"Я-Учиха!"

Глава 7

      Как же все-таки меняется мир с приходом ночи… — размышляла Микото, перепрыгивая с ветки на ветку. — Жаль, что на практике в академии нам этого не показывали... — вздохнула она, отстраненно отмечая пролетающие мимо нее огромные деревья Леса Смерти, больше уделяя внимание сокомандникам и выстраиванию маршрута по ветвям деревьев.       Так называемая «Прогулка» в Лесу Смерти, — как ее в шутку называли те, кто уже выпустился из академии и прошел не одно задание в составе команды, — ни в какое сравнение не шла с тем, через что она проходила сейчас. В академии их лишь проводили по заранее выстроенному маршруту, днем, в сопровождении взрослых, следующих на удалении от них. Там, на «прогулке», весь путь, от начала и до конца, раз в месяц зачищался от самой опасной живности, с которой будущим генинам не справиться никак.       Страховка подрастающего поколения была на уровне: «если не зевать и клювом не щелкать, выживешь, и даже получишь зачет». Потому что хоть живность и прогоняют, но далеко не всю, так что опасность все еще остается, но минимальная.       Не думала, что скажу это, но та «прогулка» — полная фигня, по сравнению с этим. — иронично хмыкнула Микото. Тогда, в первый раз отправляясь в Лес Смерти, она боялась до трясущихся поджилок. Сейчас же, тот маршрут для нее ощущается веселой шуткой, нежели страшным испытанием.       Сегодня же все по-другому. Ночные обитатели Леса вылезли из своих нор, чтобы жить своей жизнью, охотиться на других животных, сражаться за территорию. И это ощущение протекающей совсем рядом жизни, которая может сожрать Микото и даже не подавиться... Это заставляло спину покрываться ледяным потом. Добавляло красок и далекое уханье сов, шелест листьев. Иногда где-то вдалеке душераздирающе выли волки, заставляя вздрагивать и представлять себя вместо той несчастной жертвы, попавшейся в их кровожадную пасть.       — Контакт, — вдруг раздался сухой голос Хьюго. — Неизвестные, восемь часов. Трое мужчин и женщина. Движутся на северо-запад.       — Кушина? — бросил Минато, не отвлекаясь от дороги.       — Так точно, — кивнул Хьюга, распальцовкой приказывая сменить курс       Бывают же в жизни откровения... — думала Микото. — До сих пор не могу поверить, что Кушину могли украсть. Страшно подумать, что трое мужиков могут сделать с подростком двенадцати лет...       Когда запыханный, сверкающий нездоровым блеском в огромных глазах, Минато прибежал к ним и сходу вывалил тираду, что вот де он к Кушине шел, а ее на его глазах украли, Микото подумала, что Кушину просто кто-то увел у него из-под носа, филигранно преподнеся это как издевательство, мол, смотри, челядь и завидуй — тебе такая красота недоступна.       Хотя Микото впервые видела Минато таким... Возбужденным. Даже на секунду зарделась мысль, что Минато не привирает и не нагоняет лишней драмы там, где ее нет.       Хиаши, который по стечению обстоятельств был недалеко и подошел на шум, исходящий от Минато, с мордой в стиле «Ну и че шумим?», по мнению Микото, на отповедь Намикадзе хотел покрутить пальцем у виска, мол, какой дебил догадается тырить принцессу Узумаки едва ли не на глазах всей деревни?       Вот только, как и в случае с Микото, Хиаши умел сопоставлять то, что он видел раньше, с тем, что он видит сейчас. И у него, как и у Микото, паззл отказывалась складываться в стройную картину. Уж слишком разнилось поведение Минато с тем, каким он представал им все время с начала их знакомства.       Конечно, все можно списать на пробудившиеся гормоны, фатализм и максимализм, когда маленькая проблема обращается во всемирную трагедию... Но Микото, переглянувшись с Хиаши, прочитала в глазах Хьюги то, о чем думала сама: «Это «ж-ж-ж» — неспроста-а-а!..»       Но все-таки, думая об этом сейчас, Микото не могла не задаваться вопросом…       Кто все-таки додумался украсть оружие деревни средь бела дня?.. И куда смотрят Шиноби Листа?..       Не думать об этом она не могла. Тем более она не могла не думать о том, что будет, если Кьюби вылезет? А он вылезет — Кушина не та девчонка, что будет просто так сидеть и ждать у моря погоды. Только если ее предварительно не усыпить.       Ну да, усыпить Джинчурики с гиперрегенерацией, спасибо, посмеялась, — фыркнула собственным мыслям Микото. — Максимум вырубят на несколько минут. Разве что обновлять препарат придется периодически... Но тогда произойдет привыкание, выработается иммунитет... С гиперрегенерацией это начнется... Ну, раза так с третьего-четвертого. А применять конские дозы снотворного, каким бы оно ни было... Ну право слово, им же не овощ нужен, который даже поесть без помощи неспособен?       А если будет овощ, то и сопротивляться влиянию Биджу у него не выйдет, и тогда… Привет-привет, высвобожденное оружие массового поражения, ненавидящее все человечество разом.       Другой вопрос: «Как деревня позволила похитить, на секундочку, Химе клана Узумаки?!».       Ну да ладно бы это — с кем ни бывает, Шиноби вместо работы в глаза долбятся, или друг с другом, или вообще херней какой страдают, подумаешь, на кону безопасность деревни, мирные жители, семьи, собственные жизни — не, херня все это, изучение глубины нутра партнера куда как интереснее и приятнее!       Ками-сама, как же ты был прав, Минато... — нервно похихикивая, так, чтобы никто не услышал, поражалась сама себе Микото. — Мы, Учихи, саркастичными не становимся, мы саркастичными, блин, рождаемся!       