i'm hooked

Сколько времени прошло – Гю не знал. Часы и минуты слились в бесконечную череду, и только усталость, которая неумолимо ползла по телу, напоминала о том, что время все-таки не стоит на месте. Все было почти готово: последние штрихи, чуть-чуть подправить, наложить биты, добавить вокал – и можно будет считать дело завершенным. И тут его внимание привлекла фигура, распростертая на диване. Это был Кай, уснувший, как и многие другие, под гнетом трудового бессонного дня. Гю, бросив взгляд на него, вдруг ощутил, как больно скрутило шею. Он пытался не обращать внимания, но вид того, как парень беспокойно свернулся в неудобной позе, заставил его сдвинуться с места. Гю вздохнул, подходя к дивану. Осторожно, будто боясь разбудить, он накрыл Кая пледом, слегка поправив его тело, чтобы тот мог спать в более удобном положении. Пусть отдохнет – он ведь тоже заслужил. Гю сам бы не прочь был вздремнуть, но работа все-таки близка к завершению. До рассвета, с кропотливым вниманием, он записывал бэк-вокал, в голове уже выстраивая хореографические движения для выступлений. Ночи, когда творчество не дает покоя, становились все длиннее, но Гю знал, что этот путь – не просто работа. Это – часть того, что они создают. Ночь пролетела слишком быстро. Гю погружался в создание песни, шаг за шагом складывая каждый элемент, каждую ноту (за исключением вокала, конечно). Потом – хореография, которая казалась не менее важной, чем сам трек. Все было почти готово, оставалось лишь разбудить Кая, чтобы тот оценил работу. Гю, почему-то не сомневаясь в гениальности своего творения, был уверен, что в этом моменте и только в нём все звезды сойдутся. Кай просыпается от прикосновения к плечу и голоса Гю рядом. Проморгавшись, он оглядывается вокруг, и только тогда вспоминает, где он и что происходит. Все тело затекло, спина и шея ноют. Сколько он спал? – Сколько времени? Восемь часов утра. Он проспал всю ночь. Гю выглядел уставшим, но на его лице улыбка. Он снова не спал? Кай, видно, не был в восторге от своего ночного отдыха на диване, хотя, по сравнению с их домом, этот диван был гораздо удобнее. Но времени на утренние потягушки не было – Гю не мог позволить себе лишней минуты. Он подскочил к компьютеру, посадил Кая рядом и почувствовал, как неугомонное возбуждение, зародившееся еще вчера, не отпускает его. Он не мог ждать, хотелось завершить трек как можно скорее. Кай замечает огромное количество файлов на рабочем столе, пока Гю открывает один из них и включает запись. Он... сделал инструментал. За ночь Гю написал и записал инструментальную демо. От сна не остается и следа. Это идеально. Это то, какого звучания Кай хотел, когда писал этот текст. Он невольно начинает напевать слова под музыку, интуитивно чувствуя, что должно идти дальше, прежде чем прошлая музыкальная фраза успевает закончиться. Когда звучат завершающие аккорды, Кай переводит взгляд на Гю. Ему кажется, что он сейчас выглядит как мультяшный персонаж с искрами в глазах. – Гю, это... идеально. Это прекрасно. Ты... Как... Слов нет, он буквально потерял дар речи. Не зная, как еще выразить эмоции, он просто целует парня, улыбаясь в поцелуй. – Как? Хюка, я, черт возьми, гений! А теперь возьми себя в руки и пошли записываться. Как будто бы по плечу собачку, Гю слегка потрепал Кая по голове и, не давая тому времени на размышления, повел в студию звукозаписи. Едва успев моргнуть, Кай оказывается в будке перед микрофоном, пока Гю что-то настраивает на пультах снаружи. Каю остается только покорно ждать, наблюдая за ним через стекло. И петь по сигналу. Петь много, по 10 раз повторять припев, по 15 – одну несчастную строчку, на которой он вечно делает что-то не так, как хочет Гю. Недавно проснувшийся, не распевшийся, не привыкший к процессу звукозаписи в целом – конечно, Кай лажал. Гю лишь смотрел на него и произносил «еще раз» бесконечное количество раз. В конце концов связки разогрелись, слова запомнились, особенности произношения каждой строчки, которых хотел Гю, отработались, и дело пошло легче. Пока парень не решил, что всю песню надо записывать одним дублем – что-то там про настроение