Im Nebel verschwinden.

— Скучал? У Огая перехватывает в горле. В кресле у горящего камина сидит фигура. Потрёпанная одежда, лохматые волосы сосульками свисают на лицо, на шапке красная звезда. — Ты… — Да, жив. — Голоток горячего чая и прикрытые глаза, Фёдор спокоен и сосредоточен больше на кружке, чем на отце. — Но, — короткая пауза, у Огая перехватывает в горле, — я видел тело. Я был там. — Иногда, — такая же пауза, но в горле не ком, а чай, — в интересах революции убрать того, кто потом выстрелит из настенного ручья. Понимаешь? — Не понимаю. — Это долгая история, отче. — Фёдор открывает глаза, молча указывает на место напротив. Огай поспешно садится, он не в силах оторваться от рассматривания своего чада. Он тянет руку к сыну и кладёт её на худое колено. Ткань штанов до невозможности тонкая, Мори не выдерживает и рвётся к сыночку. — Я думал, больше тебя не увижу. — Прижимает к себе, целует грязное лицо, гладит по спине и волосам. Фёдор на удивление не вырывается, одной рукой приобнимает чувственного отца. — Больше нет смысла прятаться. — Значит, не уйдёшь? В ответ Фёдор мягко касается губ Огая. Никаких уловок, обманов, хитростей. Просто любовь сына к отцу, отца к сыну.