По следам луны

      Как и предполагал Минхо, всё действительно было в последний раз. По крайней мере в тех тонах страсти, нежности, чувственности. Когда его чувствовали, хотели сердцем, а не телом. Когда тепло Чана было живым, настоящим, пылким. Теперь всё вернулось в тот же период, от которого так долго приходилось убегать, только пока он не давил, не прогибал, не умерщвлял. Ли боролся в этот раз и продолжал сиять. Пусть он просыпался всегда один, в уже остывшей постели. А засыпал тогда, когда Бан давно сопел громко, и даже понятия не имел, как сильно Минхо хотел притронуться к нему. Приласкать. Поговорить. Просто о чём-то будничном. Но ритуалы вновь взяли власть над всеми жизнями. Точнее, над жизнью их отношений, заведомо обречённых в последних трагичных событиях. Эти мысли удавалось гнать прочь, скрыться в рутине дней, да и звонки в этот раз производились чаще, чем никогда. Даже если Чан и уставал, вероятно ругался с кем-то, ведь голос часто хрипел, он смеялся, шутил и повторял, как сильно скучал. За несколько дней им вживую не удавалось и словом перекинуться, но каждый вечер, на поводу у сердца, несмотря на усталость от долгих, почти двойных смен, Минхо готовил еду для Бан Чана. Желал хотя бы так проявить себя, подбодрить, потому что Чан всегда всё забирал, вероятно, съедал, если это делал не Чанбин, и по возвращении мыл контейнеры, ожидая новой порции. Мелочь, но радующая обоих.       На плаву удерживал и Хёнджин, который невыносимо ярко светился от долгожданной поездки. Весь их личный чат был заполнен фотографиями, видео и бесконечными счастливыми возгласами, отчего Минхо подумывал вообще заблокировать Хвана. Конечно, чужое хорошее настроение заряжало и собственное, видеть друга таким будоражило, зажигало: хотя бы кто-то вырвался из своей привычной картины жизни. И этому кому-то шло то, что с ним происходило. Хёнджин горел, блистал, притягивал к себе людей и закреплял за собой право на лучшее будущее. Тёплым и одновременно печальным при этом ощущался и момент прощания, случившийся всего несколько дней назад. Сложно было поверить в то, что Хван неожиданно стал таким большим. Минхо с неверием смотрел на то, как люди, которые и предложили идею с посещением выставки, забирали картины, общались с Хёнджином на каких-то возвышенных словах, пока сам Ли чувствовал себя грязью у их ног. Это определённо не его мир. Но за своего друга он был очень рад, переживал немного за самого себя, потому что лишался части своей души на неопределённый период. Волновался за перелёт и за самого Хвана, ведь такой далёкий путь в одиночку он ещё не совершал. Поэтому и прижимался к нему в аэропорту отчаянно, наплевав на все взгляды сторонних людей, на собственные порочные мысли. Просто обнимал его, прятал лицо в горячей шее и вслушивался в тихий смех. Ощущал чужие руки на своей талии и невесомые поглаживания, призывающие успокоиться. Не желалось отпускать Хёнджина ни сердцем, ни разумом, ведь безликий страх продолжал петлять по венам. Утих он лишь с первым сообщением «я приземлился, всё хорошо!». И теперь счастьем личным Хван делился, поддерживал, спасал от начинающей раздражать рутины.       А в Сеуле одинокому Минхо оставалось только скучать. К тому же, шутливо проклиная удовлетворённого всем происходящим Хвана, ему теперь нужно было через день ездить на квартиру к нему домой, чтобы проверять живы ли цветы и доделали рабочие ванную. У Ли глаз дёргался, потому что для себя он понимания не находил: зачем было покупать чёртовы цветы за день до отъезда. Только и у этого ритуального занятия сияла обратная, начищенная до блеска сторона медали. Район Хвана располагался рядом с тем, где проживал Джей. Всего лишь пятнадцать минут на машине. Поэтому за уже приятный вечерний обряд Минхо принял чашку кофе с уставшим парнем. Уж глядя на него, Ли переставал думать о том, что он уставал на работе, потому что синяки под глазами мерещились настолько чёрными, что, казалось, виднелись и через солнце защитные очки. Поздним вечером. В сумерках. Конечно, поддержка оказывалась и задавались вопросы о требуемой помощи, однако момента в шутках не упускалось. Слегка издеваясь, Минхо интересовался, сильно ли рад был Джей полученной работе. Ему с вероятностью в девяносто девять процентов прилетал еле ощутимый удар в плечо, после которого оба парня смеялись. Эта уютная традиция жила короткую жизнь. Джею нужно было вернуться к работе, а Минхо просто желал поспать свои законные четыре-пять часов перед очередным нервным днём. Потому беседы не были долгими, лишь рукопожатия, к которым будто только с Джеем и удалось привыкнуть, растягивались с каждой встречей всё дольше. Признаваться себе же в воровстве чужого жара Ли не торопился. Всё оставалось простым. Значения таким моментам придавать не стоило, чтобы самого себя не загнать в угол.       И жизнь просто продолжала неторопливо шагать куда-то в бессменные ритуальные дни. Окружающие вещи изредка начинали бесить, при взгляде на календарь с двумя обведёнными датами вовсе повеситься хотелось, а все слова, невысказанные никому из близких, хоронились под рёбрами. И оставалось лишь молиться, что они не начнут разлагаться и вонять, обернувшись очередным срывом. Минхо просто жил. Как обычный человек. Временами приседал на уши Чану по телефону с выяснением свободного графика, лишь бы протолкнуть на прослушивание Ким Сынмина, за которого молила подруга. Но Бан только обещал. Подразумевая, что после того, как звонок сбрасывался, обнулялся и мозг Чана, Ли ставил себе заметку напомнить позже вновь. Главное, что не отказали, осталось выкроить время. Минхо помнил всё, старался записывать незначительные мелочи, дабы не потерять себя в одинаковых днях, и приобрести умудрился новую привычку. Звонить родителям. Каждый день старался делать это: что-то рассказывал, что-то выслушивал, затем подмечал и удовлетворённое лицо Донвана. Подобное веселило и согревало. У него действительно большая семья. И всё в целом развивалось спокойно, без происшествий, пусть первая обведённая дата в календаре давила на виски иногда: день свадьбы приближался. Он-то уже маячил на горизонте, но никто не шевелился сделать хоть что-то. Родители Чана подготовили свою часть, всё организовали и просто дожидались счастливого момента. Но ни сам Чан, ни Минхо до сих пор и о костюмах не думали. В голове не находилось ни единого предположения, чем же оба руководствовались. Только