Ты – единственное, что может мне помочь

      Беседовать о чём-то серьёзном на холоде, конечно, не было самым лучшим в жизни Бан Чана, зато для Феликса он точно мог потерпеть. Ради него и пекло, и мороз пережить несложно. Но парень, всё же, оказался умнее и, встретившись с Баном, пригласил его в забегаловку неподалёку, на что мужчина, хлопнув себя по лбу ладонью, прозрел: — Точно! Я об этом и не подумал! Но, нет, Ликс, в «забегаловку» мы не пойдём. Пошли в кафе с приватными комнатами? Я угощаю, как пригласивший. И это мы обсуждать не будем. Ради другого собрались. Смолчав на слова «отца», Ликс сдержанно кивнул, после скрыв половину лица за горловиной куртки, точно смущался и пытался спрятаться за собственной одеждой, пусть его и прикрывал тёмно-синий шарфик. Шли в тишине, только подошва обуви обоих едва слышно контактировала с рельефным асфальтом, издавая тихие причмокивания из-за недавнего дождя. Тяжесть воздуха вокруг этих двоих ощущалась даже сквозь несколько слоёв накрученного едва не по всему лицу шарфа, что старательно боролся с морозным сухим ветром, дувшим в лицо и больно покалывающим покрасневшие щёки. Невыносимо это было всё-таки — молчать, когда рядом тот, ради которого хочется говорить. Он ведь спасательным кругом стал, несчётное количество раз помогал выбраться из состояния, когда уже либо в петлю, либо с крыши, стал тем, ради кого Бан Чан продолжал жить. Как сказал один персонаж в известной новелле: «Не знаешь, ради кого жить — так живи ради меня!», тем самым и правда дав второму персонажу стимул жить и становиться лучше, правильнее… — Пап, — позвал негромко Феликс, держа входную дверь в кафе открытой перед Бан Чаном, пока тот, задумавшись о чём-то своём, застопорился. — А? Ох, да, спасибо, — замявшись, промямлил тот, проходя внутрь. Ликс зашёл следом, и Чан всей своей спиной ощущал его тело, неловко переминающееся с ноги на ногу. Как и в детстве. Его Ликс так часто делал, когда, либо напакостил в школе, либо просто хотел о чём-то попросить, но не мог подобрать слов. По щеке протекла одинокая скупая слеза, тут же стёртая, точно никогда и не существовавшая. Забронировав комнату, мужчины прошли вслед за миловидной девушкой-администратором, что провела в приватную зону и открыла для них нужную дверь, с улыбкой приглашая зайти. Время уже позднее было для других подобных этому мест, но именно это кафе, за что и было любимым у обоих, работало до последнего посетителя, причём, с не спадающей улыбкой на лице. Конечно, если этот посетитель не пьяница, пришедший лишь с целью «прикорнуть». С неловкостью в голосах быстро переговорив друг с другом об обновлённом ассортименте и заказав несколько закусок с двумя бутылками соджу — всё же, выходные на носу, можно и выпить, — они вновь замолкли на добрых пять минут, нервно кусая щёки изнутри и сминая джинсы в районе колен. Но в голове Ликса вдруг вспыхнули все слова Хёнджина об учителе и он не стал сопротивляться им, поверил, что Чан лишь переживает за младшего, но не знает, как это тому показать, отчего набросился на старшего, неприкрыто зарыдав. — Папа! — Всхлипывая, прошептал он, продолжая крепко сжимать мужчину в кольце объятий и получая в ответ столь же крепкие объятия от «родителя». — Я, блять, так соскучился! Прости меня за всё, пап, прости! Я такой идиот, я знаю, я мудак последний! Прости меня! — Ликс, солнышко… — в ответ окунув парня в тепло своего тела, с нежностью промурчал Бан Чан и тихо всплакнул. — Не говори так о себе, пожалуйста, ты же знаешь, что навсегда останешься для меня самым лучшим мальчиком! Ты никогда не станешь для меня даже на йоту хуже! — Ласково потрёпывая парня по