Месяц перед Хэллоуином

-С-стой! Пистолет дрожал в его руках, направленный на того, кто стоял в пяти метрах впереди. -Остановись сейчас же! Или я… Или я в-выстрелю! Тот, кто стоял напротив, медленно поднял руки и не мигая уставился на дрожащего от страха мальчика. -Выс-с-стрелиш-ш-шь?-Шипящим тихим голосом повторил он.-А ты уверен, ш-ш-что с-с-смож-ж-жеш-ш-шь? "Я смогу. Я смогу. Если будет нужно, я смогу!" Шипящий сделал медленный шаг вперед. Мальчик охнул и спешно отшатнулся, едва не нажав на спуск. Тот, кого он держал на прицеле, вышел на свет мигающей белой лампы на стене. -Потому ш-ш-что я вот не уверен.-Тихо заметил он, медленно проводя по лицу длинным языком, с которого капала зеленая слюна. В следующий миг он во всю ширину распахнул свою огромную пасть, ощерившуюся сотней зубов, дико зашипел и резко припал на четвереньки. Мальчик вскрикнул и опустил пистолет, снова направив его на зубастое нечто, стоявшее перед ним на четырех вывернутых непостижим образом конечностях. Стояло оно недолго: прежде чем пистолет замер в трясущихся руках мальчика, существо, протяжно вопя и шипя в одно время, быстро прыгнуло вперед. Выстрел раздался одновременно с диким испуганным криком мальчика. Тяжело стукнули о землю два тела, и моргающая на стене лампа окончательно погасла.

