По следам луны

      Прохладный воздух ласково пытался остудить оголённые нервы, только тело будто всё равно противостояло принятию факта того, что более ничего не угрожало. Руки дрожали, ноги гудели, словно после тренировки, а сердце даже не пыталось успокоить свой ошалелый бег, свихнулось. Пульс мерзко стучал по вискам, так ещё и дыхание в норму привести не получалось. Казалось, обычный вдох приносил неистовую боль, отчего темнело и в глазах: гадкий, отвратительный, порабощающий всё страх взял контроль над каждой клеточкой существа Ли. Кое-как, переборов самого себя и оглушающую слабость, Минхо добрался до свободной скамейки на обустроенной набережной и сразу же кинулся хлопать себя по карманам в поисках заветной пачки сигарет. Только лишь тогда, когда отравляющий дым проник в лёгкие через режущие лезвиями спазмы, выдавливая из них фантомный осадок алкоголя, под кожей потекло успокоение. Уродливая привычка дала дозволение немного отпустить произошедшее, вернуть самообладание и власть над телом. Сейчас, будучи далеко от дома, в полном одиночестве и без средства связи, ведь телефон остался лежать в спальне, Минхо воспринимал всё через призму игры разума. Не могло такого произойти. Чан же знал. Он не поступил бы так. Может, выпил бы, может, переборщил, но в таком состоянии не явился бы в то место, где позволил Ли чувствовать себя в безопасности. За всю жизнь, разделённую с друзьями и близкими, ни разу никто не напивался при нём настолько, чтобы быть… Таким. Чужим. Не отдающим отчёта в действиях. Оттого-то вина и попыталась впиться в сердце: не воображение ли разыгралось? Неспроста весь день виделся дурным и сюрреалистичным с самого его начала. Но если раньше, когда случались ужасные события, Минхо мог что-то спихнуть на препараты, которыми травился, и их последствия, или отсутствие сна, пагубно влияющее на разрушенную психику, то теперь банально переложить ответственность было не на что. Он определённо находился в себе, а Бан Чан явился в квартиру бухим. В хлам. Вопросов в голове стало вмиг чрезмерно много, отчего та начала раскалываться с безумной силой, аж зажмуриться пришлось. Так ещё и страх вернулся, петляя по взбухшим и пульсирующим венам. Страх за непонимание себя, своих действий и действия Бан Чана. За собственные ощущения и чувства. — Надо пойти к злой тётке, — выдохнул Минхо в воздух сигаретный дым вместе со словами, растаявшими в смехе компании молодых людей, сидевших неподалёку. — Блядство. За что всё это?       Рука, пальцы которой сигарету удерживали, зашлась тремором. На то, как она тряслась, из-за чего осыпался и пепел, Ли смотрел с отвращением. Именно подобных ощущений давно не приходилось переживать. Знакомые, но позабытые краски того самого ужаса, что всегда выжидал очередного часа проявить себя. Благо было то, на что отвлечься пришлось. Люди. В столь поздний час набережная была усеяна парочками, пожилыми людьми и теми, кто просто занимался рисованием или играл во что-то. Неподалёку стояла импровизированная сценка, где, насколько мозг мог припомнить, раньше располагался экран, рядом с которым в тёплое время расставляли мягкие кресла и проводили ночи кино. Сейчас же там сидели парни с гитарами и что-то исполняли, совсем тихо, чтобы никому не мешать. За созерцанием настоящей жизни, которую, по своему же желанию, Минхо давно перестал видеть и ощущать, ведь запер себя в собственном мире, он и не заметил, как сигарета истлела. Обожгла его пальцы, чем и внимание привлеклось. И вроде стоило бы остановиться на одной, только Минхо подкурил новую. А затем ещё, ещё. При этом наблюдал он за тем, как сменялись люди в медленном испепелении времени. Одни уходили, но на их место приходили другие. Подмечал Ли и пьяных, отчего мурашки по коже рассыпались — неприятно, боязно, пусть они и были далеко. Больше же нравилось рассматривать парочки, их лёгкие соприкосновения рук, невесомые объятия и взаимную помощь с тем, чтобы вещи поправить или убрать прядь волос от лица. Искренне, глядя на подобное, Ли завидовал. И эта зависть была отличной от той, которая пробуждалась при виде Хёнджина. Здесь хотелось такого же для себя. Но являлось невозможным. Под запретом. Порочащим. Аж дрожь мелкая по коже била при мельтешащих в голове воспоминаниях о поцелуе на кухне. Перед Хёнджином. Вектор мыслей неожиданно резко сменился.       