волосам, с дрожью ответил тот также тихо и мягко, задыхаясь от слёз, застрявших где-то в горле. — Прости меня… Я так скучал по тебе, пап! Я никто без тебя, пап, прости меня за всё! Как же давно Феликс мечтал сказать это всё ему, как долго сдерживал эти слова в себе, заглушая их мыслями об обиде. И как же давно Чан желал услышать их вновь, как желал почувствовать его любовь, его благодарность за всё то добро, какое он делал ради «сына». — Я тоже очень скучал по тебе, солнышко, — помолчав немного, Бан продолжил подрагивающим взволнованным голосом, вкладывая в три эти слова особый смысл: — Ты как, малыш? — Плохо, пап, очень плохо! — Надрывно признался Ликс, утыкаясь лицом «отцу» в плечо. — Хёнджин? Ликс замолк, перестав даже остаточно всхлипывать, что было характерно для рыданий. Он замер весь, казалось, даже дыхание прервалось. И, да, мужчина попал ровно в точку, чем и шокировал замершего парня. — Что? Думал, я не знаю о нём? — Не разрывая объятий, с любовью вздохнул Бан Чан, погладив парня по спине. — Ну, солнце, я же осведомлён в том, что у тебя… скажем так, любовный интерес лишь к парням. Ты же сам мне о том негодяе рассказывал, из-за которого ты так изменился, пусть и не в подробностях! Думаешь, зная это, я не пойму, что ты неравнодушен к этом милому парнишке? Он хороший, Ликс, по-настоящему хороший, я успел его изучить за всё время, как вы знакомы. Он не сделает тебе больно, ты можешь ему поверить. — Нет, пап, нет! — Резко отстранившись от «родителя», с паникой в глазах и голосе вскричал Ли и тяжело задышал. Чан догадался, что с ним вдруг стало. — Нет, нет! Прошу, не говори так, блять, больше никогда! НЕТ! — Стой, Ликс-и, всё, успокойся, тише, — подорвавшись, приблизился к нему Бан Чан и схватил за плечи, ощутимо сжав их. Он заговорил быстро-быстро, чтобы Феликс едва успевал понимать его, но при этом всё внимал: — Помнишь, мы ходили с тобой по магазинам? Ты маленький совсем был, только год, наверное, как мы познакомились! Помнишь, как ты не хотел принимать подарки в виде одежды и еды от меня? А помнишь, как потом радостно катался на каруселях, показывая трусливому «папе», какой ты бесстрашный и не боишься американских горок? А помнишь, как ты очень хотел машинку с витрины одного магазина, я это заметил и купил тебе её, а вместе с тем ещё и твои любимые воздушные шары, которые мы запустили в небо, загадывая желания? Своими словами он заставлял Феликса сосредотачиваться на определённых хороших событиях и выводил его тем самым из начинающейся панической атаки. И пусть Ликс переставал тяжело и часто дышать, а бледность сошла с кожи, он всё равно продолжал беззвучно плакать от того, насколько эти воспоминания были ему теплы и родны. И даже сам Чан не смог сдержать чувств, вновь расплакавшись от мыслей о маленьком бедном солнышке, что просто хотело ощутить поддержку и чувство любви, нужности, которую должно было получать от родителей, но получало от одного лишь Бан Чана. — Прости, что заговорил об этом. Прости, что начал такой разговор, — с сожалением в голосе просипел Чан, хлопая на младшего влажными глазами. — Всё хорошо, пап… Я понимаю. Но я не… не могу. Ты же знаешь меня, па, — невесело хмыкнул Ликс в попытке пошутить: — Сначала напоил бы, а потом уже за такие разговоры брался! Учитель английского в ответ тоскливо усмехнулся и, потрепав Ли по голове, упал спиной на диван, раскинув руки по спинке. Феликс пристроился рядом, затылком уперевшись в кисть руки старшего, что стал ненавязчиво, легко, «по-отцовски» почёсывать его волосы. Вскоре принесли заказ и мужчины, на время смолкнув, занялись распитием алкоголя, что на время заглушил их