И ладно бы только это — хрен с ним! Ну неужели никто тревогу не поднял? Неужели никто не сдернул резервы в погоню за Химе Узумаки? Черт возьми, неужели пограничники никого не заметили?!       Кому скажи — не поверят! — фыркнула Микото. — Спасать химе клана Узумаки бегут не элитные войска деревни, а вчерашние школьники. Смазка для клинка, мать его раз так!.. И куда, спрашивается, эти долбодятлы смотрят?!       — Отряд, внимание, — отвлек ее от мыслей Хиаши. Микото, активировав шаринган, наскоро оценила обстановку и троицу Шиноби вражеской деревни, которых они преследовали. Отряд противника движется клином — двое шиноби идут позади того, кто удерживает Кушину. Прислушавшись, Микото урвала диалог «замыкающих», из которого вычленила то, что для них проще пристукнуть Кушину где-нибудь, а не тащить ее за тридевять земель.       На этом можно сыграть... — промелькнула мысль.       — Левого беру на себя. Минато, на тебе «извозчик». Микото, твой последний. Отвлеки его, заставь действовать нестандартно. Начинаем по твоему сигналу.       Услышав свою задачу, Микото незаметно вздрогнула. Во-первых, потому, что задача, даже без пояснений, понятна. А во-вторых, от непривычного, донельзя серьезного Хиаши. Таким она его еще никогда не видела: сосредоточенного, ледяного, бесстрастного... Это внушало. И сбивало с толку.       — Хай, — коротко бросила Микото, активируя Шаринган.       Чувства чувствами, а исполнять приказ моментально и без пререканий ее учили на совесть.       Попробую отвлечь их внимание, — размышляла Микото, оторвавшись от своей команды, обходя отряд противника по дуге. — Зайду с подветренной стороны, для перестраховки, как раз получится поймать взгляд похитителя.       Обходя отряд противника, Микото, чтобы отвлечься от предстоящего убийства, — а то, что оно будет, она не сомневалась, — припоминала лекцию от Кагаме-сенсея о Шарингане и его вариациях, зависящих от носителя додзюцу. Вспоминать все времени не было, но в голове сразу же всплыли главные тезисы: Шаринган уникален так же, как его носитель. Кто-то больше накладывает площадные гендзюцу, действующие в определенной области, кому-то проще дается точечное воздействие на органы восприятия.       Сама же Микото больше тяготилась к эмоциональному диапазону воздействия на противника. Конечно, не Котоамацуками, о котором она вычитала в древних свитках, но тоже позволяет контролировать цель, путем воздействия на те или иные области мозга, вызывая то или иное желание сделать что-либо.       В перспективе — страшнейшее оружие, которое заметить невозможно. Но не абсолютное, как пресловутое Котоамацуками, чье воздействие сбросить невозможно. Воздействие ее Мангеко Шарингана сбросить все-таки возможно, но при условии, если цель заметит воздействие. Ключевое слово «если».       Хм, трудно заметить воздействие на то, что и так пребывает в возбужденном состоянии, — хмыкнула Микото, незаметно усаживаясь на ветке дерева по ходу движения противника. — А моя цель, как я поняла, спит и видит, как бы прибить Кушину... Вот и сыграем на этом.       Поймав взгляд противника, Микото ухмыльнулась. Мангеко Шаринган раскрутился, посылая гендзюцу в голову цели. Шиноби, до этого вальяжно вышагивающий по траве, засунув руки в карманы, неестественно дернулся, когда Гендзюцу достигло цели. Движения его стали резкими, взгляд приобрел настороженную остроту.       Твою-то мать... — мысленно сплюнула Микото. — Перестаралась! Как чуяла, надо было меньше сил вбухивать! Ну да как же, не качеством возьмем, так количеством!.. Ага, счаз! Три раза! — ругалась она сама на себя, стараясь удержать контроль над техникой, с которой шиноби старался активно бороться. — Так и запишем — воздействовать постепенно, а не сразу, нахрапом!       Спустя десять секунд, во время которых с Микото, казалось, семь потов сошло, Шиноби дернулся и, схватив кунай, попытался атаковать товарищей. Однако его попытку заметил второй замыкающий и тут же отреагировал, перебив руку с кунаем, заставляя железку улететь в траву.       Так, ладно... Диверсия удалась — уже что-то, — смахнула трудовой пот со лба Микото. — Осталось довершить начатое, — с неким внутренним содроганием подумала она, доставая кунай.       Рывок с ветви дерева к противнику получился стремительным и неожиданным для противника. Одновременно с ней, с другой стороны напал Хиаши, это Микото отметила краем сознания, полностью сосредотачиваясь на цели.       Пока Шиноби дезориентирован, эмоционально нестабилен, она хотела его подловить, но не удалось — интуиция, даже с пошедшими вразнос эмоциями, у ее противника была впечатляющая.       Однако совсем эффект от ее гендзюцу не развеялся. Шиноби, размахивая кунаем, рыча аки волк, пошел на нее в атаку, даже не заботясь об обороне. Сама Микото, доверившись себе, отпустила контроль над телом, давая ему действовать самому.       Отмечая Шаринганом каждое движение противника, Микото быстро подстроилась под него, уклоняясь от бессистемных выпадов и ударов. И, ощущая, как противник злится, атакует все более предсказуемо, Микото получала какое-то извращенное удовольствие. В какой-то ммоент она даже начала ловить себя на том, что уклоняется от атаки за доли секунды до того, как она достигнет ее тела. Чем выводила противника из себя еще больше.       