В танце под луной

Уилл

      Мокрый песок впитывал мою кровь, пока я держал его хрупкое тело в объятиях. Раны от острых камней пульсировали болью, но это было ничто по сравнению с агонией в груди. Волчонок лежал без сознания — бледный, холодный, такой невыносимо хрупкий в моих израненных руках.       — Пожалуйста, луна моя, — мой голос срывался, пальцы дрожали, когда я проверял его пульс в сотый раз. — Только дыши. Просто продолжай дышать.       Я прижал его ближе, игнорируя острую боль в рёбрах. Моя кровь смешивалась с речной водой на его коже, и это казалось каким-то жутким символом моей несостоятельности как альфы, как защитника, как пары.       Какой толк от всей моей силы, от власти, от могущества, если я не смог уберечь самое дорогое? Не заметил, как тьма пожирала его изнутри, как боль и отчаяние привели его к этому обрыву.       — Я должен был видеть, — шептал я, убирая мокрые пряди с его лица. — Должен был понять раньше. Защитить лучше. Быть рядом ближе.       Мои руки, привыкшие повелевать и управлять, сейчас были беспомощны. Я мог только держать его, считать слабые удары сердца, молиться Луне, чтобы она не забрала его у меня.       — Прости меня, — слова падали в ночь вместе с каплями воды и крови. — Я был слеп. Самонадеян. Думал, достаточно любить тебя, окружить заботой и защитой. Не понимал, что иногда любовь душит сильнее любых цепей.       Дрожь пробирала до костей, но я только крепче прижимал его к себе, пытаясь поделиться остатками тепла. Моё сердце разрывалось от мысли, что он предпочел смерть жизни рядом со мной.       Это конец. Беспросветный. Жестокий.       Я к нему его подвел.       — Я всё исправлю, — обещал я его бледному лицу. — Научусь быть не только сильным, но и чутким. Не только защищать, но и понимать. Только живи. Пожалуйста, просто живи.       Впервые в жизни я чувствовал себя абсолютно беспомощным. Я, альфа, привыкший контролировать каждый аспект жизни, не мог сделать ничего, кроме как держать его и молиться, чтобы этого было достаточно.       Силы были на исходе. Я не мог дальше идти, но и позволить ему замерзнуть здесь тоже было выше моих сил.       Отчаянье разрывало изнутри.       — Я найду способ достучаться до твоего сердца, — шептал я, прижимаясь губами к его холодному виску. — Сквозь все стены, которые ты построил. Сквозь всю боль, которую ты носишь в себе. Я найду путь.       Всё мое существо было сосредоточено на слабом биении его сердца, на едва заметном движении груди при дыхании.       — Не оставляй меня, — мой голос сорвался, когда я почувствовал, как он становится холоднее в моих руках. — Я не смогу без тебя. Не сумею. Не захочу.       Луна безразлично смотрела сверху, пока я, могущественный альфа, сидел на холодном песке, держа в руках свою умирающую пару и понимая, что вся моя сила, всё моё влияние ничего не стоят, если я не смог защитить его от самой страшной угрозы — его собственных демонов…       А затем его сердце замерло.       И я почувствовал, как в этот самый момент, в синхронной близости, остановилось и мое.

