Штормовое предупреждение

      Генья не верил в совпадения. В злой рок — возможно. В Богов — маловероятно. В карму?       Шиназугава обмывает разгоряченное после долгой дороги лицо холодной водой из колодца. Ему пришлось снять накидку вместе с холщовой перештопанной сумкой и соломенную шляпу. Генья чувствует любопытные, полные удивления взгляды местных торговцев и купцов. Проводит влажной пятерней по волосам, зачесывая те назад. Фыркает, поморщившись от того, что вода намочила глазную повязку.       Генья знал, что достаточно высок и крепок для своих почти четырнадцати лет. Его лицо лишилось своей детской округлости и мягкости. Со стороны всё больше и больше походя на отца. Скрытый под повязкой глаз болезненно дёргается, импульсом заставляя онеметь левую сторону лица. Шиназугава понадобилось около десяти секунд, чтобы прийти в себя и взять под контроль своё тело. «Слишком медленно».       В городе душно. Генья теряется первое время, остановившись у довольно широкого добротного моста, концентрируясь на затхлом и тухлом запахе реки. Вслушиваясь в шум улиц и стук молота в городской кузне. Стук-стук-стук.       Генья верил, не мог иначе, что Шичиро видела Руи. Возможно, украдкой, краем глаза, как размытую тень. Кото был прав: сестрица никогда не врала им, не утаивала что-то намеренно. Бывало, что недоговаривала местами, избегая смотреть прямо в глаза, как и все они. Да и зачем ей это? Для чего давать надежду на… А на что именно? Даже если он и найдет Руи, что изменится?       Руи — не первый и не последний демон, что решил спрятаться у всех на виду. Шиназугава слышал обрывками о неотразимой красоты, но черес чур жестокой ойран. Но все это слухи, домыслы уставших трудяг и их фантазии. Генья уже навидался в своё время на шлюх. Хватит.       Шиназугава натянул на плечи накидку, взяв в руки сумку и шляпу. Двинул дальше по улице, особо не глядя по сторонам. Он знал примерно, где расположен особняк клана Убуяшики. Знал, но не спешил туда, чтобы найти Шичиро. Генья встретится с ней, но потом, после того, как она пройдет Испытание. Дождется терпеливо, выковав перед этим клинки ничирин. Собранного Хироши железа хватит, чтобы вылить десятки клинков для неё и младших братьев. Ему хватит молота.       Генья не мог использовать техники дыхания. Куваджима сказал ему об этом сразу, только взглянув на него в первый раз, там, на развилке, три года назад. И это удручало. Он был бесполезен. Тогда и сейчас.       Он останавливается у прилавка с украшениями. Те блестят на солнце, бросая солнечных зайчиков на рукава улыбчивого продавца и деревянные стенки и потолок прилавка. Генье хватит денег, чтобы скупить все заколки и цветные бусины, что лежат перед ним, но вместо этого Шиназугава скрупулёзно разглядывает каждую, желая порадовать малышку Тейко. Шичиро больше заколок не носила. И волосы не отращивала.       — Вот эти две, — указывает сначала на тонкую посеребренную заколку-шпильку с золотым камнем на конце, а после на ту, что походила на цветущую фиолетовую камелию из тонкого стекла, — на остатки дайте разноцветных лент.       Торгаш довольно кивает, заглядывая под прилавок, пока Генья отсчитывает монеты. Решает, что ленты отдаст Шичиро. А там пусть что будет. Ей когда-то нравилось заплетать их в волосы или просто повязывать на руки или шею.       Отходит от прилавка на несколько шагов, опустив низко голову, убирая в сумку спрятанные в подарочные кульки заколки. Чувствует легкое покалывание в носу и на губах, что бывает, когда вдыхаешь ядовитую глицинию. Вскидывает голову.       Генья не чувствует, как переломал заколку-шпильку и та впилась ему в ладонь. Темная, вязкая кровь кипит на солнце, пропитав холщевую сумку. Шиназугава выдыхает сквозь зубы, продолжая смотреть на идущего впереди юношу в черном, грубом хаори, подвязанном красным с золотыми сполохами огня поясом. Волосы у него серые, растрёпанные. Поступь у него уставшая, тяжелая.       Шиназугава бросается вперёд, когда юноша теряется в топле. Делает три шага, опуская руки.       Юноша стоит на месте, довольно поглаживая по голове совсем молоденькую девочку с необыкновенно розовыми глазами. Лицо у нее спокойное, едва живое. Будто не настоящее. Волосы черные, собранные в маленький хвостик сбоку. Заколка-бабочка.       — Шиназугава-сан, — слышит Генья мягкий, сладкий голос спешащей к ним девушки с такой же заколкой-бабочкой в волосах, как у девочки.       «Они похожи», — подмечает горько Генья.       — Кочо-сан.       Генья вздрагивает, услышав голос своего старшего брата. Он даже успел как-то позабыть, как он звучит.       — С возвращением, — продолжила Кочо, прижимая маленькие аккуратные ладошки к своей груди.       — Спасибо, — все так же глухо.       Казалось, что им больше говорить не о чем. Но Санеми не уходит, продолжая играться с волосами девочки. Улыбается мягко, а после достаёт из рукава кулёк с конфетами, отдавая их ей.       — Ваша поездка прошла хорошо?       Санеми молчит, упрямо поджимая губы. А затем резко оборачивается, словно почувствовав на себе тяжелый взгляд Геньи.       Они пересекаются взглядами. Где-то на три секунды, пока их не разделяет хлынувшая из переулка толпа.       — Да, — четко слышит Генья, — хорошо. Идёмте, я провожу вас.       Генья идёт следом, как привязанный. Чувствуя, как невидимая взгляду удавка душит.       — Шиназугава-сан, — голос у девчушки такой же глухой и мёртвый, как и её взгляд, — в следующий раз могу ли я поехать с вами?       — Канао! — одергивает малышку Кочо. — Не принимайте её слова всерьёз, Шиназугава-сан. Канао ещё ребёнок.       — Если ты хочешь этого, — Санеми берет Канао за руку, чтобы та не потерялась в толпе. — Еши будет рада познакомиться с тобой, Канао.       Еши. Будет. Рада.       «Он знает».       — Как и с тобой, Канаэ.       Генья не узнаёт в этом парне своего старшего брата. «Это не Санеми! Кто угодно, но это не он».       Его брат никогда не был таким спокойным и разбитым. Доверчивым.       Шиназугава ловит себя на мысли, что эта Канаэ Кочо похожа на сестрицу. Чем-то едва уловимым. Запахом? Взглядом? Длиной и цветом волос?       — Мы будем только рады, — Кочо осторожно берет Санеми за руку.       Внутри Геньи что-то ломается, когда Санеми в ответ целует её тонкие, аккуратные пальцы. Плечи его опускаются, а взгляд тускнеет.       За три года у него могла появиться новая семья. И Генья понимает это. Понимает, но не принимает.       «Он ничего не знает», — качает головой. — «Я не могу винить его».       Генье хочется кричать. Но вместо этого смотрит беспомощно, не найдя в себе сил, чтобы возмутиться. Должен бы подойти ближе, возмутиться и обвинить брата в неверности. Но разве он может? Может испортить спокойную, целую жизнь своего старшего брата?       «Кажется, он счастлив», — заключает Шиназугава, отворачиваясь.       Про Руи он больше не беспокоится. Раз Санеми в городе, то он в курсе про Руи. Всё просто.       Заколка с лепестками камелии забрызгана кровью. Другая и вовсе сломана им же. Из города Генья уходит сразу. И больше не оборачивается.       До деревни, что у персикового сада, Шиназугава добирается за половину ночи. Ему не нужен сон и еда. Его желудок больше не мог воспринимать нормальную человеческую еду, только фрукты.       Генья чувствовал себя опять бесполезным. Как три года назад, когда не смог убить отца и спасти никого из младших. Когда не смог найти старшего брата. Но теперь Санеми нашелся. Сам. Случайно. Как это и бывает.       «А сестрица знает?»       «Наверное, нет», — отвечает сам себе на заданный вопрос. — «Если оно было так, то Шичиро давно бы притащила его за ухо домой».       Шиназугава утешает себя, что сделал всё, что мог в то время: отправил тетке письмо, как они расположились в доме Куваджима, надеясь, что брат сможет найти их по примерному описанию местности и наскоро нарисованной карте. Но Санеми не пришел. И даже знакомые старого столпа не могли помочь найти его.       Хироши он встречает первым. Сталкиваются они у перекрёстка, что дальше по дороге. В воздухе витает запах переспелых персиков, чуть примятой травы и пороха с кровью.       — Ты быстро, — заключает угрюмо Хироши. Он явно был ещё обижен на него. — Нашел Руи? А сестрицу видел?       — Нет, — качает головой, — не нашел и не видел.       — Чем же ты в городе тогда занимался? Так и знал, что нужно было самому идти.       — Хироши.       — Что? — в предрассветных сумерках его глаза блестят красным цветом, а кожа бледнее, чем днем.       — Неважно. Я и без того потратил четыре дня впустую, — Генья не говорит, что добирался до города, провалявшись в стогах сена, упросив перевозчика подбросить его по пути. Незачем.       — На тебе лица нет.       — Забудь.       Мелким незачем знать о Санеми. Не сейчас. Возможно, после? Когда сможет принять факт, что брату лучше без них всех.