Месяц перед Хэллоуином

Тебе пять. Ты прибежал сюда, на этот холм, вместе с друзьями. Ваши родители только подходят, а вы уже затеяли шумиху вокруг большого дерева, крона которого, кажется, подпирает небо, как колонна. Дерево огромное, раскидистое. Вы сперва даже замираете в восхищении под ним, задрав головы и глядя на солнечный свет, льющийся сквозь листву. Однако уже через несколько секунд вы снова начинаете суетиться, придумывая новую игру. Двое твоих друзей уже помогают девочкам, подсаживают друг друга, стараясь забраться повыше на ветки. Ты же решаешь сперва оббежать дерево, найти самое удобное место, где можно залезть. Однако среди широких ветвей, которых чем выше, тем больше и тем они тоньше, ты натыкаешься взглядом на ветку, к которой рядом привязаны четыре крепкие веревки. Опустив взгляд, ты радостно кричишь друзьям: "Сюда!" и первым бежишь к качелям. Вы приходите туда на следующий день, и на следующий, и еще через день, и через неделю—теперь это ваше любимое место для игр. Вы постепенно обследуете дерево вдоль и поперек, узнаете каждую веточку, каждый листик, каждую трещинку в коре. Но больше всего вам нравятся эти самые качели, которые повесили неизвестно кто и неизвестно когда. Тебе семь. Вот уже два года, как вы бегаете играть к этому дереву. Оно огромно и так интересно своей тихой внутренней жизнью, будто это не дерево, а настоящий город. И качели, простые деревянные качели, подвешенные на толстых веревках, так притягательны для вас, простых шебутных ребят… Вы уже гуляете на холме сами. Бывает, ты прибегаешь сюда в одиночестве рано утром, забираешься на самый верх дерева и с нетерпением ждешь остальных, чтобы спрыгнуть и напугать их, когда они подойдут. Бывает, ты, напротив, приходишь поздно вечером, когда солнце уже клонится к закату и большая часть вашей компании уже разошлась. Тогда ты с теми двумя-тремя лучшими друзьями, которые не могли уйти, не дождавшись тебя, садитесь в корнях дерева и плетете венки из полевых цветов, в изобилии растущих вокруг на холме. Ты очень любишь качаться на качелях. На любой игровой площадке первым делом бежишь именно к ним, садишься и, раскачиваясь, взмываешь в вышину. Тебе нравится чувствовать ветер, обдувающий лицо и растрепывающий волосы, тебе нравится чувствовать себя невесомым, легким, свободным, как настоящая птица. А качели на холме—твои любимые, ведь с ними уже связано столько светлых, приятных воспоминаний. Тебе десять. Дерево начинают покрывать вырезанные прямо на коре буквы и значки. Друзья гуляют уже меньше, чем раньше, но вы все равно проводите достаточно времени вместе. Вот только вторые качели на дереве кто-то оборвал. Сколько бы вы ни пытались, так и не смогли починить их—на ту ветку было нереально залезть, а на другую вешать было как-то неправильно. Появляются и первые проблемы. Кто-то ссорится, кто-то переезжает. Ваша компания немного сокращается. Но зато вы теперь гуляете и во многих других местах, не только на том холме, и лучше узнаете людей и друг друга. Тебе пятнадцать. Первое свидание с бывшей подругой из компании, которая теперь стала уже твоей девушкой, вы провели под этим самым деревом. Это было так естественно, несмотря на все волнение, личные проблемы, завалы в учебе и прочее. Когда она уходила, ты сидел на качелях, покачиваясь в такт легким дуновениям ветра. Друзей в вашей компании стало еще меньше. Некоторые лица совсем стерлись из памяти, но на их место пришли новые. Единственная проблема с ними—они не любят качаться на качелях, не понимают важность этого ритуала в этом месте. Тебе девятнадцать. Ты давно расстался с той первой девушкой из своей компании, успел потерять многих старых друзей, поступить в институт, найти первую работу. Но ты все равно не уехал из своего родного маленького городка, и по старой привычке хотя бы раз в неделю приходишь на тот холм, к тому дереву, и садишься на старенькие деревянные качели. У тебя проблемы со сном и нервами, ты вечно в долгах и постоянно ничего не успеваешь. Ты приходишь сюда, на качели, чтобы спокойно посидеть в тишине и одиночестве несколько минут и прийти в себя. Тебе часто кажется, что это место словно подпитывает тебя. Тебе уже двадцать три. Ты закончил университет, нашел хорошую постоянную работу. Ты врач, хирург-кардиолог, ты спасаешь жизни людей так же, как пожарные или спецслужбы. Ты наконец съехал от родителей, снимаешь пополам и соответственно делишь квартиру с другом—последним, кто остался из твоей детской компании. Твой друг тоже стал