***

      Тиканье старинных часов в холле разрывало тишину на куски. Я сидел в кресле, стискивая подлокотники до побеления костяшек, пока Архаэль мерил шагами комнату. Кровь всё ещё пятнала мою рубашку — его кровь, моя кровь… уже не разобрать.       — Мы должны были заметить, — голос брата дрожал, такой непохожий на его обычный спокойный тон. — Я проводил с ним столько времени в библиотеке… Видел, как он угасает…       Я закрыл лицо руками. Только бесконечная усталость и страх. Архаэль был прав — мы оба облажались. Я — как альфа и пара, он — как друг и названный брат. Тяжелый вздох и полное осознание.       — Никогда не прощу себе это напускание равнодушие, которым я одарил его в последнюю нашу встречу, — он облокотился о стену. Его горечь сжала тисками мое сердце. — Я должен был продолжать придерживаться своему пути — быть рядом с ним, быть поддержкой. Но вместо этого…       — Брат… — я попытался взять разбушевавшиеся эмоции под контроль. Не выходило. Не тогда, когда дело касалось моего Волчонка.       Доктор был наверху уже больше часа. Каждый его шаг над головой отдавался в висках молотом. Я прислушивался к малейшему звуку, пытаясь уловить через связь пары хоть проблеск его сознания.       — Я сглупил, — горькое признание. — Не сообщил тебе сразу о том, что случилось на празднике лорда Бомон-Ле-Роже, — я медленно облокотился о спинку кресла. Тело неприятно ныло от недавно пережитого стресса. — Не позволил приехать. Думал… что сам справлюсь.       — Он читал о смерти, — вдруг произнёс Архаэль, останавливаясь у окна. — Последние недели… все книги были о смерти. — А еще эти куски писем в его столе.       Рычание вырвалось из груди помимо воли. Мой брат, всегда такой проницательный, видел знаки. Так же, как я чувствовал его боль через связь, но списывал на последствия травмы.       — Какие же мы идиоты, — прошептал я, опуская голову на руки. Раны саднили, но эта боль была почти желанной — наказание за слепоту, за самонадеянность.       — Ты видел его глаза в последнее время? — Архаэль повернулся ко мне, его лицо исказилось от боли. — Они были такими… пустыми. И я просто… позволил равнодушию утопить беспокойство.       Тишина снова накрыла комнату. Мы оба знали, что подвели его. Я — считая, что достаточно любить и защищать, забыв о том, что иногда нужно просто слушать. Архаэль — из-за моей просьбы не быть мягким.       — Если он… — голос брата сорвался.       — Не смей, — оборвал я его, но страх уже сжимал горло ледяной хваткой. — Он сильный. Он справится. Луна… она не даст ему уйти… ведь так?       Страх оплел шею тонкой нитью, перекрывая кислород. Холодность, расчетливость альфы и короля рассыпались. Ненужные декорации.       — Он предпочел смерть вместо жизни с нами.       Его слова ударили больнее любого оружия. Потому что это была правда — чистая, незамутнённая, безжалостная. Мы, считавшие себя его защитниками, стали свидетелями его падения, не сумев предотвратить трагедию.       Шаги доктора на лестнице заставили нас обоих замереть. Я поднялся, чувствуя, как дрожат колени — я, альфа, привыкший держать удар, сейчас был напуган как щенок.       Архаэль встал рядом, его присутствие было единственной опорой в этот момент. Мы оба облажались, но сейчас могли только ждать и надеяться, что у нас будет шанс всё исправить.       И я ни за что его не упущу.       Больше нет.       — Если он выживет, — прошептал я. — Клянусь, я научусь видеть боль раньше, чем она превратится в желание умереть. Я ослаблю свой контроль, сделаю абсолютно все, что он попросит.       — Мы научимся, — тихо поправил Архаэль. — Вместе.       Дверь открылась, и время застыло. В этот момент мы были не могущественным альфой и его рассудительным бетой, а просто двумя оборотнями, до смерти напуганными возможностью потерять того, что стал центром нашего мира…       — Что там? — голос прорезался от нетерпения.       — Мы боремся, Ваше Величество, но он, похоже, делает тоже самое…       Грудь сдавило от дрожи в теле.       — Ему определённо уже стало получше, но и близко не так хорошо, как нам хотелось бы. Он оборвал связь со зверем с помощью препарата, Ваше Величество, его регенерация не справляется.       Я кивнул. Я знал это. В ту же секунду, как ощутил его запах в своем кабинете. Что-то оборвалось внутри, когда я нашёл открытый сейф и пустой флакон из-под зелья разрыва. Паника накрыла удушающей волной — он не просто сбежал, он пытался разорвать связь со своей сущностью.       «Найти. Немедленно», — приказ прозвучал как рык, и особняк наполнился движением. Но я уже знал — регулярные поиски бесполезны. Он был слишком умен, слишком хорошо знал мои методы.       Я метался по городу, как раненый зверь. Каждая секунда промедления отдавалась болью в груди. Наша связь пульсировала тревогой — он был жив, но его эмоции… Боги, эти эмоции разрывали меня изнутри. Отчаяние, боль, решимость. Решимость, от которой стыла кровь.       «Где ты, Волчонок?» — шептал я, проверяя каждое место, где он мог укрыться. Библиотека — пусто. Старая кофейня — никаких следов. Академия — только эхо его присутствия.       За несколько часов до отъезда Волчонка я все же набрал Архаэлю. Он бросил все свои дела и тут же примчался.       И я знал — он уже ведет свои поиски.       Время утекало сквозь пальцы. С каждым часом след Волчонка становился холоднее, а страх в моей душе — сильнее. Я знал это состояние, видел его признаки, но был слишком слеп, чтобы понять раньше.       След привёл к лесу. Его запах смешивался с ароматом хвои и влажной земли, но я бы узнал его среди тысячи других. Волк внутри меня рвался вперёд, чуя близость пары, чувствуя его боль через истончающуюся связь.       А затем я осознал, что он покинул Элмор.       И вот тогда, в тот самый момент я ощутил животный страх. Липкий, тошнотворный, и такой сильный.       Я бежал между деревьев, не разбирая дороги. Леса Орианы отдавались смутными всполохами в памяти. Каждый удар сердца отсчитывал секунды, которые могли стоить его жизни. Луна освещала путь, но тени словно сгущались, пытаясь скрыть от меня мою пару. Я шел по его следу, который кружил меня словно червя на крючке — беспомощного, отчаянного, но готовым бороться до конца.       Его запах вновь вернул меня в лес. Запах его крови ножом ударил в сердце. Я ускорился.       Быстрее. Еще быстрее.       Найти. Спасти. Защитить.       А потом я увидел его — хрупкий силуэт на краю обрыва. Ветер трепал его волосы, и он казался таким маленьким, таким уязвимым на фоне ночного неба. Один шаг отделял его от пустоты.       Кровь. На нем повсюду была кровь. Неестественно выгнутая нога пропустила удар в сердце.       Мой брат был уже там. Рядом с ним. Его тихий голос доносился до ушей. Не думая, я перекинулся в волка. Инстинкты кричали — быстрее, ближе, спасти, защитить. Но я видел решимость в его позе, понимал — резкое движение может стать фатальным.       Когда он наклонился назад, время словно застыло. Я прыгнул, вкладывая в движение всю силу, всю скорость, на которую был способен. Клыки сомкнулись на его лодыжке — не чтобы ранить, чтобы удержать.       Камни крошились под когтями, пока я пытался втащить его обратно. Его вес, тяжесть момента, понимание, что от моей силы зависит его жизнь — всё это обрушилось лавиной.       «Только не отпускай,» — билось в голове, когда земля начала осыпаться. — «Что угодно, только не отпускай.»       А потом мы падали вместе — в темноту, в холод речной воды, в неизвестность. Я обвил его своим телом, готовый принять любой удар, любую боль, лишь бы защитить.       Вода обожгла холодом, но я не разжимал хватку. Даже когда лёгкие горели от недостатка воздуха, даже когда течение било о камни — я держал его, защищал, спасал.       Но затем вновь потерял. Ошибка, ценою в его жизнь.

