Чёрный Ангел

      Пока я шагал обратно к покоям Виалы, в голове у меня соперничали две идеи: первая — спросить Корвина, что у них там случилось и какого дьявола Льювилла, такая спокойная и сдержанная, готова покрыть его матом. И вторая — наоборот, ничего у него не спрашивать и просто посмотреть, как они будут себя вести.       Первый вариант был опасен тем, что Корвин мог послать меня к чёрту (не то чтобы он часто это делал, но мне казалось, что это именно та ситуация), а второй — тем, что я рисковал так и не узнать, что между ними произошло.       Я вообще не знал, важно ли это, но главная проблема здесь была в том, что мне было интересно.       Ввиду позднего времени на лестнице, ведущей вниз, было темно, и из-за этого я невольно вспомнил подземелье замка в Эмбере, где находились тюремные камеры. Меня сразу же передёрнуло от этого сравнения, и я тряхнул головой, чтобы отогнать его. Нет, это вспоминать сейчас точно не стоит. Хватит и того, что моя психика и так, возможно, не совсем в порядке.       Когда я вошёл, Корвин убирал что-то обратно в медицинский футляр. Виала всё так же неподвижно лежала на кровати, и, судя по всему, её состояние пока не изменилось.       — Ты уже закончил? — спросил я, закрывая за собой дверь.       — Да, — коротко ответил он и тут же осведомился: — А ты что-нибудь узнал насчёт лаборатории?       Я кивнул:       — Она есть в восточном крыле. Но Льювилла сказала, что ей уже давно не пользовались, так что возможно, нам сейчас придётся разгребать завалы пыли или чего-нибудь ещё.       Если, конечно, под водой вообще может быть пыль.       Я снова посмотрел на Виалу, просто чтобы убедиться, что она выглядит так же, как до моего ухода, и тут меня осенило:       — Погоди. А чем ты брал у неё кровь?       Корвин посмотрел на меня с лёгкой усмешкой:       — Не ножом, если ты об этом.       Я фыркнул:       — Что ж, и на том спасибо.       Он не стал ничего объяснять, но меня это почему-то даже устроило. Учитывая, что в прошлом Корвин был хирургом, можно было не беспокоиться, что он взял у неё кровь абы как.       Наступила пауза, в течение которой я машинально оглядел комнату, пытаясь зацепиться за что-нибудь взглядом. Но освещение здесь оставляло желать лучшего, поэтому даже если здесь было что-то интересное, я бы вряд ли это увидел.       — И что, она хорошая? — тихо спросил брат, нарушая тишину.       Я недоумённо нахмурился:       — Кто?       Он кивком указал на Виалу, после чего снова посмотрел на меня.       — А, она-то? — пробормотал я и невольно опустил взгляд на лицо девушки.       Тут я почему-то вспомнил, что первые дни своего заточения в Рэмбе считал, что моя невеста будет страшной и максимально отталкивающей — наверное, потому что меня с ней обручила Мойра. В принципе, этого факта моему мозгу было достаточно, чтобы представить что-нибудь неприятное.       Я не полюбил её в привычном смысле этого слова, но Виала каким-то образом умудрилась войти в круг моих друзей — настоящих, на которых я действительно мог положиться.       «А теперь твоих друзей становится всё меньше и меньше, — мрачно заметил мой мозг. — Сначала Морис и Грэй, потом Льювилла, теперь она... »       Я коротко вздохнул, не желая признавать, что это правда, и проронил:       — Да, хорошая.       Корвин медленно кивнул, разглядывая её, словно пытался понять, чем именно Виала меня зацепила.       — Она очень добрая, — произнёс я почти машинально и почувствовал на себе его взгляд, но продолжил: — И при этом не святая. Не знаю, как она это делает.       — В смысле? — с лёгким интересом уточнил он.       — Ну, обычно люди либо пытаются быть добрыми со всеми и в итоге позволяют вытирать об себя ноги, либо наоборот, учатся держать дистанцию. А она умудряется как-то лавировать между этими крайностями, — я хмыкнул. — И, знаешь, в этом она даже немного меня пугает.       — Тем, что не даёт себя сломать?       — Тем, что умеет видеть в людях хорошее, даже если у неё для этого нет никаких причин, — уточнил я.       Корвин чуть прищурился, разглядывая меня, но ничего не сказал.       