Может, родись он девчонкой, всё бы иначе сложилось? Никакого стыда за свои чувства к человеку не пришлось бы переживать? Только вот Минхо любил тот факт, что он — мужчина. Сильный, более выносливый, готовый защитить тех, кто слабее. Поэтому искренне и не понимал, почему у любви были рамки. Какая кому разница, кто кого любит и с кем спит? Почему одно — это хорошо, а второе — необходимо искоренить? Да, никто себя излишне развратно на улице не вёл, не проявлял, однако раскрепощения становилось всё больше. Редко молодые парочки позволяли себе сжирать друг друга прилюдно, и то Ли в последнее время узнавал про такие моменты только из скомканных рассказов знакомых, кто посещал не самые уютные места по ночам. Но всё же, когда за руку держались парень и девушка — ни у кого не той мысли не возникало, а когда парень и парень… Многие друзья мужского пола не стеснялись обычно приобнимать друг друга за плечи, талию, да даже так по улицам ходить. Но всегда находился кто-то, кто замечание торопился сделать и пристыдить, чему свидетелем невольным приходилось становиться. А иногда, когда они с Чаном куда-то выбирались вместе, так сильно хотелось схватить его за руку да пальцы переплести, просто почувствовать, каково это — быть свободным в своём выборе. Не говорил об этом Минхо, потому что его желания не совпадали с тактикой поведения из-за страха порицания и непринятия своего тела. Да, пусть Ли отчасти и внимал тому, что сам себе могилу выкапывал, но поделать с этим ничего не мог. Или же не хотел. Означало ведь это выход из устоявшейся зоны комфорта. Лучше прокричаться в душе, пожалеть себя, чем ломать уже сломанное: никогда бы он не смог позволить Бан Чану поцеловать себя при всех. И касалось такое неуместное условие и свадьбы. Потому что с самого детства довелось узнать, что он был рождён неправильным. Отовсюду, из каждой щели на него смотрели счастливые парочки. А чаще всего это были красивый и богатый мужчина и женщина. В дорамах она обычно представала в роли какой-то серой мышки, в которую тот самый богатый мужчина и влюблялся по уши. Стереотипная, до одури красивая любовь развивалась между ними. И это то, на чём Минхо рос — мама, папа, дети. Вот беда же была в том, что его ничуть не привлекали девушки, не возникало даже мысли поцеловать кого-нибудь из них, пригласить на свидание, как делали ровесники. Он совсем ничего к ним не чувствовал. Точнее не чувствовал того, о чём с ним пыталась говорить его матушка, объясняя перемены в юном организме. Секс-просвет вышел скомканным и смущённым, отец же и вовсе участия не принимал в этом, даже когда Ли смотрел на него широко распахнутыми глазами. Ждал хоть каких-то слов от такого же, как он сам, мужчины. А потом ответ нашёлся совершенно случайно на всё и сразу. Спрятанным же оказался в тот самый момент, как осознать тягу к парням пришлось — ему о подобном не рассказывали, значит, оно дефективное. Всё прочитанное и изученное твердило о том, что это болезнь. Признаваться же родителям страшным показалось, поэтому Минхо и рассказал об этом лишь Хёнджину, который просто принял и поддержал. Потому что Ли Минхо оставался всё таким же Ли Минхо. Его любимым хёном.       Сейчас Ли вспоминал это с подавляемым смехом, пока прищуренные глаза с лёгким интересом следили за двумя парнями, ведущими себя отнюдь не так, как могли бы вести друзья. Минхо знал эту разницу, мог почувствовать даже через расстояние смущение и неловкость. До сих пор помнилось изумление на чужом лице при раскрытии «страшной» тайны. Приоткрытый рот и полное неверия «не может того быть». Даже не по причине факта ориентации, той, которая обществом не поощрялась, а из-за того, что Минхо в принципе ни с кем не общался. Хван не мог очень долго понять, как тот успел себя изучить и принять. Сам Ли просто высказывал мысли, ощущения в теле, когда объект симпатии оказывался рядом — его на дрожь пробирало от случайных касаний во время физкультуры, сердце с ума сходило, стоило чужому голосу назвать его имя. И за всё время ему действительно нравились всего лишь два человека. Началось всё с преподавателя физкультуры, а закончилось Чаном. Или с Чана началось. Лишь с ним Минхо смог почувствовать то, о чём говорила когда-то матушка. Лишь с ним были открыты новые горизонты, чувствительность, яркое смущение, жажды. И с первым поцелуем Ли осознал, что та лёгкая, по сути детская симпатия к преподавателю была лишь чепухой. Однако по другим людям, его окружающим, он видел и то, что между ними двумя не любовь. Но ему всегда было хорошо. Ему подарили многое, дали многое, позволили познать себя от и до: это в глазах Ли было намного ценнее. И понимание этого сейчас укололо, пронзило чем-то тонким и острым, потому что Минхо вспоминал тот дикий взгляд. Затопленную радужку глаза чёрным зрачком, который даже на свет не реагировал. Грубость. Сухие слова. А ещё запах. Плотные пальцы свободной от сигареты руки потянулись к шее и подушечками притронулись к тем местам, что будто пульсировали. На коже чувствовались углубления, следы зубов, значит, всё уже давно зацвело и выглядело уродливо.       