Второе дыхание

      Эта история любви началась вполне банально. Дочь богатого флорентийского торговца, Фьора Бельтрами, была красива, образованна, в меру застенчива, в меру дерзка и весьма ранима. К тому же юная красавица обладала богатым приданым и весьма невысоким мнением о собственной привлекательности. Виновницей была её родственница, Иеронима Пацци. Зловредная женщина часто вымещала на окружающих разочарование в своей жизни. Иеронима считала, что достойна большего. По мнению пышной блондинки, обожающей сиреневые наряды, подчёркивающие её женственность и элегантность, она была достойна как минимум места фаворитки одного из братьев Медичи. Фьора тоже не отказалась бы от места фаворитки. Но её мысли и воображение занимал Джулиано. Она мечтала о любви, которую воспевали античные авторы и её талантливые современники. Читая старинные манускрипты и труды новых авторов, Фьора наделяла всех героев-любовников чертами неотразимого в её глазах Джулиано. Он был и хитроумным Одиссеем, и храбрым Ахиллесом, и трепетным Ланселотом. Даже прекрасного Тристана Фьора наделяла внешностью Джулиано. Однажды Фьора попыталась изобразить предмет своих грёз на холсте. — Ах, почему у меня нет такого таланта, как у Сандро Боттичелли, — произнесла огорчённая Фьора вслух. — Позвольте не согласиться с вами, моя прекрасная синьорина, — шутя произнес её крёстный Марино Бетти. Фьора вздрогнула, её тайна была обнаружена. Она произнесла заносчиво, пытаясь замаскировать страх: — А вам-то какое дело до искусства, дражайший крёстный? Вас интересуют иные материи. — Ах, Фьора, не разбивай моё и без того бедное сердце. Я хотел понаблюдать за прекрасной и чистой девушкой, а вместо этого встретил начинающую художницу. И к тому же весьма одарённую. Враждебность Фьоры растаяла, как снег под весенним солнцем. — Вы, вы, правда так думаете? — Зачем мне врать? Я узнал портрет. Счастливчик Джулиано. К тому же ты, Фьора, намного красивее Симонетты Веспуччи. Вот с этого диалога и началась их запретная любовь. Да, со стороны прекрасной и юной дочери Флоренции это было глубокое и чистое чувство. А Марино восхищался своей проницательностью. Ведь его соблазняла пышногрудая Иеронима. Она почти разделась перед ним, дала ощутить упругость своего белоснежного тела, а затем медовым голоском попросила рассказать тайну рождения Фьоры. Тогда Марино чуть не сдался зову плоти. Но природная осторожность победила. И теперь он может получить всё состояние Франческо, как заполучил любовь и тело его дочери. Преданность и влюблённость Фьоры настолько тронули Марино, что он потерял всякую осторожность. Причём, не только в постельных делах. Он бросил всех своих возлюбленных. Марино сам чувствовал себя почти влюблённым. Фьора в самый первый раз ощущала томление, неловкость и боль. Затем ощущения постепенно сменились восторгом и страстью. И всё же она ощущала себя страшной грешницей. Ей было стыдно перед добрым отцом, перед набожной Леонардой. А вскоре Фьора почувствовала себя беременной. Марино был безумно обрадован. Он снова клялся в вечной любви и верности. Они договорились тайно обвенчаться. Но в этот же вечер во дворец Франческо явилась разгневанная Иеронима. — Знаешь, дорогой кузен, я в жизни бы не пришла, — протянула Иеронима, облизываясь на роскошную обстановку палаццо Бельтрами. — Ой, какая изящная статуэтка. — Дарю. Кстати, Иеронима, тебе надо спешно доставить подарок на твою виллу. — Спасибо, кузен, — Иеронима просияла, любовно прижимая к себе столь щедрый дар. — А я уже забыла, зачем пришла. Ой, вспомнила. Я не отнимаю у тебя много времени. В это время Фьора подошла к двери, она сама хотела побеседовать с отцом и признаться в своём грехе. Услышанное поразило её. — Этот похотливый козлик, по имени Марино Бетти, обрюхатил двух моих прислужниц. Он и меня попытался обольстить, но я была непреклонна. Я храню честь имени Бельтрами и Пацци. — Что ты хочешь от меня? Не могу же я указывать Марино, с кем спать. Да, мне очень жаль несчастных и глупых девиц, ставших жертвами этого негодяя. Но я могу выделить им приданое. Больше Фьора не слушала. Она сползла на пол. Неужели Марино, который клялся ей в любви, доставлял неземное наслаждение всеми способами, иногда позорными для мужчины, Марино, который восхищался её талантом художницы, который вместе с ней читал Боккаччо и показывал ей все позы из безнравственных новелл, который внимательно слушал её переводы с греческого, мог так нагло притворяться. Нет, она не будет поспешно судить, она выслушает любимого человека. Фьора встала с пола и нетвёрдой походкой направилась к любовнику. Марино был не один. — Ну я устал повторять тебе сто раз одно и то же. Если ты не окончательная дура. То пойдёшь к повитухе Антонии. — Марино, дорогой, я боюсь умереть, — тут Фьора с ужасом узнала голос Хатун. — Раньше надо было думать, чем ноги раздвигать. — Марино, ты помнишь, что я не хотела. Я плакала и отбивалась. — Да все вы такие. Я женюсь на твоей госпоже, и отстань от меня. Тут Фьора окончательно поняла, что её воздушный замок любви погребён под пеплом обиды.