Я устало провёл рукой по волосам и выдохнул.       — Ладно, давай уже отнесём эту кровь на анализ. Чем быстрее мы узнаем, что с ней, тем лучше.       — Согласен, — не стал спорить он.       Я последний раз взглянул на Виалу и направился к двери, размышляя, сколько времени займёт дорога до лаборатории. Впрочем, задать этот вопрос мне не дали, потому что стоило нам выйти в коридор и пройти пару метров, как я понял, что мы здесь не одни. А в следующую секунду до меня дошло, что нам навстречу направляется не кто иная, как Дейдра. Честно говоря, за всё это время я и думать о ней забыл и уж точно не ожидал увидеть её здесь.       Одета она была, как обычно, в своё чёрное платье, а её волосы были распущены — вещь для неё странная, ведь обычно она всегда носила какие-то замысловатые причёски.       При виде нас сестра резко остановилась и молниеносно выхватила какой-то предмет — я тут же сообразил, что это был кинжал или что-то на него похожее, и невольно подумал, что я буду делать, если она решит броситься на нас. Но она этого не сделала — только сжала рукоять, словно готовясь пустить оружие в ход в любой момент.       Потом Дейдра посмотрела на меня, и у меня создалось впечатление, что она только тогда поняла, кто перед ней стоит. Её лицо тут же приняло знакомое раздражённо-высокомерное выражение, которое у неё появлялось всякий раз, когда она меня видела.       Ну, хоть что-то в этой жизни не меняется.       Она на секунду задержала взгляд на мне, потом перевела его на Корвина — и тут у неё сделалось такое лицо, словно она была поражена тем, как он вообще осмелился показаться ей на глаза.       А вот это было уже интересно.       — Что вы здесь делаете? — её голос звучал ровно, но в нём угадывались стальные нотки, ясно показывающие, что она не была рада нас видеть.       — Разбираемся с заразой, — спокойно ответил Корвин, словно заранее приготовился к такому вопросу.       Дейдра чуть прищурилась, переводя взгляд с него на меня.       — О. И как успехи?       Я усмехнулся:       — Ну, если ты вдруг заметила, пока что мы оба ещё не мертвы. Так что, думаю, лучше, чем могло бы быть.       — Пока что, — холодно проронила она.       — Спасибо за твой оптимизм, сестричка, ты всегда умеешь поддержать.       Дейдра ничего не ответила, но пристально посмотрела на меня — нахмурив брови и чуть сощурившись, словно что-то оценивая. Я уже собирался спросить, в чём дело, когда она подняла своё оружие и резко спросила:       — Откуда рана?       — Убери кинжал, — сказал ей Корвин.       Он произнёс это точно таким же тоном, как несколько лет назад сказал мне «убери пистолет», когда я хотел застрелить того шофёра грузовика (сам не знаю, почему это отпечаталось у меня в памяти). Я невольно посмотрел на брата, но его лицо было непроницаемо — только во взгляде читалась некая напряжённость.       — Я не с тобой разговариваю, — бросила Дейдра, даже не взглянув в его сторону.       — Зато я разговариваю с тобой. Будь добра, убери кинжал.       Она раздражённо выдохнула, но опустила руку и разжала пальцы, от чего кинжал со звоном упал на пол.       — Ты заражён.       Это был не вопрос.       — Да, — ответил я, просто потому что не видел смысла это отрицать. Тем более раз уж она сама догадалась.       Дейдра перевела взгляд на Корвина:       — Тогда почему он всё ещё жив?       — А почему он должен быть мёртв? Явных признаков заражения у него пока нет.       — Вот именно — пока, — прищурилась она.       Корвин вздохнул:       — Дейдра, мы не решим проблему, если будем просто вырезать всех заражённых вместо того чтобы понять, как их вылечить.       Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Дейдра выглядела так, словно хотела что-то возразить, но не понимала, что.       — Почему ты здесь? — спросил Корвин, прервав паузу. — Тут опасно.       Сестра холодно усмехнулась, и этот вопрос как будто вернул её к реальности:       — Как будто тебя вообще волнует, где я.       Она подняла кинжал и, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла вперёд. Мы с Корвином обменялись взглядами, но ничего не сказали и двинулись следом.       