Сигарета недокуренная оказалась выкинутой в так удобно стоящую неподалёку урну, и руки быстро застегнули кофту, в машине найденную. Та, по счастливой случайности, имела высокий ворот, из-за чего Минхо не переживал, что его позор кто-то увидит. Медленным шагом, ещё раз коснувшись шеи, он поплёлся вдоль набережной, раздумывая о том, как сильно хотелось смыть нанесённый макияж и уничтожить лёгкую укладку: ведь готовился к встрече. Вода шелестела всё более звучно, словно напевала какую-то мелодию и успокоить пыталась, а людские голоса смолкали. Шаг становился постепенно более неровным, пока сердце вновь кидалось отплясывать какой-то сумасшедший ритм в груди. Взор цеплялся за влажный песок, но думать о том, когда же ноги успели привести к нему, не желалось. Всё происходило так, будто снова покрылось непроглядным туманом, чему Минхо уже не противостоял. Радовался тому, что страх отпустил, и пытался построить план нового дня. Резко замер и обернулся назад. Ушёл не так далеко, как показалось, поэтому идея пойти в машину и отправиться в клинику, где можно было бы поспать несколько часов, почудилась притягательной. Однако до слуха дотянулась ненавязчивая мелодия, и, передумав, Минхо двинулся в сторону других скамеек, окружённых подвесными гирляндами с огромными лампами. Их тёплый свет манил к себе, потому одиноким и замёрзшим мотыльком Ли притянулся к нему. Сел на самое дальнее место, чтобы тихонько наслаждаться игрой на музыкальных инструментах какого-то юного коллектива. Ему нравилось то, что подростки проводили время именно так, хотя и задавался вопросом, а не надо ли им с утра куда-то? В убаюкивающей музыке, так ловко проникающей под кожу, Минхо сомкнул глаза и шумно вздохнул. Спрятал руки в рукава тёплой кофты и просто наслаждался, более не выстраивая сценарии дальнейшего своего существования. Позволил себе на пару минут остановиться и побыть с приятной реальностью наедине.       Вновь окутали воспоминания. Только уже приятные. Когда-то давно он точно так же, как и ребята, сидел и неловко нажимал на клавиши синтезатора, пока Хёнджин перебирал струны старенькой гитары, а их подруга красиво пела написанную Чанбином песню. Это было настолько далёким прошлым, что даже не верилось, а было ли оно? Набережная изменилась за все ушедшие годы, а вот чувства остались прежними. Тогда, в то время, всё было так легко. Универ не душил, будущее виделось ярким и многообещающим, их компания была дружной и сплочённой, а Бан Чан просто находился рядом, смотрел так, словно ничего ценнее Минхо у него и не было. Пусть и жили они все на съёмной небольшой квартирке, спали на двухярусных кроватях, ругались из-за последнего, съеденного кем-то онигири, они были счастливы, свободны, собой. А ещё была жива Кёнха. Близкая подруга, играющая роль старшей сестры для всех. В душе прям искрами взрывалось то, как она и Хван постоянно ссорились из-за шутливых мелочей, а потом смехом заливались. Или как она, включив серьёзного взрослого, уговаривала Бан Чана с Чанбином встать из-за ноутбука и пойти спать, пока те пытались разобраться в новой программе по сведению мелодий. Всё такое тёплое, уютное. То, что более не повторится. Минхо даже не заметил, как по щекам из-под прикрытых век потекли слёзы. Не плакал из-за всего случившегося, пусть и хотелось до спазмов в глотке, зато сейчас готов стал разрыдаться. — Лино? — голос раздался приглушённо, но вздрогнуть заставил не он, а произнесённое прозвище. — Точно, ты! Привет!       