Сквозь щель в платяном шкафу

      — На кредитке осталось хоть что-то? — с интересом спросил Филипп. — Или все потратил?              Ханде поправил прическу и быстро съел оставшийся виноград из тарелки. На улице еще с ночи шел проливной дождь, поэтому завтракали они в доме. Причем Филипп опять был не в духе. Видите ли, Ханде отказался от идеи подавать на завтрак мясо. А кто в здравом уме мог есть по утрам мясо?              — Сам просил меня прикупить больше тряпок и украшений. Разве семья Атеш не может позволить себе кое-какие покупки?              — Кое-какие? — с ехидством уточнил Филипп, приподняв бровь так высоко, что Ханде забеспокоился, как бы у любимого супруга нерв не защемило.              — Нормальному омеге нужно больше тряпок, разве нет? — повторил он слова Филиппа.              — Нормальный омега так много не ехидничает.              Ханде лишь равнодушно пожал плечами.              — Надеюсь, на счету еще есть деньги? — уточнил он. — Сегодня бы я хотел заказать пару нарядов у портного. Ассиль посоветовал мне хорошего мастера здесь.              Филипп покончил с сырными булочками и кофе и энергично вытер губы салфеткой, после чего бросил ее комком на стол. По его мерзкой ухмылке Ханде не мог понять, считает ли супруг их разговор забавным, или злится на самом деле. В любом случае, Ханде уверял себя, что ему плевать.              — Со своим пузом ты в половину всего это не влезешь. Не лучше ли подождать? Можешь пока носить свои вот эти…. странные покрывала.              Ханде с важным видом разгладил на груди воротник своей длинной туники и проглотил обиду. Будь воля Филиппа, он бы одевал Ханде в обтягивающие брюки и целыми днями бы комментировал его задницу. Ничего более пошлого Ханде пока еще не встречал, а ведь ему приходилось периодически заниматься с супругом сексом.              — Я заказал и для беременных гардероб. Его сегодня доставят.              Ханде посмотрел в глаза мужа и с огромным удовольствием поймал на его лице выражение недоумения и замешательства. Но Филипп умел как быстро взрываться, так и брать себя в руки, когда это ему, действительно, было нужно.              — То есть эта куча шмотья у камина — только половина? — уточнил Филипп.              — Да.              — А как же забота об экологии? Ваша омежья шайка на днях устраивала какой-то там пикет против пластика.              — Я в нем не участвовал.              — Какая жалость.              Филипп вздохнул и поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен. Ханде тоже поднялся и взмахом руки приказал убирать завтрак. Сегодня у альфы был важный день встречи с главой нынешнего созыва парламента, и вместо очередной ссоры Ханде решил даже проводить мужа до подъездной дорожки, где его уже ждал приготовленный автомобиль. Прошествовав мимо кучи пакетов у коробок, сложенных на полу в гостиной, они вышли на крыльцо. Дождь как раз прекратился, но на улице все еще стояло прохладное раннее утро. Ханде спрятал ладони в рукава легкой туники и слегка сжал плечи, пытаясь сохранить тепло.              — К доктору сегодня едешь? — спросил Филипп, на секунду останавливаясь.              — Да.              Ханде встал на самой последней ступеньке под навесом, не желая ступать легкими домашними тапочками по мокрой дорожке. Редко когда он выходил проводить мужа на работу, но в последние дни Филипп вел себя почти приемлемо, не лез к Ханде и не пил, поэтому заслужил немного ответной заботы.              — Пусть пришлет мне результаты.              — Никаких тестов на отцовство! Если этот альфа полезет ко мне со своими иголками, я сам ему пузо ими вскрою!              — Да я не сомневаюсь, солнце. — Хмыкнул Филипп. — Просто хочу убедиться, что ребенок в порядке. А то вдруг такой же как ты получится.              — Это же замечательно! — слегка оскалился Ханде.              Филипп, определенно, стал лучше в последнее время. Сказывалось и то, что Ханде сделал над собой усилие и подружился почти со всеми омегами, которые жили в округе. Теперь все были без ума от него, а Филиппу было легче налаживать связи в столице, пользуясь тем ворохом приглашений на ужины и приемы, который на них свалился. Альфа даже уже не так сильно беспокоился о своем отцовстве. Может, помогло то, что Ханде обещал сделать этот чертов тест сразу после рождения сына.              — И прикажи на ужин приготовить для меня нормальный стейк. — Напоследок приказал Филипп, садясь в автомобиль. — Если вечером в этом доме не будет мяса, кто-то очень сильно об этом пожалеет. Понимаешь меня?              Ханде лишь кивнул в ответ. В конце концов, сытый альфа — это спокойный альфа.              

