Несмотря ни на что я буду счастлив

      — Зачем ты меня сюда позвал? — спросил я у сидящего напротив отца.       Мы сидели за одним из столиков неприметной кафешки, стараясь не обращать внимание на назойливые взгляды официантов и некоторых посетителей. Я заказал себе только кофе: латте с карамельным сиропом. Отец же заказал себе полноценный обед, не торопясь что-то объяснять. Сам позвал, а сейчас сидит и молчит. Ещё и так напряжённо смотрит на меня, так пристально, так тяжело, что хочется укрыться от этого взгляда, но я держу себя в руках, продолжая смотреть прямо ему в глаза, ожидая ответ.       — Так и будешь молчать? — раздражение так и сквозило в моём голосе.       Да, я недолюбливал отца, но после всего, что он сделал с моей мамой, и после того, как разрушил нашу семью, удовлетворяя свои эгоистичные желания, он заслужил мою нелюбовь к нему. Нет, я его не ненавидел, но и любить его было не за что. Столько лет он думал только о себе, был обеспокоен только собой, своим статусом и деньгами, своей репутацией... А сейчас сидит напротив меня и что-то хочет, вот только никак не наберётся смелости сказать хоть что-то.       — Ты меня позвал за тем, чтобы молчать? Мы сидим так уже двадцать минут. Если не собираешься ничего говорить, то я пойду.       — Я собирался с мыслями, — наконец начал он, а взгляд вдруг стал теплее. — Всё думал и думал... Что же делать дальше. Жена видеть меня не хочет, требует развод, сын меня ненавидит, Нил почти не общается... Даже братья Алика боятся и не хотят со мной пересекаться.       — Ты сам в этом виноват, — жёстко сказал я. Жалеть его было не из-за чего.       — Я знаю, сынок, — сказал это так тепло, так по-отцовски, что я расслабился и успокоился, положив ладонь на живот. — Я долго думал, что мне делать, но когда вы в понедельник собрались у нас дома, устроили семейные посиделки, но меня на них не позвали... Только в тот момент я понял, что потерял всё. И вот в течение нескольких дней думал над тем, как мне всё исправить, как не потерять то, что ещё осталось. Что сделать не для себя, а для вас.       — И что же ты надумал? — поинтересовался я.       — Я дам Вере развод, чтобы она наконец была счастлива. Я её любил, но... Возможно, не так сильно, как хотел, раз спокойно изменял ей. Или же думал, что это любовь. Возможно, это была просто привязанность... Всё же мы истинные, но... Вера замечательная женщина и не заслуживает страданий. Я и так достаточно сделал за столько лет. Пора её отпустить.       — Разумное решение.       — Алику я хочу сделать подарок...       — Что? — удивлённо спросил я.       — Он хороший человек и верный спутник по жизни. Я вижу, как он любит тебя. Безумно любит. Пахал столько на меня, терпел мои капризы, — усмехнулся отец. — Должен же я его вознаградить за это? Поговори с ним об этом. Я хочу оплатить ему обучение в любом универе, какой он выберет. Я отнял у него его учёбу, а долги надо возвращать. А там пойдёт, куда захочет. Будет работать тем, кем хотел.       — Что-то даже не верится в это, — язвительно проговорил я.       — Тебе я хочу подарить дом.       — Мне не нужны твои подачки! Мы сами сможем накопить со временем! — разозлился я.       — Это не подачка, — спокойно пояснил отец. — Это подарок. У вас будет двойня. В той крохотной квартире места всем не хватит, а пока Алик отучится и заработает... В общем, жильё вам необходимо уже сейчас. Это моё последнее вложение в тебя. Больше не получишь ни рубля. Вот и посмотрю на твою жизнь с Аликом. Сможет он вас обеспечивать или нет.       — По рукам, — согласился я. — Но больше деньги мы от тебя не примем.       — Но у меня есть условие, — вдруг сказал отец, что разозлило меня. Так и знал, что всё это не просто так! И чего же он хочет? Не думаю, что у нас есть то, что мы сможем ему дать.       — Чего ты хочешь?       — Не спеши злиться, — по-доброму улыбнулся он. — Я хочу видеться со своими внуками и принимать участие в их жизни. Это единственное условие.       