Смайл.

Меня бесит Первая. Правильная до мозга костей, он запрещает мне выходить, если в доме есть посторонний человек. Будучи заложницей её дома, мне приходится следовать правилам. И одно из них, самое первое и самое важное: «Не подавать признаков присутствия.» Глупость. Ведь я тоже живая, полностью сформировавшаяся личность со своими привычками. Мне тоже нужен социум для нормального существования. Однако, врачи, с которыми приходится контактировать — с помощью которых Первая следит за моим состоянием — совершенно не помогают ситуации. И Первая всегда… Ладно, почти всегда на их стороне. Обидно и несправедливо. Я одна — их много; неравный бой. Мне позволено выходить, когда мы с Ней находимся одни в доме. И каждый раз я предпринимаю попытки выйти; всегда неудачно. Однако, бывает время, когда власть в доме принадлежит мне. Чаще всего — ночь; но с оговоркой — если Первая не спит. У неё, в целом, большие проблемы со сном; она может сутками не спать. Самый долгий срок — 5 дней. Честно говоря, в моменты лицезрения ее состояния, даже несмотря на наши отношения, мне её… Жаль. Вижу, как сильно недосып отражается на Ней; как она каждую ночь мучается, пытаясь уснуть, как пьет снотворное чуть ли не каждый вечер. И, увы, я тут бессильна. Сколько это продолжается? Лет 15 точно. Все это время мне приходилось находиться в чужой власти, вынуждена слушаться, будто служанка. И пока Первая жива — мой плен не окончен. «Плен? Нет, дорогуша, это — вынужденная мера, поскольку ты — социально-опасный индивид, признайся уже. Стоит тебе выйти, как полиция вскоре обнаруживает изуродованный труп. В прошлый раз пострадало и погибло ни в чем не повинное дитя! Ты — беспощадное чудовище, но моя обязанность покрывать тебя; не спорю, иногда у меня возникает желание стереть твое бренное тело и твою бесячую морду из моей жизни, однако, мне это не под силу.» Первая иногда противоречит сама себе. Но она права — мы обе, несмотря на взаимную неприязнь, вынуждены сосуществовать вместе. Вот представьте, что у вас есть младшая/старшая сестра, с которой вы вынуждены постоянно быть рядом; Вы не можете от неё избавила, выгнать или даже просто отдать замуж за кого-то, лишь бы избавиться. Это порой пробуждает сильное желание убить; вот только кого? А что касается моей жестокости к другим… Что ж, так вышло. С самого моего становления личности в осознанном возрасте от меня пытались избавиться; даже врачи — не берусь говорить о причине их неприязни ко мне. Скажу лишь, что это обидно. Попытки Первой — вдвойне обиднее. Несмотря на то, что я сильнее и старше, у меня не особо много шансов выстоять в честном поединке. Но так было не всегда. Я и Первая познакомились, когда ей было лет 13-14, точно уже не помню; первая встреча навсегда застыла в моей памяти самым ярким пятном и осталась шрамом на моей шее. В ту холодную ночь я прогуливалась по очередному заброшенному дому, когда в конце коридора, в одной из незапертых комнат, услышала девичий плач; по возрасту как раз подросток. Интересно, что она там тогда забыла? (Позднее, ответа на этот вопрос я так и не получила.). Дом был не так давно покинут — пыль не лежала плотным слоем. Когда же я заглянула в комнату, то ожидания мои оправдались — на грязном, холодном каменном полу сидела девочка-подросток лет 13. Во мраке помещения смогла разглядеть ее худое тело, облаченное в больничную сорочку — в таких ещё иногда ходят дети — голубого? цвета, испачканную во что-то темное (позже вещь окажется действительно таковой — голубой). В нос ударил запах крови — я его узнаю где угодно; будто мясоед или мясник. Хотя, почему будто? Я очень люблю мясо; чье оно — не имеет значения — главное, чтобы было свежее. Пройдя вглубь, к девочке, я увидела на ее нога и левой руке бинты, покрывающие всю поверхность, не прикрытую тканью. Оставаться долго незамеченной у меня, впервые за последнее время, не получилось: Она меня заметила. Голова поднялась, чуть подскочили на плечах белые кудри, взглядом впивались светлые глаза; даже сквозь паршивую видимость я ощущала этот взгляд. Но я не почувствовала привычных эмоций при такой встрече: страха, паники; были недоумение и интерес. Это насторожило меня — такого было первое ощущение от ребенка. Далее пришло раздражение — почему она не боится? Последним нагрянул гнев. Выхватив из ножен острый нож, заточенный не об один десяток костей, я кинулась к девчонке. Как же меня бесит этот спокойный взгляд! К собственному удивлению, мне не удалось убить Её так быстро, как обычно я убиваю других: в руку, коей я держала нож, что-то впилось. Эта малявка вонзила мне свои зубы прямо в плоть! Острые, как я могла ощутить, клыки, с лёгкостью прокусили плотную кожу моей куртки, прокусив следом и кожу на запястье. Спустя несколько секунд из прокуса побежали струи крови; маленький звереныш прокусила его до самой крови! Боль и осознание, что Она может отгрызть мне руку, отрезвили неожиданно и в нужный момент. Удар в грудь с ноги заставил Её отлететь и несколько раз перекатиться по полу, подобно почке. Почему я не слышу слёз? Обычно, дети плачут от такого удара. "— Кто ты?" Моя настороженность возросла, когда увидела, как Она поднимается на ноги. Она опиралась о стену спиной, сжимая в правой руке нож, но сие действие было… Неуклюже. Неужели эта малявка левша? Левшей в моих жертвах ещё не было. Эта тварь станет первой!