Дейдра шла быстро и бесшумно, словно точно знала, куда идти, хотя я не был уверен, что у неё вообще есть цель. Пару раз она сворачивала в какие-то боковые коридоры, заставляя нас с Корвином переглядываться — мне, например, было непонятно, ведёт ли она нас куда-то или просто не хочет идти с нами по одной дороге.       Я посмотрел на Корвина: он, кажется, тоже обдумывал этот вопрос.       — Дейдра, — подал голос он, — куда ты идёшь?       — От вас, — не оборачиваясь, ответила она.       Я закатил глаза:       — Ага, гениально. Нам теперь нужно идти в противоположном направлении, если мы не хотим снова наткнуться на тебя?       Она резко остановилась и развернулась, сложив руки на груди.       — А вам-то что надо?       — В лабораторию, — ответил я прежде, чем Корвин успел раскрыть рот.       — Ну, раз так, — сестра чуть приподняла подбородок, — значит, нам не по пути.       — А куда идёшь ты? — осведомился Корвин.       — Опять начинаешь? — раздражённо прищурилась она. — Меня уже допрашивали сегодня.       — Я не допрашиваю, а просто интересуюсь.       — С какой стати?       Корвин чуть склонил голову набок, разглядывая её, но в конце концов, видимо, решил, что не хочет с ней пререкаться, и просто спокойно сказал:       — Ладно. Если тебе так нужно идти «от нас», не будем тебя задерживать.       Дейдра, кажется, даже слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки.       — Не надо меня задерживать, я и сама не задерживаюсь, — холодно бросила она, а потом повернулась и, не сказав больше ни слова, скрылась в одном из коридоров.       Я вопросительно посмотрел на Корвина, который, кажется, пребывал в не меньшем ступоре, чем я.       — И какого чёрта это было?       Он медленно покачал головой, хмуро глядя в том направлении, куда только что ушла Дейдра, но ничего не сказал.       — Ты вообще знал, что она сейчас в Рэмбе?       — Нет, — пробормотал он. — Я знал, что она была в Рэмбе, когда я сидел в тюрьме, но думал, что за это время она давно успела уйти в Отражения или куда-то ещё.       — Вы с ней что, что-то не поделили? — осведомился я прежде, чем успел сообразить, что мне не стоило это спрашивать.       Молодец, Рэндом. Вот просто молодец. Теперь он в любом случае пошлёт тебя к чёрту.       Корвин, однако, этого не сделал, а только проронил:       — Понятия не имею.       Я скептически приподнял бровь:       — Правда? Ты даже не догадываешься?       Он коротко вздохнул, но всё же ответил:       — Догадываюсь. Но это не значит, что понимаю.       Я покачал головой:       — Ну, я-то точно не понимаю. Она вообще всегда так реагирует, когда тебя видит?       — Насколько я помню, нет.       — И что ты ей сделал?       Корвин медленно провёл рукой по волосам, словно пытался собраться с мыслями.       — Хотел бы я знать.       Я фыркнул:       — Прекрасно. То есть ты вообще не понимаешь, чем ей так насолил?       — Видимо, тем, что вернулся, — тихо заметил брат, и в голосе у него мелькнуло что-то такое, что я решил дальше не копать.       Несколько секунд мы просто стояли в молчании. Корвин смотрел в ту сторону, куда ушла Дейдра, с выражением, которое я не мог разобрать — в нём смешались удивление, досада и что-то ещё, чего я не мог определить.       — Значит, идём в лабораторию? — спросил я, нарушая паузу.       — Да, — он наконец перевёл на меня взгляд и чуть кивнул.       Мы двинулись дальше, но я видел, что он всё ещё думает о сестре. Это было заметно по тому, как он нахмурился и чуть глубже, чем обычно, засунул руки в карманы.       — Слушай, а это вообще нормально? — спросил я, когда мы уже свернули в коридор, ведущий в восточное крыло.       — В каком смысле?       — Ну, что она так отреагировала.       Корвин усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья.       — Нормально ли, что моя сестра, которая когда-то помогла мне вернуть память, теперь смотрит на меня так, будто я ей должен? Не знаю.       Я хмыкнул.       — Ты вообще спрашивал себя, почему она не вернулась в Эмбер?       — Спрашивал.       — И?       — И я не знаю.       