Штормовое предупреждение

      Шичиро было некомфортно находиться в одной комнате вместе с молодым Учителем и его женушками из-за чувства легкой безнадеги и беспричастности. Шинадзугава была явно лишней на этом ужине.       Этим вечером по правую руку мужчины сидела Сума, бестолку болтая и разливая ягодное вино, больше напоминающее Шичиро кислый и терпкий сок. Такое вино могло понравиться Хироши и Тейко, а ещё…       Шичиро недоуменно хмурится, не донеся кусочек пареной рыбы до своего рта. Какая-то мысль не давала ей покоя, всё никак не желая сформироваться до конца. Чувствует, как кто-то дёргает её за конец рубахи, заставляя опустить голову вниз. Одна из мышей с мышцами, кажется, глава, указывает лапой на своих соклановцев, державших на своих вытянутых руках плоскую деревянную тарелочку, поверх которой стояла пустая чарка из-под саке. И что ей с этим делать?       — Мыши! — Шинадзугава дёргается, отмахиваясь от них. Садится прямо, не обращая внимания на посмеявшихся над ней Учителя и женушек.       — Чего. Вы. Хотите? — не понимает Шичиро. — Еды? Сейчас, — хватает из их лап деревянную тарелочку.       В чарку из-под саке накладывает риса из своей миски. Делит закуски. Рыбу. Быстро и аккуратно.       — Вот, — отдает обратно. — Вина. Не дам. Маленькие.       — Мыши!       — Нет.       — Мыши!       — Нет.       — Я после принесу вам теплого саке, — прерывает их странную перепалку Учитель, отсмеявшись. — Идите.       Мыши безукоризненно послушались его, сразу убегая.       — Они даже дверь за собой закрыли, — выдаёт голос изумлённо.       Шичиро согласно кивает, продолжая есть. Еда напоминала ей по вкусу пепел из-за лекарств и выпитого вина.       После вызывается помочь прибраться со стола, составляя тарелки от большой к маленькой под недовольное ворчание Макио. Хинацуру с благодарностью улыбается, позволяя Шичиро делать всё, что вздумается. Просит через некоторое время принести воды с колодца, что за воротами гостевого поместья.       На улице душно.       Шичиро берет сразу два ведра и двигается прямо по песчаной дорожке. Выходит за ворота. Шум большого города едва долетает до поместья. Ночные мотыльки бьются о стеклянные плафоны стоявших поодаль электрических фонарей. У Шинадзугава дрожат руки, когда она сбрасывает в колодец ведро. То плюхается в воду с громким звуком. Крутит железную ручку одной рукой, второй — отмахивается от назойливых мушек и комаров. Проливает воду мимо своего ведра, хмурясь.       Она давно не носила воду в дом. А ведь когда-то ходить до колодца и обратно было для неё обычной рутиной. Как и готовить, и убираться. А ещё… Что ещё? Шичиро мотает головой, бросив мокрое ведро на землю, расплескав воду.       — Соберись, — приказывает Голос, и Шичиро приходится взять себя в руки.       Когда она принесла воду, жёнушки успели вымыть всю грязную посуду и подготовиться ко сну. Шичиро ничего не оставалось, как вылить холодную воду в бочку, а затем вернуться к себе в комнату. Футоны все так же валялись на полу, но в шкафу было довольно оживлённо. Шинадзугава не решалась заглянуть туда, и даже Голос не смог её переубедить. Вместо этого она уселась за стол и подтянула к себе писчие принадлежности.       Ей нужно было написать письмо родным. Сказать, что всё у неё хорошо и скучает по ним всем. Скучает ведь? Вдали от них всех Шичиро чувствовала себя свободно. Она наконец-то смогла остаться наедине с собой без постоянных угрызений совести.       Шичиро не справилась. Не уберегла. Лишила близких ей людей будущего. И ей с этим жить.       