Снова это чувство превосходства над противником, этот экстаз от осознания, что чтобы он не сделал, она это прочтет и уклонится еще до того, как он завершит движение. Это пьянило и давало ложное чувство неуязвимости. И Микото это осознавала, но не могла отказать себе в маленьком удовольствии...       Пока не поняла, что заигралась слишком сильно — Кушину увели у них из-под носа, пока она тут танцевала с противником. Да даже Хиаши уже почти разобрался со своим, а она только танцует! Даже не ранила своего противника!       Черт, опять... — ругнулась Микото. — Не время и не место для этого. Пора заканчивать, — хмуро решила она. — Надеюсь, Минато там продержится.        Уклонившись от выпада противника, пропуская шиноби мимо себя, заставляя его провалиться в ударе, Микото выбросила руку с кунаем вперед. Сопротивление мягкой, податливой плоти ощущалось, как погружение руки в желе. Кунай, чиркнув по горлу шиноби, полетел дальше, оставляя после себя почти незаметный кровавый след.       Глаза Шиноби, секунду назад горящие огнем ярости, стали стремительно стекленеть, затухая навсегда. Микото не могла оторвать взгляд от своего противника. То, как его глаза затухали, как проливалась кровь из открывшейся раны… Это завораживало. И било по мозгам, не хуже оглобли.       Мое… Первое убийство…       Мысли путались. Осознать, что на только что, своими руками, оборвала чью-то жизнь… Это было сложно. На это нужно было время. Время, которого у них не было с того самого момента, как ее Гендзюцу начало свое действие.       Шиноби, тем временем, рухнув на колени перед ней, держась руками за горло, пытаясь не дать крови покинуть его тело, захрипел, и, попытавшись достать ее рукой, рухнул лицом в землю. Конвульсивно содрогнувшись еще раз, шиноби замер.       Он мертв… — промелькнула в абсолютно пустом сознании Микото мысль. — Я… Его убила…       Мотнув головой, отгоняя непрошенные мысли, Микото переглянулась с закончившим со своим противником Хиаши, дождалась его кивка и приступила к тому, чему никого и никогда не научат в академии.       Мародерство.       Это в академии можно сколько угодно говорить о ценностях и гуманизме, о том, что обирать трупы — низко и подло, однако жизнь диктует свои правила. В кланах учили другому, особенно в кланах с уникальным кеккей-генкаем.       Тело врага, в первую очередь, всегда рассматривалось, как лучший источник информации и генетического наследия. Поэтому, когда на поле боя умирал соклановец, им, Учиха, в первую очередь полагалось избавиться от тела соклановца, чтобы не оставлять генный материал.       Те же Хьюги печати на лбу ставят не от легкой жизни…       Обследовав карманы шиноби, не найдя что-либо полезное, Микото всерьез задумалась, что делать с телом Шиноби. С одной стороны, нет никаких признаков принадлежности к тому или иному клану. С другой, черт его знает, может у него есть скрытый геном?       Однако, ее дилемму решил почти незаметный шорох. Микото, на голых рефлексах сжав в руке кунай, резко развернулась на шорох, готовясь защищаться. Однако, увидев кто пришел, она немного расслабилась.       Легки на помине, — мысленно фыркнула она. — Приперлись, когда уже на хрен не нужны. Тоже мне, шпецназе, — сложила она руки на груди, внимательно всматриваясь в маски АНБУ.       Один из них, подошел к Хиаши и требовательно протянул руку. Хьюга, закатив глаза, положил в руку все, что нашел в карманах противника. Второй, в уродливой маске птицы, подошел к ней, тоже протягивая руку. Микото лишь развела руками, качнув головой, мол, ничего не нашла. И незаметно сжала пальцы на кунае, готовясь к еще одному бою — черт его знает, как отреагируют АНБУ. Однако не понадобилось, спецназовец, несколько секунд побуравив ее взглядом, кивнул и пошел прочь. Отойдя на несколько метров, они с напарником поклонились им и удалились в другом направлении.       Ками-сама… — выдохнула Микото. — Я уж думала, что придется еще и с ними сражаться, пока Минато там с Кушиной… Точно! Кушина! — встрепенулась она. Найдя Хиаши взглядом, она одними глазами высказала вопрос.       Хиаши понял ее сразу, активируя бьякуган.       — Девяносто метров на север, — спустя несколько секунд обозначил он направление.       ***       Кушина сияла, словно начищенный Рё, настолько, что с первого взгляда заподозрить в ней потерпевшую довольно трудно. На пару с ней сиял и Минато, довольный уже от того, что Кушина улыбается в его присутствии. Лишь сама Микото, да Хиаши немного портили картину своими минами в стиле: «Тучка, Хмурая, иногда разговаривающая».       Насколько бы Микото ни была счастлива тому, что Кушину удалось спасти, Учиха устала, как собака. Будто все произошедшее рухнуло на нее многотонной глыбой… Хотелось закрыть глаза и… А дальше ее фантазия буксовала, зациклившись лишь на том, чтобы рухнуть в подушку.       Лишь когда в поле зрения показались ворота клана Узумаки, Микото наконец смогла облегченно выдохнуть, отпуская себя. И удивляясь, насколько долго она была взвинчена.       Потерпевшую, — хотя на взгляд Микото, Кушина такой не выглядит, — провожали всем отрядом до клановых ворот.       — Ты — шиноби Конохи, одна из нас! Естественно мы!.. — прочувственно вещал, по-другому и не скажешь, Минато, придерживая Кушину за плечо. И даже в неясном свете уличных фонарей было заметно, что Кушина аж покраснела, но все-таки кивала каждому его слову. Микото, на пару с Хиаши, прислонившиеся к дереву чуть поодаль, почти одновременно закатили глаза.       