Услышав эти слова, я пораженно посмотрел на отца. Меньше всего я ожидал этих слов. За все три года, с момента, как появился Тимка, он ни разу к нам не приезжал, особо внуками не интересовался и не заботился о них. Ему было всё равно. А сейчас он говорит, что хочет быть дедушкой? Я не сдержался и заплакал, пряча лицо в ладонях. Боже, отец, ну почему ты только сейчас одумался?       — Прости, сынок.       Послышался скрип стула, после чего я ощутил крепкие объятия родных рук, прижимающих меня к сильному телу. Я обнял отца в ответ, не переставая плакать.       — Прости меня.       — Мы будем ждать тебя на родах, понял? — грозно спросил я, продолжая лить слёзы, тыча пальцем в грудь отцу. — А потом и в гости. Каждые выходные. Чтобы приезжал, помогал, участвовал в жизни своих внуков. Ты меня понял?       — Да. У меня остались вы: ты, Нил и мои внуки. Теперь я ни за что не поставлю себя выше вас. Больше я не потеряю то, что имею. ***       — Как поговорил с отцом? — спросил Алик, обнимая меня. Мы лежали на кровати, нежась в объятиях друг друга, удерживаясь от того, чтобы не заснуть. И не то, что бы день был таким уж тяжёлым... Но разговор всё равно вышел довольно эмоциональным, особенно учитывая мои переживания.       — Я боялся, что отец пригласил меня в кафе лишь за тем, чтобы сказать, что я ему больше не сын, но... Я очень рад, что он наконец-то одумался. Он много всего сказал, — хитро улыбнулся я и поцеловал Алика.       — И что же он сказал?       — Что же сказал... Мммм... Тебе знать не нужно.       — Вот же хитрец! — Алик начал меня щекотать, а я, смеясь, пытался вырваться и убежать.       — Вот... хахахах... любишь... хахаха... прекратииииии.....       — Не нравится? — лукаво улыбнулся любимый.       — Ты всё время меня щекочешь! Скоро надорвусь от смеха и не будет у тебя больше мужа!       — Тогда я буду тебя целовать!       И Алик, мягко опрокинув меня на кровать, принялся нежно целовать шею, плечи, лицо. Я обхватил его плечи ладонями, чуть прогибаясь в спине, подставляясь под чувственные поцелуи, полные любви и заботы.       — Мне определённо нравится, когда ты целуешь меня, — улыбнулся я и поцеловал своего альфу в губы, зарываясь пальцами одной руки в короткие, чуть отросшие мягкие волосы.       — Папа! — послышался голос Тимофея, который прервал нас. — Папа! Папа! — топот детских ножек. — Папа, а что ты делаешь с папой?       — Ничего, — рассмеялся Алик и вскочил с кровати, не задев меня, направляясь к сыну. Подхватил малыша на руки и стал кружить. Тот, весело смеясь, цеплялся за альфу, прося ещё быстрее кружиться.       — Быстлее! Ещё быстлее!       — Ты улетишь, если ещё быстрее! — рассмеялся Алик и остановился, прижав малыша к себе, после чего поцеловал в пухлую щёчку и направился ко мне.       — А где Лёль? — спросил я у Тимофея.       — Лёля иглает. А я к вам захотел!       Алик мягко опустил сына на кровать, а сам сел на край. Тимофей начал ползать по кровати, трогая меня за ноги и руки, а мужа за спину.       — Хихик, — смеялся малыш, ползая. — В плятки! Хочу в плятки! Папа! Папа! Давай я сплячусь, а ты будешь искать меня!       — Ты ещё слишком маленький, — нежно улыбнулся сыну я, гладя его по голове.       — Неть! Я большой! Я так сплячусь, что ты не найдёшь меня!       — Тимофеюшка, мальчик мой, тебе ещё рано играть в прятки, — пытался я образумить сына. Тот надулся и обиженно посмотрел на меня.       — Не лано! Я большой! Мне можно!       — Рано и не спорь. Лучше давай поиграем...       — Я сказал плятки!       — Тимофей, я сказал нет, — уже твёрже произнёс я, из-за чего глаза сына наполнились слезами, а нижняя губа затряслась.       — Папа плохой! Я хочу в плятки! А ты злой! И не лазлешаешь! — и начал громко плакать, крича, что я плохой и злой. Я растерялся от такого. Всё же раньше как-то не было истерик, поэтому я даже не знал что мне делать и как успокоить Тимку. Глупо хлопая глазами, я умоляюще посмотрел на Алика, прося успокоить малыша.       — Тимофей, перестань плакать, — нежно, но в то же время твёрдо произнёс муж и взял малыша на руки. Тот всё равно продолжал плакать, повторяя, что я плохой.       — Тимофеюшка, зайчик мой... — я попытался приблизиться к сыну, но тот отвернулся от меня, плача. — Тимофей, прекрати истерику сейчас же, иначе получишь по попе, ты меня понял?       — Ник, что ты такое говоришь? — удивлённо спросил Алик и немного отошёл от меня. — Насилием ничего не решить. Нельзя бить детей.       — Какое это насилие? Это называется воспитание, чтоб прекратил реветь и вести себя так, — жёстко сказал я. — Я же не собираюсь брать ремень и ремнём бить его.       — Ещё бы взял, — холодно сказал Алик, целуя сына. — Я против таких методов воспитания.       — А как мне ещё его успокоить? Ревёт на пустом месте! Кричит на меня! Вырастет невоспитанным! — повышал голос я.       — Мы его воспитаем и без применения физической силы, так что даже думать об этом не смей, — процедил Алик сквозь зубы. — Маленький мой, не слушай папу. Пошли я уложу тебя спать.       — Папа плохой! Я не люблю папу! — плакал Тимофей, а я почувствовал болезненный укол в сердце. На глаза выступили слёзы. Я плохой? Я плохой??? Да я ни разу на них руку не поднимал и при этом не допускал истерик. Я забочусь о них, переживаю, волнуюсь, балую, люблю. И я ещё плохой?       — Ник... — видимо, Алик увидел что-то у меня во взгляде, но не успел ничего сделать. Я сорвался с места, добежал до ванной и заперся в ней, громко рыдая. — Ник, открой дверь.       — Не-нет... Не откроюююю...       Я сел прямо на пол, пряча лицо в коленях, всхлипывая всё громче и громче. Было ужасно больно из-за слов сына, которого я очень люблю, и из-за Алика, который так смотрел на меня, будто он разочарован во мне.       — Любимый мой, давай ты выйдешь, и мы поговорим, — голос Алика был очень нежным, но выходить всё равно не хотелось. Я был весь красный, зареванный, а в груди болело.       — Ти-тимофей сказал, что я... я... Что я плохооооой. Что... Что он меня... Н-не... Не любиииииит... — я заплакал пуще прежнего и, поднявшись, включил воду, чтобы немного умыться.       — Ник, пожалуйста... Тимофей сказал это не со зла.       — Уйди, — попросил я, умывая лицо. — Мне нужно побыть одному.       — Ник, давай поговорим.       — Я сказал: уходи! — прикрикнул я на мужа, ещё яростнее умывая лицо.       — Никита, выйди сейчас же из ванной комнаты. Я считаю только до пяти. Советую тебе выйти, — твердо произнёс Алик, но удивило меня полное имя, первый раз прозвучавшее с его уст. — Раз... Два... Три...       Я открыл дверь, весь зареванный, но чуть умывшийся, и увидел такого же зареванного Тимофея, который смотрел на меня и тянул ко мне свои ручки.       — Плости меня, папа! Я не хотееееел... — и с новой силой стал плакать. Я взял малыша на руки, прижимая к себе и плача вместе с ним. Алик обнял нас обоих, пока мы продолжали плакать.       Через время, когда мы немного успокоились, Алик сказал, чтобы я пошёл в спальню и прилег, дожидаясь его, а сам он положит Тимофея спать и придёт. Тимофей сначала хотел, чтобы я его положил спать и чуть снова не устроил истерику, но Алик убедил малыша.       Пока альфа пошёл укладывать детей, я ещё раз умылся, помылся, потом зашёл на кухню, чтобы домыть посуду и прибраться, попил водички, окончательно успокоился и только после этого отправился в спальню, где ещё было пусто. Немного разболелась голова, поэтому я прилёг на кровать и зарылся с головой в одеяло, ощущая не очень приятные спазмы в животе.       — Простите меня, мои хорошие, — говорил я своим ещё не родившимся детям. — Папа немного переволновался.       — Ты как? — послышался тихий, как будто виноватый голос Алика. Я не хотел с ним говорить, но понимал, что он ни в чём не виноват, хотя мне было всё ещё больно от того его взгляда. Я посильнее закутался в одеяло, не желая вылезать. — Прости меня. Я не со зла всё это. Просто удивился от твоих слов, которые не ожидал услышать, и немного разозлился. Но я не хотел до такого доводить, не хотел делать тебе больно. Просто надеялся вразумить, но немного перегнул палку. Прости меня, Ники. Я очень тебя люблю. Ты мне очень дорог.       Сердце забилось в разы быстрее от его "Ники". Он меня ещё ни разу так ласково не называл. Я тут же растаял и, выбравшись из одеяла, бросился в объятия моего альфы.       — И ты меня прости, — проскулил я, крепко обнимая любимого за шею. Алик в ответ прижал меня к себе, расцеловывая лицо и поглаживая по спине. — Просто я помню, что именно так меня и воспитывали, когда я был совсем маленьким, когда на меня ещё не забили и пытались из меня кого-то вырастить. Отец иногда ремнём лупил, мать рукой по заднице. Я плакал, но прекращал истерики и становился послушным, потому что боялся повторения. Отец всё время говорил, что именно так и воспитывают.       — Бедный мой маленький Ники, — ласково проговорил Алик и нежно поцеловал меня. — Я никогда не подниму на тебя руку. И детей мы воспитаем без применения физической силы, хорошо? Если они тебя не будут слушаться или будут устраивать истерики, или ещё что, то ты приходи ко мне, отдавай детей мне. Я же рядом. Со всем помогу, всех успокою. У меня же есть опыт, а у тебя его нет.       — Я не хотел ругать Тимофея. Просто он начал капризничать из-за ерунды. Я же о нём волнуюсь. Вдруг он обо что-то ударился бы, пока прятался, или упал, или залез куда-нибудь или ещё бог знает что. И я совсем не ожидал тех слов от него.       — Ники, он любит тебя. Очень любит, — Алик снова меня поцеловал. — Даже больше, чем меня. Просто он маленький и совсем не понимает что говорит. Ты не слушай его просто и всё. Он тоже не со зла.       — Я это вроде понимаю, но просто первый раз такое было, — растерянно произнёс я и спрятал лицо на груди любимого.       — Забудь об этом. Сейчас мы все поспим, отдохнем и завтра уже с новыми силами в новый день. Всё будет хорошо. Тем более тебе сейчас нельзя нервничать.       — Я знаю, — улыбнулся я.       — Ты уже помылся?       — Да. Тебя долго не было, я многое успел сделать.       — Прости, малышня задержала.       И Алик снова поцеловал меня, а я его.       — Тогда сбегаю в душ и ляжем спать.       — Угу.       — Можешь ложиться и не ждать меня. Вижу, у тебя уже глаза закрываются.       Алик поцеловал меня в закрытые веки и аккуратно положил на кровать, накрыв одеялом.       — Спокойной ночи.       — Угу. ***       Алик       — Тогда я сейчас расскажу правила, — строго сказал Ник. — А вы должны внимательно слушать и запоминать. Если нарушите хотя бы одно, то играть мы больше не будем, понятно?       Тимофей и Лёль кивнули, действительно слушая своего папу. Я же стоял в стороне и улыбался. С утра у всех было хорошее настроение, а о вчерашнем, казалось, забыли, будто и не было ничего. Я предложил Нику всё же попробовать поиграть в прятки, и омега, на удивление, согласился. И вот сейчас он стоял и рассказывал свои какие-то правила детям, а я, совершенно его не слушая, просто стоял рядом и любовался им.       Вчерашняя ситуация задела и меня. Мне стало очень стыдно за то, что я сделал больно своему малышу, хоть и не намеренно. Но сейчас, видя, как тот с серьезным лицом рассказывает правила, едва сдерживая рвущуюся улыбку, я сам не мог не улыбаться, радуясь тому, что всё обошлось и обещая себе, что сделаю всё возможное, лишь бы таких ссор больше не было.       — Сейчас мы будем с Аликом прятаться, а вы искать нас, понятно? — вдруг сказал омега и как-то игриво глянул на меня. Вот же хитрец.       — Да! — дети радостно закричали.       — Когда прозвенит звонок, — Ник установил таймер. — Тогда вы можете начать нас искать. Всё поняли?       — Да!       — Тогда идите в свою комнату и ждите там.       