Изумлённо, с застывшими слезами на глазах, Минхо смотрел на стоящего рядом со скамейкой парня и не понимал, как себя нужно вести. Конечно, он вспомнил его. Вспомнил лишь потому, что тот жар, который источался при единственной встрече в баре, преследовал некоторое время. Не давал покоя своей мощью и ласковостью, оттого и к обладателю хранились вопросы и эмоции. А Донван напомнил ему про такой интересный и пугающий одновременно момент. Взор изучал, как казалось, худое тело, сокрытое за тёплой белой кофтой; забавные завитые локоны тёмных волос; чуть повёрнутые внутрь стопы ног, обутые в пестрящие разными цветами кроссовки; и лицо, спрятанное за маской и очками в тонкой оправе. Но даже так можно было заметить, что парень улыбался. Свет от гирлянды прицельно падал на него, поэтому глаза, превратившиеся в полумесяцы из-за, скорее всего, очень широкой улыбки, Ли видел слишком ясно. — Привет, — наконец выдавил он и рукавом смахнул слёзы, припоминая про макияж. — Эм… — Джей, — напомнил парень и уселся рядом, когда ему рукой указали на свободное место. Белая тканевая маска была стянута, уложена сверху на толстый блокнот в чёрной обложке, и всё это вместе сжалось тонкими пальцами, будто в волнении. — Как ты меня вообще узнал? — закончив рассматривать столь нагло смуглую кожу чужого лица, спросил Минхо. Он смутился пристального взгляда в ответ на собственный и неуклюже отодвинулся дальше, хотя расстояние между ними было и так достаточно большим. Со стороны всё выглядело комично. — Джей. — Твоя внешность очень необычная, — мягко ответил парень и повёл плечами. — Черты твоего лица, его профиль. Таких людей в своей жизни я не встречал. Ты будто чьё-то творение, нечто нереальное. Из-за этого твой образ и засел у меня в голове, — шумное дыхание. — Странно звучит, да? — Наверное. — Сначала я подумал, что обознался, но когда подошёл ближе… Ты очень красивый, Лино. — С-сп-спасибо? — Ли вернул свой взгляд на парня, который, как казалось, тоже засмущался. — Неожиданная встреча. — Да, пожалуй, — неловкий смех. — Я жалел, что не взял твой номер. У меня мало знакомых в Корее, а тут ты такой. Интересный, — глаза в глаза. Кроме искренности Ли ничего там не видел, хотя у самого слёзы мешали рассмотреть хоть что-то более чётко. Зато жар вновь притронулся к коже. Тот самый, с которым ничто сравниться не могло. Яркий и пугающий. — Сама судьба нас свела вновь. Могу ли я попросить твой номер?       На мгновение Ли замялся. У него не было причин отказывать, но и причин давать знакомому незнакомцу номер — тоже. Да, тогда, в ту встречу, он тоже помыслил о подобном, только в нём уже всё давно переменилось. Зато сейчас чужое тепло довлело над телом собственным, из-за чего волны страха накатывали с новой силой, словно потопить пытались. С ним просто хотели общаться, как и говорил Хёнджин. Почему же так неуютно от подобной мысли стало? Ещё бы пару лет назад Минхо несомненно бы дал свой номер, может, ещё бы и пересёкся с заинтересовавшим его человеком, теперь же это чувствовалось чем-то тяжёлым. А взгляд, несмотря на внутренние распри, остановиться не мог от изучения мягких, совсем не острых черт: улыбка, так похожая на сердечко, цвела всё ярче с каждой утекающей куда-то секундой. Глаза зрительного контакта не избегали. Разве люди бывали такими открытыми? В парне вообще не жило ничего мрачного. Он демонстрировал это всем собой и своим особенным жаром, хотя при этом Ли видел и заметную дрожь. Замёрз. Как и сам Минхо, уже начавший стучать зубами. — Я живу здесь, — палец указал на самое ближайшее к набережной здание, — не хочешь зайти? Я вижу, что у тебя произошло что-то. Совсем потерянный. Согреешься и… — Нет. Прости. Это очень неловко, — промямлил Минхо, хотя при этом взора по-прежнему оторвать не мог от маленькой родинки на щеке, которую так ласково омывал свет развешанных ламп-гирлянд. — Хорошо, — согласился парень, кивнув. Не настаивал совсем. Уважал выбор. — Но… Пойдём хотя бы кофе возьмём? Тут недалеко… Ты плачешь, — эмоции на смуглом лице переменились, и только тогда Минхо ощутил обжигающие слёзы на своих щеках. Снова. — Идём, хён.       