Битва без причуд

      Прошло долгих два месяца. Событий хватило бы на целый год, но в мире героев почти никогда не бывает перерывов от различных происшествий. Весь ЮЭЙ, от учителей и до студентов, вымотался и надеялся хотя бы на крошечный просвет, в котором можно выдохнуть и взять перерыв. И этот момент настал. Близился Новый Год, а это значило, что впереди зимние каникулы. Класс 1А, закончив с поздравлениями друг друга, медленно разъезжался по домам. Большинство ребят хотели отметить праздник в кругу семьи, и почти для каждого это была потрясающая новость. Почти для каждого. Тодороки не прельщала перспектива провести несколько дней в неловком молчании с членами своей семьи. Отец наверняка заедет их поздравить, и этого Шото очень хотел избежать. В больнице с мамой тоже не отпразднуешь, поэтому он заметно приуныл, еще не зная, чем ему заняться в новогоднюю ночь. Он как раз размышлял об этом у себя в комнате, пока Бакуго в другом ее конце громко спорил по телефону со своей мамой. — Опять позовешь табор цыган к нам домой, ни минуты покоя не будет! — Какой табор?! — визжала в ответ Мицуки, — Если ты про соседей, то не так уж у нас их и много. Всего 10 человек! — Всего 10, ха! — язвительно ответил Кацуки, — Это уже целая толпа! — Вообще-то, если бы ты меня дослушал, то, может, и правда заинтересовался бы моим приглашением! — Как будто у меня есть выбор! — рявкнул Бакуго, — Я все равно приеду домой, сама же знаешь, будет там табор или нет! — Да послушай ты уже меня, — гневно зарычала в трубку женщина, — Я никого еще не приглашала в этом году, потому что подумала… Не хочешь пригласить с собой Шото? — Зачем это? — подозрительно спросил Кацуки. — Ты говорил мне, что у него проблемные отношения с отцом, и я подумала… Может, он снова захочет прийти?       Мицуки Бакуго была женщиной настырной. Как только она поняла, что отношения ее сына более, чем серьезные, она вынудила Кацуки привести Тодороки домой на знакомство. Это был самый неловкий день в жизни парней, потому что Мицуки осталась в восторге от «такого воспитанного мальчика», и пол вечера искала поводы, чтоб обнять его. Она прикипела к Шото душой и с тех пор ждала его в гости каждые выходные. — Я спрошу у него, — уклончиво ответил матери Бакуго, косо глядя на поникшего от своих мыслей Тодороки. — Ну так спроси прямо сейчас! Я почти уверена, что он там вместе с тобой! — Какая ты неугомонная, — прошипел в трубку Кацуки. — Я жду, — строго объявила Мицуки, и в трубке наступила тишина.       Бакуго закатил глаза. Он слишком хорошо ее знал — она не отстанет, пока он не поговорит с Шото. — Эй, ты тут? — помахал он рукой перед лицом задумчивого Тодороки. — Да, я тут. — Это… Мама спрашивает, не хочешь ли ты отметить новогоднюю ночь вместе с нами?       Глаза Тодороки расширились до предела, и Кацуки ощутил, как краснеют его собственные щеки. Ощущение было таким, будто он предложил ему что-то очень личное, и, в каком-то смысле, так и было. От этого они оба сильно смутились, но мужественно старались не подавать виду. — Я… Я был бы очень рад, — тихо ответил Шото и отвернул зардевшееся лицо. — ЧТО ОН СКАЗАЛ? — нетерпеливо заорала в трубку женщина. — Не ори, блин! — крикнул Бакуго в ответ, а потом коварно улыбнулся, — Он сказал, что больше ни за что не вернется в этот сумасшедший дом.       Тодороки отчаянно замахал руками, а потом подскочил вплотную и принялся трясти смеющегося Кацуки за плечи. — Ага, так я и поверила, — мрачно ответила Мицуки, а потом ласково сказала, — Ну, я так полагаю, это значит согласие. Жду вас завтра вечером!       