печали, закусывая его сочным рамёном с кимчхи. Занимаясь так называемой трапезой, — хотя по меркам корейцев это лишь лёгких перекус, — оба думали об одном человеке — этом удивительном Хван Хёнджине, что первый за столь долгое время смог привлечь ставшего совершенно неприступным, закрывшимся в себе парня. Это же, правда, было практически невозможно — спасти его. Но он смог, смог растопить сердце Ликса и заставить его желать видеть его, желать быть рядом, чему тот, в прочем, был абсолютно не рад. Не рад жажде поддержки от Джина, не рад жажде его касаний к своей коже, не рад тому, что так желает высказаться ему и услышать в ответ слова сочувствия и сожаления. — Меня выворачивает от него, пап, — ощутив, как одинокая слеза скатилась по щеке, нетвёрдым голосом пробасил Ли, хмурясь и продолжая безжалостно вливать в себя соджу. — Тебя выворачивает от страха повторения той же ситуации, что случилась с тобой в прошлом, солнышко, — в ответ покачав головой, спокойно откликнулся Чан, вновь пригубив напиток. — Ты боишься, что он бросит тебя также грубо, как сделал это тот мудень. Панически боишься. И я тебя понимаю, это чувство крайне отвратительно, но всё же… Всё же я очень надеюсь, что ты сможешь подпустить его к себе ближе и сам приблизишься к нему. Вы ведь спасательные круги друг для друга, малыш. Ты должен это понимать. — Пап, это… не так. — Тогда почему ты не позвал к себе Джисона, когда застал меня пьяным в моей квартире? Ответь самому себе на этот вопрос и если он не будет связан с тем, что именно его ты хотел видеть, я приму твою позицию. Ответить парень, как и ожидалось, не мог. В горле ком стоял, в глазах слёзы застыли, а в мысленном взоре лицо только его гадкое, ненавистное… Заставляющее сердце стократ сильнее биться от волнения непонятного, от страха за него, от тяги к нему.       — Ты же сделал это неосознанно, да? — Подсказал старший, на что «сын» его согласно и до безумия медленно кивнул, взгляд закрепив на одной ворсинке грубого круглого ковра посреди комнаты. — А теперь подумай: почему неосознанно ты искал именно его контакт? Почему ты написал конкретно ему, когда нуждался в помощи?       — Пап…       — Я лишь хочу, чтобы ты нашёл того, кто заставит тебя вновь полюбить жизнь и себя, малыш. Потому что я переживаю за тебя. Также, как и, я уверен, Хёнджин, Джисон… А Джин в тебя ещё с первого класса старшей школы влюблён, ты знал? Кстати, а ты вообще знаешь, почему и откуда я это знаю?       — Нет…       — Тогда… Он сам расскажет тебе, когда ты пожелаешь. Я лишь скажу, что сам выведал у него эту информацию, потому что сразу понял, что он влюблён. Главное, откройся ему, солнце, а дальше направит тебя он. И направит прямиком на выход из депрессии, чего я сам очень для тебя желаю. Попробуй вновь заговорить с ним.       — Да согласится ли он? Такую хрень ему наговорил при последнем общении…       — Да, солнце, согласится. Я уверен, — потрепав парня по волосам, мужчина с улыбкой спросил: — Закажем добавки?       — Чего именно? — Усмехнулся в ответ Феликс. — Рамён или соджу?       — Думаю, алкоголя нам хватит. Не хочу напиваться. По рамёну и чаю?       — Давай. С прошедших после того дня выходных истекли уже вторые сутки, как Хёнджин не появлялся в школе и о его местонахождении Феликс никак не мог узнать. Он приходил к нему в класс на одной из перемен в понедельник, решив назначить встречу для разговора с парнем по наставлению «отца», но Джина там не обнаружил, как и Минхо, хотя вещи его мирно покоились на парте, оповещая о том, что Ли как минимум пришёл на учёбу. Но, даже встретив Хо в коридоре в тот же день, Ликс не смог добиться от него и слова приличного, тот лишь посылал беспрестанно, пока не устал и просто не толкнул его грубо в грудь, роняя на пол.       — Ты меня не понял, блять? — Прошипел тот прямо в лицо, злостно хватая Ли за горловину кофты. — Тебе чё дали понять, а? Что и дальше доёбывать меня можно?       — А ты просто сразу ответить не можешь, мудак, блять? Тебя по-хорошему спрашивают, — вставать парень и не намеревался, у него и посерьёзнее дела имелись. Он в ответ сжал чужие пальцы, сцепившиеся на его одежде, не давая тому подняться и поудобнее устроился на полу, чтобы удерживать Хо в одном положении, не давая уйти.       — А тебя по-хорошему отшили, с хера ты нарываешься, а?! Жизнь не дорога? Хотя, такому-то как ты… пф, точно, нашёл я, конечно, у кого спросить.       — Потому что, сука, узнать хочу, что с Хёнджином и где он! — Выпалил разъярённо, но тихо Феликс, пока не осознал суть второго предложения, случайно сорвавшегося с уст старшего. Челюсти непроизвольно сжались, пальцы до боли впились в чужие руки, взгляд налился яростью, незаметно для невооружённых глаз отдающий рвущей внутренности обидой. — Что ты, сука, щас сказал?       Поняв, что с дуру сболтнул лишнего, Минхо крепко зажмурился, отпустил одну руку, приложив её к виску и, чуть успокоившись, прошептал едва слышно:       — Прости…       — Уёбок, — прорычал Феликс и, сбросив с себя вторую руку парня, всё же рывком поднялся на ноги. — Смотри, любимому своему такое не спиздани по-глупости, а то я с радостью приберу его к своим рукам. Заберу подальше от такого конченного мудака, которому не в отношения, а в изолятор прямая дорога, каменистая и извилистая!       Хо тогда, только услышав про «своего любимого», едва не ударил Ликса, неистово закричав от понимания правдивости его слов. Но, не успел он летящим кулаком не то что в грудь парня, а даже в стену попасть, как всей кожей ощутил Джисонов свитер, который он решил надеть в особенно холодный день. Но Сон не кричал, не изгибался от боли или что-то ещё — успел руку друга перехватить и остановить на пути к своим лёгким, отчего костяшки пальцев Хо лишь слегка коснулись его одежды.       — Сон… — онемевшими губами вымолвил Ли-старший, панически распахнув глаза.       — Хо, не надо, — вполголоса промолвил Хан, отрицательно покачав головой для убедительности. — Ему тоже плохо, Хо. Он ищет его, потому что переживает.       — Тебе-то откуда знать, бурундук? — Выплюнул Минхо, недоверчиво закатив глаза. Он не посмотрел даже на то, что говорил и правда со своим любимым — грубости не скрывал. — Может, просто не наиздевался ещё?       — У него в туалете приступ случился. Минут сорок назад.       — Приступ? И какой?       — Параноидальный, что ли. А может атака паническая. Но он дышал часто, трясся весь, что-то бормотал себе под нос, что это из-за него его нет в школе, что из-за него он пропал. Ликс переживает, что Хёнджин перевёлся из-за него или, того уже, попытался совершить самоубийство и сейчас в больнице.       — И пусть думает дальше, что хочет, даже лучше. Всё равно не найти его ему.       — Хо-я, пожалуйста. Давай ты теперь попробуешь отзеркались ситуацию? Смотри, из поля зрения пропал не твой друг, а… твой возлюбленный. Ну… или возлюбленная. Даже если вы в ссоре. И ты не знаешь, где этот человек. Ты бы просто отпустил ситуацию или также начал поиски, наплевав на всех и вся?       