Месяц перед Хэллоуином

-НЕТ! НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ! УМО!.. УМОЛЯЮ ВАС! НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕ!.. Она захлебнулась криком, как только грубые сильные руки, приподняв ее над палубой, со всей силы швырнули в воду. В падении все мысли будто испарились из головы, оставив только пронзительный, полный ужаса, бессловесный длинный крик, оборвавшийся от удара о черную морскую воду. Дождь хлестал по волнующейся, бурлящей поверхности воды, и молнии сверкали среди туч, подобные злобным серебряным змеям. Корабль качало на волнах, и моряки на нем, в конец обезумев от страха, решились пойти на глупейшее, бессмысленное убийство. "Женщина на корабле—к несчастью!"-Скандировали эти безмозглые, суеверные, жестокие мужики, всем скопом набросившись на нее одну. От удара о воду, от страха, а сильнее всего—от чувства несправедливости на глазах выступили слезы, которые никому уже не было суждено увидеть. Вода накрыла ее с головой в один момент, обступила со всех сторон, вцепилась ледяными пальцами в тело. Она инстинктивно рванулась, пытаясь оттолкнуться от черной соленой воды, всплыть наверх, поднять голову на бушующими волнами. Слезы растворились в водной тьме, а тело будто ожгло льдом. От рывка заныли мышцы, пальцы, шея: грубые крепкие веревки стягивали все ее тело. Ей на секунду удалось взмыть над поверхностью воды благодаря судорожному рывку, отозвавшемуся болью в теле. Она вытянулась так сильно, как только могла, широко распахнула глаза и рот, стараясь заглотить побольше воздуха и отчаянно надеясь увидеть хоть что-то, на что можно было бы броситься и спастись. Она успела увидеть лишь еще одну яркую вспышку в черных тучах над головой, и большая волна снова окатила ее, с силой ввергнув вглубь воды. Она хотела было закричать, но снова подавилась криком, едва разомкнув губы. Нужно было беречь запасенный воздух, пытаться вырваться наверх снова, дергаться, рвать веревки, все, что угодно, только не уйти на дно!.. Она пыталась, изо всех сил пыталась, страстно желала выжить. Дикий ужас объял все ее тело, пока она боролась со стихией, которая была так зла к ней в последние дни. Волны, что на поверхности воды, что ниже, упрямо сносили ее в сторону, били сверху, утапливая на дно. Веревки, даже размокшие от воды и соли, держали все так же крепко. Рывки приподнимали ее на пару ладоней, едва давая высунуться наружу, а вода снова тащила вниз. Ей не хватало воздуха, резкие необдуманные движения—все, на что она была сейчас способна—только бестолково расходовали кислород и тепло. Она уже чувствовала, как леденеют пальцы ног и нос. Всю свою недолгую жизнь она обожала воду, море, корабли. Она разбиралась в мореходстве лучше многих мужчин, не упускала ни одного дальнего плавания, всегда была незаменимой частью корабельной команды. Даже на суше она постоянно находила водоемы—реки, озера, пруды,—чтобы тренироваться плавать. Она по истине обожала воду. И она и представить себе не могла, что именно вода станет ее погибелью. Или же то была не вода, а простая человеческая трусость и глупость? Она чувствовала, что падает вниз. Падает медленно, почти не ощущая своего веса. Все ее попытки вырваться на воздух, продержаться еще чуть-чуть подольше, попытаться найти несуществующее спасение, так ни а чему и не привели. Она лишь сильнее устала и сильнее хотела глотнуть кислорода. Связанное тело горело огнем от боли, медленно и безостановочно погружаясь все глубже и глубже. Она зажмурилась, изо всех сил удерживая в легких последние остатки воздуха. Новых уже было не получить, она была слишком далеко от поверхности, и с каждой долей секунды отдалялась все сильней, не имея ни малейшей возможности вернуться. Обессиленное тело не могло уже даже пошевелиться в этой странной холодной невесомости. Ужас и осознание всей безысходности положения противной клейкой паутиной расползались по рукам и ногам, связывая их еще сильнее, чем веревки. Бороться было уже бессмысленно. Она чувствовала, как расслабляются мышцы бессильного тела, как растекаются по воде ее темные распущенные волосы. Наверху царила буря, и сквозь матовую черную воду не пробивался даже свет сияющих молний. Но здесь, на этой глубине уже не было ни волн, ни шторма. Здесь была только она, ее ужас и горечь. Не в силах больше сдерживаться, она разомкнула губы, раскрыла рот так широко, как только могла, и вместо воздуха заглотила воду. Горечь соли ударила по горлу и носу будто молот, зажмуренные глаза невольно распахнулись, она рефлекторно попыталась выкашлять, выплюнуть, выблевать отвратительно острую и ледяную морскую воду, но от этого стало только хуже. Ужас достиг апогея, в легкие залилась вода, организм взбунтовался, ответил воде огненной вспышкой боли. В глазах помутнело, в ушах застучал бешеный пульс… И внезапно прямо перед ее широко распахнутыми глазами из тьмы воды вынырнуло чье-то бледное серьезное лицо.