Я щас розовыми соплями изойду, — саркастично фыркнула Микото. — Ну сколько можно-то, а?! Ками-сама, как можно настолько долго миловаться-то, а? — протяжно выдохнула Микото.       Минато всегда говорил так, что в душу западает, затрагивает такие струны, о которых сам не догадываешься до поры, до времени. Однако наблюдать за милующимися голубками было тем еще испытанием смущением. Тем более, что в клане как Учиха, так и Хьюга, ценились, прежде всего, действия, слова отходили на второй план.       — Спасибо Вам! Всем Вам! — солнечно улыбнулась Кушина, оторвавшись наконец от Минато, поворачиваясь к ним. Хиаши вяло отмахнулся, отворачиваясь, тем самым пряча смущение. Микото устало улыбнулась, вымученно кивнув, внутренне мечтая вернуться в свой родной квартал.       Следом, проводив Кушину, провожали уже ее. От навязанной заботы хотелось отбрехаться — что она, сама что ли не дойдет? — однако, поразмыслив, Микото махнула рукой. Тратить силы еще и на бесполезный, заранее проигранный спор, было лениво. Лишь у ворот своего квартала, дежурно улыбнувшись им двоим, она направилась в сторону родненького дома…       ***       Потерев запотевшее зеркало, Микото взглянула на свое отражение. С той стороны на нее смотрела хорошо сложенная, двенадцатилетняя, почти что девушка. Отросшие, иссиня-черные волосы закрывали формирующуюся грудь. Черные глаза, на фоне бледной кожи лица, казались еще темней.       Вот, значит, как выглядит убийца… — подумала Микото, осматривая себя.       К ее удивлению, или даже скорее разочарованию, никакого чувства вины, ощущения, будто совершила непростительную ошибку, о котором она слышала от других соклановцев, Микото не испытывала. Все было… Относительно спокойно. Тем более, что именно этому их и обучали.       Если не ты — то тебя… — повторила Микото. — Единственный закон, которому беспрекословно подчиняется наш мир, — заключила она, отрываясь от зеркала.       Вытирая мокрые волосы, Микото неспешно вышла из ванной… И едва не натолкнулась на выросшего до размеров теленка Юки. Юки, сразу возжелавший обслюнявить ее с ног до головы.       Ками-сама, вымахал на мою голову, — закатила глаза Микото, мягко отталкивая любвеобильного монстра от себя. — И кто придумал обозвать ЭТО собакой?! — чертыхалась Микото, стараясь пройти в свою комнату. Однако белое облачко, по ошибке названное собакой, усердно виляя хвостом, двинулось за ней, демонстрируя всем и каждому грацию слона в посудной лавке.       — Ю-у-уки-и-и-и!.. Где твой хозяин?.. — устало проныла Микото.       Пес, когда-то подаренный одноклассником Инудзукой, в качестве хозяина выбрал Обито. Оно и понятно, львиную долю внимания ему может только Обито уделять, играя с ним каждый день. Однако любвеобильный собак, как оказалось, способен дарить любовь всем и каждому.       Этого монстра на улицу выпускать страшно — обслюнявит всех и каждого, — хмыкнула Микото.       Что и сказать — пес лез абсолютно ко всем, норовя вылизать, обслюнявить и задавить своей массой. Однажды даже полез к Кагаме-сенсею. Тот, как увидел надвигающееся на него пушистое белое бедствие, ловко уклонился от любовных инсинуаций собакена. Правда, больше в их доме Кагаме-сенсей не появлялся…       Но это так, из мелочей.       Хозяин собакена нашелся в гостиной, перебирающим отцовские запасы кунаев. Окинув старательно перебирающего метательное железо мальчишку взглядом, Микото отметила, что в свое время Денчи-сама был прав. От него у Обито только шевелюра, остальное, как он говорил, от матери.       Вырасти Обито грозился в славного красавца, пожирателя девичьих сердец. Белоснежная кожа, правильная и твердая линия губ и большие, черные глаза, обрамленные пушистыми ресницами.       А все-равно на девочку похож, — хихикнула Микото. — Но, думаю, до поры, до времени, а там… Хороший рис водой не испортишь, как говорится.       — Микото-оне-сан! — привлек ее внимание Обито. Микото качнула головой, сосредотачивая внимание на парнишке. — Будешь онигири? — предложил он, складывая железо в одно место. Микото, найдя взглядом стол, обнаружила тарелку приготовленных ею же онигири. Ив этот же момент она вспомнила, что последний раз ела… вчера.       А жрать-то действительно хочется… — подумала Микото. — «Есть» уже поздно…       Удобнее усевшись около низенького столика, того самого, где когда-то сидел Кагаме-сенсей, Микото посчитала имеющееся богатство. Богатство насчитывало восемь онигири, четырьмя из которых она обязательно бы наелась до отвалу… Да вот незадача, оставался еще Денчи-сама и Обито, которым тоже нужно оставить… А готовить жуть, как не хотелось…       Мгхрм, ну почему так сложно! — отчаянно взвыла Микото, закатывая глаза.       — Обито-кун, а где Денчи-сама? — спросила Микото, решая сложнейшую в ее жизни дилемму: съесть три или все-таки четыре? Поскольку готовить не хотелось, оставалось только надеяться, что Денчи-сама умотал на какую-нибудь миссию и вернется в лучшем случае завтра…       — На похоронах, — буднично пожал плечами Обито, садясь рядом с ней. Был у него пунктик: Обито до одури ненавидел есть в одиночестве и до последнего ждал, когда кто-нибудь присядет за стол с ним.       