Месяц перед Хэллоуином

Тревога зашкаливала. Молниями пронзала тело, заставляя нервно вздрагивать и лишний раз оглядываться по сторонам. Сердце стучало как бешеное, хотя видимых причин для паники не было. В крови словно бурлило электричество, которое, казалось, вот-вот искрами посыпется с пальцев и волос. Она шла по темной улице, хохоча во все горло над глупыми шутками своих друзей и приятелей, как все, размахивая руками и двигаясь быстро, рвано и весьма угрожающе для незнакомых людей. Она, как и все, светила вспышками камеры телефона, пихалась на узком тротуаре локтями, перегоняла и подпрыгивала рядом. Она нарочито небрежно отмахивалась от чужих опасных слов, моментально придумывала свои, другие, но такие же едкие. Она несла за спиной обломок железного прута, отломанный от какого-то хлипкого забора, попавшегося по пути, и она знала, зачем. Она прекрасно понимала, куда они идут и что будут там делать. И именно поэтому ей было так тревожно. "Я познакомлю тебя с Сашкой. Он такой клевый!" "— Куришь? — Нет. —Пива? — Обойдусь. — Ну, тогда к делу. Рискуешь? — Бывает. А что?" "Посмотрим, умеешь ли ты веселиться." "Не подведи меня!" Да пусть бы Марго и дальше подкатывала к своему Сашке, она-то тут при чем? Связалась с какой-то бандой из-за сестры с ветром в голове… Что этот Сашка—мутный тип, ей сразу было понятно. И что компанию себе он подобрал соответствующую, девушка тоже поняла моментально. Они все были старше нее и, как говорится, отбитые. Все в тату, с синяками и разбитыми губами, хриплым прокуренным смехом, но злыми, опасными глазами. Она чувствовала себя овцой среди волков, на которую смотрят с хищным взглядом и холодной усмешкой. Сожрут заживо и костями не подавятся. Она прибила бы эту Марго за ее безумные идеи, если бы хватило сил и смелости. Сестричка ведь тоже была старшей. Она должна была чувствовать уважение к Марго, превозносить ее до небес из-за того, что та взяла ее в свою компанию. Но при всем желании искренне этого у нее не получалось. Она смеялась и всем видом показывала, что вливается в компанию, что ей так же чертовски весело, как и всем, а сама отчетливо ощущала тревогу. Ее колотило от непонятного страха, от ужасного предчувствия провала. Она не понимала, чего именно боится, но боялась до заикания. Что служило причиной этого дикого волнения—само чувство беззащитности перед этими грубыми злодеями, скрывающимися под масками бесшабашных ребят, или же паническое предчувствие катастрофы? Ночь была темна, а район тих. Свернув с освещенных улиц во дворы, компания странным образом притихла. Она была уверена, что никто не чувствует того же, что и она, но тогда почему же они разом замолчали? В попытках найти ответ на этот вопрос, она затесалась в самый центр толпы старших и осторожно пригляделась к лицам. По лбу потекла тоненькая струйка холодного пота: все эти забитые, разукрашенные, самоуверенные парни и девушки переглядывались с явным голодом на лицах. Но это был голод отнюдь не физический, хоть в рюкзаках и сумках многих из них лежали банки и бутылки выпивки, пакеты и коробки еды, так же предназначенной для этого ночного пиршества. Сейчас это был голод-предвкушение очередного развлечения. Жестокого до безумия, неоправданно опасного и при том крайне наглого. Она была наслышана об их развлечениях. Они крушили все, что попадалось под руку, грабили случайных прохожих на улице, издевались над слабыми несчастными животными. Этот полумертвый район идеально подходил для стаи, как они сами себя называли. Здесь можно было безнаказанно развлекаться самыми разнообразными способами, не боясь быть пойманными. Да даже если бы их поймали, что с того? Стая волков расходилась во время своего веселья до такой степени, что могла загрызть любого, кто бы попытался им противостоять. В буквальном смысле загрызть. Она незаметно утерла со лба липкую струйку пота, притворившись, что убирает синие волосы с лица, замедлила шаг и оказалась в арьергарде компании. Еще острее ощутив себя овцой, неловко напялившей серое пальто в надежде походить на волка, она оглянулась на сестру. Марго осталась в самом центре, шла чуть ли не под руку со своим Сашенькой, даже не оглядываясь назад. На ее лице застыло такое же выражение предвкушения дикого восторга, как и у всех остальных. Ее глаза—такие же серо-зеленые, как и у сестры,—смотрели на ее главного волка с обожанием и преданностью. Хотя в волчьей стае царит матриархат, в этой компании правил он. Они прошли с полдесятка дворов, столько же темных улиц, уже не шумя, как прежде, двигаясь тихо и от того неимоверно пугающе. Она чувствовала, как все сильнее и сильнее отдается стук сердца в ушах, как под джинсовой жилеткой тонкая кофта прилипает к телу из-за пота. Она была готова в любой момент увидеть, как резко замирают идущие впереди, оборачиваются с одним и тем же голодным, жаждущим боли и веселья взглядом, и медленно обступают ее со всех сторон. Она была уверена, что стая чувствует ее страх, ее волнение и неуверенность. Она была уверена, что стоит главарю сказать слово, и сестра не будет за нее заступаться. Напротив, она сама накинется на нее со всеми, почитая за честь развлечься вместе с вожаком. Невольно рука потянулась к железному пруту, но внезапно замерла на середине: вожак и в самом деле вдруг остановился, вскинув руку. "Здесь."