почему-то в этом вопросе Ли ожидал инициативы от Бана, хотя даже не пытался ему напомнить в короткие звонки. А жизнь продолжала неспешно утекать без создания каких-либо воспоминаний. — Было бы неплохо заказать новую спецодежду, — из операционной вышел Донван и тяжело вздохнул. — Закажу, — Минхо оторвал взгляд от монитора и выглянул из-за стойки. — Как всё прошло? — Нормально. Но сегодня в ночную нужно остаться, присмотреть. — Давно нужно сделать ночные смены, закупиться всем необходимым для проведения разных операций, — Ли поднялся и потянулся, разминаясь. — А то мы или перенаправляем в другие клиники, или происходит работа чуть ли не в три смены. — Ты же сам понимаешь, что это не имеет смысла. Куда ставить оборудование? Здесь больше некуда расширяться, — мужчина опустился на мягкий диван и уставился на входную дверь в клинику. Туда же посмотрел и Ли. За стеклянной дверью какой-то парень пытался поймать мельтешащую под его ногами собачонку. — Если надо работать в три смены, то будем работать. Наша маленькая клиника очень рентабельная и без всего, что ты там выдумываешь. — Но хочется двигаться дальше, — пожал плечами Минхо, отворачиваясь от забавной картины. — Ты студию танцев хотел открыть. Занимайся. Не трогай клинику. Она мне уже как дом родной.       Ли хотел было возмутиться и высказать все мысли по поводу начала нового бизнеса, но звук открывающего дверь механизма отвлёк. Обернувшись через плечо, Минхо застыл, потому что в клинику зашёл тот самый парень, до этого пытающийся словить собаку. Очевидно он запыхался, а юркое создание, зажатое руками, не могло спокойно усидеть на месте и, высунув язык, стремилось сбежать. Какое же удивление одолело Ли, когда парень стянул со своей головы капюшон, обнажая для поцелуев света своё лицо. Ким Сынмин. Необычную внешность, строгую и аристократичную, Минхо запомнил очень хорошо за две недолгие встречи. Даже спортивная одежда не отбирала какой-то возвышенности, словно Сынмин рос в огромном замке со слугами и всю жизнь учился красиво разговаривать, держать спину невероятно ровно. Отчего и Минхо выпрямился. Было неловко. — Здравствуйте, — а вот сам Сынмин, как подумал Ли, не признал его, — осмотрите, пожалуйста, это неугомонное существо.       Протянутый вперёд белошёрстный мальтипу шустро зашевелил маленькими лапками и завилял крошечным хвостом при виде изумлённого Минхо. Взгляд Ли быстро перемещался с собаки озорной на посеревшее лицо Кима и обратно, пока в тишину не вмешался Донван с миллионом вопросов о причинах обращения. И лишь когда он забрал щенка в кабинет на осмотр, Ли отмер, хотя про себя не находил причин отречённости от мира. Он старался распробовать исходящее от парня тепло, хотя оно было настолько ослаблено, будто вот-вот готовилось умереть. Немного вводило в растерянность подобное. — Нужно заполнить документы, — включил голову Минхо. — Пройдёмте к стойке. — Да, конечно. — Ким Сынмин, назовите вашу дату рождения, пожалуйста. — А я представлялся? — Ли поднял глаза на озадаченного парня и мягко улыбнулся ему, разъяснив ситуацию. — О, прошу прощения, — поклонился Ким, — плохо спал, поэтому и не смог сообразить, что к чему. Хотя ваше лицо мне знакомым показалось. — Всё в порядке. И можно обойтись без формальностей, — заверил Минхо, заполняя бумаги. — Как зовут твоего питомца? — А, это не моя собака. Зовут Грей. — Возраст? — Эм, — Сынмин достал телефон из внутреннего кармана куртки, — мне нужно сделать звонок, — кивнув, Ли начал заполнять другие пункты анкеты и искренне пытался не подслушивать, но понял, что щенок принадлежал Мине. — Девять месяцев. — Почему Мина сама не пришла? — на секунду показалось, что нос начало щипать, потому что его определённо пихали туда, куда не следует. — Приболела. А тут ещё и Грея рвать начало. Вот она и попросила меня его сюда привезти. Теперь хоть понятно, почему такую рекламу этой клинике сделала, — с направления руки Ли, Сынмин занял диванчик тяжело вздыхая. — Правда вы… Ты совсем не похож на того, кто отношение к ветеринарии имеет. — А на кого похож? — усмехнулся Минхо и направился в сторону кабинета осмотра, чтобы передать анкету Донвану. — На знаменитость? — повёл плечами Сынмин. — Актёр там, может, айдол. Мина говорила, что ты относишься к сфере индустрии развлечений. — Не я, а мои хорошие друзья.       Опустившись рядом на диван, Минхо постарался удержать разговор, просто, чтобы понять парня чуть лучше. Даже если последняя встреча продемонстрировала Сынмина более живым, то ощущался он каким-то не от мира сего. Потому становилось ещё более интересным, как так случилось, что Мина и он вообще пересеклись. И открылась простая истина: Ким Сынмин невероятно интересная личность. Несмотря на то, что даже по отвлечённым от личной жизни разговорам Минхо понимал, насколько они далеки друг от друга, ему нравилось общение. И почему-то виделось всё таким, словно отчасти Ким походил на Бана. Наивностью своей Ли полагал, что если прослушивание всё же совершится, а голос раскроется таким, каким его описывала близкая подруга, то у Чана с Чанбином появиться мог вокалист. Они давно хотели попробовать что-то новое. В любом случае у Минхо оставался только приятный осадок от общения с юным парнем. Даже хотелось узнать чуть больше, однако Донван вернулся с невероятно весёлым щенком и вернул его владельцу, заверив, что поводов для переживаний нет. Щенок просто переел и не справился с объёмами потреблённой пищи, а Сынмин головой покивал, припомнив автоматическую кормушку. Поэтому, получив список рекомендаций, Ким удалился. Поклонился низко напоследок и поблагодарил, оставив свою визитку юридического консультанта. Это вызвало удивление у Ли, ведь уж на кого, а на юриста парень похож не был. Остаток рабочего дня завалил проблемами, и Минхо попросту больше не возвращался к этим размышлениям. Написал подруге поддерживающие слова и уточнил, нужно ли что-то, получил в ответ же смайлики «сердечки» и больше ничего. В омут занятости кануло и это. Расчёты, клиенты, заказы на доставку, несколько заявок на лекарства, а после долгое сведение налоговых таблиц. В моменте и мысль о том, чтобы застрелиться, не казалась порочной.       