и звучание, Кай не понял. Время летело незаметно. Влюбленные в музыку, они не обращали внимания на часы, как бы и сказал старина Александр Сергеевич. Пространство нарушил Гаон, который бесцеремонно вошел в комнату. – Добрый день, Бомгю-хен! Извините, но у нас расписание… Я вас потерял... Гю, взглянув на время, заметил, как стрелки близятся к 12. Черт, и правда, они должны были начать репетицию в 11. Но, с другой стороны, Кай... Он, кстати, непонимающе помахал рукой парню и тревожно улыбнулся. Нет, Хюка, это не ты отвлекаешь, а тебя. – Как видишь, планы изменились, иди разминаться, я скоро подойду. Гю снова переключился на Кая. Этот дубль провален. Нужно начинать заново. А ведь они были так близки к идеалу. – Но я уже размялся... Гю перевел гневный взгляд на стажера. Он ненавидел людей, неспособных понять с первого раза. – Гаон, я сказал тебе, скрывайся с моих глаз, придумай себе занятие или я это сделаю сам. Да, прозвучал он достаточно сурово. Не подумайте, он всей душой любит парня, но воспитание есть воспитание. Гаон мотнул головой и скрылся за дверью. То-то же. Как продюсер, Чхве строг даже с Каем, что первое время странно и непривычно для него, даже слегка пугает, но когда их запись прерывают, Хюнин понимает, что это еще ничего. Этот парень смотрит на Бомгю, как на бога – со смесью страха, уважения и искреннего восхищения. Наконец-то, Гю остается доволен записью. Если ночью Кай понял, что Гю – гений, то сейчас он понял, что он помешанный. Кажется, он даже дышать может забыть, если слишком сильно увлечется работой. Он игнорирует все попытки Кая уговорить его хотя бы сделать перерыв и сходить поесть. В какой-то момент Гю просто перестал отвечать, даже не поворачивая головы, продолжая смотреть в компьютер и что-то обрабатывать на записи. Он так когда-нибудь не выдержит. Выглядит ужасно – оно и понятно, в таком режиме работать, так и без сил свалиться недолго. Вздохнув, Кай все-таки выходит из кабинета один. В коридоре он встречает того паренька, которого Гю недавно прогнал из студии. В его глазах буквально читается вопрос: кто ты и откуда ты взялся? Да, не так Хюнин представлял свое знакомство с профессиональной стороной мира музыки. Да кто проектировал это здание? Где он вообще? Естественно, Кай не помнит пути, по которому они с Гю вчера добрались до его кабинета. Песня была записана. Осталось свести, доработать детали – и можно переходить к хореографии. Все было почти готово. Бомгю снова погрузился в работу, не в силах упустить этот неистовый прилив вдохновения. Да, он не спал сутки. Да, снова не ел. Но как тут перевести фокус на витальные потребности, когда их с Хюкой совместный шедевр уже почти завершен? Еще чуть-чуть. Из живота Кая начали раздаваться звуки, характерные для голода. Гю отпустил парня, но подумал: еще чуть-чуть, и все будет готово. Он снова почувствовал тревожное присутствие Гаона, но теперь даже не обернулся. Все равно, еще чуть-чуть. Когда файл с названием «Opening Sequence» гордо красовался на рабочем столе, голова Бомгю, не выдержав усталости, тяжело свалилась на стол. Нельзя отдыхать. Еще чуть-чуть. Только Кай находит выход, как его телефон звонит и на экране высвечивается номер Гю. Странно. Плохое предчувствие не врет – вместо знакомого голоса парня он слышит голос того самого трейни. Он что-то сбивчиво объясняет про Гю и номер, записанный как контакт для экстренной связи, и Кай резко разворачивается обратно, попутно прерывая речь парня и задавая один вопрос: где он? У них тут даже врачи и медицинское оборудование есть, не музыкальное агентство, а целый город, Кай не удивится, если где-то за углом обнаружит полицейский участок или отделение почты. Хотя, оно и логично: большое количество работников, еще большее – учеников, во время тренировок наверняка велика вероятность получить какую-нибудь травму. В любом случае, сейчас Кай смотрит на Гю, лежащего в медицинском кабинете, если это можно так назвать, с капельницей в руке и без сознания. Врач объяснил, что у него сильное переутомление и истощение, и, поскольку он не дает себе отдохнуть, – это вполне закономерно, что организм сам заставит