Ролевая в сексуальном раю

От скуки Лена опять вызвала консоль. Лиловое обрамление ничего не озаряло — словно система сглюкнула и прорисовала технические меню, но не вывела изображение мира. Лениво, безысходно просматривая данные, она вдруг вернулась глазами к только что прочитанному и улыбнулась — с многозначным выражением утомления, издёвки, радости. — Ну, конечно, — молвила она. «Придрочение дома — доведите себя до оргазма для обретения лояльности логова и синергии с ним». Несмотря на то, что организм Лены чувствовал себя весьма хорошо и самодостаточно, обещая лёгкие результаты, она не могла удержать спазма страха, опуская руку к клитору. Вдруг опять вылезет какая-нибудь неожиданность, и всё окажется тщетно — она будет натирать, изнывать, изводиться, ёрзать на холодном и гладком «суку», заливая его соком и дёргая соски в зажимах, а оргазм так и останется впереди, как недостижимая морковка… Всё, однако, пошло, как надо. От прикосновения к клитору и лёгкого колебания пальцев по нервам распустилось душистое удовольствие, Лена ощутила, как ещё сильнее скрутило ниже пупка. Тихо замурлыкав, склонив голову, она принялась приседать тазом на каменный «насест». — Хочешь меня? — прошептала она вкрадчиво дому, — Хочешь? Ну, возьми… возьми меня всю… «Молодец!» — услышала она в ухе восхищённое. — А-а-а, значит, ты всё-таки следишь за мной, — хрипловатым голосом молвила она, гладя лобок и ощущая пульсации, прокатывающиеся по лону. — Значит, я делаю это для двоих? Смотри… смотри, как я буду насиловать себя… — она снова спустила руку ниже и задала бешеный темп, ощущая, как плавится всё, что ниже пояса, а замкнутые в каменный капкан груди превращаются в ниточки, на которые подвешена её душа. «Если бы я не был бездушным алгоритмом, я бы выеб тебя» — Выеби, — жарко и согласно прошептала Лена, — выебите меня вдвоём… «Я бы вставил хуй в твоё горло, изрыгающее кощунствования против своего тела, и заставил тебя распухать от невыплеснутой грязной похоти, а потом влил в неё собственную, чтобы у тебя внутри пошла цепная реакция.» — О, да, вы… — Лена почувствовала, что просит об этом на незнакомых языках, её горло издавало неизвестные звуки, смысл их всех был один: я ваша, ваша, что бы вы ни придумали… Неожиданно она ощутила, что камень вокруг неё стал двигаться, с перещёлкиванием замыкая её тело как бы в саркофаг из сдвигающихся частей. Каменные зажимы закрепляли её плечи, фиксировали бёдра, последней была зажата голова — так плотно, что Лена боялась, что она расколется. Гладкий цилиндр вдвинулся в её рот и принялся толкаться, а в такт ему — задвигался и нижний, как поршни в машине — верхний выходил, нижний входил, нижний выходил — влезал верхний. Эта грубая двойная стимуляция довела Лену до пика очень быстро, но прежде чем она начала кончать — неожиданно словно отворилась дверца, блеснул дневной свет и верхний поршень сменился живым членом — скромных размеров по сравнению с каменной дубиной, трепещущим, сладким, и, судя по всему, готовым извергнуться — он двигался совсем не в такт, дёргано, явно желая остаться во рту Лены до конца — так, словно покинуть это мягкое логово было невозможно для его владельца. Почти разодранная на дилдо-распятии, Лена принялась яростно сосать его, окручивая языком, ощущая, как набрякшее женское безнадёжно даёт течь, стеная и двигая тазом навстречу каменному «помощнику». Но в подарок она получила только каплю терпкого сока — член вырвался, и лишь спустя несколько секунд девушка поняла, что по её брови и щекам стекают полоски тёплой слизи. К этому моменту она уже не охала, а издавала облегчённые и задорные выдохи, словно байдарочница, гребущая по бурной реке, и выбивающаяся из сил, но радостная. Накал животной похоти спадал, однако толика удовольствия в процессе оставалась. — Давай! Давай, родненький, продери меня, — подначивала Лена, ощущая, что её руки отпустило, и непроизвольно берясь за груди — которые продолжала мучить каменная хватка. — Какой же ты неуёмный… «А ты — невыразимая словами похотливая шлюшка», — прошептал голос. — Не называй меня так, — неожиданно буркнула Лена. Эти слова были бы уместны пять минут назад, когда