Поэтому только ближе к часу ночи, выставленный за дверь своим же сотрудником, Ли вообще вспомнил, что он по-прежнему являлся человеком с желаниями и жаждами. Правда продолжительное время смотрел в стеклянную дверь своей же клиники, где Донван выплясывал какой-то ритуальный танец, что улыбку нервную вызвало, прежде чем свет погасил. Все сходили с ума, и это, пожалуй, нравилось. Чувствовать себя не единственным чокнутым в этой семейке. Чат с Хёнджином пролистывать не осталось сил, потому Минхо отписался, что всё посмотрит и оценит завтра, ответ же получил ожидаемо довольный и согласный, принимающий. Так ещё и сверху около двадцати фотографий насыпалось. Томный вздох, наполненный мягкой любовью к другу, сорвался с губ, и они сразу растянулись в уже неровной, смущённой улыбке. Всё же на душе становилось чудовищно хорошо при представлении счастливого Хвана, аж голод пробуждался, про который продолжительное время не вспоминалось. Пожалуй, именно от этой темы Минхо бегал охотнее всего даже в своих рассуждениях. По утрам он старался посещать зал и гонял себя там до изнеможения, однако не ел почти ничего, отчего сил банально не хватало, а вес падал. Взволнованные слова тренера не пугали, не вызывали неправильных чувств, потому что одно единственное могло помочь акцентировать на себе же внимание: Бан Чан. Однако они не виделись, да и объятий банальных не было, чтобы вновь оценить изменившееся тело. Пусть оно оставалось подтянутым и рельефным, мягкость уходила. — Пожрать что ли сходить, — огляделся по сторонам Минхо, оценивая изученную наизусть местность, — в час-то ночи.       Домой можно было не торопиться, потому что недавний короткий звонок от Чана дал понять: дома сегодня придётся спать в одиночестве. А двери по-прежнему не стояло. Из-за её отсутствия ссора уже намеревалась в один из дней вспыхнуть, только всё разрулил Чанбин. Снова. Вечно защищающий друг. Он тогда выхватил телефон и заверил Ли, что сам всё организует. Попросил лишь замеры прислать, о чём опять же пришлось позаботиться Минхо. Думал теперь о звонке от доставщиков и не представлял, когда нужно будет сорваться. Это бесило, но не так сильно, как голод. — Блять, как же раздражает! — потянул себя за отросшие волосы Ли, а потом и вовсе в хвостик их собрал. — Тогда пойдём поедим? — чужой голос раздался за спиной, отчего Минхо аж подпрыгнул на месте. Машин уже почти не было в поздний час буднего дня, а что про людей говорить. — Лино-хён! — Какого чёрта?! Джей, — Ли схватился за сердце, истерично дыша. — Откуда ты здесь? — Я устал работать и решил прогуляться. И оказался здесь. Поэтому подумал, что было бы неплохо посмотреть на твоё место работы, — пожал плечами Джей и повернулся к клинике, где давно не горел свет. — Ты сталкер что ли?! — мягкий смех притронулся к ушам. Только после замеченной очаровательной улыбки испуг ушёл на второй план. Минхо оценил взглядом светлый свитер с горлом и светлое пальто на парне, которые дополняла и светлая кепка. На фоне облачённого во всё чёрное Ли Джей выглядел красиво и эстетично. — Больше походит, что ты на свидание собрался. — А, нет! Я так долго сидел дома, уже даже представить стало сложно, что я могу выглядеть как-то, — рука указала на наряд, — так. — Тебе идут светлые тона. С цветом твоей кожи, — зачем-то добавил он, — идеально сочетается. — Спасибо, — смущённо. — Не думал, что кому-то может нравиться настолько тёмный тон кожи. Здесь, в Корее, мне не раз предлагали осветлить её. — Пойдём поедим? Раз уж сталкер меня поймал, — отмахнулся Минхо, потому что осознал, что тему интимную задел. — Я правда не ожидал тебя встретить здесь. Достаточно позднее время сейчас, — оправдывался Джей. — Просто было интересно, как выглядит любовь всей твоей жизни.       На такое высказывание Минхо в смятении хмыкнул и предложил пойти в круглосуточный, чтобы съесть лапшу горячую. Он, к своему сожалению, помнил, как рассказывал о своей работе Джею и даже приглашал, если тот решится завести питомца. Однако, несмотря на собственный испуг из-за неожиданной встречи, происходящее нравилось. Быть в компании с кем-то явно лучше, чем таращиться в дверной проём и ощущать холод постели. Поесть лапшу, поболтать о чём-то странном и забавном, вот, что воодушевляло. И даже разговор о Феликсе, который до сих пор не отвечал на звонки и не торопился выйти на связь, дабы объясниться, не портил атмосферу ночи. Минхо сумел успокоить расстроенного парня, пообещав разобраться со всем, когда-то случившимся. Поэтому они просто прогулялись по улицам города, ведь погода позволяла, да и огни гирлянд горели слишком маняще. Выпили горячий кофе вместо айс американо, успели обсудить новинки аниме, за которыми следили, но так и не посмотрели, и Минхо не ощущал разницы ни в возрасте, ни в чём-то ещё. Ему просто было неимоверно уютно и комфортно. Забывались проблемы и дела. Не тревожило прошлое, не ранило будущее. Слышать звонкий смех — сводило с ума. Принимать себя странным с тёплых слов — утоляло жажды быть нужным. С Джеем мир виделся иным. Каким-то простым, лёгким, словно этот хрупкий парень вытаскивал наружу самое искреннее, нежное, глубокое. Совершенно другую личность. С которой, казалось, даже сам Минхо знаком не был. Воздушность общения, схожие взгляды на многое, смех от идиотских шуток, потому что порой именно так шутить и хотелось, всё возвышало. С Джеем в Ли пробуждался тот самый маленький мальчишка, кому интересно было многое, у кого на душе мерцали желания к чему-то неизведанному, а настроение не угасало. И когда неожиданно на экране телефона оказалось почти четыре часа нового дня, то что-то щёлкнуло внутри. Время пролетело незаметно. Минхо поднял взгляд на продрогшего парня и голову склонил чуть вбок, рассматривая заметную дрожь и лёгкую полуулыбку. — Замёрз? — задал вопрос, на который знал ответ, Ли. — Всё в порядке. — Давай я отвезу тебя домой? — предложил Минхо осторожно, чтобы не показаться навязчивым. — И сам поеду. Поспать хотя бы немного. — О, прости, — вскинул руки Джей, — у тебя же работа! Как ты… Уже четыре утра?! — Пойдём к машине, я докину тебя.       