его это сделать. От этого не легче ни Гаону, который заглянул в кабинет уточнить, будут ли они заниматься сегодня, но вместо этого увидел Бомгю, теряющего сознание и с настолько слабым пульсом, что он практически не прощупывался, ни Каю. Когда Гю приоткрыл глаза, в руке что-то кололо, а над ним стояли Гаон и Кай, что-то обсуждая. Бомгю едва сдерживал закрытые веки, и, не в силах сопротивляться, снова отключился. А ведь оставалось совсем чуть-чуть. Просыпается Чхве еще через несколько часов. Кай все это время сидит рядом с ним, а Гаон – то уходит куда-то, то приходит и ходит кругами из одного угла комнаты в другой. Видя его приоткрывающиеся глаза, первое, что чувствует Кай – облегчение, а сразу после – злость, но все равно старается говорить тише, понимая, что у парня наверняка очень сильно болит голова после вынужденного сна длиной в 4 часа. – Доброе утро, спящая красавица. Рановато на тот свет собрался, просыпайся. Гаон резко останавливается и подбегает, смотря на Бомгю из-за плеча Камала, пока тот переводит расфокусированный взгляд с одного на другого. Открыв глаза, первое, что ощутил Бомгю, – это ужасная усталость, головная боль и стойкое желание блевать. Рядом сидел Кай, а рядом с ним было невозможно не заметить нервную энергию Гаона. Черт, походу, он вырубился. Сколько времени он провалялся? Ему нужно было доделать работу, хореография ведь еще недоработана, да и про Гаона он совсем забыл. Нет времени прохлаждаться. Приподнявшись на локтях, Гю натянул улыбку. – Вышел жестокий способ пробуждения Белоснежки, не совру, я ожидал другого… Парни, кажется, протестуют, говоря, что Гю надо отлежаться. Не надо. Чхве лучше знает, что ему надо, он и так потратил, как оказалось, четыре часа на ненужные хотелки. Вырвав иглу из руки, он направился в зал для тренировок. Когда-то он мог проводить там сутки, просто танцуя, не делая перерывов ни на еду, ни на сон. Пора возвращаться в привычный ритм. На полпути он почувствовал руку Кая, тот смотрел на него с каким-то сочувствием и волнением. – Не волнуйся, все правда хорошо. Пойдем лучше покажу хореографию, пока не забыл. Сзади все так же хвостиком плелся Гаон. – Ты тоже можешь поприсутствовать. Посмотришь, как работают настоящие профессионалы. В этот раз никто спорить не стал, да и смысла особо не было. Все трое зашли в просторный светлый зал. В углу стоял столик с водой, рядом – компьютер, по периметру висели колонки. Но самое главное – огромные зеркала без единого развода, что тянулись вдоль всей стены. Да, танцевать здесь – одно удовольствие. Больше продюсирования Гю любил только танцевать. Ну, и, может быть, Кая. Гю перенес трек на компьютер, почти все было готово. Хюка и Гаон сели на пол, облокотившись на зеркало. Шоу начиналось. Первая нота – и Гю отключился от реальности, сейчас его главная задача – отразить текст в движениях, передать историю, заставить людей прочувствовать переживания. Плавные движения, сменявшиеся резкими точками – основа эстетики. Гю уделял огромное внимание деталям. Пусть ему все еще немного непривычно, он контролирует все тело от макушки до кончиков пальцев. Говорят, что высокий рост – помеха для танцев. Не в случае Бомгю. Половина песни позади, Чхве уже чувствует пот на лбу, но то, как он наслаждается процессом, заставляет отбросить всю усталость и плохое самочувствие. Партия с полом… Наверное, именно тут до Гю пришло полное осознание своих чувств к Каю. Так вот каково ему было, когда Гю пропал на неделю. В танце чувствовалась вся боль. На глазах появились слезы, вниз по лицу покатилось что-то мокрое. Взгляд в зеркало – кровь из носа. Однако он не придавал этому значения, продолжал двигаться в ритм музыки. Последнее движение. Он замер на несколько секунд, обращенный к зрителям, трек замолкает, и он наконец-то садится на блестящий паркет. Наверное, Opening Sequence – его лучшая работа за все время. Лишь когда музыка прекращается, а Гю садится на пол, опустив голову, он находит в себе силы подойти, сесть рядом и обнять парня, положив голову на плечо и легко поглаживая по спине. Какое-то время они так и сидят, не двигаясь, тишину нарушает только