***

             В конце лета наступал важный для всей Империи праздник Сошествия. Ханде несколько раз читал переиздания старых легенд, в том числе и ту, как Создатель один единственный раз спустился в их мир, чтобы дать людям справедливого правителя и прекратить бесконечные войны и голод. За тысячу лет многое изменилось, но хотя бы они все еще могли мирно жить. За это благодарные люди натирали до блеска ритуальные статуи и алтари, повязывали на деревья красные и золотые ленты и вывешивали на пороге своего дома плетеные обереги, защищающие семью, живущую за ним. В ночь Сошествия около алтарей жгли огонь и вывещивали яркие фонари, чтобы люди шли к ним, неся в дар Создателю угощения, украшения или фигурки, сделанные своими руками. После яркого праздника наступали три тихих дня траура, как дань памяти Императорской Семье.              Перед наступлением ночи Сошествия Ханде посетил вместе с Сириллом Старый город. Переодевшись в простую одежду и заставив охрану сильно не выделяться, он сумел замаскироваться под обычного обеспеченного горожанина. Ханде даже кольцо с печаткой снял, но все равно попадались люди, которые останавливались на секунду, почтительно склоняли голову и просто смотрели вслед. К сожалению, сильный запах омеги из Семьи Кайял спрятать никак не получилось бы.              Они с Сириллом прошлись пешком по узким улочкам, которые были зажаты между каменными домами, посетили небольшую площадь с древними часами в центре, и полюбовались на обновленные ленты и праздничные фонари. А после Ханде попытался по памяти найти то место, где раньше он жил с Оми, но не смог ничего вспомнить, лишь заработал головную боль и тяжесть в ногах.              — Твой папенька был не местный, правильно? — спросил Сирилл. — Если пройдем вверх по улице, сможем отдохнуть в довольно приличном месте. Ты, как, пьешь кофе?              — Лучше чай. — Качнул головой Ханде.              Хоть с ребенком все было в порядке, и он почти не доставлял проблем, но Ханде старался придерживаться диеты. Получалось, конечно, не всегда. Но это была его первая беременность, и не все сразу должно было идти по плану.              — Оми был с юга. — Ответил Ханде на первый вопрос.              — Тогда понимаю, почему ты так кривишься от размышлений моего папеньки.              — Он рассуждает как большинство местных.              — А ты?              Сирилл обернулся и с интересом посмотрел Ханде в глаза. Почему-то всегда в их общении так и происходило — разговор стремительно приходил к опасным темам, которые в обществе приличных омег стоило обходить стороной.              — Что ты имеешь в виду?              — Интересно, какую картинку мира вкладывают в головы благородным. — Лишь пожал плечами Сирилл.              Они нашли маленькую уютную кофейню, с верандой, накрытой зонтиками. Высокая деревянная изгородь и драпировка стен спасали от любопытных глаз, а обслуживание и отсутствие цен в небольшом меню говорило о том, что место это было не для всех.              — Над всеми нами стоит Император, — продолжил говорить Сирилл, — которого сейчас нет. Императора заменяет Совет Семи, а по факту всего две сильные Семьи управляют всем государством.              — Лорано и Кайял.              — Твой брат скоро станет вторым человеком в Империи. Ни для кого не секрет, что у вас теплые отношения. Ты хоть понимаешь, каким статусом обладаешь?              — Незаконного сына от южного омеги? — уточнил Ханде. Он хорошо это понимал, а в голове застряли слова Филиппа, брошенные им в пылу ссоры почти месяц назад. — Вспомни хотя бы слова своего Оми. Общество принимает меня, пока я не высовываюсь и не претендую на что-то значимое.              — Разве это хорошее общество? — спросил Сирилл.              Ханде снова пожал плечами и удобней устроился на низком диванчике. С облегчением вытянул опухшие ноги. Живот даже еще не начал расти, а тело уже стало быстро уставать от нагрузок.              — Неплохое. — Ответил он.              — То есть тебя все устраивает?              Ханде кивком указал в сторону изгороди, за которой виднелся кусочек площади, утопающей в солнечном свете, и толпы людей, вышедшие на прогулку в теплый выходной день.              — Вокруг мирная жизнь. — Ответил Ханде на вопрос. — Это главное.              — Не везде она мирная.              — Не может быть все идеально, ты понимаешь?              Ханде прочитал много книг по истории, изучил почти все легенды тысячи лет, имел в своей коллекции редкие переиздания древних книг с комментариями разных ученых и философов. Он знал, насколько кровавой была история их страны: постоянные феодальные войны тысячелетия назад, завоевательные походы Великих Императоров, бесконечные сражения, засухи, эпидемии, революции, бомбардировки мятежных городов и ответные теракты, взрывы и убийства.              Против этого Ханде видел красивый спокойный город и людей, готовившихся к празднику. Нет, в Ханде не было ни одной искорки того пожара, который горел в глазах Сирилла. Они не могли сойтись во взглядах.              Накануне ночи Сошествия Ханде своими собственными руками отмыл небольшую статую Создателя в саду и чашу перед ним, в которой можно было развести ритуальный огонь. Эскаль сразу же подошел к нему, но ничего не сказал, лишь молча стал помогать.              — У вас есть свои боги? — спросил Ханде, когда они почти закончили.              — У нас много богов. Вашего Создателя мой народ не любит, но и ему несет подарки, чтобы не серчал.              Ханде посмотрел на свои покрасневшие от работы руки и на чистые каменные крылья, которые он только что отмыл от потеков, оставленных дождем.              — Почему вы его не любите?              — Он не помогает нам. Мой народ не любит имперцев, не любит и ваших богов.              — Тогда как ты оказался здесь?              Эскаль отвел взгляд и нагнулся к тазу, чтобы прополоскать тряпку.              — Но я же — это не мой народ.              К вечеру Ханде подобрал праздничный наряд с красной туникой и золотой вышивкой. Надел новые тяжелые серьги, кольца и браслеты, а веки подвел краской с блестками. Эти одежды немного напоминали свадебные, но Филипп, встретивший его внизу, остался доволен и даже похвалил за наличие побрякушек на руках.              — Твоя расточительность может быть еще и полезной. — Довольно сказал он. — О твоих тратах до сих пор говорит весь город.              — Нужно устроить благотворительный аукцион. — Поделился идеей Ханде. — Мне не нужно столько безвкусных вещей и украшений.              Филипп засмеялся.              — И куда потратишь деньги?              — Не знаю. Может, на очистку океана от пластика.              — Пообщайся с Феликсом. Он подскажет, как правильно сделать.              Филипп говорил серьезно и без насмешки, так что Ханде даже пришлось оторваться от ленивого созерцания побережья сквозь автомобильное окно и внимательно посмотреть на своего мужа. Казалось, что Филипп был искренен.              — Я не шучу про аукцион. — На всякий случай сказал он.              — Я тоже. Это хорошая идея.              — Вот как?              — Только оставь немного украшений. Мне нравятся эти серьги.              Филипп протянул руку к Ханде, хотел потрогать его за ухом или потянуть за сережку, но Ханде привычно отбился от прикосновений и предупреждающе шикнул. То, что они последний месяц жили почти мирно, не означало, что Ханде начали нравиться эти пошлые прикосновения.              К тому времени, как солнце стало клониться к горизонту, а на улицах зажглись праздничные фонари, они уже приехали к старому храму — единственному крупному алтарю, сохранившемуся в Арсалане. Считалось, что Создатель не любил лишнего расточительства, а истинная вера не требовала золота, поэтому по всему городу были разбросаны скромные каменные статуи и алтари с местом для свечей и подарков. В главных домах Семей всегда строили зал с купальней для ритуальных церемоний, богатые люди так же держали у себя в домах комнату с алтарем или ставили статую в саду, а обычные горожане выставляли свечи и фонарики у окон, освещая наступающую ночную тьму.              Ко входу в храм съезжался весь свет столичного общества. Половина людей уже была знакома Ханде по его почти ежедневным выходам в свет вместе с Ассилем или Сириллом, поэтому ему было достаточно держаться за локоть супруга и кивать знакомым лицам, выражая почтение. Многие местные считали Ханде излишне скромным омегой, получившим строгое воспитание, и это добавляло очков его персоне.              — Знаю слухи, — шепнул его Филипп, — что некоторые ждут сегодня чего-то необычного.              — Чего конкретно?              Ханде огляделся вокруг. В просторном большом зале с высокими потолками еще не все собрались. Филипп планировал приехать пораньше, поэтому сейчас им приходилось стоять у стены, украшенной гирляндой с фонариками и легкой драпировкой, и тихо переговариваться между собой и с прибывающей публикой.              — Семья Лорано никогда не посещала эти собрания, а есть поверье, что к молитвам благородных сходит сам Создатель.              Ханде хмыкнул.              — Веришь в это? — спросил он.              — Не очень.              — Дело в наркотике, который подмешивают в напитки. — Ханде припомнил, как видел большую золотую птицу накануне своей свадьбы. — Матте — мастер в этом деле.              — Он научил тебя колдовать со всеми этими свечами и травками?              Ханде кивнул, подтверждая догадку мужа. Нечего было скрывать, ведь Филипп не был дураком. Если бы его это сильно беспокоило, давно бы запретил. Пока все были довольны: Ханде чувствовал себя спокойнее, Филипп полюбил травяные настойки и чай, а Эскаль часто замечал, что дом доволен и принял нового хозяина.              — Матте и перед свадьбой меня чем-то опоил. — Поделился с мужем Ханде. — Очень похоже было на начало течки.              — Я знаю. — Кивнул Филипп с той самой мерзкой ухмылкой.              Если знал, к чему эти подозрения в неверности? Когда омега течет, он готов и зачать. А Филипп должен был это знать, а не действовать уже больше месяца Ханде на нервы. Тихо шикнув, он отпустил локоть мужа и на маленький шажок отошел в сторону.              — Стой рядом! — Филипп сразу же схватил руку Ханде и дернул его обратно. — Дома попсихуешь!              Церемония не занимала много времени. В огромной чаше перед фигурой золотой птицы зажигали огонь и палочки благовоний. Служитель этого храма, облачившийся в нарядные красные одежды, так похожие на тунику самого Ханде, пропел длинные куплеты старых песнопений, присущих раньше народам устья реки Рьяра и древнего города Ландина, из которого произошел Императорский род. От монотонных повторений мотивов, потрескивающего пламени и дыма благовоний Ханде на середине ритуала впал в некоторое помутнение сознания, походящие на опьянение тем самым наркотиком. Вцепившись в Филиппа, он все-таки провел на ногах около самого алтаря весь час и принял приглашение первым выйти к огню и принести свой дар. Под взглядом сотен глаз, Ханде молча закатал рукав своего одеяния и снял с запястья плетеный шнурок. Выполненный из золотых нитей, он терялся между золотыми браслетами. Последние дни Ханде сам плел его, складывая из нитей сложный узор, который он увидел в копиях древних книг времен первых Императоров.              Развязав шнурок и тихо прошептав слова благодарности Создателю, Ханде аккуратно поднес его к пламени и разжал пальцы. Огонь тут же ярко вспыхнул, пожирая дар, взвился вверх и на несколько секунд озарился ярким красным светом. Люди за спиной потрясенно ахнули, служитель, читавший напевы, лишь кивнул, а Ханде не сдержал легкую улыбку, ведь почти всю ночь шнурок пропитывался в нужном растворе. Явления самого Создателя Ханде не мог добиться, но вот кое-какие фокусы он знал.               — Благородная кровь! — шепнул кто-то за спиной, когда Ханде вернулся к Филиппу.              — Молодец. — Тихо похвалил его альфа.               По окончанию церемонии, когда все желающие преподнесли свои подарки, Ханде быстрым шагом вышел на свежий воздух, в небольшой сад, отделяющий храм от города и шумных дорог. Над ним уже висело темное ночное небо и слепящие своими огнями небоскребы, окружающие древнее строение со всех сторон. Сделав несколько глубоких вдохов, Ханде избавился от части наваждения, но все равно продолжал пребывать в некотором опьянении. Вот Филипп рядом разговаривал с каким-то важным альфой, а потом с другим. Вот они жали кому-то руки, а потом появился Ассиль, снова расцеловавший Ханде в обе щеки.              