Микото же, как сидела, так и застыла, забыв даже, что хотела поесть. С фронта же новостей плохих не было… Для клана Учиха — уж точно…       Опять что ли кто-то преставился? — совершенно непочтительно вспыхнула мысль в сознании. — То есть, отошел в мир иной? — исправилась она. Хотя перед самой собой стесняться некого.       — Кого хоронят? — нервно надкусывая рисовый шарик, спросила Микото.       — Старого командира… Этого… Х-ха… Хатаки, кажется… Не помню, — честно признался мальчишка, шустро хватая Онигири.       Совсем проголодался… А я-то, балда, в ванне сижу!..       Об этом Хатаке она мало, что слышала, но все-таки, того, что до нее долетело, хватало на размышления. Размышления о том, что некогда Герой, единожды не подчинившись прямому приказу, стал всеобщим изгоем… На взгляд Микото, это была достаточно… Противоречивая история. С одной стороны, приказ — есть приказ и ты его либо выполняешь, либо подыхаешь, но все равно выполняешь. С другой, если приказ был нарушен, чтобы спасти сокомандника, члена клана или невинных людей… Это уже другой вопрос.       Однако, мысли ее прервало то, на что она успела обратить внимание в последний момент. Обито с руки кормил собакена, у которого, так, на секундочку, совершенно другой рацион питания, рис в который, вообще-то, никак не входит.       — Ты ш-што… Кхм! Ты чего делаешь?! — подавилась Микото. — Сколько раз гово…кхм…рить, что у Юки совершенно другой рацион? — строго вопросила она. Оба ребенка, что Обито, что Юки, выглядели настолько жалостливо, что простить их хотелось за одни умильные мордашки!.. Но только не Микото, приобретшей мощнейший иммунитет.       — А ты не смотри на меня глазами своими! — воззрилась она не незнающего куда себя деть собакену. Точнее, делающему вид, что раскаивается, собакену. — Ты и так жрешь за троих! — ругалась она. — И не смотри на меня, как на чудовище! — отрезала она все гнусные инсинуации, вздергивая нос.       — Но он же голо-о-одный… — протянул Обито.       — Угу, аж сто раз, — фыркнула Микото. — Да ты только глянь на эту наглую, белую морду!       — Он не наглый! Он — голодный! — стоял на своем Обито.       — Если он голодный, то я — элитный Джонин Конохи! — хмыкнула Микото.       — Ты еще только генин! — победно воскликнул Обито. Микото, прищурившись, хитро улыбнулась. До Обито начало доходить, что где-то его нае… Кхм, обманули. — Оу…       — Вот я и о том же, — степенно кивнула Микото. Обито, понимая, что только что проиграл словесную баталию, судорожно искал выход из ситуации, чтобы не потерять достоинство, и вообще!.. А что «вообще», он еще не придумал. Но придумал выходи из ситуации…       — Он все равно голодный! — со всем достоинством заявил мальчишка. Микото прищурилась.       — Не голодный.       — Голодный!       — Нет.       — Да!       Разгорающийся спор прервал Денчи-сама. Поправка — угрюмый Денчи-сама. Под его строгим взглядом, обведшим спорщиков и причину споров, никто не смел пикнуть ни слова. Юки, только взглянув в лицо Денчи-сама, виновато опустил уши и молча ушел на свое место. Обито стушевался и замолк, опустив голову. Кусок ему в горло явно больше не лез. Денчи-сама еще с минуту простоял, и, так не произнеся ни слова, молча зашел в свою комнату.       Аппетит пропал и у Микото, вспомнившей о причине угрюмости Денчи-сама. Подобрав с пола брошенное полотенце, Микото отправилась к себе. Ей было над чем поработать и подумать…       ***       Рассматривая то, что она нарыла в карманах шиноби врага, Микото натужно размышляла о том, что шиноби Облака, в целом, идиотами не прослыли. И если бы даже информация о джинчурики Кьюби просочилась к верхушке деревни Облака, отправлять на захват середнячков… Задумка так себе, а исполнение — еще хуже.       Повезло, что тот АНБУ мне поверил, — хмыкнула Микото. — Полезного-то я, конечно, ничего не нашла… А вот интересного!.. Хоть ушами жуй, что называется.       Но тогда, если произошла все-таки утечка, назревает другой вопрос. Каким образом просочилась не то, что секретная, а сверхсекретная информация, о наличии которой должны знать только Хокаге, да пара советников, и то последние под вопросом! И ладно бы только это, так нет же! В довершении парада абсурда, об утечке догадались не АНБУ, не верхушка селения, не кто-либо еще, а одна, мать его раз так, гребаная, СИРОТА!!!       Парад идиотизма какой-то… — убито покачала головой Микото. — Ну не может в нашей деревне все быть настолько плохо с контрразведкой!       Тут уже, хочешь не хочешь, а задумаешь о том, что слив информации был намеренным. Вот только… Кому это нужно? Кому вдруг понадобилось слить Кушину? В конце концов, кому понадобилось слить Кьюби? Или хотят слить одну лишь Кушину, а Кьюби пересадить другому человеку?       Тогда вообще не сходится… Кушина же, вот она — живая и здоровая, учи — не хочу! Из нее Шиноби получится не хуже, а то и лучше других клановых! Или кому-то вдруг понадобился абсолютно верный верхушке Джинчурики? Тогда кланы так возбухать начнут, что вся Коноха взлетит на воздух, да так там и останется!       Ками-сама… Я уже ничего не понимаю… — вздохнула Микото, помассировав лоб. Голова начала пухнуть от обили вопросов и непонимания происходящего. — Пф-ф-ф-ф… Нет, сама я тут не разберусь… Надо до Кагаме-сенсея добраться.       