тяжелое дыхание Чхве. Через несколько минут Гаон тихо покашливает, слишком наигранно стараясь смотреть куда угодно, кроме как на них. Кай нехотя отрывается от Гю и вопросительно смотрит на него, как бы спрашивая взглядом, в порядке ли он, и осторожно стирает кровь с его губ пальцем. – Это было прекрасно, идеально, лучшее, что я видел. Но сейчас мы едем домой, чтобы ты поел и отдохнул. Это не вопрос. Ты мне еще живой нужен. Отдышаться было проблематично. Когда Гю был под попечительством РМа, он еще не курил так много, дыхалка была на должном уровне. А сейчас – тренировок в разы меньше, а сигарет в сутки – куда больше. Видимо, не зря его били по рукам за каждую папиросу. Хюка вытирает красную дорожку с лица Чхве, и все, кажется, возвращается на круги своя. Они даже забывают про Гаона, все еще находящегося в одном помещении с ними. Черт, он совсем забыл про парня, а Кай уже требует, чтобы они поехали домой отдыхать. Поднявшись, Гю повернулся к Гаону и сказал: – Надеюсь, в следующий раз, когда у нас будет тренировка, ты будешь близок к такому результату. Сегодня я отчаливаю, но до завтра требую от тебя отшлифованную хореографию, полностью записанную песню (с этим можешь обратиться к Ликсу), и готовый костюм. Глаза Гаона расширились от услышанных задач. Чтобы успеть все это сделать к 8 утра, парню, похоже, придется ночевать прямо в агентстве. Точнее, провести ночь, но спать ему не придется. – Ты уже знаешь, что тебя ждет, если не выполнишь мои поручения, – добавил Гю, и, не дождавшись ответа, развернулся. Гю и Кай вышли из комнаты для практики, оставив Гаона стоять и смотреть в блестящий пол. В отличие от Гю, который не удостоил ученика прощанием, Кай пожелал ему хорошего дня и с сочувствием улыбнулся. – А что его ждет, если он не успеет сделать все задания? Очевидно, что Каю было интересно. А может, он просто хотел успокоить себя, уверившись, что все обойдется без физического насилия? – Ничего особенного. Убрать все залы до блеска, пробежка по 5 километров каждый день, покупать мне кофе всю неделю – за свой счет, разумеется, и время, которое он проводит в агентстве, увеличится на четыре часа. Все это идет ему на пользу. Ну, а кофе – моя моральная компенсация. Ноги предательски дрожали, когда они сели в такси. По-хорошему, Бомгю бы взять отпуск или хотя бы сходить к врачу, но ему было гораздо проще убивать себя на работе, чем снова тонуть в океане, висеть под люстрой или медленно терять сознание в ванной. В такси играла джазовая музыка, на душе было спокойно. Бомгю положил руку на бедро Кая и задумался, почему они до сих пор скрывают свои отношения? Может, пора рассказать всему миру? Да и переехать тоже не помешало бы. Желаний было много, и все еще хотелось бы отправиться в путешествие... Но сейчас, как-то не хотелось об этом думать. Он оставит эти мысли на потом. Приехав домой, Кай еще какое-то время тратит на то, чтобы заставить Гю, все еще отпирающегося, что с ним все нормально и вообще, он ведь не умер, поесть нормальную еду, и еще столько же, чтобы уложить его спать. За что он такой упрямый? Когда парень наконец-то оказывается в горизонтальном положении и почти сразу же отрубается, Кай осторожно убирает его волосы за ухо и, взяв только телефон и сигареты, выходит из квартиры. У самого Кая сон не идет – он, все-таки, как-никак, но поспал ночью, в отличие от Чхве, да и слишком распереживался за сегодня, чтобы заснуть так рано. Он еще даже на работу успеет, хотя утром и написал Марку, что не сможет прийти. Так даже лучше – сможет отвлечься. Когда-нибудь он точно получит от начальника за то, что вечно самовольно меняет график, как ему хочется, без согласований. А с другой стороны, он ведь никогда не пропускал свои смены, лучше присутствовать больше ожидаемого, чем меньше, ведь так? Чувство усталости догоняет Кая только когда он возвращается домой. Гю все еще спит. Как же он, наверное, сильно заработался, чтобы столько отсыпаться…