***

      — Мы зайдем? — Мой голос рассек тишину коридора.       Доктор мялся. Потер очки и все же кивнул.       — Да, Ваше Величество, только прошу вас, не надолго.       Я уже не слышал. В это мгновение я почувствовал себя таким беспомощным: понимание, что Волчонок страдает, что я нужен ему и при этом не могу помочь прямо сейчас, было самым ужасным, что когда-либо испытывал. Я ощущал себя так, словно подвёл его, и это было непростительно.       Взглядом обвёл обстановку: кровать, приборы. Заметил, что, помимо капельницы, он был также подключён к кардиомонитору, и, судя по частоте сигнала, сердце его билось медленно. Непозволительно медленно. Он выглядел таким, луна возьми, беззащитным.       Тусклый свет ночника отбрасывал тени на его бледное лицо. Я сидел в кресле, не отрывая взгляда от его хрупкой фигуры под одеялом. Каждый его вдох отзывался в моей душе, каждый удар медленный сердца напоминал о том, как близко я был к тому, чтобы потерять его.       «Это всё из-за меня,» — мысли кружились как вороны над полем битвы. — «Моя вина. Моя проклятая одержимость.»       Я вспоминал, как запер его здесь, в золотой клетке особняка, думая, что защищаю. Как не замечал, что защита превратилась в тюрьму, а забота — в удавку на шее. Великий альфа, который не смог уберечь самое дорогое.       Та ночь… Луна, та ужасная ночь, когда мой враг добрался до него. Я закрыл глаза, но картины всё равно вставали перед глазами — его разорванная одежда, синяки на запястьях, пустой взгляд. Если бы я пришёл раньше… Если бы предвидел… Думал, что власть и сила могут защитить от всего. Не понял главного — иногда клетка, даже золотая, убивает вернее любого врага.       Его пальцы дрогнули во сне, и я подался вперёд, борясь с желанием схватить его руку. Теперь я знал — нельзя давить, нельзя сжимать, нельзя запирать. Но как защитить, не ограничивая? Как уберечь, не задушив?       «Прости меня,» — слова падали в тишину комнаты. — «За то, что не видел, как ты задыхаешься в моей заботе. За то, что моя любовь стала тяжелее любых цепей.       Воспоминания накатывали волнами — как он медленно угасал, день за днём. Как тускнел взгляд, как исчезала улыбка. А я, слепец, думал, что достаточно окружить охраной, запереть в безопасности особняка.       «Я превратил твой дом в тюрьму,» — горечь затопила горло. — «Твою жизнь — в существование под стеклянным колпаком. И не понимал, почему ты вянешь, как цветок без солнца.» Его кошмары… Сколько ночей я слышал его крики? Сколько раз просыпался от его рыданий? И что я делал? Усиливал охрану. Укреплял стены. Душил его своей заботой, вместо того чтобы просто быть рядом.       «Мой враг использовал тебя, чтобы добраться до меня. И я… я снова отреагировал как альфа — запер, спрятал, ограничил. Не понял, что тебе нужна была не клетка, а крылья.»       Лунный свет пробивался сквозь шторы, рисуя серебряные узоры на его лице.       — Я едва не потерял тебя, — прошептал я, чувствуя, как дрожит голос. — Не из-за врагов, не из-за угроз. Из-за собственной слепоты. Из-за того, что любил как умел — силой и контролем.       Я приблизился к нему. Даже темнота не могла скрыть его блестящее от пота лицо. Футболка и шорты были насквозь мокрыми, и когда я осторожно положил ладонь ему на лоб, то почувствовал исходящий от него жар. Это совсем нехорошо…       Я аккуратно проводил рукой по его волосам, когда почувствовал чью-то руку на своем плече. Нервно вскинул взгляд на Архаэля, которой слегка дёрнул головой, отзывая меня в сторону.       «Нет! Нужно быть рядом! Защищать!», — волк ревел внутри, но я заставил себя его проигнорировать. Хватит подаваться инстинктам.       Я бросил на Волчонка раскаивающийся взгляд, прежде чем выйти за братом в коридор.       — Я поговорил с доктором и выяснил ещё несколько вещей. Его температура в любой момент может резко подскочить, и жизнь в нем поддерживает только его слабая, но работающая регенерация. Если бы у кого-то из нас была подобная температура так долго, как у него — мы были бы уже давно мертвы… — Архаэль виновато покачал головой. Он выглядел устало и взволнованно одновременно.       — Что ещё тебе удалось узнать? — я нервно запустил пальцы в волосы, перебирая их.       — Говорить про множественные ранения и переломы не буду, итак все видел, — он коснулся переносицы. — Его организм сейчас ведёт нелёгкое сражение. Регенерация пытается восстанавливать все… но она чертовски слабая, — затем он замолчал. Его грудь тяжело вздымалась, выдавая сильнейшую боль.       Кровь застыла у меня в жилах, а дыхание перехватило, пока мозг переваривал полученную информацию.       Волчонок умирал.       Моя пара, мой смысл жизни находился на конце своей.       Это нечестно.       Жизнь — настолько жестока, и, похоже, она испытывала особое удовольствие, принося страдания моему Волчонку. Если бы я мог забрать на себя его боль, то с радостью сделал бы это. Доктор осторожно приблизился к нам, в его глазах полыхала уверенность.       — Вы должны дать ему повод бороться за свою жизнь, Ваше Величество. Должны помочь ему.