На этом разговор на какое-то время исчерпался. Мне казалось, что Корвин сам ещё не до конца понимал, что он чувствует по поводу этой встречи. А может, понимал, но не хотел говорить.       Я не стал давить.       Когда мы наконец добрались до лаборатории, дверь выглядела так, будто её не открывали несколько веков. Я потянулся к ручке и посмотрел на брата:       — Хочешь поспорить, что внутри будет пыль столетней давности?       — Мы под водой, — напомнил он.       — Тем хуже. Значит, там ещё и сырость.       Корвин только коротко хмыкнул, но, кажется, мысленно уже готовился к худшему. Я нажал на ручку, и дверь неожиданно легко поддалась — настолько легко, что мне это даже не понравилось.       Лаборатория выглядела так, будто её не трогали века. Воздух был тяжёлым, пропитанным чем-то затхлым, а слабый свет от пары фонарей только подчёркивал запустение. По стенам тянулись полки с глиняными сосудами, стеклянными колбами и пожелтевшими свитками. В дальнем углу поблёскивал металлический стол с грубо сделанным микроскопом, рядом валялись щипцы, склянки с жидкостями и что-то, похожее на пресс для измельчения тканей.       — Романтика, — пробормотал я.       — Ага, особенно вон тот угол, — Корвин кивнул в сторону чего-то, что напоминало слежавшийся комок тряпья, но при ближайшем рассмотрении оказалось... остатками скелета. Я быстро отвёл взгляд, решив, что сейчас мне совершенно не хочется разбираться, кто это и как давно он здесь лежит.       — Надеюсь, он умер не из-за своих экспериментов, — пробурчал я, пытаясь сосредоточиться на более насущных вещах.       Брат оставил мой комментарий без ответа и подошёл к металлическому столу. Я же решил осмотреть полки — на них было полно склянок с жидкостями разной степени мутности, некоторые даже светились слабым голубоватым светом. Одна выглядела особенно подозрительно — её содержимое было тёмно-красным и густым, как свернувшаяся кровь.       — Так, я не химик, но вот это уже выглядит жутко, — пробормотал я.       — Не трогай, — рассеянно отозвался Корвин, проверяя инструменты.       — Я и не собирался.       Я отошёл от полки и прислонился к стене, наблюдая, как он достаёт пробирку с кровью Виалы. В свете фонаря она казалась почти чёрной, и от этого меня снова окутало какое-то неприятное ощущение.       — Ну, давай, колдуй, — сказал я, скрестив руки.       — Если бы тут был нормальный лабораторный набор, мне бы это заняло минут десять, — проворчал Корвин, усаживаясь за стол. — Но с таким хламом…       Он придвинул к себе микроскоп, осторожно капнул немного крови на стекло и накрыл его. Я следил за ним в напряжённой тишине. Прошла минута, другая. Корвин смотрел в окуляр, не двигаясь, потом вдруг нахмурился.       — Что-то есть? — спросил я, подходя ближе.       — Да… Но я не знаю, что именно.       Он выпрямился и задумчиво провёл рукой по волосам, убирая их с лица.       — В её крови что-то изменено. Причём сильно. Это не просто инфекция — это... трансформация.       Я нахмурился.       — Ты хочешь сказать, что она уже частично превратилась?       Корвин медленно выдохнул, не отрываясь от микроскопа.       — Её кровь ведёт себя странно. Видишь вот эти клетки? — он подвинул микроскоп ко мне и указал на тёмные образования среди красных кровяных телец. — Это не похоже ни на что, что я видел раньше. Они словно... мутируют. Причём по какому-то заданному принципу.       Я всмотрелся в стекло, но, естественно, ничего не понял.       — То есть?       — То есть её организм не просто борется с заразой, а адаптируется. Или его заставляют адаптироваться.       Я нахмурился:       — Ты имеешь в виду, что кто-то вмешался в её тело?       — Либо зараза сама ведёт себя... слишком разумно, — тихо ответил Корвин.       Мне это не понравилось. Совсем.       — И что теперь? — спросил я, отодвигаясь от микроскопа.       Корвин медленно провёл пальцем по краю стола, глядя в одну точку. Мне не нравилось, когда он делал такое лицо — это означало, что он либо задумался о чём-то нехорошем, либо пришёл к выводу, который ему самому не нравится.       — Я хочу проверить ещё кое-что, — наконец сказал он.       