Пятицветие

      — А что если мы потеряемся? — деловито спрашивает у него людской принц, подползая к лестнице со скоростью чуть медленнее громадной улитки с Острова Грома.       Каждый шаг даётся ему нелегко. Гневион крадётся следом, больше не в вопросе его заинтересованный, а в ногах, чтобы подхватить его, если какая-то из нижних конечностей ему откажет, и жалеет, что титанский артефакт только переворотил ему мозги и наградил кошмарами почти каждую ночь, а не вырастил, скажем, ну хотя бы до размера столетнего дрейка — так он мог бы посадить Андуина себе на спину и не слушать этот раздражающий стук трости.       Исключительно в этом, естественно, дело.       А не в том, что Андуин с каждым неудачным шагом — а их много, лестница старая и неровная — болезненно морщится, наверняка думая, что Гневион ничего не видит.       Дурак.       А ещё принц, называется.       — …где встретиться? Гневион?       — Что за дурацкие вопросы, — фыркает Гневион и всё-таки хватает его за вторую свободную руку, замедляя их до темпа обычной улитки. — Нам не десять лет, чтобы потеряться на городской ярмарке.       — Ну, кстати, на двоих нам как раз окажется чуть меньше десяти.       Гневион так оскорблён, что не сразу находится с достаточно остроумным ответом. Драконьи инстинкты командуют ему сердито фыркнуть и боднуть Андуина лбом в плечо, но он ж не устоит и опять подвернёт ногу, а Гневион не хочет, чтобы он подворачивал ногу, она у него потом разболится, и он будет сидеть весь такой бледный и несчастный, похожий на моль. Дурацкие инстинкты.       Он думает в порыве чувств обозвать дурацким и Андуина, но потом милостиво передумывает.       — Я не собираюсь удостаивать это ответом, — величественно говорит Гневион вместо этого.       — Ты уже ответил, — кряхтит Андуин, переваливаясь с одной поломанной ноги на другую, кости в которой пришлось собирать по кусочкам. У Гневиона неуютно ноют зубы. — Ну правда. Вот разнесёт нас толпа. Что будем делать? Полугорье только кажется маленьким.       — Мои агенты тебя найдут и приведут ко мне.       — У тебя и в Полугорье агенты?       — Разумеется! Это крупнейшая торговая точка в южной части материка, туда стекаются новости и из леса, и из джунглей с минимальной задержкой. Пройдись в этой, как ты говоришь, толпе минут пять — и считай, что всё самое важное ты услышал. Было бы, напротив, странно, друг мой, если бы у меня не было там агентов.       Андуин молчит подозрительно долго.       У Гневиона закрадываются нехорошие подозрения, что людской принц опять — далеко-о не в первый раз — воспользовался своей удивительно острой для смертного проницательностью и разглядел в его тщательно продуманном и артикулированном монологе какую-то логическую неувязку, и сейчас с воистину драконьей жестокостью в неё вцепится.       — А зачем тебе тогда посылать туда людей, если — как ты говоришь — за пять минут и самому можно всё выяснить? Так быстрее. Нет? — и ресницами ещё невинно хлопает.       Зараза.       Не говорить же ему, думает Гневион, нервно поводя бесполезными лопатками — ему хочется пошуршать спрятанными крыльями, потянуть время, — что он терпеть не может толпы.       Не говорить же ему, что, во-первых, он планирует вцепиться Андуину в рукав, чтобы его никуда не унесло этим пандаренским невыносимо шумным потоком, а во-вторых, если и это не поможет, будет правда ждать его где-нибудь на краю Полугорья, заранее с любимой Андуиновой лапшой под согревающим заклинанием и его же любимым женьшеневым чаем, чтобы, когда кто-то из его Когтей доведёт до него самого Андуина, им не пришлось возвращаться в сердце ярмарки.       Не говорить же ему, что в большой шумной незнакомой толпе Гневион в одиночку и минуты не продержится.       Это даже у него в голове звучит глупо. Гневион не знает, как реагировать на те части себя, которые должен бы понимать, но не понимает, поэтому выбирает на них злиться.       Вот она, свобода воли.       Он надеется, Реастразе с её омерзительно холодными лапами с лысых ветвей Г’Ханира хорошо видно, как её идеальное творение распоряжается своей свободой от проклятия чёрной стаи и его деда-Аспекта.       А именно, в точности как последний на всё молча злится и никому — особенно хромающему рядом близкому другу, готовому его выслушать и поддержать почти без подначиваний, — ничего не рассказывает.       — Я же Принц, — наконец находится он с оправданием. — Ещё мне заняться нечем.       — …Ты в таверне занимаешься ровно теми же самыми сплетнями. Там просто народу меньше и Тонг готовит повкуснее.       — Я управляю героями Азерота и пытаюсь найти среди них тех, кто не падёт смертью храбрых в битве за будущее нашего мира в первые… хотя бы пять минут. Вообще-то.       — Ну или так, да. Ладно. У тебя тут Бекка?       — Правая. Ты её не увидишь, пока она сама этого не захочет.       Андуин косится на него. Гневион чувствует это тем уязвимым местом у виска, откуда лет через пятьдесят должен начать расти рог. Вместо открытого диалога он аккуратно переводит их через обрушившуюся ступеньку. Надо будет её укрепить. Учитывая, что Андуин даже с костылём умудрялся ковылять вокруг таверны, чтобы не сидеть взаперти круглыми сутками, то с тростью он со дня на день соберётся к Чи-Цзи в гости. В силах Гневиона нивелировать хотя бы одну возможную угрозу его хрупкому здоровью и ещё более хрупким костям — лестницу в Долину.       — У меня есть идея получше, — бросает попытки доглядеться до его чёрной — под цвет чешуи — души Андуин.       — Что же может нам предложить надежда Штормграда?       — Держаться покрепче, — Андуин легко перехватывает его под локоть, как принято при людских дворах, и Гневион едва удерживает в груди довольное урчание, когда чувствует, как на очередной плохой ступени Андуин опирается на него чуть сильнее, чем раньше, наконец-то распознав в его молчаливых жестах осторожное предложение помочь, которое Гневион в жизни не высказал бы вслух. — Тут ведь классическая логика. Не потеряем друг друга — и искать не придётся.