Молча Ли шагал сзади за Джеем и просто таращился ему в спину, пока то и дело утирал слёзы. На рукавах кофты уже остались следы тонального крема, а куртка, до этого фантомно согревающая, была накинута на плечи парня. Без сомнений Ли отдал её, когда, как только они отдалились с того места, где были, ледяной ветер разыгрался не на шутку. Куда он шёл и зачем, ему уже было неинтересно. Просто, как и всегда ведомый, он куда-то шагал. В кофейне уселся на указанное место и погрузился в себя, изучая оставленный блокнот на столе. Из него торчали разноцветные листы-заметки, как предположил Минхо, сама обложка выглядела достаточно потрёпанной, но в целом от вещи, как и от её владельца, исходило необычное тепло. Вскоре его сменило тепло настоящее, когда рядом опустился стакан с горячим кофе и кусочек чизкейка. Парень сел напротив и моментально сделал огромный глоток напитка, после удовлетворённо выдохнув. Сейчас Минхо рассмотрел его ещё более внимательно. Смуглый, очаровательный, губы чуть надутые, причмокивающие при поедании десерта, заметна была и щетина. Но образа какой-то лёгкости она не портила. — Почему ты назвал меня хёном? — спустя вечность, когда уже даже кофе остыл, спросил Ли. — Мы вроде не говорили про возраст. — Ты однозначно старше меня, — голос звучал взволнованно, с неприкрытым интересом. Круглые же глаза смотрели куда угодно, только не на лицо. Без очков Джей казался Минхо совсем мальчишкой. Очевидно же было, что сам Ли выглядел лет на двадцать старше. Ему так ощущалось. — Я тяжело схожусь с людьми. Первый на контакт никогда не иду. Но мне очень нравится анализировать тех, кого я вижу. С кем перекидываюсь хотя бы парочкой слов. Ты, — он поднял взгляд и поджал губы на несколько мгновений, — зацепил не только своей внеземной внешностью. Твой образ мышления мне понравился. Рассуждения, пусть они и были скомканными, ведь… Сколько мы общались? Совсем чуть-чуть. — Моя внешность ничем не выдающаяся… Прекра-т-ти… Такие слова произносить. — Неправда! Ты прекрасен! — звонкий голос привлёк внимание и других ночных посетителей кофейни. — Простите! — Забавно, — хмыкнул Минхо, зардевшись щеками так, что они даже пульсировать начали. — Ты прекрасен, — повторил совсем тихо Джей. — Для любого художника было бы честью нарисовать тебя. Весь ты… Необычный. — Не для любого. " — Я не буду тебя рисовать! Что с лицом? Почему ты не можешь выглядеть так, как все смертные люди?! У тебя же на лбу написано, что в твоей голове созрел какой-то дьявольский план!» — привычные слова Хёнджина, когда сначала он просил побыть его моделью, а после сокрушался. Целенаправленно Хван никогда не мог его изобразить, но Минхо знал, что тот рисовал его украдкой. Только в те моменты, когда Ли не притворялся придурком, Хёнджин создавал поистине великолепные вещи. Однако поверить в то, что и в жизни Минхо выглядел так, как на рисунке, не удавалось. Лишь в мгновения горячего шёпота, при сжатии руками плоти, тогда Ли верил. Верил Чану. — Сколько тебе лет? — всё же поинтересовался Минхо. — Двадцать два, — не такая и большая разница, — а тебе? — Ты младше, — ушёл от ответа Ли. — Вот, — на салфетке он протянул свой номер. — Я не знаю, когда доберусь до телефона, но буду рад, если ты напишешь. А мне, пожалуй, пора. И, прости, у меня нет с собой денег, но… В машине вроде кошелёк… — Не переживай. Мне было приятно угостить тебя, — парень нацепил очки на нос и поторопился выйти из кофейни. Минхо пошёл следом. — А, и куртка… — Нет, — холодной рукой Ли остановил такую же холодную руку Джея, которой тот пытался стянуть ткань, — оставь.       Жар, грубый, неистовый, живой, окутал с такой силой, что у Минхо закружилась голова. Его повело в сторону, и только чужая рука, схватившая осторожно за талию, не позволила упасть. Страх новой волной вонзился гнилыми зубами в горло, лишая возможности вздохнуть. — Хей, Лино-хён, всё в порядке, — блокнот с характерным звуком упал на землю, потому что парень и второй рукой обхватил дрожащее тело, дабы не дать Ли завалиться. — Всё хорошо. Я не могу отпустить тебя в таком состоянии куда-то, — тональность голоса была взволнованной. Тихий шёпот с трудом доходил до сознания, которое поддалось кошмару, вызванному чужим теплом. — Буду переживать, если ты сядешь за руль. Идём. — Нет-нет-нет, — замотал головой истерично Ли. В нём боролась рациональность и сломанная кукла, а то, в каком свете он себя выставлял перед малознакомым человеком, оказывало ещё большее давление. — Мне нужно… Нужно-нужно… — Просто дыши, вот так, — Джей продемонстрировал. — Глубоко. Во-о-о-т, всё правильно, — продолжал наставлять он. — Вдох и выдох. Это просто паническая атака. Крошечная. Сейчас отступит.       