Я скрестил руки.       — Ты же понимаешь, что, чем загадочнее ты звучишь, тем больше у меня желания тебя стукнуть?       — Понимаю, — отозвался он, не отреагировав на мою колкость.       Я закатил глаза.       — Ну и?       Корвин перевёл взгляд на пробирку с кровью Виалы, потом потянулся за чистым стеклом и капнул туда ещё немного.       — Мне нужно посмотреть, как она будет реагировать на внешние воздействия, — объяснил он.       — Воздействия? — переспросил я.       — Разные среды, температура, возможные примеси, — он говорил задумчиво, словно размышлял вслух. — Может, удастся определить, что именно запускает процесс мутации.       Я кивнул, решив, что раз уж я всё равно в этом ничего не понимаю, то хотя бы не буду мешать.       Корвин какое-то время возился с пробирками, добавляя к крови Виалы разные реагенты из склянок, которые он нашёл в лаборатории. Жидкость внутри меняла оттенки, но его лицо не прояснялось. Напротив, он становился всё мрачнее.       — Ничего? — спросил я.       — Никакой закономерности, — тихо сказал он. — Она мутирует, но не хаотично, а словно… приспосабливается.       — В смысле?       — В смысле, что она реагирует не так, как должна. Обычная кровь разрушается, если её, например, заморозить или добавить что-то несовместимое, — Корвин нахмурился. — А эта… Она либо сопротивляется, либо меняется.       Я приподнял бровь:       — То есть её тело не борется, а подстраивается под заразу?       — Именно.       Мы переглянулись, и мне вдруг показалось, что в комнате стало холоднее.       — Ладно, — я провёл рукой по волосам. — Но это хоть что-то нам даёт?       Корвин задумался, потом сказал:       — Это значит, что паразит использует тело как… базу. Не убивает его сразу, а пытается переписать.       — Как вирус?       — Что-то вроде, — он покрутил в пальцах пробирку, затем положил её на стол. — И если он адаптируется, это значит, что у него есть предел. Что-то, с чем он не сможет справиться.       — Нам бы только понять, что именно, — пробормотал я.       Корвин снова посмотрел на пробирку.       — Нам нужна кровь того, кто мутировал полностью. Тогда мы сможем увидеть, до какого предела доходит это «переписывание».       Я поморщился.       — Не хочу тебя расстраивать, но это звучит как самоубийство.       — Я знаю, но боюсь, это единственный способ узнать что-то полезное.       Я коротко вздохнул, понимая, что переубеждать его можно даже не пытаться.       — О'кей, но если ты туда пойдёшь, то я тоже.       — Нет.       — Прекрасный аргумент, просто неоспоримый, — усмехнулся я.       — Это не обсуждается, Рэндом, — отрезал брат и проверил, свободно ли Грейсвандир вынимается из ножен. — Ты и так заражён, и мы не можем тобой рисковать.       — А тобой, значит, рисковать можно? — выпалил я и, не дав ему что-то возразить, продолжил: — Если уж тебя так тянет всё время лезть в пекло, то позволь хотя бы тебе помочь. Ты же сам не знаешь, что там. Может, ты выйдешь, и тебя через пять минут сожрут!       — Это лучше, чем если сожрут нас обоих. У тебя даже нет с собой шпаги. Ты собираешься с голыми руками туда пойти?       Чёрт, он был прав. Моё оружие ведь так и осталось в моей комнате, прислонённое к стене.       Я пожал плечами:       — Если проблема только в этом, то по-моему, тут и обсуждать нечего. Я просто заберу её, и всё.       Корвин взглянул на меня так, словно пытался удержаться от того, чтобы сказать что-то неприятное.       — Мне когда-нибудь удастся тебя переубедить? — наконец осведомился он.       Я ухмыльнулся:       — Не-а.       Он снова посмотрел на меня, и мне показалось, что он хотел сказать что-то ещё. Но он просто вздохнул и проронил:       — Ладно. Но если по пути хоть что-то пойдёт не так — ты валишь обратно.       — Конечно, — кивнул я и внимательно посмотрел на него: — А ты сам?       Он бросил на меня короткий взгляд, полный усталого раздражения, и развернулся к двери.       — И я тоже. Пошли.       Я едва сдержал победную ухмылку и двинулся следом за братом. Корвин шагал быстро, как будто рассчитывал, что если прибавит темп, то я передумаю и останусь.       