Собрав в охапку все трофеи, Микото со всех ног бросилась к дому сенсея, даже предварительно не посмотревшись в зеркало, о чем вспомнила только у дверей его дома. Как вспомнила и о том, что поздний, а тем более неожиданный визит, может вызвать нежеланные вопросы со стороны соклановцев…       Но все это разбилось вдребезги, когда из дверей дома Кагаме-сеснея вальяжно вышел Фугаку-мать-его-раз-так-Учиха, будущая надежда всея клана.       Чтоб тебе чихнуть, — ругнулась Микото. — Нарисовался, хрен сотрешь… Ну и че ты буркала свои пыришь? — раздраженно думала Микото, выдерживая презрительный взгляд Фугаку. И даже с места не тронулась, когда тот решил показательно обойти ее. — Вали-вали, тебя сюда не звали.       Когда тот удалился, Микото позволила себе немного расслабиться и вновь проклясть свою поспешность, из-за которой она выбежала из дома лохматая, с наполовину влажными, растрепанными волосами. Наверняка это было то еще зрелище… Но, глубоко вздохнув, собрав в себе все силы, Микото с независимым видом направилась в сторону беседки, в которой по старому обычаю пребывал Кагами-сенсей.       Кагаме-сенсей, если даже и удивился столь неожиданному визиту, видя, что Микото уж точно не от легкой жизни к нему прибежала, вида не подал. Лишь руками указал на стульчик, усевшись напротив нее. Микото, мысли которой метались, словно запущенные кунаи, не знала с чего начать, так, чтобы получилось стройно и понятно… Потому она предприняла то единственное решение, которое ей было доступно — вывалила перед сенсеем все свои не слишком ценные находки и принялась торопливо, сбивчиво, дополняя в процессе, рассказывать, как все было и как прошла схватка с Шиноби Облака.       Внимательно выслушав ее сбивчивый рассказ, Кагаме-сенсей, побарабанив пальцами по столу, внимательно изучив все имеющиеся вещдоки, нахмурился. Микот опо своему опыту знала, что сейчас беспокоить сенсея бесполезно и бесперспективно, однако же ждать его подолгу она тоже не могла… Однако ждать долго и не пришлось.       — Сколько их было? — спустя некоторое время, спросил сенсей.       — Трое! — выпалила Микото. — Мужчины, подготовка средняя, тридцать-тридцать пять лет!       — Что с телами? — продолжил добровольно-принудительный допрос Кагаме-сенсей.       — Их АНБУ забрали, — ответила она, настораживаясь в ожидании ответа сенсея.       — АНБУ, значит… — медленно протянул Кагаме-сенсей. — Хорошо, я тебя услышал, — подвел черту он, весомо положив руку на стол, обозначая конец разговора. Тем более, что ему на глаза попались идущие к нему старейшины. — Можешь идти, — кивнул он Микото.       Поклонившись сенсею и старейшинам, Микото наконец вышла за порог дома Кагаме-сенсея… И лишь тогда облегченно выдохнула.       Будто гора с плеч! — вымученно улыбнулась она.       Интуиция, неприятно жужжащая на периферии, наконец заткнулась, а значит Микото теперь могла с чистой совестью отправиться на долгожданный отдых!..       ***       Учиха Кагаме никогда не жаловался на отсутствие дел — дела всегда находились. Точнее, дела всегда находили его. Но по загруженности, этот день явно может переплюнуть все остальные. Раз так десять. Потому что столько бегать, как в этот день, ему не приходилось еще никогда, не говоря уж о том, сколько приходилось чесать языком.       Пришлось устроить, для начала, встречу с главами кланов Хьюга и Узумаки, с которыми у него, неожиданно, нашлась очень интересная тема для разговора, в процессе обмусоливания которой Кагаме узнал о произошедшем ЧП, которое столь спешно замяли, что до него даже слушок не дошел. Пришлось даже разговорить глав кланов, чтобы понять, какие мысли гуляют в несомненно светлых головушках шиноби. И уже под конец Кагаме изловчился тонко намекнуть на толстое обстоятельство о создании союза Узумаки-Учиха-Хьюга, в процессе преподнося детали в пользу этого союза.       И пока шли переговоры, всплывали и другие, не менее интересные темы. Например, извечная тема о власти и о том, как сильно она портит людей, слишком надолго присосавшихся к этому рогу изобилия.       Власть, как известно всем, кто хоть как-то к ней причастен, развращает и портит людей. Портит даже таких людей, как Шимура Данзо и Сарутоби Хирузен. Людей, которые когда-то были под началом у Второго, состояли в его отряде, сражались плечом к плечу… А теперь решили обнажить мечи на политической арене деревни.       Напасть на Джинчурики Кьюби, едва только закопали Узумаки Мито… Как это трусливо, — презрительно сплюнул Кагаме. — И как это в стиле Данзо. Но лишь на первый взгляд…       На первый взгляд действительно кажется, что всю операцию провернул Данзо, однако, если копнуть поглубже, открывается второе дно операции. Если бы все делал Данзо, никаких шиноби Облака и в помине бы не было, лишь бойцы АНБУ Не, под покровом ночи, уносящие Кушину в неизвестность. И лишь наутро бы там обнаружили «случайно оброненный» протектор Облака, или какие-либо другие вещдоки.       Хирузен же действовал тоньше, о чем говорят действующие шиноби Облака, которые и выкрали Кушину, а также то, что бойцы АНБУ, сопровождавшие подростков, вовремя прибыли, забрали тела и найденные детьми в карманах шиноби вещдоки и сразу же исчезли, создав иллюзию проводимой операции, в которую дети случайно попали, став невольными свидетелями.       А уже это давало хороший рычаг, как на самих детей, которые «чуть было не сорвали операцию», так и на клановых шиноби, которые должны были быть на посту в это время, но которых на двадцать минут раньше сменили, хотя по регламенту, даже если новая смена пришла, предыдущая должна свое время отстоять.       