На короткое мгновение парень отпустил Минхо, и тот почувствовал неимоверную пустоту. Он не видел, что Джей делал, потому что закрыл глаза и опёрся спиной на стену кафе. Ему было плевать, пялился ли на него кто-то или нет, ведь то, что разрывало изнутри, было намного сильнее, ужаснее, пагубнее. Однако в моменте Ли дал разрешение позаботиться о себе. Неторопливо шёл, пока его вели, плакал тихо, отпуская себя. Вроде и слышал какие-то слова успокаивающие, только разобрать их не мог. Казалось, удалось достичь принятия ситуации, даже как-то разбавить атмосферу сгущающегося одиночества, как все чувства ударили разом по внутренним органам и вынудили превратиться в хнычущее месиво, что лишь распаляло. Уже было безразлично, касались ли его, где именно трогали, прижимали или обнимали — ему просто хотелось исчезнуть, вылететь куда-то за границы осточертевшего мира, несущего в его жизни лишь боль и страдания. Желалось не ощущать всего того, что разъедало кислотой внутри, убивало. И стоило перешагнуть порог чужой квартиры, как начало отпускать. Плавно, медленно, хотя бы появилась возможность полноценно вдохнуть. Из-за слёз не получалось рассмотреть помещение, но Ли предполагал, что его привели на кухню и усадили на стул. Прикосновения к лицу обжигали, избежать же их сил не находилось. Не хотелось. Сейчас ему требовалась чужая помощь, чтобы выйти из состояния, граничащего с безумием, поэтому он просто принимал всё. — Лино-хён, это нужно выпить, — руку направили к чашке с горячим напитком. — Только не торопись. Делай глотки небольшие. — Чт… Что это? — свой голос узнать оказалось невозможно. Скрипящий, звонкий, дрожащий. — Чай. — А? — с трудом, но Минхо сфокусировал свой взгляд заплаканных глаз на перепуганном лице. — Я туда добавил немного голубого лотоса. — Это же… — Всё в порядке. Добавленная доза поможет успокоиться. Привыкания не вызывает.       Вопросов больше не последовало. Если честно, Минхо готов был выпить и сожрать всё, лишь бы отпустило. Поэтому, по совету парня, осушал кружку медленными глотками, в надежде, что поможет сразу. Потребовалось же некоторое время, на которое его оставили наедине со всеми мыслями и переживаниями. Зато Ли смог осмотреться, как только слёзы перестали течь из выплаканных глаз. Маленькая кухня-гостиная, исполненная в светлых тонах, где не было ничего лишнего. Кухонный гарнитур, плита, стиральная машинка, полка с книгами, отделяющая зоны питания и отдыха, круглый маленький стол, два стула и мягкое кресло неподалёку, возле которого расположился крошечный стеклянный столик с ноутбуком на нём. Всё, что привлекало внимание — панорамные окна. Несмотря на размер помещения, Минхо сразу подумал, что находился он в дорогих апартаментах. Из-за окон. Это отвлечение на рассмотрение интерьера и каких-то мелочей помогло почти полностью вернуться к исходной точке, или же помог чай — не имело значения. Просто стало лучше. Руки перестали дрожать, глотку более ничего не разрывало изнутри в жажде орать, а разум прояснился. Подобное чувствовать нравилось намного больше. Тревоги ушли, мысли притихли, даже тело расслабилось. Больше ничего не имело значения. — Чай помог. Замечательно, — в комнату зашёл Джей, уже переодетый в серый спортивный костюм, и сразу приблизился, дабы осмотреть Минхо. — Мне нужно ехать. Так стыдно, что это всё ты увидел. Мне так стыдно, — Ли смотрел распахнутыми глазами, обрамлёнными слипшимися длинным ресницами, и просто желал услышать, что всё в порядке. Даже если бы то было ложью. — Я же сказал, что за руль не готов позволить тебе сесть. Могу вызвать такси, если ты скажешь адрес, куда тебя доставить. Или давай позвоним твоим друзьям? Жене? — предложил парень и пододвинул стул, усаживаясь совсем рядом, да так, что колени соприкасались с коленями Ли. Вновь тепло. — Я не в браке, — зачем-то уточнил Минхо и отвернул голову. Стыд бил по ушам и щекам, что очень раздражало. — Можешь остаться. Спальня свободна. Утром, если станет лучше, уедешь самостоятельно. — Не хочу тебя стеснять. — Не могу тебя отпустить. Уж прости, хён, — Джей поднялся с места. — Жизнь научила некоторым вещам. — Хорошо. Я… Не в силах сопротивляться. — Да, тебя должно вырубить. Голубой лотос в твоём состоянии будет действовать и как снотворное, — словно сам себе объяснял парень. — Подготовлю тебе что-то из одежды и полотенце. Душ находится возле спальни. Точнее, прямо из неё ты попадаешь в душевую. — А ты… Где будешь спать ты? — озадаченно спросил Ли. — У меня много работы. К сожалению, я из тех людей, кто уничтожил режим собственный, поэтому обычно я сплю днём, а ночами работаю.       