, сцепил руки в замок и заглянул мне в самые глаза, будто пытался что-то отыскать в них.        — Нет, господин, я не ощущаю от вас ничего, что могло бы указать на ваш статус, — он снял свои очки и повернулся в окно, щурясь от яркого солнца. — Но вы не беспокойтесь. Это вполне естественно, если вы ещё ни разу не обращались в волчью форму.        Так-так, а вот с этого момента поподробнее, пожалуйста. Я отложил в сторону книгу, и полностью сосредоточил своё внимание на задумчивом лице Освальда.        — Особи, которые уже перекидывались в волка, или хоть как-то контактировали с ним, могут ощущать запахи других оборотней, и у них самих появляется свой уникальный запах, который часто разбавлен нотками «стереотипной иерархии».        — Стереотипной иерархии? Что это?        — А помните, вы читали книгу, где подробно расписывается о каждом статусе?       Я кивнул.        — Так вот, если мне не изменяет память, в конце каждого описания было примечание о том, какой запах к каким статусам относится. Поэтому, господин, если бы вы могли сейчас воспользоваться волчьими способностями, почувствовали бы, что от меня исходит лёгкий уникальный запах, которого нет ни у одного оборотня. А стоит вам принюхаться чуть получше, сразу уловите еле ощутимые нотки хвои, что выдаст во мне бету.       Я поражённо раскрыл глаза, на что он улыбнулся.        — Здесь нет никакой мистики или фантастики. Всё это естественно и вы со временем ко всему привыкните. Кстати, помните, да, если вы желаете узнать статус оборотня и, принюхавшись, ощутили нотки чего-то приторного или солёного — это гамма, если, как я говорил недавно, запах чего-то хвойного — это беты, если же запах чего-то приятного, чаще всего цветочного оттенка — это омеги, храни их Луна, прекрасные люди, — он благоговейно вздохнул, мечтательно вглядываясь в белые облака. — Если же запах особи раскрывается на кисло-сладких тонах, то это...        — Альфы, — закончил я за учителем, подражая ему, вглядываясь в раскрытое окно.       — Всё верно.       После этих слов кабинет погрузился в тишину, которая нарушалась только постукиванием пальца учителя о стол. Муха, всё это время сидевшая на моей ручке, взлетела, и, под тягостное жужжание вылетела в коно. Пальцы сами собой подцепили ручку и стали вертеть её в руках, в то время как я безучастно смотрел в окно, на медленно тянувшиеся облака. Было так спокойно и хорошо. Влетевший внутрь кабинета лёгкий ветерок взъерошил волосы, несколько остудив голову. Она полностью очистилась от всех мыслей, которые в последнее время не покидали меня.       Лёгкое покалывание в пальцах заставило отвлечься от окна и обратить внимание на себя. Я не мог понять это новое для себя ощущение. Лёгкий ток прохладного или тёплого воздуха, идущий из ниоткуда, или ещё что-то... но оно определённо мне нравилось, хоть и пугало. Пальцами покрутил ручку в разные стороны, и чуть было не подпрыгнул на месте, когда по красному металлу прошлись тонкие, кривые линии чего-то голубого... Руки засветились таким же голубоватым светом. В следующее мгновенье ручка была отброшена в сторону, а ладони сжаты в кулаки. Опять по телу дрожь, но я упрямо поджал губы и приказал себе не обращать на неё внимания.       Что сейчас было?       Я покосился на ручку, которая валялась под столом. Она была полностью цела. Ни царапинки.       Возможно, мне всего лишь показалось? Но голос внутри меня прошептал:       Нет.       Осторожно поднял вещь с пола и постарался детально её рассмотреть. Нет, правда, ни единой трещины или ещё како-либо повреждения. Я украдкой глянул на учителя и убедился в том, что он ничего не заметил.       Это ненормально!       Может быть, я всё же не до конца выздоровел, и это всё — плод воспаленного мозга? Может быть... может быть... Больше не сумел найти оправданий случившемуся. Страх необъяснимого заставил напрячься до предела.       Нужно кому-то сообщить. Вдруг я чем-то болен? А... если нет? М-меня примут за сумасшедшего! О, Луна-Луна, что мне делать?!        — Господин, на сегодня урок окончен. — Мистер Освальд так внезапно оказался возле моего стола, что я от неожиданности дёрнулся в сторону, и, к несчастью, стол закончился. Секунда — и я всем телом ощутил всю мощь силы притяжения. Чьи-то руки вовремя подхватили меня, уберегая от столкновения с полом. — С вами всё в порядке?        — Д-да... — Поправляя помявшуюся футболку, я благодарно посмотрел на учителя. — Спасибо.        — Вы свободны, — он мягко улыбнулся, подавая мне ручку, которая, похоже, второй раз свалилась на пол, — думаю, следующий урок будет через неделю. Желаю хорошо отдохнуть.       Я неуверенно кивнул, на автомате сгребая все учебники и тетрадки под мышку.        — Спасибо за урок, мистер Освальд, — поблагодарил учителя и скрылся за дверью.        Я стоял возле двери своей комнаты. Меня разрывало два желания: первое — закрыться ото всех, никому ничего не говорить, всё держать в себе, а второе — полностью противоречило первому. Было стойкое желание прийти к отцу и поведать ему обо всём, попросить совета, помощи, возможно, он помог бы со всем разобраться, если бы всё происходящее не походило на наиглупейший бред.       Всё же я сдался.       