И это лишь часть, которую ясно видит Кагаме, что уж говорить о том, что видит сам Хирузен с середины своей паутины?       Но главное, о чем Кагаме точно намекнул главам кланов Узумаки и Хьюга, так это о кротах в их садах, которые способствовали заполучению в руки Хокаге и Шимуры полностью лояльного оружия в их загребущие лапки. Во всяком случае у Узумаки точно кроты имеются, на счет Хьюга, Кагаме лишь высказал догадки.       И после довольно продолжительных и сложных переговоров, они наконец пришли к тому, к чему вел Кагаме. Пока еще маленький, союз Узумаки-Учиха-Хьюга в дальнейшем грозился перерасти во что-то мощное и большое.       ***       В темном, захолустном кабинете бывшего боевого товарища было, как всегда, мягко говоря… Неуютно. Атмосфера затхлого подземелья, проветриваемого только тогда, когда кто-то с улицы приходит, а также ощущение давящих стен, никуда за столько лет не делись, наоборот, казалось, что здесь стало только теснее.       Данзо, искалеченный много раз на войне, теперь, пользуясь своей властью, калечил других, как физически, так и психологически. Хирузен, согласившись на открытие подпольного, отдельного, независимого подразделения АНБУ с припиской «Корень», выдал Данзо не только карт-бланш на любые действия, но и создал некий прототип Полиции Учиха.       Слепым Кагаме никогда не был, а потому то, что в полиции Учиха не все были белыми и пушистыми, тоже видел. Пользуясь полномочиями блюстителей порядка и стражей закона, клан пользовался любыми лазейками в законе для достижения выгоды и еще большей власти. Шантаж, подкуп вышестоящих, взятки — и это далеко не полный список грехов, висящих на шеях элиты клана.       Жертвой этого произвола стал и сам Данзо. Его семью вырезали под чистую, а его самого, изранив, бросили доживать свои дни бывшие враги, ставшие жителями одной деревни, но не забывшие былых обид. Однако и сам Данзо был не лыком шит, отомстив обидчикам, оставив их на дне кормить рыб. А всему виной профессиональная утечка информации за, так называемую, хорошую плату.       Так что Кагаме небезосновательно опасался, что за все содеянное клан может заплатить, и, не дай Ками-сама, в тройном размере.       Шрамы украшают мужчину.       Данное высказывание абсолютно точно было не про Данзо. Его лицо, испещренное мелкими, почти незаметными, но в свое время плохо зажившими шрамами, напоминало разбитую и вновь склеенную пиалу. Мышцы лица атрофировались настолько, что вместо лица всему миру на обозрение представало грубо высеченная скульптура.       — Отрадно видеть в моем захолустье столь именитого шиноби, — иронично протянул Данзо, стараясь улыбнуться. Зрелище было пугающим и явно нерасполагающим к дружелюбию, особенно тех, кто с ним только познакомился. — Чем могу помочь? — самолично расставив чайный сервиз, заломил бровь Данзо, опираясь на стальную трость.       — Грубая работа, Данзо, — не стал ходить вокруг да около Кагаме. Как и он сам, Данзо не любил долгих размусоливаний. То ли дело Хирузен, с которым приходилось мозги наизнанку выворачивать, подключая все дипломатические навыки, выжимая из себя все соки, лишь бы добиться от этого паука хоть чего-нибудь. — Очень грубая. Неужели нельзя было добиться расположения Джинчурики другим путем? — издевательски протянул Кагаме, пытаясь развести бывшего товарища на эмоции. Очень хотелось узнать, чего же добиваются эти Пауки, не дожидаясь окончания сканирования и обследования сознания Кушины на предмет наличия неожиданных закладок. — Не знал, что ты стал послушной марионеткой нашего любимого Хокаге.       Вот чего у главы Корня не отнять, так это умения сохранять хладнокровие в любой неожиданной ситуации. Данзо лишь скрипнул зубами, но быстро взял себя в руки и невозмутимо приподнял пальцами одну из печатей, разглядел и нехорошо так ухмыльнулся.       — Действительно, ошибся в выборе персонала. С кем не бывает! — развел Шимура одной рукой.       — Надеюсь, этого больше не повторится, — вернул ухмылку Кагаме. — Пожалуй, мне пора, — безразлично произнес он, вставая со своего места. Невысказанное предупреждение так и повисло в воздухе. Данзо, кивнув, проводил взглядом Кагаме до самой двери.       Выйдя наружу, Кагаме обернулся через плечо, несколько секунд постоял, и, грустно покачав головой, отправился дальше. Стало даже жаль того паренька, мечтой которого было стать Хокаге и принести мир в их деревню. Тот Шимура был благородным человеком. Теперь же… Перед Кагаме предстала лишь бледная тень того, кем Данзо когда-то был. Которого знал сам Кагаме, как ученика Второго…       ***       Ух, х-холодрыга! — потирая руки, думала Микото спросонья. — Уже и окна все закрыла, а все равно!..       Утро было непривычно холодным, заставляя едва проснувшуюся Микото ежится при каждом малейшем дуновении ветерка, пока она шла в сторону кухни, где ее ждал горячий утренний чай и что-нибудь съестное, чтобы наконец заткнуть это урчание в животе.       Однако, несмотря на все утренние невзгоды, сегодняшнее утро ничто испортить не могло! День сегодня был — самый замечательный! День, когда она наконец окончила академию! День, когда ее наконец распределят в команду! И, конечно же, день, когда она наконец получит свой личный протектор — символ становления настоящим шиноби!       