***

Пора бы найти золотую середину и спать каждый день хотя бы плюс-минус одинаковое количество часов. Потому что, хоть Гю и проспал черт знает сколько, по ощущениям ему казалось, что он просто дремал 15 минут. Разбитый, он потянулся к телефону, на экране которого красовалось миллион уведомлений. Черт, он совсем забыл про свою любимую игру, и теперь у него слетел рекорд по зарождению в приложении. Другое уведомление – от барышни, которую он почему-то не заблокировал. Повернувшись, он посмотрел на спящего Кая. С улыбкой на лице он написал ей: «Прости, дорогая, но я теперь в серьезных отношениях с самым лучшим на свете парнем». Писать это было безумно приятно, интересно, каково будет произнести эти слова вслух? Очередные сообщения от Ликса с вопросами о самочувствии парня, похвала от Криса за отличные успехи Гаона. Все ушло в мусор, а контакт девушки, которая только посмеялась над Гю, был отправлен в черный список. Несмотря на произошедшее вчера, Гю все равно встает и уходит на работу, и Кай, проснувшийся позже, успевает только поцеловать его на прощание прежде чем тот оказывается за дверью. Как бы уговорить его взять хотя бы несколько дополнительных выходных… Честно отсидев две несчастные пары – кто, блин, так составляет расписание – и оказавшись дома, Кай достает тщательно спрятанный от Гю синтезатор и пытается по памяти подобрать придуманную парнем вчера мелодию. Он довольно посредственно умеет играть на пианино, еще хуже помнит, как это делается – по большей части, только основы. Все ноты, кажется, подобраны правильно, но все равно что-то не то... Надо будет попросить Гю научить его, как правильно. Кстати, вот и он. Сегодня, слава богу, даже не совсем под ночь пришел. На работе все было спокойно. Сегодня Гю провел весь день с Гаоном, который, как и обещал, выполнил все поручения. Самый обычный, скучный, долгий и сонный день на работе. Слава богу, он подошел к концу, и Бомгю, наконец, направился домой. Дома его встретил Кай, обняв и поцеловав, а Арахабаки, обвив его ногу хвостом, вскоре убежал в одну из комнат. Гю усмехнулся, наблюдая за этим, думая, что благодарности за встречу не стоило ожидать, ведь даже питомец, казалось, был более заинтересован в своем уединении. – Гю, слушай... Помнишь, мы хотели куда-нибудь съездить? Я вот подумал, может, ты сможешь взять несколько отгулов на работе... Меня Марк точно отпустит, на универ похуй, и, ну, было бы неплохо, если бы ты не терял сознание от усталости. Отдохнем, развеемся. Он пытается сказать это, как шутку, но знает, что все равно в голосе слышно слишком много переживания. Ужин проходил на удивление спокойно, мобильные устройства убраны, приглушенный свет успокаивает, а тихая джазовая мелодия доносится из колонок. Кай нарушает эту идиллию, спрашивая про поездку. Точно, было здорово, но сейчас у Гю много проектов… Хотя, наверное, несколько дней не приведут к катастрофе. Надо будет обговорить с Крисом. – Я постараюсь отпроситься на недельку, мой солнечный лучик, но планирование поездки будет на тебе. Кай улыбается и кивает. – Есть пожелания или предпочитаешь сюрприз? Куда они поедут? Что они будут делать? Какая вообще цель этой поездки? Он не знает. Да и какая разница? Главное, что они вместе куда-то поедут, проведут время вдвоем, сбегут от дел и рутины. Чего еще вообще можно хотеть? Теперь осталось только действительно поговорить с Марком об этом. И с Донхеком, это ведь его Кай лишает сменщика на неделю... Но Марк сам говорил, что он появляется в магазине слишком часто, совершенно не соблюдая график и вечно перерабатывая, так что он уверен, что все будет нормально. Просто попросит Хека поменяться несколькими сменами, и Марк перекроет, если что. Наконец-то, ужин проходит спокойно, без ссор, без проблем, без выяснений отношений и, главное, вдвоем. Кай уже и не помнит, когда они в последний раз вот так просто сидели вместе и общались. Он скучал по этому. Он скучал по Гю. По тому, чтобы рассказывать друг другу, как прошел день, что происходило на работе, по мягкости во взгляде и голосе Гю и по тактильному контакту (объятия во сне не в счет, потому что, ну серьезно, они не находятся в сознании в это время). Наконец-то их жизнь снова похожа на взаимодействие людей в отношениях, а не простых сожителей, все общение которых ограничивается приветствиями в