По-быстрому закинул в комнату учебники и поспешил по длинному коридору, тихо, без шуму спустился по знакомой лестнице и, остановясь у знакомой двери, три раза постучал в неё. Послышалась возня, после которой дверь отворилась, и на пороге появился отец.        — Ранделл? — его голос был удивлённым. — Что-то случилось?        — Да, — я секунду помялся, неуверенно теребя край футболки. — Я войду?        — Конечно, — он отошёл чуть в сторону, пропуская меня внутрь.       Кабинет был большой, светлой комнатой, полной столов и папок с бумагами, актами и планами каких-то земельных участков. Я почувствовал некий неуют, находясь здесь. Меня скрутило от мысли, что моё будущее будет выглядеть примерно также.        — Ранделл, что произошло? Тебе стало плохо? Позвать врача?        — Нет-нет, всё в порядке, правда, — я поднял ладони вверх, в надежде утихомирить обеспокоенный пыл отца. — Я к тебе по другому вопросу.        — Я тебя слушаю, — он разместился в кресле, закинул ногу на ногу и сцепил пальцы в замок, а я остался стоять напротив него и попытался собраться с мыслями.        — В общем, тут такое дело, в последнее время на меня слишком много всего навалилось, много чего произошло, — я стал хрустеть пальцами, пытаясь унять дрожь во всём теле. А что, если не поверит? Что, если посчитает ненормальным?       Вот и узнаешь, — снова этот ехидный внутренний голосок. В одном он прав, если я уже начал, нужно довести дело до конца.        — Сегодня, когда проходил урок у мистера Освальда, случилось нечто очень странное со мной, — закусил губу от нараставшего напряжения. — Я бы даже сказал, необъяснимое...        — Что же, сынок? — его мягкий голос успокоил, и какае-то тепло зародилось в груди. Отец словно подталкивал меня к продолжению, и я продолжил:        — Когда я взял в руки ручку, пальцы стало немного покалывать, но я особо не обратил на это внимания. — Глянул на свои руки. — Но вот уже через несколько минут всё так завертелось... Я... я сам до сих пор не могу понять, было ли это правдой или же показалось, но... — сердце билось гораздо чаще обычного, горло пересохло от волнения и жара, пронёсшегося по телу. — Но я увидел, как мои ладони засветились мягким голубым светом, а по ручке расползлись маленькие сгустки энергии, чем-то похожие на молнии... — под конец я зажмурился, кажется, только сейчас осознавая, что же всё-таки за бред я рассказал отцу.       Он никогда не поверит в эту чушь.       Тишина висела долго. Слишком долго. За это время я успел проклясть себя и свой язык несколько тысяч раз, а отец всё молчал и молчал. Не знаю, что подвигло меня на следующие действия, возможно, переходный возраст, юношеский максимализм, желание, чтобы мне поверили, неважно, в этом резком, необъяснимом порыве, я схватил со стола отца футляр для очков и повертел его в руках, точно так же, как ту ручку. Но ничего не произошло. Совсем ничего.        — Что ты делаешь? — голос отца заставил меня напрячься пуще прежнего.        — Пытаюсь тебе привести доказательства того, что я не выдумал всё это, — и вновь повертел футляром. Никаких изменений.        — Ранделл, я понимаю, ты устал...        — Нет же, пап, нет! — Затряс вещь пуще прежнего. Я чувствовал, как волна раздражения поднимается к горлу, норовя задушить, но желание доказать свою правоту было выше этого.        — Ранделл...        — Сейчас-сейчас!        — Пойми же...       Пальцы сжались вокруг футляра, и я почувствовал, как они стали жечь уже знакомым покалыванием. Через несколько секунд ладони засветились голубым светом, который становился всё ярче и ярче, ослепляя. Маленькие кривые линии охватили футляр, создавая некий энергетический кокон, который возрастал в размерах.        — Что... — голос отца вывел меня из оцепенения. Я перевёл на него взгляд, и яркий свет от ламп больно резанул по глазам. Я зажмурился. В ушах появился целый спектр звуков, я мог расслышать, как быстро бьётся сердце отца, как за окном взмахнула крыльями птица, как за дверью, кто-то кашлянул... новые ощущения буквально сводили с ума. Захотелось спрятаться, сбежать, закрыть уши ладонями, но возрастающая в руках энергия не давала это сделать.       Что происходит?!       Я попытался стряхнуть с себя эту энергию — всё безрезультатно — она лишь увеличилась, пугая пуще прежнего.        — П-а-а-ап, что происходит?! — закричал я и стал нервно дёргать рукой. В ушах стоял звон, глаза нещадно болели и слезились, голова ходила ходуном, казалось, что я вот-вот разорвусь на части, как всё в миг прекратилось.       Нежное и вместе с тем властное прикосновение руки вернуло меня в реальность. Мир перед глазами перестал кружиться, и я поднял глаза, пытаясь сфокусировать зрение на лице отца. Он выглядел напуганным. Он боится меня. Но, несмотря на это, не убежал, оставив меня одного, а помог, успокоил, вернул в реальность.        — Пап... я не знаю, что происходит, — опустил голову как можно ниже, зажмуриваясь. Мои колени дрожали от страха, да и тело, я уверен, тоже. — Прости меня...        — Ранделл, — тихий голос успокаивал. Висков коснулись тёплые пальцы. Дрожь потихоньку начала отпускать. — Посмотри на меня.       Я нехотя поднял голову. Лицо отца в этот момент было как маска, но я заметил что-то холодное, сверкнувшее на дне зрачков.        — Нам нужно серьёзно поговорить.