***

Они были знакомы с пяти лет. Алекс и Тим с самого детства были лучшими друзьями. Боевитый русый Алекс с вечно разбитыми коленками, трижды зашитыми штанами и липкими конфетами в карманах, которые он постоянно у кого-то таскал, был единственным другом Тима, тихого спокойного и черноволосого мальчика, не любившего влезать в драки и лопать сладкое. Тим мало говорил, но всегда был полон идей и любопытен тем самым вежливым интересом, который заставлял его часами просиживать за интересной книгой, изучать карты и атласы, рассматривать под лупой каждую травинку в саду. Если Алекса постоянно приходилось искать всем подряд—воспитателям, родителям, учителям—и находить то на раскидистом дереве, то у двери в подвал, то в гуще игры или драки, то Тима никогда не приходилось искать. Даже если он вдруг исчезал из поля зрения старших, никто особенно не волновался, потому что в девяноста процентах случаев мальчик находился в укромном уголке с книгой в руках или у ближайшего источника воды. Да, вода влекла его постоянно и непонятно. Он всегда очень много пил, даже если совсем не бегал, как остальные дети, всегда любил снег и очень хорошо плавал. Еще он очень любил всех существ, обитающих около воды—стрекоз, лягушек, водных улиток. Никто не понимал, почему, но именно в его присутствии над водой не летали комары, в прибрежных зарослях не шуршали змеи, и вода была всегда теплой, приятной температуры. Но несмотря на то, что Тим никогда не доставлял никому хлопот и не делал ничего подозрительного, все почему-то остерегались его. Боялись, обходили стороной. Поэтому у него и не было друзей. Ни одного, кроме Алекса. Этот боевитый мальчуган словно разрушал непреложный обычай непонятного страха перед тихим черноволосым Тимом. И было непонятно, ценил ли Тим это, или же раздражался. С ним вообще много чего было непонятно. Он никогда не попадал ни в какие истории и никогда не проявлял бурных эмоций. Он говорил тихо и невнятно, так, что собеседнику едва удавалось разбирать его слова. В школе он учился на отлично, но избегал любых публичных выступлений и работы в команде. Впрочем, такие задания ему давали крайне редко, в основном новые учителя. Спустя пару взаимодействий с тихим мальчиком с первой парты, сидевшим либо в одиночестве (что случалось значительно чаще), либо с Алексом, преподаватели словно забывали о его присутствии в классе, и вспоминали только при проверке письменных работ и перекличке. Тима это полностью устраивало. Ему не нравилось, когда на него обращали слишком много внимания. Если подумать, Алекс даже ни разу не был у него дома. Знал, где он живет, но в гостях никогда не бывал. За семь лет их дружбы он не больше дюжины раз видел его родителей—таких же непримечательных и черноволосых тихих людей лет сорока на вид. Тим особо не распространялся о своей семье, немногим больше говорил о себе самом. Алекса это странным образом не смущало: в их паре он говорил и действовал за двоих. Его энергией можно было бы освещать весь район на протяжении пары месяцев точно. Отец Алекса был полицейским, мать работала в частном детективном агентстве, поэтому с детства Алексу очень нравилось играть и в то, и в другое. К десяти годам у него развился определенный детективный талант, не раз пригождавшийся в школе и в кругу друзей. Окружающие полушутливо называли мальчика новым Шерлоком Холмсом, а Тиму от Алекса досталось почетное прозвище доктора Уотсона. Тим в самом деле несколько увлекался медициной, в особенности интересовался строением организма и его физиологией. Алекс пару раз заставал его на улице за внимательным изучением задранного кошкой воробья или расплющенной машиной лягушки. Не сказать, что его это как-то настораживало, нет, он обычно тоже с радостью прибегал смотреть на мертвых зверей и птиц, если кто-то их находил. Но все-таки Алексу тоже порою становилось не по себе от того, с какой тщательностью и холодным интересом Тим буквально по кусочкам разбирает уничтоженные тельца животных. Их спокойная, немного странная, но крепкая дружба длилась вполне нормально вплоть до одиннадцатилетия Тима. Он был младше Алекса и в дополнение ко многим своим странностям не очень любил праздновать дни рождения. Полноценную вечеринку Алекс запомнил только на его семилетие, все остальные разы Тим просто будто бы случайно упоминал в разговоре, что на той неделе ему исполнилось столько-то, и они шли с запозданием отмечать это куда-нибудь в парк. Так случилось и на одиннадцатилетие мальчика. Вот только на сей раз все произошло куда менее привычным образом. Сначала Тим пропал. Его не было в школе несколько дней, на звонки он не отвечал и никто из учителей не знал, что с ним. Обеспокоенный Алекс пошел к нему домой, и его немногословная мать ответила, что мальчик заболел. Алекса это несколько утешило, но когда он спросил, можно ли периодически навещать Тима, его мама как-то странно вздрогнула, словно испугалась одной мысли об этом, и вместо ответа захлопнула дверь у него перед носом. Следующую неделю Алекс каждый день ходил стучаться в дверь друга, но ему ни разу так никто не открыл. А по прошествии недели Алексу настрого запретили гулять одному—как, впрочем, и всем детям их класса. Дело было в том, что за последние две недели в городе значительно участились случаи пропажи людей. Ничего общего между новыми пропавшими не было—за исключением того, что все они жили в районе Тима и Алекса. Полиция начала проводить расследование; к делу привлекли и отца Алекса. За те две недели в общей сложности пропало сорок с лишним человек. Все были в ужасе, ходили в постоянном напряжении, были даже активные выступления за временную отмену уроков в районных школах. Никто не знал, что и думать, версии происходящего рознились и множились с ужасающей быстротой… До того самого дня, когда нашли первого пропавшего. Труп, обглоданный до костей, выловили из реки, протекавшей через город в этом районе. Сначала полиция решила, что это всего лишь утопленник, над которым поработали крысы и речные хищники—но затем экспертиза показала, что в реку тело сбросили уже после того, как на нем почти не осталось мяса. Кто-то или что-то попросту сожрало человека, а затем выкинуло труп в реку. Именно в тот день, когда отец Алекса в тайне от сына, который должен был уже спать во время разговора родителей, рассказал его матери о шокирующих результатах экспертизы, Тим снова появился в школе. Для одноклассников и учителей у него была заготовлена история про грипп, но никто все равно ей толком не заинтересовался—все были слишком взбудоражены происходящим. Один только Алекс заметил, что что-то в его друге неуловимо изменилось. А на следующий день мать впервые принялась учить его стрелять.