***

      В комнате пахло лекарствами и отчаянием. Звук капельниц отмерял секунды, смешиваясь с его тихим дыханием. Я сидел у кровати, не отрывая взгляда от бледного лица, пока Архаэль молча стоял у окна, его силуэт четко вырисовывался на фоне сумеречного неба.       — Больше никакой лжи, — мой голос прозвучал хрипло в тишине комнаты. — Никаких недомолвок. Никаких секретов, призванных защитить.       Брат повернулся ко мне, его обычно спокойное лицо было искажено болью:       — Ты уверен? Знание о Лунном… это большая ответственность.       — Посмотри на него, — я осторожно коснулся его безжизненной руки. — Наши секреты, наше желание уберечь его от правды… Всё это привело нас сюда. К этой кровати. К этим капельницам.       Серебристый свет луны проникал через окно, касаясь его рыжих волос, придавая коже почти призрачное сияние. Даже сейчас, без сознания, он излучал ту особую силу, которую мы так старательно пытались от него скрыть.       — Он должен знать всё, — продолжил я, чувствуя, как решимость крепнет в груди. — О пророчестве. О силе, что течёт в его венах. О том, почему именно он предначертан мне судьбой.       Архаэль подошёл ближе, его шаги были почти беззвучны.       — Знание может быть опасным, брат.       Я стиснул зубы.       — Но незнание оказалось ещё опаснее. Он должен понять, почему его волк особенный. Почему наша связь настолько сильна.       Аппарат, следящий за сердцебиением, мерно пищал в тишине. Каждый звук напоминал о том, как близко мы были к тому, чтобы потерять его навсегда. — Я расскажу ему о древнем пророчестве, — мой голос стал тверже. — О том, как луна благословила его. О том, почему он чувствует такую связь с ночным небом.       — Это изменит всё, — тихо произнес Архаэль.       — Всё уже изменилось, — я поднял глаза на брата. — В тот момент, когда он шагнул с обрыва, мы потеряли право скрывать правду.       Лунный свет становился ярче, словно сама луна прислушивалась к моим словам. Я видел, как её лучи касаются кожи любимого, вызывая едва заметное серебристое свечение.       — Он узнает о своём предназначении, — продолжил я. — О том, что наша встреча не была случайностью. О том, что его сила может изменить мир оборотней. О том, почему я искал его всю свою жизнь.       Архаэль положил руку мне на плечо.       — Ты готов к последствиям? К тому, что он может не принять эту правду?       — Я готов ко всему, — ответил я, не отрывая взгляда от его лица. — Кроме ещё одной попытки потерять его из-за наших секретов.       Тишина снова окутала комнату, нарушаемая только звуком капельниц и мерным писком приборов. Но теперь в этой тишине была решимость — решимость открыть все карты, снять все маски, рассказать всю правду.       — Я расскажу все, — прошептал я, поднося его руку к губам. — О силе. О нашей судьбе. О том, что он не просто моя пара — он мое предназначение, дарованное самой Луной.       По сравнению с моей его кожа казалась такой горячей, и я взволнованно вскинул взгляд на монитор, где его температура зависла на отметке в сорок два градуса. Мне пришлось силой бороться с подступающей паникой, напоминая себе, что он продержался с этой температурой уже несколько часов, хоть она и была слишком высокой…       Медсестра, сочувственно улыбнувшись, поставила на столик миску с водой. Окунув полотенце в воду, она выжала его, прежде чем провести тканью сначала по лбу, а затем по лицу моего Луноликого, на что он ответил слабым стоном. Моё сердце забилось чаще. Он жив.       Я взял у медсестры предложенную тряпку и начал омывать его лицо холодной водой. Он отреагировал на прикосновение. Я ощутил прилив счастья, осознавая, что сумел хоть как-то помочь ему.       Его дыхание выровнялось, но меж бровей залегла хмурая складка, и я понял, что ему всё ещё больно. Он свернулся калачиком, вцепившись в мою руку обеими руками. Пот всё ещё струился по его телу, а температура не спала ни на градус. Из-за лихорадки он начал дрожать всё сильнее и сильнее, и я прекратил смачивать его лоб, поскольку видел, что это действие перестало приносить ему облегчение.       — Возможно ли сбить ещё температуру? — выдавил я, обращаясь к медсестре.       — Мы делаем всё, что в наших силах. Пока сорок градусов — это максимум, что нам удалось, Ваше Величество.       Наш разговор прервал Волчонок. Его дрожь усилилась, и он громко застонал, начиная метаться по постели.       Страх. Холодный, удушливый.       Я наклонился к Волчонку и начал шептать что-то успокаивающее, хоть и понимал, что он не слышит меня. Я продолжал поглаживать его по волосам, свободную руку опустив ему на лоб. Он выглядел таким несчастным, а я ощущал себя таким беспомощным. Кардиомонитор издал резкий сигнал, и я испуганно вздрогнул. Медсестра взволнованно вздохнула и выбежала за дверь. Я перевёл взгляд на кардиомонитор.        — Температура! — ужас просачивался сквозь трещины в броне самообладания, заполняя пустоту липким холодом. В палату вернулись доктор и медсестра, а за ними медбрат. Я отошел в сторону. Медбрат стоял рядом, следил, чтобы я не вмешивался.       Но стоило услышать тихое «больно», я потерял над собой контроль. Я попытался обойти парня, но он тут же преградил мне путь.       — Ваше Величество, прошу вас, не вмешивайтесь.       Доктор что-то вколол моему Волчонку, и это помогло снизить его температуру до тридцати девяти градусов. В комнате воцарилась тишина. Ранделл больше не плакал. Медбрат отпустил меня, и я тотчас же подскочил к кровати. — Что это было? — обеспокоенно спросил, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Доктор поджал губы, и в его глазах вспыхнуло беспокойство. Несколько секунд он молчал, пристально разглядывая Ранделла, прежде чем ответить: — Я не знаю, — признался он. — Возможно, его регенерация попыталась исцелить особо сильную рану. В любом случае, у неё это не вышло. Его Высочество все ещё в ужасной форме. А жизненные показатели остались прежними.       Прошли долгие часы ожидания. Архаэль вывел меня из комнаты, и затем буквально силой заставил принять душ, поесть и поспать. Я поначалу возражал, но видя, какой измученным был он, понял, что, скорее всего, сам выгляжу не лучше.       Я не знал, сколько часов мне удалось поспать, но проснулся от сильнейшего чувства тревоги. Резко сел на кровати, попытался перевести дух. Моя одежда вся пропиталась от пота, а ко лбу прилипли мокрые волосы. Я выругался, опуская руку к груди в попытке унять бешено колотящееся сердце. Это, должно быть, было самое ужасное пробуждение в моей жизни. Вышел из ванной, быстро накинул рубашку и, проведя рукой по мокрым волосам, устало прикрыл глаза. Не успел я настроить свои мысли на положительный лад, как в дверь постучали. За дверью меня встретил запаханный медбрат.       — Прошу прощения, Ваше Величество, но вы должны немедленно спуститься вниз. Состояние Его Высочества ухудшилось, — объявил он обеспокоенно, и сердце, резко прервав свои скачки, застыло, когда мои вены сковало ледяным ужасом.       Я ворвался в коридор ожидания и сразу же кинулся к комнате Ранделла, где обнаружил двух медсестёр и доктора. На их лицах читалось беспокойство.       — Что с ним? — ледяной тон отскочил от белых стен.        Я попытался протиснуться к своему Волчонку, но путь преградил Архаэль. — Брат, позволь им сделать свою работу, — успокаивающе попросил он меня.       — Не смей мне приказывать, — я сжал кулаки, ощущая, как жар гнева пульсирует во мне, но не сделал ничего. Я прикрыл глаза и отступил на шаг. Несколько раз глубоко вздохнул. Постарался успокоиться.       Я должен увидеть Волчонка.       Я должен понять, что с ним произошло.       — Доктор, что произошло? Не находя себе места, я в ужасе прислонился к стене, пытаясь унять дрожащие руки. — Это произошло неожиданно, — начал рассказывать он. — В одну секунду Его Высочество был в полном порядке, но уже в следующую его температура резко подскочила, и начался припадок.       Я громко сглотнул, во все глаза глядя на моего храброго Волчонка.       