Активное, но слабое сопротивление всерьёз воспринято не было, поэтому Минхо довёл парня до автомобиля и даже галантно приоткрыл ему дверь. Ехать по почти пустым дорогам нравилось, как и давить на газ чуть более явно, чем обычно. Поэтому и до нужного дома добрались быстро под тихое звучание радио, ведь оба погрузились в свои мысли. Неожиданное смущение окатило щёки с каким-то рвением яростным, когда воцарилась уже неловкая тишина после остановки машины. Попросить Джея покинуть салон и попрощаться Ли не мог. А сам Джей никуда не торопился будто. Нервно теребил пуговицы на своём светлом пальто и смотрел в затонированное окно, разглядывая свет многочисленных фонарей. Словно раздумывал над чем-то и никак не мог решиться озвучить. Надломив брови и поджав губы, Ли следил за хаотичными и мелкими движениями пальцев, пока не раздался тихий голос: — Зайдёшь? — парень повернул голову, в глаза тут же заглядывая. — Ко мне. — Зачем? — не менее тихо спросил Ли. — Просто? Ну, чтобы тебе никуда не ехать, и… Мне некого попросить. Рассказать… — шёпотом тоскливым. — Мне порой страшно стало оставаться один на один со своими мыслями. Поэтому я и пошёл прогуляться. И… Не думаешь, что судьба нас опять свела вместе? Мне с тобой очень комфортно… Просто… Поэтому, — паузы между словами становились всё длиннее, а Минхо всё более отчётливо видел в Джее Хёнджина, когда тот темноты бояться начал лет в двенадцать. Просил оставаться рядом да руки не отпускал в ночи. Однако чувства по-прежнему были иные к Джею. Сейчас, например, по сердцу текла жгучая печаль, и она же омывалась чем-то порочным, грубым, болезненным. — Прости. Не стоило мне начинать эту тему. Спасибо, что провёл время со мной, — парень нервно кинулся пытаться покинуть машину, только его за руку осторожно схватили. — Я останусь. На несколько часов.       И этих слов хватило, чтобы Джей просиял ярчайшей улыбкой. В голове самого Минхо не отыскивалось понимание, зачем же он сам согласился. Вызвался даже. Словно пытался избежать и своего одиночества. Специально даже телефон разблокировал, чтобы увидеть отсутствующие уведомления о звонках и сообщениях от Чана. Зато от Чанбина и Хёнджина было много. Так ещё и Донван присылал фотографии маленького пациента, который уже полностью оклемался и готовился к утренней выписке. Чем-то слишком ужасным свой поступок Ли не считал, а кошки на душе скреблись, плоть раздирая в кровавое месиво. Всё же оставаться не дома без повода — плохой тон. Однако и дом переставал быть домом, когда в нём не было Бан Чана. — И блядской двери, — выдохнул себе под нос Минхо, заходя в квартиру тёплую.       Всё повторялось вновь, только имело более пастельные цвета и тона. Особой неловкости Ли не ощущал, да вот жар всё равно обжигал щёки и уши. Выданная одежда вновь пришлась почти по размеру, лишь штаны немного пережимали бока. Горячий душ помог отогреться после достаточно пронзительного ветра, а на кухне, где горели всего несколько напольных ламп, отчего становилось ещё уютнее, ждал свежий чай. Джей подал кружку и сам удалился в ванную крохотную, пока Ли согревал себя изнутри. Вкус показался знакомым, поплывшая же лёгкость по венам позволила убедиться и в том, что чувства тоже были знакомыми. Голубой лотос. Расслабление быстро опутало нежными цепями уставшее тело и отключило кипящую тысячью мыслей голову. На удобном кресле Минхо уже намеревался отключиться, отдав себя не всегда к нему благосклонному Морфею во власть, но из полудрёмы вытянули. Прикосновение прохладных рук обожгло, пробудило. Вновь непередаваемая сила внутреннего жара опалила, могла, как чудилось, ожоги оставить. Вот только руки всё равно касались рук, поднимая и тело. Джей осторожно тянул потяжелевшего вмиг Ли на себя, и одному Сатане оставалось известным, как он смог довести его до небольшой спальни, не рухнув по дороге. Сам же потерявшийся в пространстве Минхо и ног не чувствовал. Его веки с трудом разлеплялись, шумное дыхание подуставшего Джея сбивали с прямой тропы размышлений, а стоило под собой почувствовать мягкость кровати, то в мгновение ока всё погасло. — Спокойно ночи, Лино-хён, — чужой голос сочился мёдом, обволакивал, убаюкивал. — Невероятный Лино. Такой отзывчивый. Не оставляй меня, пожалуйста. Мне кажется, я привязался к тебе. В этой непростой жизни мне нужен друг. Пожалуйста, будь им, Лино.       Этот шёпот раздавался над самым ухом, кожей аж почувствовать можно было жар дыхания, пока слова срывались с мягких губ. Но Минхо не мог даже пошевелиться, укутанный в тепло и спокойствие. Он слушал и слышал грустную исповедь, пропитывался чужим огнём, ощущал, как кровать рядом прогибалась под весом не такого и лёгкого тела. И ничего не мог. Не хотел. Ругал ли он себя за то, что во всём происходящем находил себя желанным? Совсем немного. Потому что нравилось. Его хотели не так, как кто-либо другой. От него ничего не просили, что могли бы попросить. Весь мир виделся иным. Из-за чего отказать себе в этом было невероятно сложно. Невозможно даже. Со студенческих времён обо всём подобном уже позабылось. А сейчас растаяло в громадной вселенной и то, что тревожило часами ранее. Минхо внимал и почти невесомым прикосновениями, которые, как он думал, дарились, чтобы убрать отросшие волосы дальше от лица. Монолог Джея постепенно переставал нести для Ли хоть какой-то смысл, потому что он всё глубже проваливался в сон. Вырывался из него, чтобы услышать продолжение исповеди, ненадолго же это происходило. Связь с реальностью терялась неимоверно быстро. Из-за пламени свободы в венах Минхо мог почувствовать вокруг себя всё таким, словно он нёсся на огромной скорости на мотоцикле без шлема, пропитываясь яростным адреналином. Усталость, выпотрошенная принятым губительным веществом, могла подарить и не такие ощущения. И Ли просто был благодарен, что исход у этого дня именно такой. Ему даже удавалось поселить под рёбрами надежду о возможности выспаться. Однако слух снова уловил чужой низкий голос: — Отдыхай, Лино-хён. И я тоже впервые лягу спать, пока ещё солнце не взошло, — шорох постельного белья, и матрац выпрямился. — Спасибо, что появился в моей жизни. За это время ты действительно стал значить очень много для меня. Надеюсь, мы сможем стать ещё ближе, Лино. — Минхо… — выдавил из себя Ли, прежде чем устроиться на боку, но глаз не открыл. — Моё имя. Ли Минхо. — Красивое имя. Приятных снов, Минхо.       