***

Исчезновения продолжались. Ситуация накалялась все больше. Из реки и из пруда неподалеку от нее выловили еще три тела. Все смогли опознать по остаткам волос или кожного покрова на лице. Неведомый убийца—или убийцы—совершенно не заботился о том, узнают жертв или нет, и потому практически не трогал их головы. А вот тела были очищены от мяса практически подчистую. Мать Алекса по-прежнему водила его учиться стрелять на пустырь в тайне от отца. Она считала необходимым в первую очередь научить сына защищаться, а не ждать, пока выяснят, из-за кого или чего нужно это делать. Детективное агентство не задавало лишних вопросов по поводу оружия сотрудников, и потому с каждым днем Алекс все уверенней и уверенней держал в руках мамин пистолет. И с каждым днем в нем все сильнее и сильнее поднималось желание помочь отцу и всем остальным найти того, кто все это делал. Тим же в то время стал вести себя еще тише, чем до этого. Он стал отсутствовать в школе по дню-два, на уроках стал отсаживаться от Алекса и больше сидеть на задних партах. Тревожная обстановка, казалось, поглотила всех, кроме него, но и с ним происходило что-то непонятное. Алекс, все больше увлекаемый идеей помочь расследованию, начал вести дневник наблюдений, и почти сразу же обнаружил много подозрительных вещей в поведении своего друга. Например, кроме периодических исчезновений на пару дней, он стал чаще покидать класс на уроках, якобы выходя в туалет, но на самом деле явно занимаясь чем-то другим. Пару раз из его рюкзака до обоняния Алекса доносился какой-то странный горьковатый запах, исчезавший сразу же после очередного выхода Тима из класса. Теперь он стал носить с собой носовой платок, в который периодически кашлял и сплевывал, а затем быстро убирал его обратно в карман скомканным. Он перестал появляться в школьной столовой и стал чаще уходить домой без друга. А еще его кожа значительно побледнела и он почти совсем перестал говорить. Алексу решительно это все не нравилось. Из-за исчезновений (то есть, убийств) в их районе его родители стали совсем редко появляться дома. Мать перестала учить его стрелять, резюмировав, что он уже достаточно хорошо это делает, чтобы в случае чего защититься, и настоятельно просила держать пистолет при себе. В школе все чаще и чаще говорили об отмене занятий, а пока они учились по сокращенному дню, так, чтобы никто не уходил из школы, когда уже темнеет. Прошло целых три месяца, прежде чем расследование хоть немного сдвинулось с мертвой точки: следователи смогли установить приблизительный радиус того места района, где чаще всего пропадали люди. За прошедшие дни из двухсот с лишним пропавших удалось обнаружить тела лишь менее чем семидесяти человек. Оставалось загадкой, что же произошло с остальными трупами—были ли они более тщательно спрятаны, или же просто от них не осталось совсем ничего? В тот день, когда отец Алекса вернулся домой очень поздно и принес новость о подвижке в расследовании, Тим снова куда-то пропал. Алекс не видел его утром, а его дневник наблюдений в последние недели буквально кричал о том, что с Тимом творится неладное. Два дня назад у Алекса был день рождения, впервые не отпразднованный с весельем и размахом, а Тим даже не пришел на него. Тревога набатом била в голове, а жажда деятельности бурлила в крови. Но Алекс все равно почему-то не мог заставить себя выложить все свои предположения родителям. "Почему-то" на самом деле заключалось в том, что он все еще в глубине души считал предательством подозревать своего лучшего друга. Но что-то нужно было делать. И в тот вечер Алекс наконец придумал, что.

***

Он направлялся по темным улицам и дворам к ту часть района, где по расчетам полиции чаще всего пропадали люди. Он пригибался так низко, как только мог, натянул на лицо капюшон своей черной куртки и крался тише кошки. Полицейские патрули, добровольцы-соседи и некоторые мамины коллеги не имели шансов его увидеть. Ему было страшно до жути. Пистолет под курткой оттягивал карман, руки то холодели, то разогревались до пота, тихое, почти беззвучное дыхание было прерывистым и тяжелым. Но он шел. Раз и навсегда выяснить, верны ли его предположения. Раз и навсегда разобраться с дилеммой, разбивающей сердце. Он медленно пробрался почти до самой речки, внимательно оглядываясь по сторонам и шарахаясь от малейшего шума. До реки—старого эпицентра всех событий—оставалось лишь пройти наземным туннелем, перекрытым сейчас для машин. Насколько Алексу было известно, в туннеле должен был стоять еще один патруль… АААААААААААААААА!!! …И ужасающий вопль страха и боли это подтвердил! Первым порывом Алекса было бежать отсюда к черту, к первому же иному патрулю, и кричать на весь район про то, что сейчас в туннеле у реки кого-то убивают. Но пистолет, засунутый за ремень под курткой, тяжело стукнул по ноге, приведя мальчика в чувство. Алекс резко похолодел. Сегодня в туннеле должен был дежурить его отец. Это решило все. Мальчик рванул с места так, что едва не поскользнулся. Бежать по пустому туннелю, то там, то тут перегороженному стендами и ящиками, ему пришлось недолго. Сперва под ноги попалась разбитая вдребезги рация. Потом пустой табельный пистолет. А затем Алекс увидел то, что у него на глазах оторвало голову полицейскому, прижатому к стене его длинными бледными руками. Моргающий свет лампы осветил лишь немного похожего на человека монстра, с яростным шипением накинувшегося на мертвое тело отца Алекса. Это был Тим. Он раздирал на части отца своего бывшего лучшего друга. Раздирал и пожирал, едва оторвав свежий кусок плоти от тела. Ему было плевать на звучавшие секунду назад крики, плевать на знакомое лицо: он набрасывался на мужчину с жадностью большей, чем у дикого зверя. Но он и не был зверем; он был чем-то значительно более отвратительным, склизким и бесконечно голодным. Это был не Тим. Это было нечто иное. Алекс не смог больше сдерживаться. Рывком стерев с лица лившиеся слезы, тряхнув головой и приказав себе перестать истерить, он выхватил из-под полы куртки пистолет и резко выступил вперед. Его всего трясло от страха, боли и ярости. Потому и заговорить получилось лишь с третьего раза и с заиканием. Но он все же заговорил, щелкнув курком. -С-стой!