Пока мы двигались по коридору, я украдкой бросал на него взгляды. Он выглядел сосредоточенным, но в его движениях чувствовалась настороженность, словно он ожидал, что вот-вот что-то произойдёт. Впрочем, неудивительно, учитывая, куда мы шли.       — Знаешь, если вдруг окажется, что все эти твари уже ушли и ты зря строил из себя героя, я очень надеюсь, что ты это признаешь, — заметил я, запихнув руки в карманы.       — Конечно, — сухо отозвался Корвин. — В день, когда ты станешь рассудительным и перестанешь спорить со мной из чистого упрямства.       — Ого, то есть ты хочешь сказать, что этого никогда не произойдёт? Жестоко, братец, просто жестоко.       Он не ответил, но чуть-чуть улыбнулся.       Мы свернули за угол, и я ускорил шаг, прикидывая, сколько времени займёт забрать шпагу. Если Корвин, не дай Единорог, решит, что я копаюсь слишком долго, он может просто уйти вперёд без меня, а этого я допустить не мог.       — Я быстро, — бросил я, прежде чем распахнуть дверь.       Я пересёк комнату в несколько шагов, машинально скользнув взглядом по стенам — всё выглядело так же, как я оставил. Кроме, конечно, разбитого окна.       Шпага стояла у стены, на том же месте. Я быстро схватил её, проверил баланс в руке и только потом, сам не зная зачем, подошёл к окну.       Монстр, которого мы с Корвином недавно победили, был всё ещё там — он в неестественной позе валялся на земле, а в его глазнице всё ещё торчал мой клинок, и на первый взгляд он выглядел так же, как прежде. Но стоило мне присмотреться внимательнее, как меня неожиданно осенило.       — Корвин, иди-ка сюда, — позвал я, не сводя взгляда с отродья.       Брат подошёл, бросил взгляд вниз и нахмурился.       — Он не двигается.       — Вот именно, — кивнул я.       И Льювилла, и стражник, который нас встречал, говорили, что отродий нельзя убить. Им можно было отрубить хоть все конечности, но это ничего не меняло — они продолжали ползти, тянуться, жить. Женщина, которая напала на нас у входа, была ярким примером — я отлично помнил, как её отрубленная рука ползала вокруг нас, да и все остальные конечности делали попытки нас задеть. Но наш Санта-Клаус если и был жив, то его, похоже, полностью парализовало.       Корвин прищурился, взгляд его задержался на клинке, всё ещё торчащем из глазницы монстра.       — Твой кинжал, — пробормотал он.       Я приподнял бровь:       — Думаешь, он его как-то… остановил?       Брат ничего не сказал, но на его лице появилось то напряжённое выражение, которое появлялось, когда он собирал в голове слишком много догадок сразу.       Я снова посмотрел на улицу, и тут мне в голову пришла ещё одна мысль:       — Слушай, может, у него кровь и возьмём? Всё равно он в таком состоянии, что вряд ли сможет что-то сделать.       — Неплохая идея.       Я победно усмехнулся:       — Вот видишь, что бы ты без меня делал?       — Жил бы легче, — невозмутимо ответил Корвин и слегка улыбнулся: — Но давай не будем представлять такие страшные вещи.       Мы вышли в коридор и двинулись вперёд.       Я всё ещё думал о монстре и о кинжале, потому что у меня до сих пор не было нормального ответа на вопрос, что это оружие может делать, но вдруг что-то неприятно резануло виски. Я моргнул, замедляя шаг.       Коридор, по которому мы шагали, как будто поплыл, линии стен дрогнули, тени сделались слишком тёмными, а пространство чуть-чуть сместилось. Всё это длилось не дольше мгновения, но ощущение осталось — как будто мир на секунду забыл, какой у него должен быть облик.       Я встряхнул головой, и всё вернулось в норму.       — Рэндом? — Корвин заметил мою заминку и остановился.       — Всё нормально, — ответил я машинально и сделал шаг вперёд.       Он не двинулся с места.       — Ты уверен?       Я сжал зубы. Был ли я уверен? Очень хотелось бы.       Я выдохнул, потерев висок, и остановился.       — Ладно. У меня было… — я неопределённо нахмурился, пытаясь подобрать слово. — Что-то вроде сбоя. На секунду коридор поплыл, но потом всё прошло.       Несколько секунд Корвин молчал, словно что-то для себя отмечая.       — Если такое повторится, сразу говори, — сказал он наконец.       Я хмыкнул:       — Ага. В следующий раз дам тебе полный отчёт с зарисовками.       Он медленно покачал головой, но больше ничего не сказал, и мы пошли дальше.       Когда мы вышли на улицу, меня сразу же окутал ночной холод.       Рэмба выглядела ещё пустыннее, чем днём. Она и до этого производила довольно неприятное впечатление, ещё и подкреплённое тут и там слышным воем отродий, но сейчас это впечатление усилилось в несколько раз.       Мы обошли дворец, стараясь держаться ближе к стене и постоянно оглядываясь, и через несколько минут остановились под окном моей комнаты. Монстр всё ещё лежал в том же положении, в глазнице по-прежнему торчал кинжал.       Я снова машинально подумал, что будет проще взять кровь у него, чем специально искать другое отродье, с которым ещё предстоит побороться — всё равно он почти не двигается и не представляет угрозы.       …Почти не двигается.       …Не представляет угрозы.       Моя собственная мысль отразилась эхом в голове, будто кто-то повторил её за мной с секундной задержкой.       Я моргнул и помотал головой.       Нет, это просто усталость. Мы ведь ещё даже спать не ложились, а время позднее, вот мысли и начинают путаться...       — Всё нормально? — Корвин бросил на меня короткий взгляд.       — Ага, — я быстро кивнул, не желая привлекать внимание.       Брат ничего не сказал, но, кажется, запомнил этот момент. Он присел на корточки перед тварью и, достав из кармана складной нож (видимо, я пропустил момент, когда он успел его туда положить) взял когтистую руку отродья и чиркнул её чуть выше запястья. Из пореза тут же потекла кровь, гораздо более тёмная и густая, чем человеческая, и брат быстро подставил пробирку под лапу монстра.       — А ты ещё говорил, что у Виалы брал кровь не ножом, — укоризненно заметил я.       — Не думаю, что он обидится, — произнёс Корвин, едва удостоив существо взглядом.       Я хмыкнул:       — А как же принцип гуманности? Или «не навреди» уже не в моде?       — Этому парню всё равно уже ничего не поможет. Хотя можешь зачитать ему клятву Гиппократа, если так хочется, — заявил он и, закупорив пробирку, резко встал: — Всё, пошли.       Я быстро выдернул кинжал из глазницы отродья — тёплая, чуть липкая жидкость залила пальцы, но я не обратил внимания. Вытер лезвие о скользкие, тёмные водоросли у стены — так себе альтернатива нормальному полотенцу, но выбирать не приходилось — и поспешил за Корвином. В воздухе висел удушающий запах разложения и чего-то ещё, металлического, почти электрического, будто в этом месте застыла гроза, не находя выхода.       Мы прошли всего несколько шагов, когда Корвин вдруг резко остановился. Я чуть не врезался в него, но успел замедлить шаг в последний момент.       — Тихо, — еле слышно прошептал он.       Я не стал спорить, просто заглянул через его плечо, чтобы понять, в чём дело. Впереди, метрах в пятнадцати, стояло несколько отродий. Они раскачивались взад-вперёд, как пьяные, глядя в пустоту, будто их всех одновременно посетила какая-то глубокая мысль.       Я медленно, бесшумно перехватил кинжал поудобнее и так же шёпотом спросил:       — Они нас не видят?       — Пока нет, и будет лучше, если не увидят.       Но, видимо, не судьба. Одна из тварей дёрнулась и повернулась к нам. Я тут же вскинул кинжал, а Корвин наверняка потянулся к Грейсвандиру, пусть я этого и не видел.       Но монстр не бросился вперёд — он просто стоял. Шатался, как и раньше. Его голова чуть дёрнулась в сторону, потом в другую, будто он принюхивался или высматривал что-то.       — Ладно, это уже чертовски странно, — пробормотал я.       Будто услышав меня, отродье резко подняло голову. И в тот же момент остальные сделали то же самое, как один.       А потом они развернулись и поскакали прочь.       Просто взяли — и ушли.       Корвин коснулся моего запястья, и я вздрогнул, только теперь осознав, что замер на месте.       — Здесь нельзя стоять. Пойдём, — он всё ещё говорил тихо, но его пальцы сжались чуть сильнее, словно он уже готовился к тому, что на нас прыгнет очередное отродье. Неизвестно, почему в этот момент я отметил, что его ладонь тёплая, а прикосновение приятное.       