Он был слишком бледным.       Слишком неподвижным.       Слишком…       — Он жив. Я тяжело вздохнул, закрывая глаза. — Он жив, — повторил он, и я скованно кивнул. В глазах доктора вспыхнуло беспокойство, когда он произнёс следующие слова: — Он жив, но он в коме.       Внезапно у меня закружилась голова. Ноги подкосились. Слова доктора падали в тишину комнаты как камни: «Кома. Организм защищается от пережитого стресса.» Я стоял, вцепившись в дверной косяк с такой силой, что дерево трещало под пальцами. Мир вокруг потерял чёткость, размылся по краям, оставив только эти страшные слова звенеть в воздухе.       — Сколько? — голос Архаэля прозвучал надтреснуто. Мой всегда собранный брат выглядел так, словно постарел на десять лет за одну ночь.       — Невозможно предсказать. Дни, недели… — доктор говорил что-то ещё, но слова тонули в шуме крови в ушах.       Кома. Моя пара, моя луна, мой Ранделл… Время растянулось как резина, превращая каждую минуту в пытку ожиданием. Часы слились в одну бесконечную вереницу: капельницы, писк приборов, тихое дыхание.       — Тебе нужно привести себя в порядок, — к вечеру второго дня произнёс Архаэль. Я покачал головой, не в силах оторвать взгляд от его бледного лица. — Уилл, — в его голосе появились стальные нотки. — Он не должен очнуться и увидеть нас… такими.       Он был прав. Мы оба выглядели как призраки — небритые, в помятой одежде, с дикими глазами. Я медленно поднялся, чувствуя, как протестуют затёкшие мышцы.       — Двадцать минут, — произнёс я хрипло. — Не больше.       В ванной комнате яркий свет безжалостно высветил все следы прошедших суток. Волосы спутались, под глазами залегли тёмные круги. Я механически выполнял привычные действия: бритьё, душ, чистая одежда.       Архаэль ждал своей очереди, его обычно идеальная осанка была надломлена усталостью.       — Мы должны быть сильными, — произнёс он тихо. — Ради него.       Вода смывала грязь и кровь, но не могла смыть страх и боль. Я оделся в свежий костюм — броню альфы, маску силы и контроля. Архаэль тоже привёл себя в порядок, снова становясь похожим на себя прежнего — собранного, элегантного.       Мы вернулись к его постели — чистые, выбритые, внешне спокойные. Только глаза выдавали бурю внутри. Часы продолжали отсчитывать время в бесконечном ожидании.       — Помнишь, — голос Архаэля нарушил тишину где-то глубокой ночью. — Как он впервые пришел в библиотеку? Такой настороженный, словно ждал подвоха…       Я помнил. Помнил каждый момент. Воспоминания были якорем, державшим нас на плаву в этом море неизвестности. Мы говорили тихо, делясь историями, словно создавая защитный круг из слов вокруг его неподвижного тела.       День сменялся ночью, ночь — днём. Мы установили негласное расписание: один отдыхает, второй дежурит. Никогда не оставляли его одного. Внешний мир замер за дверями комнаты — страна, бизнес, обязательства — всё потеряло значение.       Я научился различать каждый оттенок писка приборов, каждое малейшее изменение в его дыхании. Архаэль читал ему книги — те самые, что они не успели дочитать вместе. Мы оба говорили с ним: о прошлом, о будущем, обо всём, о чём молчали раньше.       Жизнь сузилась до размеров этой комнаты, до ритма его сердцебиения на мониторе. Мы ждали. Надеялись. Молились Луне.       И где-то в глубине души я знал — буду ждать столько, сколько потребуется. Дни, недели, годы… Время потеряло значение. Имело значение только его дыхание, только надежда увидеть снова его глаза…