С рассветом душевное равновесие оставалось в покое. Ли не сразу понял, где находился, и достаточно долго пялился в белый потолок. Тело действительно напиталось энергией и силой, ведь сон был крепким и, вероятно, продолжительностью более четырёх часов. Сонный, расфокусированный взор оглядел комнату, когда размякший Минхо поднялся на коленки и упёрся руками в мягкий матрац. Джей, к удивлению некоторому, спал на огромном кресле-подушке, расположившемся в противоположном от кровати углу. На этой синей мягкой материи он лежал, свернувшись, и тихо храпел. Тонкое одеяло лениво прикрывало ноги и давно сползло со всего тела, из-за чего парень подрагивал временами. Ли же шумно выдохнул. Подхватил сырое полотенце с небольшой потолочной вешалки и отправился в узкую ванную, всё ещё удивляясь, как раньше сам жил с такой. Из спальни сразу в душевую — не очень приятно, особенно, если проживаешь с кем-то. Но тёплая вода застучала по коже, напоминая, что и зубы почистить было бы неплохо, но терпеть требовалось до возвращения в клинику. Бытовые мысли туманом рассеивались по сознанию и не давали всему иному пробиться к свету. Поэтому Ли просто переодевался, собирался тихо-тихо, спокойно в себе рассуждая о новом дне. Замер же он на кухне, когда кружку возле мойки увидел. Воспоминания сразу волной накрыли. Только не все из них казались настоящими. Признания Джея в нужности и необходимости Минхо в его жизни однозначно были, а дальше? Ли помнил, что назвал своё настоящее имя. Касания лёгкие ещё пестрели угасшими импульсами на коже. В них, казалось, ничего такого порочного не находилось, однако сердце предательски сильно и отчаянно стучало в груди. Вероятно потому, что к этому открывалось дозволение и не испытывался страх. Жар чужого тела внутренний пытался сжечь всё в Ли, и он поддавался пламени, разрешал испепелить все сомнения и тревоги. Нечто невероятное для восприятия, но тёплое и уютное. Парень действительно стал какой-то отдушиной, чем-то необычным и таинственным, в чём нравилось утопать. В ком нравилось отыскивать новые ощущения, мысли, идеи.       В расплывшемся по венам комфорте Ли вновь, как и в прошлый раз, когда уходил, пока Джей спал, оставил ему записку. Перед уходом поправил одеяло на свернувшемся в клубок парне и осторожно потрепал по подвитым и спутанным волосам. Мягкость в душе, чудилось, могла её разорвать в клочья, настолько распирало изнутри. Однако в машине и бесконечной пробке до клинике всё смыл ледяной мрак. Минхо не мог отыскать в памяти истину о том, что пробудилось. Поцелуй. Тепло осело на губах и не собиралось истираться даже касанием в жажде убить его. Всё было слишком мутным, эфемерным, ненастоящим. Джей поцеловал его? Могло ли такое произойти? Или же воображение разыгралось после разговора с Бан Чаном? Желание оказаться вновь нужным, любимым, приласканным из-за низкого, шелестящего голоса, сочащегося из динамиков, воспламенилось. И мозг попросту кинулся измываться, вырисовывая непристойности, подкреплённые жаждами. Не мог Джей его поцеловать. Точно нет. С чего бы? И зачем? — Я ёбнулся, — после долгого душа на работе, легче не стало. И даже Хёнджин не помогал с решением проблем внутренних. — Что мне делать? — Иди работай? — Хван фыркнул в динамики, и Ли поднял глаза на экран ноутбука, где светился и сиял друг в лучах солнца дружелюбного Милана. — Или объясни толком, что тебя тревожит. — Если бы у меня был ответ, я бы объяснил. Но я просто ёбнулся. — Ну, не сказал бы, что это новость какая-то, — с издёвкой в голосе. — Потерпи, я скоро приеду и заберу тебя себе. — Чего? — А тебе Чан ничего не говорил? — отставив кружку с кофе в сторону, поинтересовался Хёнджин, сощурившись. — Нет. А что-то должен был? Я не в курсе о чём-то? — с минуту оба молчали и смотрели в экраны друг на друга. — Хван Хёнджин? — Пока! Мне пора! Я позвоню позже. Люблю тебя, хён. — Эй! Подожди!       Злость быстро воспламенила вены и до конца рабочего дня унять эти волны перемен в настроении не удавалось. На звонки Хёнджин не отвечал, телефон Бан Чана вещал молчанием, Чанбин будто специально отключился и не выходил на связь, лишь Джей присылал какие-то милые стикеры и смайлики, справляясь о самочувствии и состоянии. Однако это не перекрывало раздражения от компании своих близких. Определённо все сговорились и что-то собирались провернуть за его спиной. И до самого вечера угомонить жужжащие мысли и предположения не удавалось. Входящие Чану и Хёнджину превысили сотню, а ответа по-прежнему не было. Что бесило ещё сильнее. Слова Хвана из головы не выходили, отчего понятным становилось одно: все что-то знали, кроме него самого. И вернувшийся к концу рабочего дня Донван, который отсыпался после ночной смены, просто выволок Ли на улицу под удивлённый взгляд администратора и отправил домой. Минхо даже припомнить не мог, сделал ли он хоть что-то дельное за рабочее время, потому что день выдался поистине тихим и спокойным. Зато сознание шелестело всякими неприятными вещами и размышлениями. И то, как никто не отвечал и не перезванивал Ли, он не отвечал маме. Очень боялся сорваться на неё, ведь под рёбрами уже адское пламя распалилось. Оно разгорелось сильнее с приходом на телефон уведомления о скорой свадьбе. Но о какой свадьбе вообще могла идти речь, когда всё просто виделось бесполезным и смысла не имеющим.       Ещё день назад мир ощущался иным. Ещё утром. А теперь хотелось сломать что-нибудь, аж кости выворачивало. Пусть объяснение своему поведению Минхо знал, он не торопился себя оправдать, потому что ощущал всё так, словно вселенная ополчилась против него. Она то баловала сладостями и пряностями, а потом лупила кнутом безжалостно по спине. Именно из-за полной концентрации на себе Ли не думал о Феликсе. Даже перестал расценивать себя предателем, хотя осознавал необходимость разговора с ним. И самому желалось разобраться, так и печальный взгляд Джея из сознания не уходил. Мальчишка был расстроен, задет, уничтожен таким отношением единственного близкого человека. Он с тоской показывал количество звонков и сообщений, почти раскалывался на осколки из-за разбирающего его непонимания такого поведения. А Минхо и поделать ничего не мог. Похлопывать по плечу только и заверять, что всё будет нормально. Хотя сам не верил в это. Потому и припарковался он на подземной парковке дома с выжранными чернотой дырами на сердце. Мало того, что вывели думы обо всём и сразу, так и собственное состояние угнетало, убивало, разрывало. Это физически тяжело переносилось, однако и пощёчина не отрезвила. Ведь представление о пустой квартире, где никто не ждал, лишь усугубляло. И каково же распустилось удивление, когда на обувной стойке Ли увидел кроссовки Чана, а после сразу окунулся в повсеместно горящий свет. Звук скрежета настораживал, и потому из узкого коридорчика Минхо выглянул пугливо: Бан Чан устанавливал дверь на петли. — Хён? — скорее непроизвольно, чем желанно. — Котёнок, привет! — лучезарная улыбка, обнажившая глубокие ямочки, зацвела на пухлых губах. — Думал, успею к твоему приезду. — Почему ты здесь? — медленно Ли подкрадывался ближе, пока не замер за чужой спиной, осматривая стекло полупрозрачное на двери. — Я соскучился и выполняю твою просьбу. Прости, что не приехал тем вечером, много запар было, — кинув инструмент в пластиковый чемоданчик, Бан развернулся и раскрыл руки для объятий. — Ну, иди же сюда.       