Обрадовался Ханде только Сириллу, подошедшему к нему всего лишь на одну минуту. Ханде впервые видел его в традиционном красивом наряде и со сложным плетением косы. Сирилл был самым настоящим красавцем, способным затмить многих омег.              — Красивые фокусы. — Похвалил он тихо, обнимая Ханде. — Оми впечатлен и хочет пригласить тебя на прием через месяц.              — Что-то важное будет? — уточнил Ханде.              — Собирается объявить о нашей помолвке с Луисом.              — Вы встретились уже с ним?              — Да. — Кивнул Сирилл. — Он приезжал к нам на прошлых выходных.              — И как он?              — Довольно вежлив и мил.              — Так теперь ты не против брака?              На лице Сирилла появилось все то же самое хмурое и решительное выражение, появляющееся каждый раз, когда ему напоминали о решениях родителей или когда он в очередной раз начинал обличать перед Ханде ужасы устройства их общества и государства.              — Против. — Твердо ответил Сирилл. — Но ты приходи, если сможешь.              Когда Сирилл вежливо поклонился ему и ушел вместе с отцом и Оми, почти все уже разъехались по домам. Эта ночь была не для праздной болтовни, а все высшее общество спешило почтить еще и свой семейный алтарь и зажечь в нем огонь.              Ханде снова подошел к Филиппу и по каменной дорожке они направились к поджидающему их автомобилю. После того, как их хозяева покидали храм, прислуга тоже спешила посетить алтарь, поэтому еще несколько минут пришлось ждать опаздывающего бету-шофера.              — А ты не захотел ко мне выходить, когда я приезжал свататься. — С ноткой обиды сказал ему Филипп. — А я тебе такие красивые подарки привез тогда, думал, что ты оценишь.              — Подслушал нас?              — Конечно!              Ханде раздраженно шикнул. Кто бы сомневался, что его невоспитанный супруг будет так себя вести. А ведь Ханде был уверен, что он занят беседой с мэром и не слушает «пустую и глупую болтовню омег».              — Ты не носишь украшения, которые я тебе тогда подарил. Очередной протест?              — Нет. — Ответил ему Ханде, усаживаясь в автомобиль. Приходилось аккуратно придерживать руками край туники и верхней накидки, спасающей от ночного холода. — Просто они случайно утонули в нашем пруду.              — Без тебя, наверное, не обошлось, да?              — Наверное.              На обратном пути они объезжали перекрытые в центре дороги и медленно двигались по узким улочкам, стремясь попасть на более широкую магистраль. В окно Ханде уже привычно наблюдал за ленточками на каждом дереве или фонаре, за нарядными людьми, которые толпились около уличных алтарей и за небольшими торговыми палатками, продающими сладости, теплые напитки и сувениры.              После очередного поворота они встали в небольшом заторе перед отключенным светофором на перекрестке. Ханде покрутил головой, посмотрел на мужа, который опять был весь занят переписками в своем телефоне — опять работал или флиртовал с любовником — и не обращал больше ни на что внимания. Увидев очередной маленький алтарь, стоявший под навесом у старого каменного доходного дома, он вдруг вспомнил его. Небольшая скульптура из ветви дерева с сидящей на нем хищной птицей освещалась ярким желтым фонарем. Перед скульптурой стояла очередь из горожан, ждущих своей очереди.              — Останови! — громко попросил Ханде.              Шофер снизил скорость, но последнее слово опять же оставалось за Филиппом. Ханде толкнул мужа локтем.              — Останови! — повторил он.              Выйдя наружу, он запахнул свои одежды и пошел вверх по улице, стремясь вернуться к маленькому алтарю. Люди, замечая его яркие одежды, останавливались и смотрели вслед. За спиной раздавались уверенные шаги, и Ханде чувствовал запах Филиппа.              — Позволь поинтересоваться, мой драгоценный, куда мы с тобой бежим?              — Я помню это место.              — И что?              