Месяц перед Хэллоуином

В последнее время я чувствую себя куклой. Старой тряпичной куклой, разорванной на части и сшитой снова небрежными крупными стежками. Разрисованной фломастерами и застиранной почти до полной потери природного цвета. Куклой с растрепанными измочаленными волосами, которые неумело закручивают в баранки и косы, обязательно присобачив на конце безвкусный яркий бант. Я чувствую себя куклой, которую швыряют на пол, об стену, подкидывают к потолку и топчут ногами. Я чувствую себя куклой, которую ненавидят, запихивают в самый дальний угол, но при этом продолжают почему-то латать и подправлять. Кукле шьют новую одежку, которая изрывается в клочья за пару недель, заляпывается грязью, краской и бог знает чем. Кукле заново рисуют личико после очередной очищающей стирки, заново учат ее улыбаться, следят за тем, чтобы улыбка не исчезала с безвольного тряпичного лица—но она все же исчезает, несмотря на все усилия. Кукле сжигают волосы только чтобы посмотреть, как они будут гореть, а затем прилежно пришивают новые. С куклы сдирают глаза-пуговки лишь затем, чтобы снова пришить другие, не такие грустные и пустые. Избегая всех чужих усилий, кукла остается грустна. Кукла не может плакать, у нее и слез-то настоящих нет. Вода лишь намочит тряпочные щеки, сваляет пустой сероватый наполнитель и высохнет через пару минут. У куклы отрываются руки и ноги, повисая на тонких грубых нитях, и она тихо лежит в углу, развалившись на части, не способная собрать себя сама. Затем приходит тот, кто чинит куклу, и все начинается по новой. Кукла хочет, чтобы ее оставили в покое, а человек хочет играть с ней так, как понимает слово "игра". В понятии человека игра—вещь жестокая, во время которой куклу ждет суровое испытание на прочность, на статичность тела и эмоций. Кукла честно пытается справиться, но в итоге все равно не выдерживает. Пустая улыбка смывается с лица несуществующими слезами, нити, скрепляющие тело, рвутся, а нарядная новая одежда превращается в лохмотья. Куклу грубо швыряют на стол, достают иголки и нитки, краски и фломастеры, упорно переделывают ее, пытаясь подогнать под воображаемый образ идеальной куклы. Она не сопротивляется, безвольно позволяет чинить себя снова и снова—в конце концов, она всего лишь кукла, не человек, который может возразить, вскочить со стола и стереть с лица надоедливую неискреннюю улыбку. Кукла—это просто игрушка жестокого ребенка, с которой можно делать все, что угодно, ведь она все равно ничего не сделает и никому не скажет. Кукла слаба до безвольности; лучшие минуты ее жизни—когда у нее нет лица, оторваны руки, свисает набок тяжелая голова и никто не трогает ее, брезгуя играть с такой уродкой. Но затем снова приходит тот, кто возьмется починить ее, собрать из множества деталей свой идеальный образ настоящей куклы, какой она должна быть, но никогда не станет, потому что у нее нет на это сил. В последнее время мне страшно от того, что я чувствую себя этой куклой. Страшно от того, что я не могу ничего поменять в себе, чтобы перестать походить на эту разваливающуюся кипу тряпок. Страшно от того, что я так же молча лежу в самом дальнем углу, не способная встать и прийти в себя. Страшно от того, что я не могу снова стать человеком. Не тем, который жестоко и методично уничтожает молчаливую игрушку, а затем с таким же жестоким удовлетворением собирает ее по кусочкам заново, зная, что только так сможет продолжить веселье. Не тем, который упорно рисует кукле счастливые лица, хотя прекрасно видит, как она хочет оставаться безликой. Не тем, который швыряет и пинает куклу, разрывая неумелые швы, которыми сам же скреплял ее кукольное тельце несколько часов назад. Нет, я не хочу быть таким человеком и я никогда такой не была. Но я хочу снова ожить, из игрушки, правильно скроенных кусков ткани и объекта жестких игр стать человеком. А пока я разваливаюсь на куски, отказываюсь смотреть на свое лицо и медленно умираю от того, что пожирает меня изнутри.