Малыши ушли, Ник крикнул им, что отсчёт пошёл, а сам, быстро схватив меня, повёл в нашу спальню и затолкал в свой шкаф, залезая вместе со мной. Шкаф был довольно просторным, так как одежды у омеги было много, но всё же тесноватым для двоих. Мы плотно прижались друг к другу, стараясь не смеяться и не шуметь.       — Здорово я придумал, да? — шепотом спросил Ник и мягко поцеловал меня, игриво прикусив губу. — Пока они будут нас искать, мы можем побыть вдвоём.       — Мы и так могли побыть вдвоём, — тихо рассмеялся я, целуя мужа в ответ.       — От них просто так не спрячешься! Не дадут побыть наедине! С самого утра нас разбудили. Мы сегодня ещё даже не целовались, а я не могу без твоих поцелуев.       — Что ж, тогда будем наверстывать упущенное, — улыбнулся я и поцеловал своего истинного.       Мы мягко, нежно целовались, иногда прерываясь, чтобы вдохнуть необходимый кислород, после чего снова сливались в поцелуе. Ник сидел на мне и тихо постанывал, специально дразня. Я запустил руки под его домашнюю майку, нежно лаская пальцами затвердевшие сосочки.       — Мхх... Алик, теперь я хочу тебя, — возбуждённо прошептал муж.       Прозвенел звонок на телефоне. Игра началась.       — Не останавливайся, — одними губами попросил он.       — А ты постарайся не выдать нас, —тоже одними губами проговорил я и приподнял майку, приникая губами к правому соску, мягко посасывая его.       — Мххх... — совсем тихо простонал Ник, но, услышав где-то рядом голос Тимофея, прикусил зубами пальцы левой руки, правой забираясь под мою футболку, проходясь пальчиками по торсу. — Надо было в ванной закрыться.       Я улыбнулся и поцеловал омегу, приглушая любые звуки. Руки, будто живя своей жизнью, продолжали массировать маленькие твёрдые горошинки сосков, а после перешли на спину и, спустившись до края домашних шортиков, проникли внутрь. Воздуха уже не хватало, а дети были где-то совсем рядом.       — Они в спальне! Навелняка!       — Пошли туда.       — Папа! Папа, ты где? Выходи!       — Мы плишли за тобой!       — За вами!       — Пора нам остановиться, — шепнул я своему любимому. Тот состроил обиженную недовольную моську. Я и сам понимал его. У нас уже не было неделю. И всё из-за детей, которые не давали нам возможности остаться вдвоём, а ночью мы спали из-за сильной усталости. И всё же делать это здесь, когда рядом дети и могут найти нас в любую минуту, было перебором, поэтому я вытащил руку из шорт, а второй опустил майку, оставив нежный поцелуй на чуть припухших и наверняка раскрасневшихся губах.       — Чтобы ты знал, — вдруг зашептал мне на ухо Ники. — У меня внизу всё потекло. Пусть будет на твоей совести, — и положил мою ладонь на свою попку, проведя пальцами между половинками. Я еле сдержал стон, ощутив уже намокающие шорты. Насколько же сильно он был возбуждён, что всё бельё мокрое и шорты скоро будут такими же. У меня и самого в штанах стало тесно.       — Тогда предлагаю закрыться в ванной, — рассмеялся я, заметив жаркий взгляд омеги, буквально опаливший всего меня. — Нам надо срочно в ванную.       — А вот и вы! — послышался весёлые голос Тимофея, дверцы шкафчика открылись, и нам пришлось выйти.       — Вы нас нашли! — весело сказал я и поднял сына на руки, стараясь скрыть не спадающее возбуждение.       — Тепель вы! Вы! Мы плячемся, вы ищите!       Я посмотрел на Ника, на лице которого было черным по белому написано, что ему это не нравится.       — Давай мы с папой сначала помоемся, а то сильно вспотели, а потом поиграем. Вы будете прятаться, а мы искать. Договорились? — с улыбкой спросил я.       — Да! Да! Да!       — Как раз можете пока подумать куда спрятаться, — сказал я и опустил сына. Лёль тут же подошёл к Тимофею, и они о чем-то стали шептаться. Я подмигнул своему любимому, на лице которого расцвела довольная улыбка.       — А ты виртуозный обманщик, — усмехнулся Ник. — Думаю, минут двадцать у нас теперь точно есть. Пошли, самое время закончить начатое.       И потянул меня в сторону ванной, а я, не сопротивляясь, шёл за ним, всё больше влюбляясь.