В отличие от того места, откуда был родом Эскаль, на юге так же почитали Создателя, являющегося в мир в виде золотой птицы. На все праздники они с Оми и его друзьями-актерами ходили к ближайшему к театру алтарю, преподносили подарки и просили благословения. Ханде даже вспомнил, как его впечатляли огромные раскрытые крылья, нависающие над чашей для огня и защищающие ее от ветра или дождя. Блуждая в воспоминаниях, он не обратил внимания на очередь, пройдя вперед. Никто не попытался помешать ему. Или нарядные яркие одежды остановили людей, или следующий по пятам Филипп с охраной.              У Ханде больше не было ничего, что можно было подарить. Только золото на его руках и пальцах, но этому существу перед ним золото было не нужно. Можно было купить что-то у уличных торговцев, как это делали многие, но и это все было не то. Ханде несколько долгих минут стоял перед статуей и внимательно рассматривал ее, размышляя. Рядом толпились люди. Кто-то немного потеснил Ханде, чтобы он не мешал подходить к алтарю.              — Поехали домой. — Сказал над самым ухом Филипп. Ханде обернулся и взглянул на мужа, не сразу поняв, почему он тоже оказался здесь.              — Я помню это место из детства. — Повторил он.              — Я уже понял.              Филипп снова потянул его за руку, выводя из толпы. Люди так же расступались перед ними, оборачивались и смотрели вслед. Кто-то пытался заговорить, но Ханде был не в том настроении, чтобы обращать внимание на их слова. Обернулся только, когда они уже выбрались из толпы. Что-то потянуло его за рукав, заставив остановиться. Филипп раздраженно рыкнул и уже собрался ругаться, но промолчал, увидев рядом ребенка. Маленький мальчишка лет пяти вцепился в расшитый золотыми нитками рукав туники Ханде и не хотел отпускать. Испуганный омега рядом с ним, державший в руках букет из белых цветов, пытался отвести мальчика от незнакомца.              — Вы — принц? — спросил ребенок.              — Извините нас, пожалуйста, — заговорил омега, — он очень любопытный. Извините.              Этот ребенок и его вопрос помогли Ханде быстро успокоиться. Он даже смог улыбнуться и присесть перед мальчиком, пачкая одежды в дорожной пыли. Филиппу он не позволил подойти ближе.              — Нет, — ответил Ханде, — я не принц.              — Это вам.              Мальчишка протянул ему маленькую тряпочную куколку, сшитую из двух кусочков ткани и набитую зерном. Должно быть, он нес ее к алтарю.              — А что же ты подаришь Создателю? — спросил Ханде.              — У меня есть еще.              — Но у меня нет для тебя подарка.              Ханде принял куколку, которая была размером в половину его ладони. Он подумывал уже пойти с этим ребенком обратно и вместе возложить подарок. Он и раньше был в схожих ситуациях, когда в разные праздники к нему подходили дети, завороженные красивыми одеждами и рассказами про благородных омег из правящих Семей. И Ханде знал, как себя вести.              Но вот испуганный омега все уговаривал своего маленького сына не мешать благородному, а куколку уже забрал сопровождающий их охранник и начал ее прощупывать. Тогда, решив нарушить правила, Ханде достал из кармашка в накидке небольшой платочек, сшитый из шелковой нити. Он не был рукодельным, но он был единственным подходящим предметом.              — Прими от меня. — Попросил Ханде, протягивая платочек в ответ.              В конце концов, традиция обмена подарками тоже когда-то была. А еще за ними наблюдало очень много людей, чтобы так просто уйти. Ханде знал, что в этом городе за каждым его шагом с интересом следят. Так же знал, что уже завтра разнесутся слухи. Может, он даже попадет в новости. Стоило держать лицо. Так что еще раз улыбнувшись на прощание счастливому ребенку, он медленно поднялся на ноги и вернулся к машине.              Куколку ему отдали обратно только после того, как они въехали в район Мантуй.              — Что там могло быть? — уточнил Ханде, рассматривая кривого человечка у себя на ладони.              За охранника ответил Филипп, снова оторвавшийся на секунду от телефона:              — Лезвие, яд, бомба. — Перечислил он.              — Но это же бред!              — Вовсе нет, милый. Когда кто-то захочет тебя убить, он подошлет к тебе именного такого милого малыша.              