***

      Мерный писк приборов внезапно сбился с ритма. Я вскинул голову от книги, которую механически читал вслух последние часы. Архаэль, дремавший в кресле у окна, резко выпрямился.       Кардиограмма начала рисовать безумные узоры — пики сменялись провалами, ровная линия превратилась в хаотичный танец. Сердце Ранделла билось так, словно пыталось вырваться из груди.       — Врача! — мой крик эхом отразился от стен, пока я метнулся к кровати. Его тело началось биться в конвульсиях, капельница опасно закачалась.       Время растянулось как резина. Каждый писк монитора отдавался в висках молотом, каждое судорожное движение его тела разрывало мне душу. Я схватил его руку, чувствуя, как холодеют пальцы.       — Держись, — хрипло шептал я, пока комната наполнялась медицинским персоналом. — Слышишь меня? Держись!       Архаэль оттащил меня от кровати, давая врачам пространство для работы. Его пальцы впивались в мои плечи с такой силой, что должны были оставить синяки, но я едва замечал боль. Я слышал лишь удары его сердца.       Удар.       «Давление падает!»       «Пульс нестабильный!»       Голоса врачей сливались в какофонию, пока я смотрел, как они борются за его жизнь. Моя волчья сущность выла внутри, требуя действий, защиты, но я мог только стоять и смотреть.       Удар.       Архаэль что-то шептал — молитву или проклятие, я не мог разобрать. Его рука на моем плече дрожала, но держала крепко, не давая мне броситься вперёд.       Удар.       Воздух в комнате загустел от напряжения и запаха страха. Мой взгляд метался между его бледным лицом и экраном монитора, где линия жизни выписывала чудовищный узор.       Удар.       Время потеряло смысл. Секунды растягивались в вечность, минуты сжимались в мгновения. Каждый удар его сердца отдавался в моём собственном, каждый сбой кардиограммы отзывался физической болью. Его жизнь мерцала как пламя свечи на ветру, готовая погаснуть в любой момент.       Удара не последовало.       Словно в тумане, я ухватился за плечо брата, стараясь не упасть от разрывающей моё сердце боли.       Ужас внутри запел колыбельную голосом смерти.       Время остановилось в тот момент, когда монитор издал протяжный, непрерывный звук. Я видел, как губы доктора произносят слова, но они доходили до меня словно сквозь толщу воды: «Мне очень жаль… Мы сделали всё возможное… Время смерти…»       Мир рассыпался осколками. Воздух превратился в битое стекло в лёгких. Я стоял, не в силах пошевелиться, пока реальность выцветала по краям, оставляя только его неподвижное тело на кровати.       — Нет, — голос Архаэля прозвучал где-то рядом, надломленный, неверящий. — Нет, проверьте ещё раз. Должно быть что-то…       Связь пары, всегда пульсировавшая внутри, оборвалась с оглушительной тишиной. Пустота, образовавшаяся на её месте, была настолько абсолютной, что я физически пошатнулся.       — Ранделл… — его имя сорвалось с губ помимо воли, и что-то внутри меня взорвалось. Рык, больше похожий на вой раненого зверя, вырвался из груди. Стены задрожали от силы альфы, выплеснувшейся в момент абсолютного отчаяния.       Архаэль попытался удержать меня, но я оттолкнул его. Подошёл к кровати на негнущихся ногах. Он выглядел спящим — таким спокойным, таким красивым. Только больше не было лёгкого румянца на щеках, не было едва заметного движения груди при дыхании.       — Ты не можешь, — мой голос срывался. — Не можешь оставить меня вот так. Слышишь? Не смей!       Я упал на колени рядом с кроватью, сжимая его всё ещё тёплую руку.       — Брат… — Архаэль положил руку мне на плечо, и я почувствовал, как она дрожит.       — Уходи, — прорычал я. — Все уходите!       Комната опустела. Только я и он — моя пара, моя луна, моя жизнь… Теперь просто оболочка, в которой больше не было той яркой души, что я так любил.       Время потеряло смысл. Я держал его руку, чувствуя, как она медленно остывает. Волк внутри меня выл, не в силах принять потерю пары. Альфа, привыкший контролировать всё вокруг, оказался бессилен перед лицом смерти. Могущество, власть, сила — всё оказалось пустым и бесполезным.       — Я любил тебя, — шептал я в пустоту. — Люблю. Всегда буду любить.       Луна за окном скрылась за тучами, словно разделяя моё горе. Мир потерял краски, звуки, запахи — всё стало серым и безжизненным, как и он сам.       Остались только пустота и бесконечная ночь впереди. Ночь без луны. Жизнь без пары.       Существование без смысла…