***

Сегодня мне принесли на починку одну куклу, которая сразу же привлекла мое внимание. Очевидно, самодельная, сшитая неумело и неровно простенькая тряпичная кукла с полторы моих ладони. Едва я взяла ее в руки и внимательно осмотрела, оценивая нанесенный ущерб, как тут же поняла, что это необычная кукла. Ее черные глаза-пуговки, измочаленные коричневые волосы-нитки, выцветшая ткань тонких рук—все это было как-то не совсем кукольно. Я сразу же назвала цену втрое выше обычной, спровадила мальчика с родителями, который принес ее мне, закрыла магазин и удалилась в мастерскую. По всей видимости, хозяин из мальчишки был неважный—куколка была латанная-перелатанная, испорченная чужими руками донельзя, едва держащаяся на краю. Я сняла с куклы такую же рваную и неумело чиненную одежду, взяла увеличительное стекло и осмотрела игрушку еще более тщательно, пытаясь понять, что именно кажется мне в ней таким интересным. На первый взгляд кроме изрядной потрепанности и неряшливости в ней не было ничего необычного, но все-таки… Но все-таки я нащупала нечто странное, когда перешла от визуального осмотра к пальпированию. Я сразу же поняла, на что наткнулась, но никак не могла до конца в это поверить. Смахнув на край верстака все лишнее, я схватила один из ножичков, необходимых в моем кукольном деле, и аккуратно взрезала ткань на груди куклы. Сквозь свалявшийся сероватый наполнитель пробился слабо пульсирующий фиолетовый свет. Я взяла в руку пинцет и осторожно пошарила внутри жесткого синтепона. Металлический клик известил меня о том, что я все же оказалась права в своих предположениях. Я подцепила пинцетом, аккуратно вытащила из распоротой куклы и положила на ладонь крохотный переливчатый камешек фиолетово-лазурного цвета. Камешек светился и едва заметно пульсировал—как и полагалось не-кукольным сердцам. Я вздохнула, убрала с лица прядь своих длинных фиолетовых же волос и легонько сжала камешек в руке. С тихим треском он раскололся на несколько частиц и кукла, ярко полыхнув светом, тут же исчезла. Вместо нее на мой верстак тяжело рухнула незнакомая мне девушка с дубово-коричневой копной грязных спутанных волос. Хоть я и была готова к этому зрелищу, но все равно невольно передернулась от вида ее изломанного тела. Растерзанное до крови лицо выглядело так, будто его ожесточенно терли железной мочалкой на морозе. Несколько открытых переломов заставляли причудливо изгибаться руки и ноги, заливая мой верстак той же темной кровью. Открытые черные глаза, не моргая, уставились в потолок, на кристальную желтую лампу. На теле из плоти было столько же разошедшихся швов, сколько и на тряпичной оболочке куклы. Она должна была уже давно быть мертва, вот только ее природа не могла позволить ей этого. Увидев, что я наклонилась над ней, глядя одновременно с сочувствием и любопытством, изломанная не-кукла с трудом перевела на меня взгляд. Ее глаза, пустые и холодные как две Черные Дыры, скользнули по моему лицу, будто не видя его. Она через силу разомкнула потрескавшиеся от сухости окровавленные губы и прохрипела: -Убей меня. Прошу. Я промолчала, отведя взгляд. -Убей.-Настойчивее повторила она.-Я не могу это больше терпеть. -Что с тобой происходит, по-твоему?-Избегая поднимать на нее взгляд, спросила я, перебирая не упавшие с верстака инструменты. -По ощущениям—разваливаюсь на части от давления и неудач.-Все так же хрипло ответила она.-По фактам—всего лишь не могу преодолеть затяжную депрессию. -Ага, значит, ты из тех, кто знает о депрессии, но не о сердцах…-Почти что себе под нос пробормотала я, ссыпав в карман своей просторной рубашки осколки не-кукольного сердца и продолжая шуровать меж инструментов. -О чем?-Чуть скосив глаза на меня, переспросила незнакомка. -О сердцах.-Громче повторила я, резко развернувшись к настенному шкафчику и распахнув его дверцы.-Ты из другого мира, дорогая, где никто не знает о магии, даже если она у нее есть. -Это шутка?-Неуверенно предположила она и тут же извиняющимся тоном добавила: - Прости, в последнее время я стала хуже понимать шутки и каламбуры. Они уже не кажутся такими смешными, как раньше… Да уже ничего не кажется смешным. Я нашарила в шкафу то, что искала, и сняла это с полки. Поставив небольшой сундучок на верстак, медленно покрывающийся кровью незнакомки, я откинула его крышку и не глядя выхватила нужный хрустальный флакон. -Понимаю, не стоит извинений.-Я быстро кивнула, выдергивая пробку и снова подходя к неподвижной девушке.-Я не раз видела подобных тебе людей в своей мастерской, я понимаю, что такое это расстройство разума и в чем его проблемы…-Я быстро окропила содержимым флакона тело, лежащее на верстаке и, окунув палец в темную кровь, растекавшуюся по верстаку, начертила примерно на ключицах незнакомки несколько нужных знаков.-И нет, я не шутила. Ты действительно владеешь магией, как и я. Но только твоя магия достаточно… Своеобразна.-Я брызнула из флакона ей на расцарапанное лицо и тщательно втерла золотистую жидкость в кожу.