Минхо прикрыл рот, опустил тяжёлый взгляд в пол и, поджав губы, задышал чаще, представляя, как узнаёт об исчезновении Джисона. Зажмурившись от возникшего головокружения, он упёрся ладонью о стену и прошептал едва уловимо: — Я… понял, Сон. Хорошо. — Так ты скажешь ему, где Хёнджин? — Чуть позже. Дай мне свыкнуться с мыслью, что я отправлю своему другу его же смерть. — Кот, не драматизируй. Они просто поговорят в спокойной обстановке и обоим станет лучше, я уверен. Дай им возможность обсудить всё. — Бурундук, ты не понимаешь… Недавно, когда я ушёл из школы раньше обычного, я был с Хёнджином и Чонином. Ему стало… нехорошо из-за мыслей об этом твоём несчастном, и нам с Нином пришлось вести его до дома, развлекать. Вернее, обстоятельства там были несколько иными, но всё же… В общем, по итогу мы дошли с ним до его квартиры и… Уже на пороге Хёнджин не выдержал вновь, расплакавшись прямо перед обожаемой им не меньше Феликса длинношёрстной чихуахуа Кками, что приветственно виляла хозяину хвостиком и радостно тявкала, прыгая на него. Друзья парня не без затруднений, но в квартиру затолкали и, завалившись внутрь сами, с грохотом попадали на пол, тяжело дыша. — О боже, Джин, сколько с тобой дружу, никогда не думал, что ты настолько тяжёлый! — С одышкой изумился Минхо и едва движущейся рукой потеребил облизавшую его ладонь Кками. — Ну, друг, ты на рост его хоть раз смотрел? Он тебя на полголовы превосходит, пусть и худой! Конечно, он будет тяжелее! — Усмехнулся Чонин, стерев со лба пот. — А ты чего тогда устал? Высокий же чёрт! На колкость Нин не отреагировал, оставив парня со своей правдой, а вместо ответов занялся Джином, что уже выть начинал, щекой в пол упираясь. Наскоро раздевшись, товарищи Хвана занялись им самим, стянув с него обувь, куртку и шапку. В четыре руки дотащив королеву драмы до гостиной, парни кинули его на симпатичный голубой диван, следом упав по обе стороны от него. Выслушав ещё с десять минут непрекращающегося рёва, Хо встал с удобного места и, проковыляв до кухни, достал из холодильника три бутылки пива и закуску в виде кимчхи — единственного, что из съестного было на стеклянных полках. — Ну, друзья мои, сегодня скажем пока желудку и печени! — По очереди принеся в гостиную угощения, во весь голос торжествовал Ли и, вернувшись на своё место на диване, громко хлопнул в ладони. — Да уж, закусывать алкоголь острым действительно идиотская идея… Я в деле. Открыв себе и Хёнджину пиво и поставив на журнальный столик баночку с кимчхи и три пары одноразовых палочек, парни трижды пытались увлечь друга в разговор, но тот ни в какую не поддавался, будь то тема о новом возлюбленном Чонина, личность которого, к слову, заставила Минхо знатно офигеть или беседа о том, как Хо несколькими днями ранее наконец сдружился с Джисоном. Ничто из того, что они обсуждали, его не интересовало и по итогу Нину позвонила мать, позвав сухим голосом на ужин, и Хо с Джином остался одни. — Друг, ну забей ты уже на этого идиота! Не твой он человек, ты себе лучше найдёшь! — Не могу я, Хо, не могу… Я ведь его в кабинете музыки однажды увидел, играющего что-то из Моцарта… И просто… А ещё, он же мне однажды улыбнулся! Знаешь, искренне так, ярко, очень красиво… И я уже в тот момент понял, что влип. Он же такой настоящий был, нежный, милый! Даже скромный, как будто… Самую малость. Мы тогда только первый день в старшей школе были, пришли такие зелёные, школу изучаем, помнишь? Я ещё тогда от тебя с с другими знакомыми парнями из нового класса отделился, пошёл куда-то в сторону туалета, а там он… Губы Хвана затряслись с новой силой, он опрокинул голову на спинку дивана и в голос зарыдал, всё сильнее прижимая к своей груди случайно окольцованного сильными руками друга. Причём, даже сам Ли не помнил, в какой момент оказался в крепких объятиях товарища, что слезами уже начинал мочить чужую макушку. — Драма квин, чтоб тебя конь замуж позвал, не потопи меня в своих