***

Если бы могла, она бы закричала, но в открытый рот уже и без того влилось слишком много убийственной воды. Она лишь ощутила, как снова резко напряглось тело, как веревка впилась в бедра и предплечья, и испуганными расширившимися глазами уставилась на чужое лицо. Это было лицо незнакомой ей женщины. Ее кожа была бледна и отливала голубизной, под глазами и на висках виднелись золотистые чешуйки, а глаза были затянуты мутной белой паволокой, из-под которой проглядывала яркая каряя радужка. У женщины были довольно толстые губы и широкий нос, ее едва виднеющиеся в темной воде черные волосы были жесткими и курчавыми. Она явно должна была быть африканкой, но ее молочно-белая кожа с голубым отливом сбивала с толку. Такая кожа бывает у аристократов, альбиносов и… Утопленников. Русалка. Настоящая русалка. "Не бойся нас." Она услышала, непонятно как, непонятно чем, но услышала, что сказала черноволосая русалка. Ее глубокий четкий голос разнесся под водой, проник в голову и отпечатался во все еще живом мозгу связанной девушки. Русалка явно не говорила ни на одном из известных людям языков, однако же она прекрасно поняла ее слова. Поняла—и тут же увидела с полтора десятка других русалок, поочередно выныривающих из темноты. У всех них были длинные, гибкие, чешуйчатые хвосты разных цветов с полупрозрачными плавниками, неуловимо напоминающие своим силуэтом человеческие ноги. Они были разного роста, разных черт внешности и рас, с разного цвета волосами и глазами, так же затянутыми непонятной белой пленкой, как бельмом. Большая часть них была без одежды, и это выглядело абсолютно гармонично и ни капли не смущающе. У них всех было сосредоточенное, торжественное выражение лица, и все, кроме той, что заговорила со связанной девушкой, держались на некотором расстоянии от нее. Это было невероятно странно, особенно для той, кто только что фактически утонула, но эта молчаливая группа мифических разумных существ, окружившая ее, совсем не пугала. Скорее даже наоборот—как только она увидела этих русалок, боль в теле и в горле словно поутихла, отошла на второй план, и сердце стало стучать немного тише. Они не пугали, а напротив, словно успокаивали своим присутствием. "А я и не боюсь." Она сама не поняла, как смогла ответить. Она вообще не шевелила губами, не пыталась понять этот странный внеземной язык—просто захотела донести свою мысль и непонятным образом смогла это сделать. "Ну и хорошо. Навсегда забудь свой страх."-Велела главная из русалок.-"Стань гневом, яростью и болью. Живи. Живи местью." И она послушалась. Она закрыла глаза и полностью впустила в себя то, что хотели показать ей русалки. Полностью отдалась остававшимся в ней чувствам—они были именно теми, про которые говорила давняя обитательница моря. И наконец… Почувствовала, как стало изменяться тело. Плечи раздались вширь. По телу прокатилась волна тепла, вода сразу перестала быть тягучей и жуткой. На руках, на лице, на талии вдруг стали появляться островки прохлады, расползающиеся вширь: это начала немедленно нарастать зеленовато-серебристая чешуя. Волосы вмиг стали словно более крепкими, пышными, удобными. Связанные ноги неожиданно стали будто срастаться от таза, странным образом втягивая в себя рвущиеся прямо на ходу штаны и меняя цвет и текстуру. На шее резко, будто от двух ударов кинжалами, прорезались две ритмично двигающиеся щели: у нее появились жабры. Сразу наступило облегчение—она могла дышать, дышать свободно и глубоко. Однако дыхание замедлялось, усилялось из-за эмоций, поглотивших ее целиком. По ее венам кипятком разлился праведный гнев. "Меня сбросили за борт только потому, что эти глупцы поверили в дурацкую поговорку!" Гнев рос в ней вместе с силой, бурлящей в крови. Она не могла знать этого, не могла ощутить, но ее глаза ярко полыхнули в темноте опасным белым светом. "Меня решили утопить только потому, что я женщина!" Ногти на пальцах, обломанные и неухоженные, принялись резко расти, становясь острее, длиннее и опаснее. Веревки, связывающие ноги, лопались от напряжения одна за другой. Ее ноги уже почти срослись меж собой, разорвали обувь, ненужные боле штаны. "Они наплевали на то, как много я для них сделала, испугались простого природного бедствия и решили меня убить!" Русалки вокруг взволнованно, предвкушающе зашептались. Она не разбирала, о чем именно они шепчутся, но прекрасно понимала, что они ждут чего-то значимого. Как ждала сейчас и она сама. "И раз уж они убили меня, лишь даровав мне бóльшую силу…" Главная темноволосая русалка медленно растянула губы в ухмылке. Она протянула вперед руки, и новорожденная русалка, кипящая яростью, распахнула глаза и схватилась за них крепко и уверенно. Остальные русалки, как по сигналу, резво забили хвостами и подплыли к ним, окружив плотным кольцом. "…Раз уж они убили меня, то я убью их!" "Мы. Мы это сделаем."-Твердо ответила ей главная, сжав ее ладони в ответ. Она чувствовала, как в крови пульсирует злость и жажда действий. Она чувствовала силу, стократно возросшую в ее новом теле, и чувствовала висящую в воздухе—вернее, в воде—молчаливую поддержку. Русалки ведь топят корабли не в одиночку.