В ответ на неровную улыбку Минхо только кивнул. Послушно дождался указаний, выслушал наставления по сломанному крану в ванной комнате, получил не распакованную зубную щётку и пожелания спокойной ночи, пусть время уже и близилось к раннему утру. Откуда мальчишка свалился, словно ангел с небес, в такой тяжёлый момент, Ли не знал. Но не чудо ли это было? Ему действительно некуда было деться. А если бы паническая атака взорвалась прямо за рулём? Да, Минхо боялся смерти. Поэтому от представления того, что он мог разбиться, так ещё и других покалечить, его затошнило. В небольшой комнатке он принялся стягивать с себя одежду, ругаясь мысленно на то, как глупо выглядел в этих драных джинсах, обтягивающих его полные бёдра. Ведь подобное нравилось Чану. А Минхо хотел нравиться Чану. И где же он сейчас? Смешок сам сорвался с губ, но надломленная улыбка быстро исчезла, когда взгляд в зеркале рассмотрел то, что сотворено с шеей и ключицами было. Но от окровавленных следов и уродливых засосов он ничего не почувствовал. Чёрная, непроглядная тьма в глазах изучала пятна на бледной коже, когда по сердцу тянулась мгла. Минхо знал, что простит. Он заведомо знал это. Знал и то, как всё будет происходить. Пусть нынешняя ситуация оставалась одной из самых отягощающих, пугающих, унижающих достоинство, Ли помнил, что было с ним тогда, давно. Помнил и то, кто же был с ним рядом в те моменты, когда на шее петля затягивалась. Кто сидел у больничной койки. Кто приносил еду, кормил с ложечки. Минхо всё прекрасно помнил. Только вот ни гель для душа, ни скраб, ни жёсткая мочалка, предоставленные радушным хозяином, не могли отмыть тело от грязи. Из-за мельтешащих перед глазами картинок того, как его трогали, где трогали, что говорили и о чём просили — он чувствовал себя шлюхой, более не способной ни на что. Один лишь секс остался в их отношениях? Боль? Померкли те воспоминания, которые так жаждалось лелеять до конца собственных дней: пропала нежность, желание оберегать, трястись над каждым моментом, быть покладистым. Но под струями горячей воды не доходило до головы простой истины — всё не имело смысла.       Сейчас уверовать в это принималось бы за поражение. Ведь столько времени Ли боролся. Так, получается, не за что было? Понимание такой банальности не должно было стать реальностью, только являлось таковой. И было страшно. Страшно за то, что Минхо-то простит, а не повторится ли подобное? Механизм лежал уже сломанный, давно он был сломан, только верить не желалось. Потому что иного Ли не знал. Выстраивать жизнь с нуля? А куда деть всё нажитое? Кому тогда верить в мире, если не Чану? Никакие ритуалы больше не работали, потеряли свою актуальность. Только вот Ли простит. Просто потому что Чан — его всё. Человек, который знал, как поступать не следовало, но поступил — его всё. Человек, который воспитал, создал под себя, приручил, знал, на какие точки надавить, чтобы получить послушного котёнка — его всё. Человек, который оставлял, заставлял ждать, не отвечал на звонки, пропадал в работе, когда был нужен рядом — его всё. Человек, который любил, который показал мир, открыл так много всего в теле и душе — его всё. Человек, подаривший защиту, огромную нежность, заботу и искреннее счастье — его всё. Оттого и крыло. Хотелось быть просто тупым и не понимать этого, но оно понималось, просто не принималось. Сровнять в землёй можно было бы всё отстроенное годами по щелчку пальцев, если правде в глаза заглянуть. Минхо не был готов. Он боялся потерять то привычное, то рутинное, то, что поселяло в улыбки и смех, то, что пропало уже пару лет назад. Даже если уже не имело смысла и это. Не был готов. Забирался в чужую постель именно с этими мыслями. Чувствовал себя просто отвратительно из-за осознания, где он и с кем он. Ничего плохого о Джее, конечно, Ли не думал, просто факт оставался фактом: он в квартире малознакомого человека, который запросто мог бы воспользоваться его состоянием. Только воровать было нечего. Убить? Тоже вряд ли. Изнасиловать — в мыслях звучало смешно даже. Просто Минхо был не дома. Не с Чаном. И тревога потому вернулась. А вдруг ему помощь была нужна? Вдруг он поранился и не смог встать? Вдруг…       Глаза открылись с огромным трудом. Веки буквально слиплись, а голова гудеть начинала при каждой попытке осмотреться. Воспоминания ледяной волной накрыли, отчего вздох получился изрядно громким. Кое-как Минхо поднялся на подушках и уселся в кровати, глупо моргая, пока привыкал к дневному свету, озарившему комнатку. Небольшая спальня была такой же уютной, как и кухня. Всё светлое, даже компьютерный стол и встроенный шкаф. Широкая кровать занимала почти всё пространство, но при этом громоздкой не выглядела, а количество подушек и плюшевых игрушек не вызывало ничего, кроме тёплой улыбки. — Ребёнок, — хмыкнул Ли и свесил ноги, желая подняться.       