Пятицветие

      Орки смелеют. Сабеллиан очень не любит орков — с единственным исключением в виде Рексара.       Порой вредители забывают, что они вредители. Приходится им об этом напоминать. Он ложится на крыло и круто поворачивает в сторону Долины.       Сложно называть этот выжженный обломок долиной, особенно ему, выросшему на островах, где земля уходила раскалёнными венами к золотистому ядру спящего мира. Его дети, дурачась, зовут останки агонизирующего Дренора «островками», как будто прилетели отдыхать на архипелаг посреди океана, в котором вместо воды — звёзды.       Драказия предпочитает «осколки». И он вместе с ней.       Угрюмое тёмно-зелёное небо кажется ему странно пустым. Сабеллиан поднимается над сточенными временем верхушками гор, туда, где воздух делается разреженный, а голову ведёт, и на пробу рычит, как приветствовал бы случайно попавшихся ему патрульных. Даже, наверное, ещё повыше — чтобы точно не напугать.       У пустотных яичной памяти практически не было. Ни он, ни Ракази не могли это исправить — только приспособиться говорить с ними по-другому, так, чтобы им было понятно, что чёрная стая им родичи, а не враги.       Ответа нет. Ему неуютно от этой тишины: ею же встретило его разорённое смертными и ограми гнездовье. Сабеллиан не хочет, чтобы этот кошмар повторился — неважно, с чёрными ли драконами или пустотными.       Он камнем падает вниз, распахивая крылья над ближайшим орочьим лагерем. Ничего, кроме окровавленных гарпунов. Кровь густая, серебристая, оплавившая грубую ковку.        Резкими рывками Сабеллиан вытаскивает себя обратно в небо, пока его не окутывает облаком удушливой серы. В другом лагере, южнее, тоже нет никого живого. Пустует и третий, выжженный знакомым фиолетовым полупрозрачным пламенем, лижущим остатки какой-то деревянной халупы. И только в самом дальнем и крупном поселении, разбитом совсем на подступах к уродливому и наполовину заброшенному зиккурату, который лично ему было бы стыдно называть храмом, к запаху боли и смерти примешивается что-то ещё.       Мальчика он находит ещё раньше, чем тех, за кем он сюда пришёл, — пятерых подростков, сплётшихся в один еле светящийся клубок и испуганно водящих острыми носами за любым проходящим мимо их клетки орком.       Морденаку хватает наглости замахнуться за него мечом. С непривычки — смертный облик он не принимал уже пару месяцев — Сабеллиан отшатывается, пытаясь напрячь несуществующие связки, чтобы сердито на него зашипеть, как он обычно шипит на разбаловавшихся птенцов.       — Чёрный, — говорит мальчишка якобы безразлично.       …Он распушил смертные волосы, будто его током ударило, и поднял плечи, чтобы казаться крупнее. Сабеллиан вздыхает.       — Один? Против целого лагеря? Мозги совсем растерял?       — Предлагаешь мне их там бросить? — Они не успевают оправиться от предыдущих ран, прежде чем Запределье наносит им новые: Морденаку бережёт левую ногу, на лбу у него ссадина.       — Предлагаю хотя бы попросить о помощи.       Морденаку фыркает. Фыркает! Посмотрите на него.       — Нам не нужна помощь чёрных. Мы справляемся и сами.       — Что за безрассудство, — рявкает Сабеллиан. — Вы как будто не чёрные.       Тогда Морденаку пыжится ещё сильнее, глаза его, мутные от усталости и голода, вдруг вспыхивают потусторонней белизной, той же самой, которая разорвала Дренор на части:       — Мы драконы Пустоты!       — Да хоть самой Бездны! Меня поставили ответственным за каждого дракона, которого отправили на Дренор. Скорлупу твоей матери заставили наизусть выучить, чтобы знать, в какой лаве её настаивать, чтобы она там не замёрзла и не перегрелась!       Пользуясь временной тишиной — Сабеллиан не тешит себя надеждой, что хотя бы пошатнул это юношеское упрямство, скорее всего, Морденаку думает, как бы ему так спросить, в чём разница между Пустотой и Бездной, чтобы Сабеллиан не понял, что он про Бездну впервые слышит, — он создаёт на ладони огненный шар и с широкого размаху швыряет его в самое крупное здание.       Чёрному дракону орки — не враги. Черви. Всё заканчивается довольно быстро, и мечом Морденаку пользуется лишь один раз — разбить цепи на ошейниках своих младших, прежде чем обнять их уже крыльями, естественно, с подранной мембраной. Те устало тыкаются в него носами и шелестяще жалуются, умудряясь при этом недоверчиво коситься на Сабеллиана и предупреждающе покачивать хвостами.       У них вместо костяных булав почему-то развились плавники. Что конкретно в этой демонстрации должно его напугать.       — Спасибо, — сдержанно говорит ему мальчик, отправив младших куда-то в безопасное место. Он поделился с ними энергией и теперь выглядит ещё хуже, чем до этого.       — Лучшей благодарностью для меня будет, если в следующий раз ты изволишь проделать эту операцию согласованно, в сопровождении моих старших детей. — Морденаку явно собирается заупрямиться, поэтому Сабеллиан поверх него продолжает с сухим весельем: — Им друг с другом интереснее грызться, чем с тобой.       — Я подумаю, — ещё сдержаннее отзывается тот.       Да что же такое!.. Вот оно, родное непрошибаемое упрямство, прям вылитый папенька, только больно бледный.       — Морденаку, не дури. Зачем рисковать жизнями ради пустого упрямства? Я не посягаю на вашу… — Какие там у Осории были любимые неологизмы? — Стайную идентичность. Я просто хочу, чтобы вы не умирали напрасно, когда вам есть кому помочь.       Несколько долгих минут Морденаку молчит, сердито раздувая ноздри. Потом сдаётся и ещё чуть-чуть бледнеет — сквозь него просвечивают кристаллы на соседней скале.       — Ладно, — наконец выдаёт он — и тут же взлетает, разумеется, неловко завалившись на левый бок.       Надо же. Вот они, маленькие радости жизни.       Дождавшись, пока призрачный силуэт Морденаку сольётся с небесами Запределья, Сабеллиан с ворчливым вздохом цепляется магией за знакомые координаты для телепортации. В гнезде он сразу, ещё даже не улёгшись, поднимает крыло, чтобы под него мигом набились племянники. Осория щёлкает зубами на Вораксиана, тот в ответ принимается на неё сердито гудеть — но тут Сабеллиан накрывает обоих крылом и успешно отфильтровывает лишний шум.       Ничего. Ничего. Его внуки уже достаточно взрослые, чтобы думать головой до того, как куда-то лететь и что-то делать, но ещё недостаточно взрослые, чтобы обзавестись собственными выводками, которые первые пару лет, по ощущениям, не будут уметь думать вообще.       Не то чтобы в его жизни в ближайшее время появится ещё один безрассудный детёныш, которого Сабеллиану придётся оберегать.       Он черкает себе на стене напротив напоминание обсудить с Самией и Ракази, кого можно отправить в разведку на Драконьи Острова, и ложится заслуженно вздремнуть.