Вместо каких-либо действий Ли продолжал пялиться на довольное, но уставшее лицо Чана. Снова он делал вид, что ничего не произошло, а Минхо и спрашивать уже не хотел. Его радовало наличие двери и не очень нравился настрой Бан Чана. Что-то лукавое поселилось во взгляде, и ничем хорошим подобное заканчиваться не собиралось — сердце чувствовало. Подумать же не дали, схватили за руку холодную и притянули, обнимая. Ладони мгновенно очутились за тканью расстёгнутой куртки и огладили талию, теснее прижимая. И чёртово, столь податливое к хозяйским рукам тело вновь отзывалось на долгожданную ласку. Диссонанс мыслей и ощущений взрывал фейерверки под кожей, кипятил кровь, пока полностью не взорвал вены. Минхо сам потянулся за поцелуем, когда его к стене прижали спиной. Приходилось прислушиваться к внутреннему голосу, вторящему брать всё, что давали. И потому Ли схватился за кудрявые волосы Бана на затылке, почти вгрызаясь в его рот грубым поцелуем. Наконец ему дарили то, чем голова оставалась забита с утра. Более ничего эфемерного. Всё настоящее, дикое, с отсутствующей нежностью. Звучный стон от резкого стягивания куртки прозвучал, и в тот же миг Ли подняли на руки, вынуждая обвить ногами бока. Веки смыкались плотно, губы начинало печь и покалывать, пока Чан, звучно причмокивая, издевался над ними. Руками придерживал за ягодицы и сжимал их с силой, а сам Минхо пытался удерживаться за плечи и избегать особо болезненного контакта спины со стеной. — Хочу тебя, — отстранившись, выдохнул Чан и принялся выцеловывать подставленную шею, потому что Ли голову назад закинул немного, лишь бы дыхание восстановить. — Укусить хочу. — У меня ещё на плече не зажило до конца, — дрожа от лёгкого прихватывания уже начинающей краснеть нежной кожи, припомнил Минхо. — Чёрт!       Без данного согласия Чан уже потянул вниз воротник кофты на Ли, обнажая ключицы и шею сильнее, при этом продолжал удерживать его тело одной рукой. Впивался сначала губами, а потом и зубами, оставляя уродливые следы. В ответ на такое Минхо цеплялся пальцами и ногтями в широкие плечи впивался, боль причиняя, и голову запрокидывал сильнее. Изо всех сил он пытался не стонать и не принимать своё возбуждение. В очередной раз просто физическое, ничуть не идущее от сердца или души. — Больно! Чан!       Только громкий возглас вынудил мучения прекратиться. Сильные руки обвили талию тут же, пока ногами, потеряв опору под задницей, Ли пытался себя удержать. Он не открывал глаз, но чувствовал, что его несли в спальню осторожно и укладывали на постель. Раздевали. Трогали. Склоняли к близости без слов. Укусы прекратились и вновь зацвели поцелуи, и когда один из них опустился прямо возле чувствительно соска, Минхо прикрыл грудь. — Детка, что такое? — низким, возбуждённым тоном спросил Бан Чан. — Мне нужно в душ хотя бы сходить. — Ты же знаешь, что мне не беспокоит этот момент. Я не собираюсь заходить дальше, чем ты позволишь. Но я хочу приласкать твоё тело, — Ли смотрел в ответ и думал, старались ли ему привить чувство вины. — Не сбегай опять, — определённо да. Отчего яростная неловкость сдавливала горло. — Мы же уже говорили, как сильно мне важен весь ты. — Можно я помоюсь? — брови Минхо надломились. Ему хотелось продолжения ласк, которые только пробудились, но при этом опять выводило всё до громогласного подрёберного воя. Его подчиняли. — Мы даже не поговорили. — Позже, — мягко. — Иди. Я подожду тебя. В ванной, на полке с чистым бельём, для тебя небольшой подарок.       Минхо только кивнул и, закрывая руками рельефную грудь, покинул спальню. То, что он открыто стеснялся говорить о многих вещах в сексе, уже было привычным. А вот смятение перед Чаном стало в новинку. В моменте он даже поймал себя на мысли, что его обнажал и трогал незнакомый ни сердцу, ни душе человек. Странное и до мурашек пугающее. Его слух улавливал, как Чан принялся убирать инструмент оставшийся и наводить порядок, потому Ли и поторопился закрыться в ванной. Требовались минуты, чтобы разобраться в себе и сплетённых в змеиный комок чувствах. Почему-то вместо радости от настоящей встречи, о которой уже думалось и мечталось несколько суток, Ли испытывал тяжёлый трепет, схожий со страхом. Нервно подрагивающими руками он избавил себя от оставшейся на теле одежды и забрался в душевую кабинку. Шумящая жаром вода часто успокаивала порочное и помогала избавиться от фантомной грязи на коже. Но не в этот раз. Рука грубо сдавила возбуждённый член у основания, пока злость на собственное тело разрасталась. До невозможного раздражения выводили реакции, ведь дрессировка за долгие годы дала свои плоды. Та привитая жажда секса уже поселилась внутри, однако головой Ли осознавал, что не хотел этого так. Без чувств, без эмоций, без нежности, без взаимного единения внутреннего. Ему нужно было поговорить с Чаном, обсудить предстоящее событие, просто пообщаться хотя бы, а уже воспламенялось представление о том, как толстый член проникал бы в тело и… — Блять! Ну я же не животное!       И вместо того, чтобы отказать Чану, себе, сделать то, чего требовало сердце, Ли растягивал себя. Подумывал над тем, что опять ничего не ел за день и радовался этому, подразумевая себя окончательно тронувшимся. Сохранение мнимой праведности и фальшиво верных отношений вело в очередной раз дорожкой к переживания и самобичеванию. И по этой тропе Минхо, пусть и ругая себя, шёл. Найденный же подарок на указанной полке немного поубавил пыл ото всего, в голове творящегося. Шёлковый халат-кимоно тёмно-синего цвета приятно обнимал распаренное тело. В нём Минхо нравился самому себе. Отражение в зеркале не отталкивало привычно, не вынуждало лицо исказиться в отвращении. Ещё и сырые отросшие волосы придавали домашнему образу какой-то лёгкости, отчего вспоминались все слова, заверяющие во внешней схожести с японцами. Губы Ли еле заметно растянулись в улыбке, и неловко пальцами он заправил пряди чёрных волос себе за ухо. Медленным шагом отправился в спальню, где равномерно горел тусклый свет от светодиодных