-тихо произнес он, глядя вперед, на дом, в котором светилось лишь два окна.-"По лестнице на первый." На секунду обмершая от ужаса синевласая девушка судорожно выдохнула от облегчения. Из-за спин старших волков она с трудом разглядела лестницу, на которую указал Сашка. Обшарпанная лестница, ведущая со двора прямо в квартиру. В окнах квартиры не горел свет, не висели занавески и не было видно никакого движения. Хлипкая дверь не была даже закрыта на замок, лишь на ржавую щеколду, создавая видимость надежности. Старшие медленно поднялись по ступенькам один за другим, переглядываясь, тяжело дыша и чуть ли не истекая слюной. Затем одна из девушек, с длинными неоново-зелеными волосами, выступила вперед вместе с Марго. По легкому кивку главаря они переглянулись и одновременно с громким боевым кличем ударили по двери ногами в тяжелых шнурованных ботинках. Дверь сорвалась с одной петли и влетела внутрь квартиры, со страшным грохотом открыв проход. В ту же секунду все остальные волки заорали, завизжали, засвистели и загорланили что было мочи и, схватившись каждый за свое оружие, бросились внутрь. Ее оглушил и напугал до полусмерти их дикий разрозненный вой. Она выронила из руки поднятую наготове железку, вскрикнула и отшатнулась, споткнувшись. Едва не покатившись по ступенькам лестницы, она зажала уши и крепко зажмурилась. Ужас бомбою взорвался внутри нее, сжигая огнем паники все на своем пути. Даже сквозь зажатые уши она слышала, как громят пустую квартиру товарищи Марго и она сама. Они бесновались, круша и ломая мебель, стены, двери. Кто-то уже звенел бутылками и звякал жестянками, бесстыжим гоготом оглашая квартиру. У каждого из волков были свои зубы—палки, биты, монтировки, куски железа, ножи. Они утоляли голод злобы уничтожением. Ей вдруг захотелось развернуться, спрыгнуть со ступенек на землю и бежать, бежать без остановки до самого дома. Марго все равно бы не вспомнила о ней до самого конца их чудовищной гулянки. Но она знала, что ей не добраться даже до выхода из двора—волнение и ужас сковывали тело, да и запутанного длинного маршрута она практически не запомнила. Мучительный страх опутывал тело колючей проволокой, сдавливал легкие, мешая дышать. В глазах двоилось, пот лился градом под одеждой и под волосами. И внезапно все резко стихло. Настолько резко, что она даже испугалась, что вдруг оглохла. Резко вскинув голову, она отодвинула от ушей руки и повернулась в сторону выбитой двери. Внутри темной квартиры метались силуэты членов мародерской банды. Они грохотали всем, чем только могли, орали и ржали во всю глотку. Но она не слышала ни звука из их возни. Вместо этого она совершенно четко слышала чьи-то шаги и шорох одежды. Кто-то неторопливо направлялся ко входной двери. Рукавом стерев пот со лба, она завороженно двинулась вперед, широко раскрытыми глазами пытаясь разглядеть идущего. Страх сменился тихим пульсирующим волнением, своеобразным предвкушением. Это был не звериный голод Марго и остальных; это было ожидание чего-то очень важного. До двери оставался шаг, а идущего навстречу все еще не было видно. В висках равномерно отдавался несколько учащенный пульс. Она прищурилась, пытаясь вглядеться серо-зелеными глазами вглубь квартиры… "Ой!" И внезапно грудью наткнулась на высокого незнакомца, выступившего ей навстречу. Она отпрянула, вскинув голову и настороженно уставившись на лицо мужчины в длинной черной куртке. Он молча отступил в сторону и замер, прислонившись к косяку, ожидая, когда она войдет. Пульс зачастил сильнее. Она вдруг поняла, что не слышит ничего, даже собственного голоса, который словно против воли произнес: "Вы здесь живете?" Незнакомый мужчина чуть вздрогнул, словно удивившись не самому вопросу, а скорее тому, что она его задала. Затем хриплым голосом, будто не говорил несколько дней подряд, запнувшись на первом слове, ответил: "Н-нет. Уже не живу." И она его услышала. "А… Давно не живете?"-Попытавшись максимально незаметно покоситься на открытую дверь, спросила она, вновь не услышав ни звука своего голоса. "С сегодняшнего дня."-Он как-то странно, пугающе улыбнулся, будто плохо настроенный робот, никогда прежде этого не делавший. Она почувствовала, как темнеет в глазах. Адреналин бурлил в крови, ужас растекался по телу с неимоверной скоростью, хотя она и не понимала, почему. "Ой… Т-то есть, нам за это влетит…"-Зная, что заикнулась, но не слыша этого, почти что прошептала девушка, медленно опустив помутнившийся взгляд вниз. Зачем-то она выделила "нам", хотя хотела сказать "им". Ей было противно и жутко до дрожи ассоциировать себя с волчьей бандой сестры. "Не влетит.-Снова улыбнулся он, на этот раз будто вспомнив, как это делается.-Иди, веселись." И, не дожидаясь ответа, он обогнул ее справа и быстро спустился по ступенькам. Она снова пошатнулась и оперлась рукой о косяк, чтобы не упасть. От страха дрожали ноги. Самым же страшным было то, что она не могла понять, чего так испугалась. Она слышала только его шаги и шелест куртки ровно до того момента, как он вышел со двора. Затем, словно прорвав пленку в мозгу, в уши ворвались прочие звуки: грохот, вопли, смех и остальной шум стаи. Она зажмурилась, поморщилась от боли в ушах и медленно сползла по косяку на холодные плиты лестничной площадки. Она не видела, но отчего-то знала, что ее синие волосы теперь навсегда стали серебряными от седины.