Im Nebel verschwinden.

Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам. Матфея 28:6-7 Сквозь плотную толщину штор не пробивается ни один луч закатного солнца. Фёдор к тому времени лишь открывает глаза и сглатывает чувство нарастающей тошноты вперемешку с буйным голодом. Лёжа на спине, он оглядывает комнату в попытке найти хозяина дома. Неуспешно. Садится, поразительно быстро привыкнув ко мраку. Всё тело говорит о здравии своëм, будто не было вчерашней пальбы в доме Советов. Фёдор отчётливо помнит, как упал на колени, как изо рта хлынула кровь, как на руках и одежде темно-бордового цвета образовались пятна, как он рухнул на пол в беспамятстве. Но на нём ни следа борьбы за право жизни. — Я рад, что ты проснулся. — Огай стоит уже у кровати, заботливо положив руку на худую спину. Пальцы сами собой оглаживают позвонки. — Не так долго и спал. — Внезапное появление не пугает, как раньше. Чувство, что так всегда было и должно быть. — Три месяца. Конечно, рекорд ты не побил, но знатно обеспокоил меня. — Заметив удивленно-потуплëнный взгляд сына, вампир наклоняется к его уху: — Ты больше не человек. Фёдор замирает, не моргает, не дышит, только ощущает, как длинные когти водят по спине и рëбрам. Пальцем он ощупывает небольшие острые клыки. Огай нависает над ним, кажется довольным результатом своего обращения. Когда Достоевский возращается из онемения, он позволяет попробовать свою кровь — высшая степень доверия для вампиров. И Фёдор пьёт, жадно лакает её, оставляя на быстрозаживающей коже с десяток укусов. Ни единой мысли о предательстве рода людского не посещают его. Есть только огромное желание крови и благодарность за новую жизнь.