Однажды в Поднебесной

      Ван Ибо подходит еще ближе. Сяо Чжань ощущает жар даже сквозь одежду. Его тело жаждет чего-то, в чем он даже под покровом ночи боится признаться. Ведь если дать волю этим мыслям… Бог его услышит, увидит, насколько душа источена неподобающими его сану желаниями. Насколько грязными, настолько и горячими.       — Ты говорил, — Ван Ибо касается кончиками пальцев шеи там, где тревожно бьется жилка, — что никогда не нарушишь обеты.       Верно, говорил. Сяо Чжань сжимает напряженными пальцами ткань рубахи, чтобы не сделать иного. Ван Ибо адски соблазнителен. Конечно, это его природа. А Сяо Чжань — жалкий смертный, который слишком слаб. Держать похотливые мысли под замком было просто, пока на него не положил глаз Ван Ибо.       Пальцы легкими движениями скользят по шее, рисуют на влажной от испарины коже тайные знаки. Сяо Чжань тяжело дышит, быстро облизывает пересохшие губы. Взгляд Ван Ибо тут же падает на них. Глаза вспыхивают алым пламенем. Внешне он спокоен, как воды Красного моря. Однако Сяо Чжань знает, что это обманчивое ощущение. Ни один человек не может устоять перед мрачной стихией. Волна вздыбится, перекроет само солнце и хлынет, погребая под собой.       Рука Ван Ибо так же неспешно ложится на затылок, успокаивающе поглаживает.       — Что тебе заповеди? Или усмирение плоти? — продолжает Ван Ибо. — Разве твой бог создал твое тело для того, чтобы ты его умерщвлял?       — Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью, — цитирует Сяо Чжань.       Ван Ибо усмехается своей дьявольской улыбкой. Он непозволительно близко. Его рот чуть приоткрывается. Сяо Чжань смотрит на изгиб пухлых губ и не думает о том, что Ван Ибо до сих пор не касался его тем непристойным образом, которым бы мог.       — Разве я зло, мой прекрасный праведник?       — Нет, — отвечает Сяо Чжань. И сам не знает, что отрицает: зло или праведность.       Ван Ибо второй рукой притягивает к себе, вжимая в свое невероятно горячее тело. И на уровне паха пульсирует силой нечто твердое. Сяо Чжань тяжело сглатывает. Ноги подкашиваются, а ладони упираются в грудь, где вопреки всему сущему бьется сердце. Создано ли оно из огненного камня ада? Ван Ибо медленно давит ладонью на затылок, кожу головы чуть царапают острые когти. Губы на расстоянии вздоха.       — Ты должен сказать «да», — обдает сухим дыханием Ван Ибо.       Он трется щекой, ведет носом по линии челюсти. Сяо Чжань прикрывает глаза. Он не может сопротивляться. Его душа раскрыта тьме и пламени, а не свету. Он заключен в обманчиво нежные объятия зла.       — Да, — выдыхает Сяо Чжань и открывает глаза.       — Тогда отдай мне все, — Ван Ибо смотрит пристально, не позволяя разорвать зрительный контакт.       И за его плечами распахиваются черные, как ночь, крылья. А губы наконец накрывают рот Сяо Чжаня.       Ван Ибо напорист и властен. Его поцелуй жарок и непристоен. Сладок, как сам грех. Как вкус запретного плода. Сяо Чжань наконец пробирается под одежду, чтобы впиться пальцами в податливую кожу. Тело пульсирует от напряжения. Оно чувствительно. Оно жаждет, жаждет, жаждет.       — Нет ничего слаще невинности, — шепчет Ван Ибо и вылизывает длинным языком шею.       И опускает Сяо Чжаня на ложе из горячих камней. Одежда стекает как капли с бархата лепестков после дождя. Ван Ибо устраивается между бедер.       — Смотри на меня, — властно говорит Ван Ибо.       И Сяо Чжань смотрит. Он отдает свои тело и душу.       Забери и сожги, Ван Ибо.       Забери и сожги.       И все сущее сгорает дотла в истинном пламени ада.

Март, 2024