Memento Vivere (Помни о жизни)

***

1925 «Вот глубочайший секрет, которого никто не знает... И это то чудо, которое разделяет звёзды. Я ношу ваше сердце (я ношу его в своём сердце)». − Э.Э. Каммингс

***

Утро кажется полным обещаний. Конечно, возможно, меня подбадривает просто время года, поскольку весна, кажется, всегда пробуждает чувство новых начинаний у всех живых существ, и я не исключение. Всходящее солнце будит меня рано, даже раньше Шерлока, который накануне поздно лёг спать. Он устраивался рядом со мной в самые тёмные часы после полуночи, бормоча что-то о том, что был поглощён своей работой. Будучи почти спящим, я не хихикнул; на самом деле я предположил, что он просто задремал над увесистым томом по криминалистике, который читал. Он никогда ещё так не любил признаваться в обычных человеческих слабостях. Я никогда не мог найти в этой черте ничего, кроме симпатии. Как обычно, его рука собственнически обвивает мой торс. Как будто он думает, что даже спустя столько времени, оставшись без всяких ограничений, я могу просто уплыть. Я целую его седеющие кудри, которые в наши дни (восхитительно) чаще всего предоставлены сами себе, и выскальзываю из кровати хорошо отработанным маневром. Он продолжает спать, лишь невнятно ворча, чтобы показать, что он знает, что я его бросаю. На мгновение я подумываю о том, чтобы остаться, но мне слишком не терпится начать свой день. Мне требуется совсем немного времени, чтобы умыться, побриться и одеться. Мы живём здесь, в коттедже «Медовые соты», очень неформально, поэтому сегодня подойдут удобные твидовые брюки и удобная, хотя и довольно поношенная льняная рубашка. В последнее время мы стали настоящими деревенскими жителями. Моя первая обязанность на сегодня − покормить нашего чрезвычайно ленивого бульдога. Покончив с едой, как обычно, слишком быстро, Глэдстоун неторопливо выходит, чтобы вздремнуть на солнышке. Чайник только что вскипел, и к тому времени, как Шерлок заходит на кухню, я намазываю маслом четыре толстых тоста. (Следует отметить, что мои кулинарные способности не больше, чем у любого старого участника кампании, который привык обходиться сам.) Дважды в неделю приходит грозная миссис Джей и готовит несколько блюд, чтобы убедиться, что они хороши для наших обедов. Я готовлю завтраки и лёгкие обеды, за исключением тех немногих случаев, когда великого Холмса можно разбудить для приготовления поджаренного сыра или чего-то в этом роде. Субботний ужин обычно подаётся в обеденном зале соседнего отеля. Мой друг, очевидно, тоже намерен провести день дома, одетый так, как он есть, в поношенные брюки и рубашку без воротника с закатанными до локтя рукавами. Поскольку, в конце концов, я всего лишь мужчина, (и тот, кто не боится раскрыть свои человеческие слабости), я уделяю минутку, чтобы полюбоваться этими предплечьями. Ухмылка, появляющаяся на его лице, показывает, что Шерлок, как обычно, прекрасно осведомлён о том, по какому пути пошли мои мысли. Он запечатлевает обманчиво рассеянный поцелуй на моей макушке и занимает своё место за столом. Почему-то я до сих пор иногда поражаюсь ощущению свободы, которое мы испытываем здесь, где нам позволено целоваться и прикасаться друг к другу, не прислушиваясь к звуку шагов на семнадцати ступеньках, ведущих в наши комнаты на Бейкер-стрит, и не проверяя, задёрнуты ли шторы на окнах, выходящих в потусторонний мир эти стены. − У вас есть планы на день? − спрашиваю я его. Его серо-зелёные глаза тут же загораются. − Я думаю, что весна наконец наступила, поэтому я намерен начать свою подготовку к сезону. Прожив здесь несколько лет, я очень хорошо знаю, что это значит. Тем не менее, я позволяю ему рассказать мне, потому что Шерлок