коридоре. – Кстати, я надеюсь, ты можешь скинуть мне песню и она не должна остаться тайной, не выходящей за стены агентства, а то я очень расстроюсь, если у меня не будет возможности больше ее услышать. Гю лишь усмехается, и вскоре файл оказывается у Кая. Он сохраняет его несколько раз на все возможные устройства. Просто на всякий случай. Даже собственный вокал на записи, на удивление, не раздражает и не портит впечатление. Кажется, это первый раз за всю жизнь, когда он готов добровольно слушать запись своего голоса со стороны. Как жаль, что эту песню никогда не услышит человек, который первым вселил в Кая надежду, что он способен на подобное. Именно эта мысль на следующее утро, еще до рассвета, приводит Камала на кладбище. Находиться здесь все еще тяжело, но он переступает через себя, ради него. Снова оказавшись на холодной земле перед знакомой могилой, он тихо выдыхает, кладет гитару на колени и, собравшись с силами, поднимает взгляд на надгробие. Вид такого родного имени, высеченного на плите, больно полоснул по сердцу. Хван Инджун. Нет. Хуан Жэньцзюнь. Он же Ренджун – Хюнин тихо усмехается прозвищу, которое закрепилось за парнем, поскольку не знающие особенностей китайского языка так часто делали в его имени ошибки. Помимо его семьи, только Кай называл его китайским именем. Когда он в последний раз произносил его, этот человек был еще живым. – А-Цзюнь... – слова ощущались как иголки, пропущенные через горло, – Привет. Господи, как глупо, я ведь даже не верю, что после смерти есть что-то еще. Не знаю, зачем говорю это. Не знаю, зачем пришел. Наверное, просто хочу верить, что ты услышишь. Мне тебя не хватает. Ты просил не плакать после твоей смерти. Прости, но я не могу. Даже спустя столько лет, не могу, – пауза, глубокий вздох. Пальцы ложатся на струны, начиная бездумно перебирать их, – Ты знаешь, у меня появился парень. Отец все это время был прав, я все-таки гей, видимо. Забавно. Мне кажется, вы бы могли с ним подружиться. Вы чем-то даже похожи. Думаю, встреча с ним – лучшее, что произошло в моей жизни. Он единственный смог вернуть меня к жизни после того, как ты... – палец не попадает по струне, слеза падает на деку, – Представляешь, он семь лет скрывал, что он – музыкальный продюсер! И... Мы записали песню. Мою песню. Ты всегда говорил, что однажды это произойдет, а я не верил, но ты оказался прав. В общем... Я знаю, что ты не услышишь. Я знаю, что тебя там нет. Но я хотел бы сыграть ее тебе. Кай вытирает слезы с лица и начинает играть. Конечно, на ходу подбираемый аккомпанемент на гитаре – совсем не то же самое, что шедевр, созданный Гю на студии, но, отчасти, эта версия тоже имеет в себе что-то. Она звучит надрывнее, отчаяннее, Кай бросает в нее все силы и эмоции, которые у него остались. Прошлое, настоящее – Гю, Жэньцзюнь, родители, сестра, Казуха – все, что вызывает у него хоть небольшой эмоциональный отклик, смешивается в один большой ком. Он не поет, а вырывает из горла слова, надеясь, что не помешал никому в такой ранний час навещать усопших близких. Мелодия стихает, Кай тяжело дышит. Он чувствует облегчение. Ему нужна была эта разрядка, и нужно было это завершение. – Ты знаешь, я всегда буду скучать. Ты всегда будешь частью меня. Но я готов отпустить тебя. Теперь правда готов. Ты свободен. И я теперь свободен. Я не хочу всю жизнь винить себя в том, чего не мог предотвратить, и не хочу жить прошлым. Потому что... Мне нравится мое настоящее. И я хочу будущего. Сейчас действительно хочу. Прощай, друг. Хюнин прикладывает лоб к прохладной поверхности надгробного камня и несколько секунд сидит так, затем встает и уходит, не оборачиваясь. Сперва он чувствовал себя глупо, разговаривая с воздухом, но в какой-то момент слова сами начали формироваться в бессвязный монолог и слетать с губ. Сначала было больно, но теперь он чувствовал облегчение. Он никогда не забудет, но он смог отпустить. Еще только два часа дня, а он уже полностью вымотан. Все-таки, эмоции – удивительная вещь. Последняя мысль, проносящаяся в сознании прежде, чем он отрубается на диване, бросив гитару на пол рядом с собой – А-Цзюнь бы гордился им.