рыданиях! — Ну он же тогда, знаешь, такой злой при всех был, а мне улыбну-у-улся! А знаешь, как это произошло?! — Знаю, ты мне это каждый понедельник напоминаешь, как будто у меня память раз в неделю обновляется! — Не обращая на ругань Минхо и его несильные удары по колену приятеля кулаком ровно никакого внимания, тот начал укачивать его голову, будто младенца успокаивал, отчего Хо взвился, точно разъярённый кот: — И отпусти меня уже, у меня морская болезнь! — Так вот! Я тогда в туалет зашёл, потому что страшно стало одному так, что чуть паничку не схватил, а там он! С носа кровь, губа разбита, под глазом фингал, плечо чем-то вроде кастета или, знаешь, кольца-печатки разодрано, а на лице оскал яростный… Ликс меня сначала даже напугал, пока не сменил свою угрожающую маску на милую испуганную не меньше моего моську, — после этих слов Джин умилённо запищал, словно типичная блондинка из комедии, увидевшая хорошенькую маленькую собачку. — Ну он такой умилительный был, Ki-i-i-itten! Как я понял, он удивился тому, что я весь бледный был, на панике, дышал глубоко и часто… Офигел, короче, не меньше моего. Так и это не всё же! — Да знаю я, Хван! — Вот-вот, он меня тоже так назвал, когда на шее пропуск увидел с именем! Меня это немного в чувства привело, я поуспокоился, пока думаю, откуда он мою фамилию узнал, а Ликс просто бровь изогнул и отвернулся обратно к зеркалу. Я, увидев полностью его лицо, помню как сейчас, глазами поморгал непонимающе и ближе подошёл. Тут-то он встрепенулся, испугался, видимо, что я что-то сделать ему могу, а я обезоружил! Увидел его ватные диски, разбросанные по раковине, бинты всякие и пластыри, как взял одной рукой его запястья, — а у меня кисть широкая, ты знаешь, — так и заставил его замереть! Ну и… — Ну и промокнул ему ранку на губе и плече и под носом кровь вытер, да-да! Хван, сегодня вторник! — Да-да, так и было! — Как ни в чём не бывало воскликнул Хёнджин и, полностью вовлечённый в воспоминания, шмыгая носом продолжил свой красочный монолог: — Я, значит, вытер ему всё, ватки в мусорку, на плечо пластырь, пока он не сопротивлялся, высохшие губы своей гигиеничкой заживляющей намазал, в руки ему её впихнул, а он… А он! Он на меня такими глазками кошачьими п-посмотре-е-ел, это надо было ви-и-иде-еть, ыхы-ы-ы! Хмык, ну Хо, ты понимаешь?! У меня сердце сразу расцвело! А он потом ещё и успокоил меня, до класса нужного довёл, пусть и молча и в ахуе продолжая пребывать… Ну какой же он, а! — Ага, вот только кроме того, что он тебя до класса провёл, он тебе ничего такого и не сделал, чтобы нравиться! — Ну нет же, kitten! Как ты не понимаешь?! Он мне свою душу в тот день открыл, я не мог это не оценить! А, как недавно оказалось, его первый возлюбленный оказался абьюзером! Его поведение можно понять! Он ведь, несмотря на недоверчивость, аж несколько раз мне улыбнулся! — Нет, Джин, я тебя всё равно не смогу понять. Для меня такое чуждо, понимаешь? Чтобы вот так взять — и буквально на ровном месте влюбиться до беспамятства! — А ты в Джисона прямо-таки не «на ровном месте» влюбился, да? Напомнить тебе, из-за чего у тебя этот судьбоносный «ту-дум» в сердце прозвучал? — Так, чёртов ты краснослов, хватить меня своими речами пугать! В любом случае мне проще поверить в то, что это он тебя специально приворожил к себе, чтобы издеваться, нежели это ты такой дурак, что из-за одного поступка безбожно втюрился! Стоило только Минхо договорить, как Хёнджин оскорблённо поджал губы, отвернулся от друга и, скрестив руки на груди, сухо промолвил: — И пусть. Не верь мне, думай что сам хочешь. Да хоть в то, что Ликс инопланетянин, прилетевший на