-Ты одна из тех, кого принято называть не-куклами. Ваша магия не имеет практической ценности для вас самих, она в основном направлена на защиту, а не на нападение, сотворение или перемещение, как бóльшая часть магии в целом. Ваша магия заключается в том, что в момент наивысшей опасности вы превращаетесь… В кукол.-Я начертила еще пару символов у нее на щеках и на лбу—она, кажется, даже не заметила это, молча слушая мой рассказ.-И в кукольной форме вы, как ни странно, становитесь способны на большее, чем многие самые опытные маги. Например, вы можете путешествовать по разным мирам, даже не давая себе в этом отчета. Вот только для того, чтобы выйти из кукольного состояния, вам нужно оказаться в полной безопасности и затем вернуться домой. А как можно оказаться в безопасности, если опасность для себя представляешь ты сама? -Что за бред…-Тихо простонала незнакомка, закрыв глаза и устало наморщив лоб. Я торопливо прочла необходимое заклинание, складывая пальцами нужные фигуры и пассы. Черноглазая не-кукла даже не заметила, как ее разбитое тело стало осторожно собираться, очищаясь от крови, грязи и боли. Восстановительный эликсир сработал бы и без заклятия, но так было быстрее и надежнее. У меня уже, честно говоря, руки дрожали от нетерпения. Однако я пересилила нетерпение и, завершив заклинание, выхватила из сундучка три других флакона из разноцветного стекла. -Понимаю, это может быть сложно, но пожалуйста, сядь на стул.-Я вихрем подлетела к столу, на котором стояло несколько фаянсовых чашек и полуостывший чайник.-Сейчас я дам тебе кое-что выпить и тебе сразу полегчает. -Выпить?..-Несколько заторможенно повторила девушка, медленно открыв глаза.-Мне нельзя пить… Я на таблетках… -Этот напиток не противоречит твоим таблеткам.-Отмахнулась я, откупоривая флаконы и прикидывая в уме дозировку каждого вещества.-Еще раз прошу, сядь. Не-кукла вздохнула и с трудом поднялась с верстака. Лужа крови, в которой она лежала и которая уже успела значительно накапать на пол, каштанововласую совсем не смущала. Она ее попросту не замечала. -Я уже и не помню, когда в последний раз была у кого-то в гостях…-Так же медленно и хрипло проговорила она, оглядываясь.-И уже не помню, когда в последний раз что-то пила… Я долго чувствовала себя куклой, прямо как ты сказала, но… Как долго это длилось, я понять не могу. По ощущениям—что-то среднее между веком и двумя часами. Я кивала, практически не слушая. Раствор в чашке зашипел, полезла зеленоватая пена, и я поспешно подлила поостывшего кипятка из чайника, чтобы ее сбить. На вкус смесь была практически неотличима от маття, только была немного кисловатой. Это я тут же исправила, досыпав в чашку сахарина. Размешав и убедившись, что напиток выглядит достойно, я взяла чашку в руки и подошла к не-кукле, все же сумевшей перебраться с верстака на стул рядом. -Вот, выпей.-Я протянула ей чашку, пытаясь унять радостный тремор в руках.-Тебе тут же полегчает, обещаю. -Полегчает?..-Она приняла чашку из моих рук и задумчиво уставилась на розоватую гладь напитка.-Мне уже даже от таблеток не легчает, как тут поможет чай?.. -Ну, я же говорила тебе о магии.-Я оперлась бедром о верстак, скрестив руки на груди, чтобы не выдать внешне своего предвкушающего волнения.-Это не обычный чай, а магический! Как только ты его выпьешь, тебе сразу значительно полегчает! А уж если я права и ты действительно сильная не-кукла, - ну конечно она сильная, ко мне в мастерскую слабые не попадают, - то он вообще сразу все исправит! -Все исправит?-Она не поднимала на меня головы, но неверяще нахмурилась и поджала губы.-Хотела бы я, чтобы это оказалось правдой… Но нет такой вещи, которая исправит сразу все мои проблемы. -Я уверена, такие вещи есть даже в твоем мире.-Оперевшись рукой о верстак и беспокойно стуча пальцами по столешнице, торопливо произнесла я.-Ты просто не умеешь ими правильно воспользоваться. Но вот я дала тебе уже вещь из своего мира, которая однозначно поможет тебе со всем! Давай же, воспользуйся ею! Не-кукла неуверенно взглянула на меня, затем снова перевела взгляд на чашку… А затем без малейших колебаний закинула голову и двумя глотками выпила все, что было там налито. -Вкусно…-Облизав порозовевшие от напитка губы, негромко произнесла она.-Говоришь, это все решит? Она подняла на меня свои Черные Дыры глаз, в которых впервые за долгое-долгое время—я чувствовала это—замерцали слабые звездочки надежды. Мне даже стало немножко грустно. -Да, милая, это точно все решит.-Абсолютно искренне ответила я. -Как же хорошо…-Она слабо, едва заметно раздвинула губы в улыбке и отставила чашку на верстак.-Значит, я наконец смогу снова стать человеком… Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ее кожа уже начала розоветь. Я взяла с верстака один из своих инструментов—лезвие хирургического скальпеля блеснуло в свете кристальной лампы. В конце концов, смерть действительно решит все ее проблемы. А яд-пунцовка, который я смешала в чашке, убивает мгновенно и практически безболезненно. Уж прости меня, бессчастная незнакомка. Не-кукольные сердца очень дорогие в нашем мире.