И даже начавшийся дождик не мог испортить прекрасного настроения, когда Микото, подготовившись к памятному дню, быстрыми шагами направлялась в сторону своей альма-матер.       Шум в аудитории стоял знатный, это было слышно даже через дверь, не говоря уж о том, какой звуковой удар Микото получила, когда вошла в кабинет. Новоявленные Шиноби Листа, возбужденные сверх меры, делились впечатлениями, првоеряли протекторы на прочность, делились планами на будущее. А небольшая стайка девчонок зажала в одном углу Намикадзе и наперебой признавались ему в любви. Вид краснющей от злости Кушины вызывал почему-то лишь смех.       От нервов, наверно…       Учитель долго себя ждать не заставил. Войдя в аудиторию, одним своим видом призывая бывших уже учеников к тишине, окинул класс теплым взглядом и затянул прощальную, но очень проникновенную и весьма трогательную речь, вызывая слезы радости и легкой грусти на глазах многих. Даже Микото смахнула слезинку — умеет, чертяка, на струнах души играть. И лишь после того, как проникнулся речью каждый выпускник, учитель перешел к делам насущным — к распределению по командам.       И почти сразу же грохнул главным калибром, объявив, что Минато попал в команду не к одной из «пассий», а в команду к другим бесклановым подросткам, прямо в теплые рученьки легендарного Саннина — Джирайи.       Ну ты глянь, аж изнутри светится, лампочка, блин!.. — хмыкнула Микото, несмотря на сарказм, радовавшаяся удаче друга.       Следом за Минато, пошел отстрел калибром поменьше, к примеру, давно ожидаемая и прогнозируемая команда Ино-Шика-Чо. Неожиданностью стала команда из младшего Хьюги — Хизаши, Инудзуки и Абураме. Нет, логика-то понятна — команда сенсоров, это те еще клещи, — хм, с Абураме-то в команде! Фигура речи перестает быть фигурой речи, — однако, представив все внутренние распри между ними… Микото сочувственно покачала головой.       — Следующая команда! — объявил учитель. — Учиха Микото! — о! А ну-ка, ну-ка, поподробней! — Хьюга Хиаши! — Хьюга неопределенно, либо одобрительно, не разобрать, хмыкнул. — Узумаки Кушина! — объявил учитель… И даже запнулся. В классе установилась идеальная тишина.       Э-э-э… Они там что, совсем с дуба рухнули? — собственные мысли показались Микото громом среди ясного неба. Хиаши, видимо, задался тем же вопросом, потому как обернулся к ней в ту же секунду, как у нее в голове эта мысль оформилась. — Я тоже в шоке, Хиаши, я тоже в шоке… — мысленно протянули Микото, глазами показывая Хиаши всю степень своего шока. С другой стороны, с точно такой же миной, на нее смотрела Кушина. — Эх… Быть мне дипломатом в команде!.. А так не хотелось быть амортизирующей стеной! — простонала Микото, закатывая глаза. — Ками-сама… И почему мне кажется, что Кагаме-сенсей тут сыграл не последнюю роль?..       Пока Микото предавалась размышлениям на тему «как сохранить команду и не дать Кушине с Хиаши перебить друг друга в первый же день», распределение продолжалось до конца учебного дня, по итог которого их всех вывели на крышу, чтобы прослушать напутствующую речь самого Хокаге.       В это же время Микото вылезла из нерадостных размышлений, заметив чуть позади старика Сарутоби глав кланов Конохи, пришедших посмотреть на выпуск своих отпрысков. Микото же поймала строгий, но в то же время теплый взгляд Кагаме-сенсея, и обозначила ему поклон. Кагаме-сенсей, коротко кивнув, обозначая то, что ее жест вежливости не был пропущен, вернулся к разговору с главой клана Хьюга.       Нет, ну точно сговорились! — дошло в тот момент до Микото. — Там же рядом глава Узумаки стоит! И не просто стоит, а принимает участие в разговоре! Вот же, старперы… — хмыкнула Микото. В принципе, это было ожидаемо… Но все-таки догадываться и видеть собственными глазами — разные вещи.       Чего не отнять у Хирузена, так это красиво говорить, мотивировать всего парой слов и восхищать молодой поколение. От его речи пробрало, кажется, даже малоэмоционального Хьюгу. Однако Микото, в отличие от остальных детей, одолевало какое-то мерзкое ощущение, когда она смотрела на Хирузена. Хотелось поскорее выхватить кунай и защититься от него хоть как-то.       Вскоре Хокаге закончил свою проникновенную речь, к счастью и облегчению Микото, и под оглушающие овации выпускников, направился в сторону наставников. Как вдруг прямо перед ним появился знакомый АНБУ в маске уродливой птицы. Непроизвольно рука Микото дернулась к подсумку, пришлось приложить немалые усилия, чтобы остановиться. Хокаге тем временем, выслушав АНБУ, обернулся в сторону детей, безошибочно находя ее взглядом. Их взгляды впервые встретились. Хирузен тепло ей улыбнулся, однако глаза так и остались ледяными, пытливо следящими за ней. Микото, глубоко поклонилась, чтобы скрыть свою реакцию и никак не выдать того, что ей Хокаге… противен.       Каким бы ты ни был хорошим правителем, Хокаге… Кажется, теперь мы с тобой точно враги, — мрачно подвела итог встречи взглядов Микото. Выпрямившись, она отвела взгляд от Хирузена, подняв глаза к пасмурному, стальному небу. Вопрос, назревший еще там, в Лесу Смерти, который она настойчиво гнала от себя после спасения Кушины, казалось бы, забытый, вновь набатом звенел в голове. — Вот бы спросить у кого… А так ли безопасна в нашей деревне, за которую мы жизнь готовы отдать?..