лент. Переливался и омывал стены комнаты достаточно интимно, создавая атмосферу, располагающую к телесному слиянию. И, конечно, его уже ждали. Чан сидел на постели лицом к установленной двери и следил за каждым грациозным движением. Казалось, даже дышать перестал, когда плавно Минхо приблизился и забрался к нему на колени, а руки вновь на плечах устроил. Отчёта своим действиям он более не собирался давать: понимал, чего от него хотели. Чего сам хотел. Точнее он поверил, что сам всего этого хотел, потому что боялся боли, которая однажды вынудила позорно сбежать. Видел по горящему взору Бана, что разговору словами через рот не случиться, поэтому ожидал привычное, ритуальное — общение телами. — Уже так много следов, — выдохнул Чан, ослабляя пояс халата и обнажая верхнюю часть тела, где недавно оставлял знаки привязанности. — Я бы сожрал тебя, — честно, без лжи. — Не делай мне больно, — тихой просьбой. — Не надо больше следов, пожалуйста. — Ты только мой, слышишь? — властью, требованием. Пока подушечки пальцев изучали края багровеющих уродств. — Самый красивый, самый прекрасный.       Рукой ласково Чан погладил Минхо по голове, пропуская мокрые волосы через пальцы, и проскользил по задней стороне шеи, дабы перейти по плечу плавно вперёд. Спустился ладонью к мягкой груди и чувствительным соскам, давясь глухими вздохами. Ли же уже внял развитию событий, потому сомкнул веки плотно и чуть голову закинул назад, выпрямляясь, стоило подушечкам тёплых пальцев очертить одну из ареол. А потом присоединились к чувственной ласке и губы, зубы, язык. Пальцы сжимали грудь с невесомой грубостью, губы оттягивали соски с причмокиванием, или же кончик языка игрался, дразня. Самое слабое место на мягком теле, которым Чан бессовестно пользовался, чтобы приструнить, приручить. И сейчас делал всё осторожно, издевался со страстью так, как сам Ли любил. Словно изо всех сил пытался вытравить любую мысль о том, что было бы правильно на самом деле. Оставлял только одно, на что Минхо вёлся отчаянно — стонать. Стонать звонко, протяжно, при этом начинать двигать и бёдрами дозволялось, демонстрировать жажду. Тихий смех тому был подтверждением. Ручная зверюшка, вот кем являлся Минхо. В очередной раз не смог сказать «нет», просто потому, что боялся потерять и это, что до сих пор звал проявлением необходимости. Однако на задворках рассудка что-то рациональное ещё скреблось. — Чанни, Чанни, я хочу… Я хочу… П-п-по-п-по… Чёрт… — Поглубже? — оглаживающие анус пальцы, оказавшиеся там достаточно неожиданно для самого Ли, надавили на него, выпуская смазку, которая не жалелась для подготовки. — Влажный. — Нет! Нет! Я!       Но вопреки крикам, мыслям и жаждам «поговорить», о чём Минхо и пытался сказать, потому что свадьба, он насаживался на узловатые пальцы. В данные секунды с ним обращались нежно, пусть и жило понимание, что это скоро закончится, поточу что следы на шее и ключицах не просто горели, а уже болели. Значит, Бан Чан не был настроен на ласку. Он хотел секса. И при этом от него не исходило ни тепла, ни холода. Его будто и не было рядом. Просто фантомное присутствие кого-то. И пальцы трахали его сначала осторожно и постепенно проникали грубее, растягивая. Чему Ли выгибался, насколько мог, подставлялся, стонал на ухо Чану и смыкал веки. Двигал бёдрами так, чтобы член соприкасался с тканью штанов Бана, будто пытался так сбросить напряжение скорее, кончить. Ведь совершенно не чувствовал того, что они вдвоём разделяли последней чувственной ночью. Это была просто близость. Нет. Просто секс. — Малышка, посмотри на меня.       Не сразу, но Ли послушался и отстранился, поднял заслезившиеся глаза, пеленой возбуждения затянутые, на улыбающегося Чана, и тот сразу поцеловал его. Без чувств. Просто в губы, прихватив грубовато зубами нижнюю. Продолжал сгибать и разгибать пальцы внутри горячего тела, а Минхо не осознавал, что его хотели и желали, как равноправного партнёра. В голову умудрилась прокрасться невероятно мерзкая мысль: его просто использовали. — Сделаешь мне приятно? — спросил Бан, заглядывая в глаза. — Что?..       Вместо ответа словами Чан просто толкнул язык себе за щёку два раза и опять улыбнулся. Минхо неловко кивнул, а сам не понимал, нравилось ли ему происходящее или ненавистью оборачивалось. Противиться же в любом случае не стал. Дождался, пока пальцы покинут тело и встал на дрожащие ноги. Халат шёлковой волной стёк по его телу, упав на пол, и Минхо просто переступил через него. Ловил на себе завороженные взгляды и уже намеревался встать на колени, чтобы выполнить просьбу, только вот его опередили. Схватили за запястье и потянули туда, где немного было страшно оказаться. К напольному зеркалу, подле которого расположился пушистый небольшой ковёр. На него Минхо и опустился, разворачиваясь лицом к Бану так, чтобы видеть своё отражение в зеркале. Грудь вздымалась от сбившегося дыхания, метки горели, и краснота по травмированной коже потекла дальше. Пресс был напряжён, на руках проступили взбухшие вены, мышцы на бёдрах окаменели: Минхо нравилось. Чёрные волосы, распушившиеся, небрежными волнами подвивались, придавая зардевшему лицу больше очаровательности и миловидности, что без сомнений доставляло удовольствие возвышающемуся Бан Чану. Преданно, снизу вверх, Ли смотрел на него довлеющего и приоткрывал рот, ожидая. В нём искрами воспламенялось осознание, насколько же он жалок во всём своём естестве, но продолжал ждать, пока горячая головка с проступившим на ней предэякулятом не коснулась губ. Ими он тут же собрал капли, выцеловывая нежнейшую кожу, руки устроил на сильных ногах, чтобы хоть так себя удерживать от падения во грех. Без смущения, даже с некоторой жадностью, Минхо принялся сосать толстый член, вбирая в себя больше половины. Привыкал вновь, вспоминал и старался дышать носом. Ему ужасно сильно хотелось помочь себе руками, но от него ждали другого. Бёдра понемногу подавались вперёд. — Давай, котёнок, ты можешь взять глубже, давай!       