Землю, чтобы меня своей натурой заворожить и к себе на планету в виде раба увести. Ничего не хочу тебе больше доказывать, можешь уходить. — Эй, Джинни, ты чего?.. — Придя в шок от внезапно лишившегося жизни в поведении друга, что всегда был сверх меры эмоционален, ошеломлённо пробурчал Хо. — Ты… Слушай, да хрен бы с ним, с этим Феликсом, ты чего вдруг таким голосом заговорил? — Ничего. Просто заебало всё. Ты, блять, поверить не можешь, что я влюбился в такого как Ликс — что, на самом деле, даже смешно, — Ликс, наоборот, мои чувства очень хорошо понял, из-за чего не хочет со мной даже небольшой контакт иметь, чтобы, видите ли, меня не травмировать! Да клал я на вас всех, большой и толстый! Уходи, Хо. — Эй, Джинни… Потянув руку к спине своего друга, Ли хотел прикоснуться к нему, как-то успокоить или в извиняющемся жесте погладить, но Джин не дал. Резко дёрнул плечом, даже не видя чужой ладони, тянущейся к нему, грубо что-то рыкнул и сжался в комочек, без единого всхлипа и вздоха боли спрятав лицо в коленях. Он будто в один миг просто перестал жить, сломался, разбился на сотни осколков, так, что склеить его обратно стало делом крайне непростым. — Хёнджин… Может, я могу?.. — Нет, не может, Минхо. Уже не можешь… Уходи из моей квартиры. — В тот день мне пришлось уйти, пусть и сердце скрипело недобрым предчувствием. Я оставил его одного дома, пусть и знал, что совершаю глупость, позволяя ему в таком тяжёлом состоянии находиться в одиночестве. Я просто… Я просто, блять, не смог противостоять ему, его напору! И очень, сука, об этом жалею. А тут ещё этот хочет к нему домой заявиться после всех тех ран, что нанёс ему. Внезапная мысль, что и сам Минхо долгое время наносил Джисону непоправимые увечья, а потом просто взял и добился прощения буквально за просто так, с лёгкостью пера вонзилась в мозг острой стрелой, запульсировав колкой болью в висках. Он ведь и сам поступал очень неправильно, как по отношению к Сону, так и по отношению к самому себе, раз позволил себе такую наглость, как безмятежное общение с тем, над кем изначально, пусть и по собственной глупости, но издевался, насмехался и над кем невольно заставлял насмехаться других. — Блять… — С дрожью выдохнул Хо, борясь с повторным головокружением от своей тупости и собственных мыслей о том, что главный мудак не самом деле не Феликс, который чётко обозначил черту и долгое время её не переступал, а именно он — Минхо, — что, вместо долгих извинений и наказаний от Сона хотя бы в виде временного прекращения общения, довольно быстро смог добиться расположения возлюбленного. — Тебе плохо? Так переживаешь за Хёнджина? — Обеспокоенно залепетал Хан, заботливо коснувшись чужой спины ладонью. — Минхо, слышишь меня? — С-слышу… — Выдавил из себя Минхо, содрогнувшись от пронзившей грудь боли. — Скажи… Ему… адрес Джина. У меня в телефоне… в-в заметках… записан. — Подожди, но что с тобой, Хо? — Ничего! — Сорвавшись, раздражённо прогремел Хо, не имея больше сил находиться рядом с тем, кого так долго нещадно ломал, а потом легко заполучил. — Просто скажи или… или напиши ему куда-то этот адрес, который у меня в заметках хранится, и передай мои запасные ключи от домофона и квартиры. Только пусть ведёт себя… не как вор, не подозрительно — там камеры и охранники везде, дом не из дешёвого десятка. — Может, лучше, подождать с этим?.. Тебе явно нехорошо… — Джисон! — Сквозь плотно сжатые зубы надрывным голосом прорычал Ли, едва удерживая себя на ногах. — Хорошо… Понял. Пойду искать его. И Джисон, терзаемый непониманием и страхом за ставшего другом парня, сорвался на бег, примерно представляя, куда мог уйти его одноклассник.