Бакуго услышал в трубке короткие гудки и сбросил звонок. Шото все еще лупил его по плечам от негодования, и, в ответ на это, Кацуки закинул его себе на плечо, а затем смачно шлепнул об кровать, нависая сверху. — Не расстраивайся, я просто хотел ее позлить, — сказал он и чмокнул Тодороки в лоб, сползая с постели и садясь за стол. — Кацуки! — вдруг в ужасе воскликнул Шото и резко сел, — У меня нет подарков! — Господи, ну ты и тупица.       Они как раз занимались тем, что подписывали новогодние открытки для друзей и родственников. Бакуго продолжал писать, пока Тодороки не находил себе места от неловкости. — Просто купи ей цветов, и она обоссытся от счастья, — успокоил он его, — Да ей даже и цветов не надо, ей достаточно только увидеть тебя, и она уже счастливая. Мама — твоя главная фанатка. — Не говори так, — еще сильнее смутился Шото. — Почему? Это правда, — пожал плечом Кацуки. — Думаешь, цветов и правда хватит? — с сомнением протянул тот, — А как же подарок для твоего папы? — Лучшим подарком для него будет тот момент, когда праздник закончится, и он сможет спокойно почитать книгу в гордом одиночестве. Не бери в голову, они ничего от тебя не ждут. — А какие цветы ей нравятся?       Кацуки на минуту задумался, а потом снова улыбнулся своей самой подозрительной улыбкой. — Купим букет из красных и белых роз, она обожает такое. — Правда? — спросил наивный Тодороки, — Здорово! — Ага, не то слово, — хохотнул Бакуго, — А теперь помоги мне дописать поздравления.

***

      31 декабря парни стояли перед домом семьи Бакуго и звонили в дверной звонок. Дверь открыл Масару, тепло улыбнулся парням и впустил их внутрь. — Мы дома! — громко заорал Кацуки, снимая обувь. — Гдеееее он? — раздался счастливый голос с кухни, — Где мой любимый мальчик? — Явился к тебе с подарком и ждет, — буркнул Бакуго, — Ну и я тоже пришел, если тебе интересно.       Мицуки выпорхнула с кухни и быстрым шагом направилась ко входу. Увидев Шото, она всплеснула руками и радостно затараторила. — Ах! Эти цветы мне? Ну какой же ты милый! Ты специально купил красные и белые? Они так подходят твоим красивым волосам!       Бакуго трясло от смеха, пока Тодороки поворачивал убийственный взгляд в его сторону. — С наступающим, — поклонился Шото и протянул вперед цветы. — С наступающим! Спасибо! — Мицуки приняла букет и с наслаждением вдохнула аромат. — Я еще никогда не видел ее такой счастливой, — пробубнил Кацуки, не обращаясь особенно ни к кому, но ему внезапно ответил отец. — Я тоже.       Они широко улыбнулись друг другу, и Мицуки пригласила всех к столу. Она сдержала слово и не пригласила больше никаких гостей, чтобы не смущать парней. Поэтому они отведали скромный ужин вчетвером и, когда до полуночи осталось 5 минут, Мицуки вдруг выдвинула предложение. — А хотите отметить в стиле американской традиции? — Это как? — нахмурился Бакуго. — Считается, что если поцеловать человека, пока бьют куранты, то следующие 12 месяцев он будет окружен любовью, — лукаво улыбнулась женщина, подмигивая им. — Я не буду целовать Шото при вас! — возмущался Кацуки, пока Тодороки краснел. — Больно надо, — скривила губы Мицуки, — Я планирую в этом году испробовать другую примету. — Это какую? — подозрительно сузил глаза Бакуго. — Говорят, что если написать на бумажке желание, а потом под бой курантов сжечь ее и выпить вместе с шампанским, то желание сбудется! — Чушь какая, — буркнул Кацуки. — Ну-ну, — возразила она, — Чушь не чушь, а за попытку никто не побьет. — Мы с Мицуки будем на кухне, — сказал отец семьи и утянул жену с собой за руку. — Вот-вот! Никто не будет за вами подглядывать! — крикнула из-за угла женщина, а затем исчезла в другой комнате.       