Давясь, стеная, почти крича, Минхо глотал, пускал вибрацию по стволу, дабы одарить Чана нереальным удовольствием. Старался заглатывать до основания и почти плакал, потому что это не совсем то, что он любил делать. Ему нравилось не так, абсолютно иначе, когда с чувствами и взаимными стонами, когда с теплом и волнением. С дрожью. С пониманием того, что всего его ощущали. Боковым взором он улавливал своё отражение в зеркале, и ему, честно, приходилось по нраву, что он видел. Как стекала слюна из уголков губ, как капали слёзы крупные, как дёргался кадык под тонкой кожей. Его тело заметно похудевшим стало, на коже бледной горели метки принадлежности, соски и зона вокруг них покраснела от ласк интенсивных. Но внешняя притягательность не ослабляла ненависти к физическому проявлению. Да и возбуждение становилось чертовски болезненным, а прикоснуться к себе не желалось. Мечтало сознание о нежности со стороны Чана, потому Минхо просто оставался в выжидающем положении и продолжал рутинное дело. — Нравится, как выглядишь? — спросил Чан и схватил за длинноватые волосы, дабы натянуть сильнее. — Расслабь горло, малышка.       И пришлось повиноваться. Минхо смыкал веки до цветных кругов под ними же, ронял слёзы, но позволял трахать себя в горло до боли. Челюсть нещадно горела. Губы зудели. Но Ли не думал оборвать всё. В очередной раз сбегать и переживать позор более не хотел. И только тогда, когда горячая сперма ударила по саднящим стенкам, отчего захотелось отстраниться, всё прекратилось. Глотать оказалось больно, как при ангине, но, глядя в довольные глаза, сияющие огнями похоти, Ли совершал глотательные движения. Напоказ. Слабо его схватили за подбородок и направили лицо полноценно к зеркалу, дозволяя рассмотреть румянец почти лихорадочный, покрасневшие губы и семя, стекающее по подбородку. Остекленевший взгляд пялился в отражающую поверхность: это было красиво. Порочно, но притягательно. Лишь для одного человека. И этот самый человек склонялся, нашёптывал бессвязный бред, улюлюкал, нахваливал, а Ли просто верил. Позволил утереть рукавом кофты своё лицо горящее, подхватить себя на руки, уложить в постель. Его даже накрыли одеялом, а писк в ушах не прекращался, отчего начинала раскалываться и голова. Оставленный в одиночестве Ли думал о своей обиде в этот раз: о нём не позаботились. О его возбуждённом теле. Его будто просто использовали, вместо обоюдного удовлетворения. И такое поведение могло говорить только об одном. Ни о чём хорошем. Горячий чай с мятой был протянут в моменте шумного вздоха, ведь всё заебало до тремора рук, из-за чего выпит напиток залпом оказался. Тогда утихла и последняя мысль. Плевать на всё. — Ты в порядке? — наконец поинтересовался Бан, убирая бережно пушащиеся волосы за уши Ли, лишь бы дальше от лица. — Котёнок. — Да, — сипло, задушенно. — Я поговорить хотел. — Я тоже. — Начинай? — натянув выше мягкое одеяло, попросил Минхо. По своей привычной наивности он думал, что разговор будет о том же. О свадьбе. — Я уезжаю утром. В восемь часов самолёт. — Что?! — Мы летим с Чанбином в штаты. Только так удастся закрыть контракт, — Чан сел рядом и взял руку Ли в свою, однако она быстро оказалась вырвана. — Что не так? Ты же должен был… — Ты издеваешься?! — впервые, наверное, в таком тоне Минхо позволял себе разговаривать с Чаном. — У нас свадьба вот-вот! Ахуеть, да? Ты просто, опять, блять… И ты мне что-то говорил про ответственность?! Ты опять меня бросаешь. За, — Ли схватил с прикроватной тумбочки свой телефон, — шесть часов до вылета ты решил сообщить об этом? — Я успею вернуться… — У нас нет ни костюмов, ничего! Ни билетов даже, Чан! Какого чёрта?! — Прости меня, — поцелуй в уголок губ. — Так надо. — Кому надо? Кому?! — Нам? Это важно для меня. — А я? Я хоть немного важен?! Ты оставил меня разбираться со всем и согласовывать с твоими родителями всё, в чём я не разбираюсь. А теперь ты сбегаешь! — Минхо кричал. Позволял всему накопленному вырываться из себя, пусть очень долгое время и делал вид, что его это не волновало и не беспокоило. — Каждый ёбаный раз ты говоришь это бесполезное «люблю» для чего? Чтобы я знал своё место и не ревновал к работе? — Прости, прости меня! Я просто… Нам… Минхо, послушай, — Чан поднялся с кровати, потому что и Минхо подорвался, кутаясь в одеяло, — это хорошие деньги. — Нахуя эти деньги? Мы их не тратим! Уже можно ещё несколько квартир купить! — Я и хочу, — грубовато, лишь бы остановить, Чан схватил Минхо. — Квартиру побольше. — Зачем? Для кого?! Блять, Чан! — Для нашей семьи, — тихо, шелестя дрожащим голосом, — чтобы после свадьбы мы с тобой подумали о пополнении. Я хочу полноценную семью. С тобой.       Минхо смолк и застыл. Удивлённо он таращился на на Бана и думал, выдумал ли эту отговорку он сейчас или давно продумал всё. Потому что такое признание виделось фальшивым от начала и до конца. На свадьбу было откровенно плевать обоим, Ли понимал. Но для чего они продолжали разыгрывать спектакль — не знал. Сердце, конечно, застучало отчаянно, громко, болезненно. Полноценная семья. Разве не чудо? Только чувства совсем не радостные распускались на душе, словно всё не то и не так. Вероятно, потому что именно таковым оно и являлось. Но нити, связавшие их обоих ещё в школьные годы, натягивались и не позволяли сделать и шага назад. В глазах же Чана Минхо видел с сотню вопросов на поведение своё же. Наверное, Бан и представить не мог такой реакции, поэтому растерялся столь заметно. А Ли же выворачивало наизнанку с момента разговора с Миной. Не только в свадьбе было дело. — Я знаю, какой близится день. Тогда же было не очень холодно, да? — изумлённый Минхо кивнул. — Совсем не было снега. А ты и не знал, что уже скоро рождество. — Зачем ты?.. — Я знаю, как это всё тяжело для тебя. И как оно на тебе сказывается. Понимаю, почему мы никогда не справляем праздники новогодние и никуда не выбираемся. Я принимаю это, кот. И ты, пожалуйста, прими меня. Каждый год для меня такой же сложный в этот период, потому что мне чертовски страшно за тебя, за себя, за нас, — раскрытой ладонью Чан огладил похудевшую щёку. — Дай мне возможность сделать так, чтобы у нас было лучшее будущее. Мы вернёмся за пару дней до отлёта в Сидней. И я куплю билеты. Всё будет хорошо. Веришь?       И после этих слов ледяной мрак окутал Минхо полностью. Даже если в ответ Ли и кивнул, то не верил. Просто был ошарашен всем, что услышал, что произошло. Потому на прощание и поцелуя не подарил, а просто безвольной куклой сидел на кровати. Вздрогнул в плечах, когда захлопнулась входная дверь и сработал электронный замок. Пустое одиночество. Вновь. И никогда уже ничего не собиралось меняться — очевидная, мерзкая правда.       Мир разрушался с треском и грохотом, грозясь перейти на всю вселенную. Звонок от Феликса в столь ранний час и вовсе довёл до слёз.