врачом, онкологом, работающим в основном с детьми. Вы вдвоем последние из вашей компании, кто все еще приходит к этому дереву. Странно, что за прошедшие восемнадцать лет оно словно ни на миг не постарело. Ветви все так же широко раскинуты, крона будто подпирает небо, а вырезанные в свое время значки и слова на коре ничуть не торопятся зажить, будто не причиняют древу ни малейшего неудобства. Ты вспоминаешь, что примерно год назад ты предпринимал еще одну попытку повесить вторые качели, чтобы воображать, что на них сидит кто-то, кто иногда приходит с тобой на холм вместо друга. Но дерево снова будто не позволило тебе осуществить задуманное. Оно невероятно статично в этом изменчивом мире. Наверное, поэтому оно вселяет такое чувство уверенности и спокойствия, когда возвращаешься к нему. Вот тебе и двадцать семь. Ты все так же одиноко сидишь на качелях, будто твой последний старый друг не смог прийти на холм вместе с тобой. Но ты сидишь под деревом один не потому, что твой старейший приятель просто был занят, чтобы сходить с тобой. Ты сидишь один, потому что он больше никогда сюда не придет, но при этом навсегда останется здесь. Он погиб почти два года назад. Он так сильно переживал за своих юных пациентов, пожираемых раком, что переносил один сердечный приступ за другим. И, в конце концов, не перенес. По нелепому стечению обстоятельств он попал именно в твою операционную, и ты вместе со всеми остальными врачами несколько часов боролся за его жизнь. И все же… Упустил ее. Ты сглатываешь слезы, закрываешь глаза и отталкиваешься от земли. Качели тихо шуршат веревкой по коре, листва шелестит на ветру, и холм освещают лучи закатного солнца. В квартире теперь так пусто и тихо, а здесь ты будто слышишь множество старых знакомых голосов… А ты и вправду слышишь. На холме пусто, нет никого кроме тебя одного, медленно раскачивающегося на качелях. А ты слышишь голоса тех, кого давно и хорошо знал. Слышишь, как они зовут тебя, так, будто находятся совсем близко. Ты слышишь голос своей первой девушки—лет пять назад она погибла в автокатастрофе, слышишь радостный скулеж пса, которого усыпили из-за старости когда ты был на третьем курсе, слышишь голос бабушки, мирно уснувшей и не проснувшейся восемь лет назад… И, наконец, ты слышишь голос своего друга-врача. Ты сидишь, остановив качели, и полными слез глазами смотришь на прозрачные, едва имеющие контур силуэты, окружившие тебя. Ты не видишь их лиц, но знаешь, что все они рады тебя видеть. И будут рады всегда, когда бы ты не пришел к этому дереву и к этим качелям. Тебе тридцать два. Столько лет прошло, а ты помнишь тот день как будто вчерашний. День, когда впервые увидел призраков под тем деревом. С того дня ты почти каждый день ходил к тому дереву, садился на качели и ждал их. Вы много разговаривали, ты много рассказывал, они много спрашивали. Ты как будто даже стал забывать о различиях меж мертвыми и живыми. А они ненавязчиво напоминали тебе о них, когда ты заступал за черту. Проблем в жизни не стало меньше. Ты не нашел себе пару, количество друзей сузилось до весьма ограниченного круга, твой отец ослаб умом. Но призраки погибших и умерших поддерживают тебя каждый день, помогают всем, чем могут, и тебе вправду становится от этого легче. Как же это странно—приходить к ничуть не изменившемуся дереву, на котором ты когда-то давно-давно играл со своими друзьями, и сидеть на качелях, которые неизвестно кто и когда повесил, слушая теплые слова призраков, окружающих тебя каждый раз, как ты приходишь. Но ведь без странностей жизнь была бы совсем скучна, хоть вешайся, верно?

***

На надгробии твоей могилы на краю местного кладбища выбиты годы твоей жизни. Двадцать семь лет было тебе, когда ты покончил с собой, не перенеся гибели последнего твоего друга из тех, с кем ты был знаком с детства и вместе лазил по дереву на холме. Дерево то до сих пор необычайно свежо, и трава под ним зелена как и прежде, и новые дети гуляют под ним, бегая вокруг, забираясь на ветки и качаясь на одиноких деревянных качелях. Они не видят призраков тех, кто играл здесь до них раньше. И когда качели сами по себе покачиваются в безветренном полумраке вечера, никто из них не думает, что на качелях все еще сидит кто-то из тех, кто так и не смог оставить этот мир, это дерево и эти фантазии. И конечно же, никто из них не догадывается, почему им постоянно запрещают играть на том холме. Ведь никто из них не видел мертвецов, свисающих с ветвей дерева на оборванных веревках старых качелей.