она умирала от ненасытного сладострастия, но не сейчас. Последовал вздох и молчание, словно собеседник имел что-то за душой, но махнул рукой на продолжение разговора. — Ну, что такое, в чём проблемы? — уточнила Лена. «Не отрицай свою натуру», — скептически выдал собеседник. — «Ты же понимаешь, что ты такая и есть.» — Ой ли, а ещё я миллион раз другая, — огрызнулась девушка, слезая с фаллоса, поскольку её «отпустило», и попадая ногами прямо на подставленные платформы. Круг камня принялся вращаться — дверь открывалась снова. — Но ведь и такая, — замученным голосом возразил собеседник. Заговорившись, пылая и протестуя, Лена не заметила, что круг завершил вращение и теперь она снова стояла у запертой двери-стены. — Ну, вот, из-за тебя я опять не могу попасть в дом, — всплеснула руками Лена. — И зачем всё это было? Снова зря? Опять повторять? — она развернулась, рассматривая выход из лощины. «А, не обращай внимания. Это всё было бутафорией. Ты можешь попасть в свою Башню из любого места. Просто шагни по воздуху и представь, куда — как выглядит — только от тебя зависит, в какую Башню ты попадёшь.» Лена пошла по воздуху. При этом продолжая ругать-упрекать. — Я вообще не понимаю, как подобное тебе могло завестись у Богини. В мире, где все равны. Где каждый находит свою Единственную, будь на то его воля, но можно и смотреть по сторонам… В мире, где каждая и так изобразит тебе в постели тысячу уловок, неведомых персидским гуриям и японским гейшам… Чувствовалось, что собеседник не очень склонен разговаривать по душам, но всё же он расщедрился на ответ. — В том то и дело, — тон по-прежнему был кислым. — Что проку в том, что каждая женщина даёт? И даёт сторицей? Мне нужно большее. Я хочу, чтобы вы были шлюхами. Шлюха — это та, кто не хочет, но всё равно даёт. И ей нравится это. — Ах-ах-ах, — на самом деле, Лена даже не знала, что и подумать, и болтала просто из намерения повозражать. — А конфеток в устричном соусе тебе не надо? Ну, в смысле, я думаю, можно же и по-другому? Ты же нарушаешь принципы Царства. Вот возьмут тебя — и выкинут. — Ну, как видишь, живу до сих пор, — отозвался собеседник, не хвалясь, а даже как бы извиняясь. — Не волнуйся, у меня есть свои способы «выныривать». — А вот я возьму и пожалуюсь, — едко подколола Лена. — Ну, жалуйся, — ответом был чуть растерянный смешок, не содержащий веры в успешность её предприятия. — Что же ты раньше этого не сделала? — Ну я… я… я… — Лена огляделась. Вокруг были облака. Она точно двигалась по направлению к какой-то башне. Занимало её однако другое. Пожаловаться Богине — в самом деле, как? Просто громко позвать? Лена привыкла к тому, что Венера и так всё видит. И если кому-то плохо… если кто-то унижен… она на стороне подавленных. Но с другой стороны — разве она являлась всем, кто страждет? Скольким приходилось добираться до её портала «на своих двоих», платя всем, преодолевая патрули и порой даже умирая — вот это, кстати, было самым верным «пропуском». Умереть по дороге или подвергнуться пыткам. Таких «счастливчиков» агенты Венеры вытаскивали моментально. Но многие так и остались на той несчастной планете, по странному стечению мировых обстоятельств также именуемой «Земля». Были ли эти брошенные недостаточно достойны? Нет, просто они предпочли компромисс. Не рваться к счастью, как сумасшедшие, а разумно претерпевать понемножку от знакомого местного зла, склоняя голову, не привлекая внимания… Честно говоря, Лена не вполне понимала этой политики. Будь она Венерой, она бы пришла и просто осчастливила всех. — Ты говорил — только от меня зависит, в какую Башню я попаду, — вспомнила вдруг Лена и забеспокоилась. — А какие они вообще? — Ну, — собеседник оживился, ощутив смену темы, — Башня отражает натуру владелицы. Фактически, это отлитая в магическом камне суть твоего характера. Всё, что внутри, подчинено тебе, хотя и непознаваемо до конца, как душа — для своего обладателя. Кстати, говоря о том, что ты «находишь» башню, я не совсем правильно, наверное, выражаюсь — на самом деле, ты всегда основываешь её, даже если формально — находишь… Система ворковала, ворковала, а Лена всё поднималась и поднималась.