Растерев чернила и окунув в них кисточку, Шичиро зависла над чистым листом бумаги. Чувствует, как одна из мышей запрыгнула ей на колено, а затем и на стол.       — Мыши!       — Не шуми, — просит Шичиро, поставив черную кляксу на бумаге.       — Мыши!       — Письмо. Родным.       — Ты его понимаешь?!       Мышь радостно запищала, размазывая кляксу своими лапами по бумаге. Шичиро решает так и отправить письмо, подписавшись. Сгоняет с письма мышь, успевшую понаставить отпечатки лап. Просушивает бумагу песком и скручивает в трубочку.       — Мыши!       — Отправим. Утром.       — Мыши!       — Иди. Спать.       — Мыши!       Шичиро осторожно гладит мышь по жесткой шёрстке. Чувствует, как подрагивает маленькая пушистая головка под её пальцами. Сожмёшь неудачно — и та лопнет, как персик или большая виноградина. Отпускает легко, отворачиваясь.       Всё же убирает футоны к стене, расстелив один на полу. Приглушает свет в комнате. И начинает отжиматься от пола, пока мышцы не затрещали в руках. Так и вырубается, уткнувшись лбом в пол. И просыпается неожиданно спустя пару часов.       В шкафу тихо.       Шичиро позволяет себе поваляться лишние несколько минут, перевернувшись на спину и глядя сонно в потолок. Голос молчал. Молчала и Шичиро. Поднимается привычно и делает разминку, разгоняя по телу кислород вместе с кровью. Перекатывается на мостик, вставая на руки. Садится на шпагат. Считает в голове до десяти и встаёт. Тело слабо реагирует на боль в гудящих мышцах.       Ей все же приходится открыть одну из створок шкафа, чтобы взять сменную одежку и конвертик лекарств. Удивлённо считает, что мыши неплохо обустроились за короткое время, развесив гамаки. Откуда-то притащили навес, чтобы обустроить маленькую кухоньку. Бинты и вату. Обрезки бумаги и цветные ленты. Деревянную кружку. Аккуратно задвигает дверцу за собой, боясь потревожить молодняк. И выходит из комнаты, взяв с собой вещи.       Шинадзугава не хотела подглядывать. Не хотела и подслушивать, спрятавшись обратно в закуток, из которого вылезла.       — Мы вернёмся, и соскучиться не успеешь, Сума! — Макио притягивает свою подругу или же сестру по счастью к себе, крепко обнимая.       — Ты справишься, — Хинацуру.       — Ведь ты моя блестящая третья женушка! — Узуй сгребает девушек в свои крепкие объятья, приподнимая. Кружится с ними под радостный, чуть сипловатый смех.       Шичиро чувствует себя лишней.       — Они все знают, что могут не вернуться с задания, — подмечает Голос.       — Ужасно, — морщится Шичиро.       Ей не было жаль Учителя и его жен. Они знали, на что шли с самого начала, пройдя Испытание на горе все вместе.       — Но, — Шинадзугава прикусывает губу, сглатывая, — они. Убивали. До этого. Это. Не первое. Задание.       — Их всех ждет смерть, — ворчит раздосадованно Голос, — рано или поздно.       — Лучше. Поздно.       — Я на тебя полагаюсь, Шинадзугава! — Шичиро дёргается от звонкого голоса молодого Учителя.       — Не подведи нас, Шинадзугава-сан.       — Если с Сумой что-нибудь случится, я лично оторву тебе уши! Слышишь меня?       — Слышу, — усмехается Шичиро, качая головой.       — Удачи вам! — Сума не скрывает своих горьких, обидных слёз.       Мычит что-то неразборчиво, когда Узуй наклоняется к ней, целуя. Шепчет что-то той на ухо, а после уходит. Уходят следом за ним и жёнушки, оставляя Суму заливаться горькими слезами.       — Плакса.       Шичиро приходится выйти из своего укрытия и подойти к девушке ближе, даря тем самым безмолвную поддержку.       — М-мне, — мычит Сума, — просто н-н-не по-о-овезло вытащить ко-о-о-ороткую соло-о-оминку и остаться с тобой! — последнее выкрикивает, заставляя Шинадзугава поморщиться.       Кажется, у нее заложило правое ухо.       — Тупая девка!       Шичиро качает головой и уходит в сторону купален, чтобы освежиться. Тренировки никто не отменял. Быстро ополоснувшись оставшейся теплой водой и переодевшись, идёт на кухню, где Сума уже успела развести в печи огонь и поставить на прокаленную решетку чайник с водой.       — Хинацуру оставила список дел, — успокоившись, обращается к ней Сума, — и покупок. Нам некогда будет скучать.       — Тренировки.       — Подождут! Отдыхать тоже надо.       Эти слова не переубедили Шинадзугава. А когда Сума опрокинула чайник с горячей водой на пол прямо перед её ногами, и вовсе хотела схватиться за голову.       Сума напомнила ей маленького несмышленого ребенка, который только-только научился ходить и говорить разборчиво пару слов. «Тейко и то разумнее».       Завтрак пришлось готовить Шичиро, как после и ужин. Местами рис недоварен, а суп пересолен. Овощи прорезаны по-разному, но Сума была искренне удивлена, что Шинадзугава вообще умела готовить.       Оставшийся день они потратили на стирку. Шичиро только так бегала до колодца, игнорируя любопытные взгляды Какуши и прислуги из Главного поместья. Белье они месили ногами в глубокой ладье, а после долго полоскали в холодной воде.       Сума болтала обо всем и ни о чем, пытаясь разговорить Шичиро. Шинадзугава терпеливо отмалчивалась, концентрируясь на дыхании. На закате развешали белье.       — Наверное, дома вы готовите по очереди? Просто по тебе не скажешь, что ты вообще что-то умеешь делать по дому, Шинадзугава.       — Воткни ей нож в руку!       — Умею, — пыхтит Шичиро, переворачивая пустые лепёшки из воды, муки и соли пальцами, — всякое.       Умеет ведь?       — Ты полна сюрпризов, — смеётся Сума, продолжая резать маленькие помидоры.       Их они сбрызгали маслом, добавили специй и чеснок. Есть недоваренный рис не хотелось. Так что Шичиро достала из кладовой сыра. К печи она больше не допускала Суму.       — И как это есть? — не понимает женушка.       В ответ Шичиро молча наваливает на горячую лепешку помидор. Кусает довольно, прожевав. Тянется за сыром. Суме ничего не остаётся, как начать есть. Морщится чего-то, а после мычит довольно, распробовав новое для нее блюдо. У Шинадзугава не было сил и желания, чтобы готовить что-то другое. Мышам она также порезала сыра и маленькую лепешку. Вместо вина отдала им свой чай.       Спали они в одной комнате. Сума боялась оставаться одна, вцепившись руками и ногами в Шинадзугава.       — Футон. Возьму, — сделала первую попытку сбежать Шичиро.       — Я тебе свой отдам!       — Вещи.       — Возьми мои!       В коротеньком юката было неудобно двигаться, не говоря уже о том, чтобы спать.       Следующий день они потратили на генеральную уборку и мытьё полов. Под вечер с Шичиро стали здороваться маленькие служки у колодца. Шинадзугава ничего не оставалось, как улыбаться и кланяться. На завтрак они доели рис вперемешку с яйцами. Только сейчас Шичиро вспомнила о своём письме, что хотела отправить вчера. На ужин приготовила острого карри. Мыши не оценили острых приправ.       — Ты совсем ничего не рассказываешь о себе, — Сума завалилась на спину, раскинув руки. Глядит в чистый потолок. — Странно так. Кажется, что ты знаешь о нас всё, но мы о тебе — ничего.       — Это, — делает глоток из высокой кружки, — не так. Ничего. Не знаю. Не интересно.       — Злая ты.