Я кивнул, стряхивая с себя оцепенение, и поспешил за ним.       — Потом об этом подумаем, да? — негромко осведомился я, нагнав брата.       — Естественно.       Когда мы вернулись в лабораторию, Корвин сразу же приступил к работе. Глядя на брата, я невольно отметил его сосредоточенность, и даже, я бы сказал, поглощённость процессом: его движения были чёткими, выверенными, без лишней суеты — как будто он делал это сотни раз. Я даже не сразу осознал, что в комнате стало совсем тихо. Слышалось только как он наливает жидкость, смешивает, разглядывает в микроскоп, снова записывает что-то на клочке бумаги.       — Слушай, ты так уверенно этим занимаешься, будто всю жизнь этим жил, — заметил я.       Корвин чуть поднял голову, но в микроскоп смотреть не перестал.       — Не всю жизнь, конечно, но лет двадцать жил точно.       — Двадцать лет, — пробормотал я, говоря это скорее самому себе. Не помню, чтобы у меня была хоть одна работа, которой я занимался столько времени. — И почему именно хирургия? — поинтересовался я, снова подняв на него глаза.       Брат всё-таки оторвался от микроскопа, выпрямился, убрал волосы со лба и бросил на меня короткий взгляд.       — Это красиво, — просто ответил он.       В голове у меня невольно возникли слова скальпель, операция, ампутация и прочие ассоциации, которые может вызвать эта профессия, и я невольно поморщился. Ну, ничего в этом красивого нет.       — Что ты сейчас подумал? — осведомился Корвин, видимо, заметив перемену моего настроения.       Я хмыкнул:       — Боюсь, тебе не понравится. Мои мысли слишком прямолинейны.       — Мне интересно, так что можешь говорить.       — Ладно. Просто признай, что ты — маньяк, если считаешь вскрытое человеческое тело красивым.       — О, безусловно, — совершенно серьёзно кивнул он, беря пробирку. — Я даже планировал собрать коллекцию чужих почек, но в какой-то момент понял, что они быстро портятся.       Я прищурился.       — Ты сейчас шутишь?       — Разумеется, — вздохнул Корвин, словно разочарованный моим недоверием. — Не все хирурги маньяки, знаешь ли.       Он на секунду задержал на мне взгляд и, слегка улыбнувшись, добавил:       — Только лучшие.       Я вскинул брови и заинтересованно посмотрел на брата.       — А ты считаешь себя одним из лучших?       — Я бы ответил, но боюсь, ты сочтёшь меня тщеславным.       — Да неужели? А я-то думал, ты у нас воплощение скромности.       Корвин качнул головой, словно признавая моё право на такую точку зрения.       — Знаешь, я вот думал над этим… и правда, слишком мало говорю о своих достоинствах. Надо исправляться.       — Да, конечно. Мир просто заждался твоей автобиографии.       Корвин чуть усмехнулся, но быстро вернулся к работе.       — Ладно, допустим, — я скрестил руки на груди, возвращаясь к главной теме. — Но всё равно. Объясни мне, что именно в этом может быть красивого?       Он на секунду замер, словно подбирая слова.       — Красиво — это когда всё идёт, как надо. Когда ты понимаешь, что сделал всё правильно, и видишь результат. Человек дышит легче, боль уходит, кровь снова течёт так, как должна, — он говорил спокойно, почти отстранённо, но в голосе всё равно чувствовалась лёгкая увлечённость. — Красивый итог, понимаешь? Организм — это сложная система, и если знать, как она устроена, можно не просто наблюдать за её работой, но и направлять её.       Его слова звучали так убедительно, что невольно заставили меня взглянуть на хирургию под другим углом.       — Согласен, это красиво.       Стоило мне это ответить, как входная дверь скрипнула, и я машинально обернулся. В лабораторию вошла Льювилла, одетая, разумеется, до сих пор в то же самое платье. У меня уже начало создаваться впечатление, что она обладает способностью каким-то образом обходиться без сна — ведь когда я жил в Рэмбе, она тоже один раз наведывалась ко мне ночью.       — Я опросила тех, кто наблюдал за заражёнными, — проронила сестра, быстро оглядев нас. — И мне удалось кое-что выяснить.