Его немного пугало незнание времени, однако он не торопился сбежать. По ощущениям, переживаемым телом, казалось, что недавно был уничтожен марафон километров дороги, потому что болело всё. В зеркале же, как только удалось доковылять до ванной, на Ли смотрело нечто растерянное и покрасневшее. Светлые волосы торчали в разные стороны, а глаза будто мёртвыми были. Даже самому не нравилось рассматривать их в отражении. Нерасторопно, стараясь держать голову в мыслях о работе, Минхо собирался. Его губы надломились лишь один раз, когда взор проследовал кровавую дорожку следов на шее. Но за воротником кофты всё быстро оказалось спрятано. Немного подрагивающими руками Ли застелил постель, сложил те вещи, в которых спал, и рядом оставил влажное полотенце, потому что не нашёл того места, где его можно было бы повесить. Тихо вышел за дверь, почти на носочках добрался до кухни и ухмыльнулся. Его новый знакомый, свернувшись клубком, спал в кресле, укрытый зелёным пледом с белыми мишками. Ноутбук стоял на полу, а на столике лежал тот самый блокнот. Минхо подкрался ближе и заглянул в него, хотя обычно такой привычки не имел. Себя он оправдал тем, что просто хотел оставить записку, а с другой стороны, ему было очень интересно, над чем парень корпел. Удивление вылилось в лёгкое смущение, когда оказалось, что напротив листа с не получившимся стихотворением, полностью перечёркнутым, изображён был сам Ли. Рисунок не был большим, но выглядел абсолютно нереально. Никогда бы и в голову не пришло подумать о том, как он, Минхо, мог выглядеть в чужих глазах. Нарисованное лицо было прекрасным. Каждая линия, каждая тень и прорисованная черта: безумно. Но взгляд резко переключился на лежащий рядом смартфон, куда пришло уведомление, отчего загорелся и экран. Время близилось к обеду. Теперь уже торопливо, Ли взял с пола один из вырванных листов и на свободном его месте написал неловкое «спасибо за всё!». Закрыл блокнот, а записку оставил сверху, прежде чем покинуть уютную квартиру странного парня, так самоотверженно желающего помочь какому-то сломанному незнакомцу.       Мыслей было очень много, пока Ли добирался до машины. Искали ли его? Что с Чаном? Как быть дальше? Куда поехать в первую очередь? Рука сама потянулась к бардачку. Кошелёк с наличкой тихо лежал на месте, что незамедлительно вызвало улыбку. Решение принято было в считанные секунды.       Из салона красоты Минхо вышел с чёрными как смоль волосами. Он не пытался перевоплотиться в кого-то, просто знал одно — ему было важно принимать себя. Но больше всего хотелось ощутить всё в себе по-новому. Такое изменение дозволило притронуться к одной единственной мысли: нужно попробовать начать с начала. И вселенная будто услышала это, ведь, стоило припарковаться возле клиники, взгляд тёмных глаз словил знакомую фигуру, которая к автомобилю буквально подлетела. — Где ты был?! — с шипением, пусть Минхо и знал, что вызвано оно было переживаниями. — И тебе привет, — Ли выдохнул и позволил себя обнять. А объятия были почти стальными, так ещё и чужая рука в волосах оказалась, ласку даруя. — Непривычно. — Мы всю ночь тебя искали! — Мы? — Да. Ну, он проспался… Это… Послушай, всё не так, как ты думаешь! — С ним всё в порядке? — парень неровно кивнул. — Чанбин, ты замечательный друг, — Ли отстранил сильное тело от себя и слабо улыбнулся, — но я устал это всё слушать. — Нет-нет, правда, нам нужно поговорить, — Со замер, как и его взгляд застыл на одной точке. Понимание, на чём именно, пришло лишь тогда, когда подушечки коснулись открытой кожи. — Это… Это он сделал? — глаза в глаза. — Да, — моментом резким Минхо дёрнул молнию на кофте и спрятал уродливый рисунок присвоения. — Ты всё ещё хочешь поговорить? — Хочу, — звучало неуверенно, из-за чего Ли обошёл приятеля и пошёл в сторону клиники, ведь на них уже таращились прохожие, словно драму увидели какую-то. — Ты же простишь его, да? Хён. — Прощу, — возле самой двери Минхо обернулся. — Приезжай к восьми. Мне нужно всё обдумать. И не говори ему, где я. Сейчас я ничего не хочу.       На эти слова Чанбин лишь понимающе кивнул и проводил Минхо взглядом.