Парни остались один на один, переглянулись и пожали плечами. Кацуки предложил Шото сесть под гирлянду. Они сели на пол рядом друг с другом и взялись за руки. На часах было 23:59. — Мы и правда поцелуемся? — негромко спросил Тодороки. — А почему нет? — хмыкнул Бакуго, — Я точно не стану отказываться от подобного. — Я тоже, — мягко улыбнулся Шото, сжимая его ладонь сильнее.       Когда пробила полночь, за окном раздался звон колокола. Недалеко от дома стоял храм, и из раскрытых окон было хорошо слышно, как бьют куранты и взрываются фейерверки.       Парни синхронно склонились друг к другу и соприкоснулись губами. Поцелуй получился скромным, потому что оба улыбались в этот момент. Когда они отстранились, Тодороки глубоко вздохнул и направил взгляд на гирлянду, которая переливалась всеми цветами радуги. Он любовался ее светом, пока Бакуго любовался им. Куранты все еще били, и с каждым ударом в голове Кацуки разливалась всё большая и большая нежность по отношению к человеку, который все еще держит его за руку. Он оглядел умиротворенное лицо, на котором играла легкая улыбка. Он мог наблюдать только профиль лица, но отчетливо рассмотрел, как под свечением гирлянды бирюзовый глаз стал ярко-синим. С этой же стороны часть кожи покрывал грубый шрам, и Бакуго никогда бы не мог подумать, что полюбит в Шото даже это. Всё, что он видел, было ему дорого. Любая мелочь, даже ямочка на щеке Тодороки от того, что он улыбается, были дороги для Бакуго. Он смотрел, как играет улыбка на лице самого важного человека в его жизни, и думал только о том, как сильно… — Знаешь, Кацуки, — вдруг прервал его мысли Шото, — Мне так нравится быть сейчас здесь с тобой.       В ответ промолчали. Тодороки развернулся корпусом и взял обе руки Бакуго в свои. — Когда я с тобой, любое место кажется домом. И мне… — Я люблю тебя.       Шото застыл всем телом на вдохе. Широко раскрытыми глазами он смотрел на человека напротив и не мог поверить в то, что услышал. Но он точно это слышал. Бакуго не двигался, он просто смотрел на Тодороки, и его лицо не выражало ничего. Разве что, он немного хмурился. И только потому, что сам только что понял, какими простыми были слова, которые он так долго искал.       Спустя несколько секунд Шото моргнул, и из его глаз выкатились две хрустальные слезинки. Кацуки машинально стер их пальцами и заглянул в гетерохромные глаза. — Не реви. — Не могу, — тут же ответили ему. — Ладно, тогда реви.       Бакуго схватил его за плечи и прижал к себе, заключая в горячее объятие. Тодороки обхватил спину и, изредка всхлипывая, ронял слезы на его рубашку.       Они обнимались и не слышали, как на кухне началась возня. Мицуки несколько раз уронила упаковку с салфетками, стараясь достать одну, чтобы утереть собственные слезы. — Масару, только посмотри на них, — шепотом сказала она, — Я никогда не видела нашего сына таким. — Ты обещала им не подглядывать, — усмехнулся мужчина. — Да, знаю, — шикнула она на мужа, а затем промокнула полотенцем мокрые глаза, — Вот она какая — настоящая любовь… — Тебе уже хватит шампанского, дорогая, — мягко проговорил муж, успокаивающе кладя ладонь на ее плечо. — Это точно. Но я… Я так горжусь ими. — Я тоже, — улыбнулся мужчина, а затем поднялся и неслышно притворил дверь кухни, — Не будем им мешать.       Куранты уже давно закончили бой, и в доме наступила тишина, нарушаемая только взрывами фейерверков где-то далеко в городе. Двое парней продолжали сидеть на полу, крепко обнимая друг друга.