***

             Переодевшись в простую рубаху, стерев косметику и убрав волосы в обычную косу, Ханде взял в руки курильные палочки, восковую свечу, отлитую им накануне, и неожиданный подарок.              На улице уже давно стояла прохладная морская ночь. В кустах пели цикады и издалека доносились звуки прибоя. Ханде осторожно ступал по садовым дорожкам, стараясь не потревожить заснувшие цветы. Алтарь находился в дальнем уголке сада, в стороне от дорожек, беседки и бассейна. К ночи в чаше накопилось достаточно пепла — Ханде разрешил Эскалю и всем остальным, кто работал в доме, воспользоваться им. Присев на колени перед статуей и чашей, он осторожно зажег свечу и палочки. В темном уголке сада эти два скромных огонька не могли полностью осветить статую.              За спиной раздались шаги. Втянув воздух в грудь и учуяв аромат альфы, Ханде решил его не прогонять. Филипп сам пришел к алтарю и, не зная его мотивов, нельзя было гнать последователя от его божества.              — Что ты делаешь? — спросил Филипп.              — Если хочешь — оставайся, но не мешай мне.              Филипп сделал еще пару шагов, показавшихся в ночной тишине очень громкими. За спиной у Ханде он присел на низкую скамейку. Альфа оказался так близко, что Ханде слышал его тяжелое дыхание и почти не чувствовал запаха трав от курильной палочки из-за альфы. С развитием беременности он все острее чувствовал запахи, особенно запах своего супруга.              Ханде достал куколку и нашел ниточку, специально оставленную для того, чтобы ее можно было распустить.              — Очень милая сцена была. — Снова заговорил Филипп. — Некоторые зеваки даже снимали на камеру. Хорошо придумал с той тряпкой.              — Шелковый платок — часть одеяния. — Ответил Ханде.              — Ну да, конечно.              Снова шикнув, Ханде потянул за ниточку, распуская куколку и рассыпая мелкие зернышки на алтарь вокруг свечи. Тряпочку он поджег у пламени свечи и бросил в чашу, оставив ее догорать. Филипп молча следил за всем этим, тяжело дыша прямо у него за плечом. Судя по тому, каким невежей он был, Ханде был уверен, что супруг ничего не понимает.              — Твой Оми водил тебя к тому городскому алтарю? — вдруг спросил он.              Ханде поежился от налетевшего прохладного ветерка. Пламя свечи тоже задвигалось, но не затухло, а вот палочка погасла, пустив в воздух последнюю ниточку дыма. Снова зажигать ее Ханде не собирался: все что происходило во время ритуалов было не случайностью, и такова была воля Создателя или другого высшего существа. Даже то, что Филипп проследил за ним и пришел следом, могло быть его решением.              — Я почти не помню свою жизнь с Оми. — Ответил тихо Ханде. — Вспоминать стал, когда переехал сюда.              — До этого тебя не привозили в Арсалан?              — Очень редко и не пускали в город. — Кивнул головой Ханде. Он смотрел на пламя свечи, которое перестало танцевать под порывами ветра и разгоралось. — Доктора Семьи Кайял не советовали мне возвращаться.              — Что-то вроде психической травмы?              Ханде пожал плечами.              — Ты же видел перед свадьбой мою медицинскую карту.              — Думаешь, Семья Кайял будет всем подряд рассказывать, что у тебя с головой что-то не в порядке?              — В порядке у меня все.              В кустах вокруг послышались первые мелодичные трели прилетающих птиц. Ханде уже видел их несколько раз вечерами на набережной и даже в их саду замечал золотистое красивое оперение и слышал короткие трели. Он все еще не верил, что сумеет их сегодня приманить, но решил попробовать, когда понял какими зернышками набита подаренная куколка. Приманивать императорских златок было старой забавой в Арсалане. Создатель любил этих ночных птичек.              — Я ничего не помню о тех месяцах, когда родителей убили. Помню, как жил с Оми в нашей квартире еще в начале весны, а потом уже только поместье Кайял в Сеине. И поздняя осень с первым снегом.              — Тогда было очень тяжелое лето. — Ответил Филипп. — На юге почти развязалась война после того, как обвинили радикалов в этом. Митрин бомбили и даже в Арсалане были теракты. Вся страна тогда пострадала.              — Ты это так хорошо помнишь?              — Конечно, мне было пятнадцать, и я поступил в армию в то лето. Оми боялся, что меня отправят к границе. — Филипп тяжело вздохнул за спиной. Голос его стал тише и спокойней. Спиной Ханде чувствовал тепло его тела. — Но я был в безопасности тогда, хотя хорошо знаю некоторых людей, кто тогда был в Митрине, например.              Тот омега с черными волосами и красивыми заколками мог быть им. Сирилл говорил что-то про юг, когда рассказывал про Камми.              Птичьи трели становились все ближе и громче. Когда разговор затих, Ханде заметил первое появление маленького золотого крылышка в кустах. Златки прятались, но уже были рядом. Приложив палец к губам, Ханде на секунду повернулся к Филиппу, прося его молчать, и протянул руку к зерну, набрав горсть.              Он до конца не верил, что они прилетят к нему. Эти маленькие птички жили только в Арсалане и только рядом с Императорским дворцом. Там их пару сотен лет назад вывели ученые и там их продолжали разводить до сих пор. Красивое золотистое оперение делало их похожими на маленькие всполохи пламени. И они красиво пели свои песни, летая над морем и набережной. И были почти ручными, неспособными выживать без помощи человека.              Первая птичка слетела с ветки над ними и приземлилась на алтарь рядом со свечей. Маленький черный глаз взглянул на Ханде, перышки перелились красным в свете пламени. Филипп громко вздохнул за плечом, и птичка, схватив зернышко, быстро улетела.              Но прилетела другая. А потом еще две. И еще одна села на открытую ладонь Ханде, громко свистнула и тоже принялась клевать зернышки прямо с рук.              — Императорские златки. — Тихо сказал Ханде. — Они разносят милость Создателя и рассказывают ему о наших делах. И красиво поют.              У него на руках уже сидело несколько птичек. Они по очереди выводили короткие трели, угощались зерном и прыгали все выше, подбираясь к плечам. Их перышки были такими красивыми и яркими, что Ханде завороженно наблюдал за ними, боясь пошевелиться.              — Я слышал, — заговорил Филипп, — они на мысе живут во дворце.              — Да. — Тихо ответил Ханде.              Альфа протянул свою руку, слегка задев ей плечо Ханде, но птички идти к нему не хотели. По одним легендам, они поддавались только Императору и его Семье, а по другим, шли на руки и к другим Семьям, чуя их родство. В любом случае, они слишком недоверчиво относились к альфе, который не предложил им никакого угощения, да еще и слишком пах человеком, не спрятавшись среди запаха трав и дыма.              Вместе они сидели так еще несколько минут, пока птички принимали угощения и награждали их мелодичными трелями. После сложного и эмоционального дня Ханде несколько успокоился и расслабился. Даже позволил себе немного наклониться назад, чтобы прислониться спиной к теплому телу альфы. Ну, раз уж Ханде приходилось спать с ним, мог иногда и посидеть рядом.              — Мне долго не говорили, что они мертвы. — Сказал он, продолжая прерванный разговор. — Тогда Оми отвел меня на ночь к своему костюмеру. Он жил на соседней улице и я часто у него ночевал, когда Атэ к нам приезжал. Брат рассказывал, что я сначала жил у него, потом полиция меня отдала в приют, а он уже оттуда меня забрал через месяц где-то и привез в Сеин.              Золотистые птички наелись и собрались улетать. На руке у Ханде сидела последняя златка, чистила перышки и периодически посвистывала. Свеча тоже постепенно догорала. Огарок следовало сохранить, а вот зачем, Ханде уже не знал.              — Я тогда не должен был оскорблять твоего Оми. — Сказал ему Филипп глухим тихим голосом.              — Когда это?              — Ну, когда узнал, что ты залетел. Я был зол, думал, меня за идиота держат и браком пытаются прикрыть твой позор.              Луна спряталась за облаками, и пламя стало медленно угасать. Уголок сада погружался во тьму, а холодный ветер крепчал. У Ханде затекли ноги и уши стали замерзать. Оставалось дождаться момента, когда свеча окончательно погаснет, а потом идти в дом, чтобы согреться под одеялом с чашкой чая в руках.              — Почему извиняешься? — спросил Ханде. — Понял, что ничего не имеешь против южных шлюх?              Филипп ему ничего не ответил на это и больше, вообще, ничего не сказал. Когда свеча погасла и вокруг них сомкнулась ночная тьма, Ханде так же молча поднялся и побрел в сторону дома.