Холмс всё ещё любит разглагольствовать, будь то о своей новейшей теории относительно дела старого Потрошителя или о том, как ухаживать за его драгоценными пчёлами. Позвольте мне признаться, что мне также до сих пор нравится слушать, как он говорит. В этом отношении мы идеально подходим друг другу. Как и во всех остальных. Я пододвигаю к нему сахарницу через стол; его пресловутое пристрастие к сладкому сохранилось и в среднем возрасте. Он рассеянно насыпает ложкой сахар в свой чай. − Мне нужно будет определить, сколько этих существ пережило зиму, − говорит он. Существа, как он называет их здесь. На пасеке чаще всего он называет их «мои милые». − Я должен тщательно осмотреть скопления в верхних глубоких корпусах ульев. Я серьёзно киваю, будто слышу всё это впервые. − Конечно, необходимо подтвердить, что в каждом улье есть своя королева и что по-прежнему имеется достаточный запас пищи. Возможно, я начну подавать сахарный сироп, − у него тон мальчика рождественским утром, предвкушающего чудесный подарок. Он делает паузу, чтобы смахнуть капельку мёда, которая скатилась с тоста и попала ему на верхнюю губу. − Я буду полностью занят весь день, − предупреждает он, словно заранее извиняясь за то, что меня будут игнорировать в течение нескольких часов. − Неважно, − отвечаю я. − Так уж получилось, что сегодня я тоже буду занят. Он приподнимает бровь, глядя на меня, по-видимому, завидуя моему времени, даже когда он уже объявил, что не нуждается в моём обществе в течение дня. − Я намерен, наконец, успокоиться и начать свой великий опус. Поскольку он уже не раз слышал, как я объявляю об этом плане, ему удаётся выглядеть лишь слегка скептичным; он действительно любит меня. Но я решительно киваю. − Я твёрдо решил, Шерлок. Теперь, когда у меня есть доступ к дневникам Майкрофта, меня ничто не удерживает. Несмотря на все их ранние разногласия и более позднюю капризность, лёгкая тень печали, промелькнувшая на лице Шерлока, ясно говорит мне о том, что он всё ещё оплакивает неожиданную кончину своего старшего брата тремя месяцами ранее. Возможно, вполне уместно, что сердце этого стойкого представителя британского правительства не выдержало в знакомой обстановке клуба «Диоген». По-видимому, в течение нескольких часов никто не замечал, что он скончался, но такова странная природа этого клуба. Я тянусь через разделяющее нас расстояние и похлопываю Шерлока по руке. В ответ он слегка улыбается. Мы заканчиваем наш завтрак в дружеской тишине, и пока я прибираюсь на кухне, Шерлок достаёт свою одежду для пчеловодства из деревянного шкафа в задней прихожей. Я наблюдаю, как он надевает куртку, перчатки и головной убор. − Я принесу вам чай позже, − замечаю я. − Только если это не слишком потревожит вашу музу, − поддразнивает он меня. Поскольку поцелуи через сетку оказались неудовлетворительными, я просто полуобнимаю его и отправляю восвояси. Затем мне удаётся потянуть ещё несколько минут, приводя в порядок ящик для столовых приборов, но в конце концов мысль о том, что позже я столкнусь с насмешками Шерлока, выгоняет меня из кухни во вторую спальню, которую мы используем как кабинет. Большой письменный стол был перевезён с Бейкер-стрит, так что я с ним очень хорошо знаком. Тем не менее, сегодня утром я подхожу к этому с большим трепетом. Я пользуюсь моментом, чтобы бросить взгляд на хитроумное устройство, стоящее прямо посередине стола и бросающее мне молчаливый вызов. Шерлок был очень доволен собой на Рождество, когда величественным и броским жестом в стиле Холмса преподнёс мне этот подарок. − Новейшая вещь, − гордо объявил он. Так что теперь я несколько скептически настроенный владелец пишущей машинки «Барток». Мой возлюбленный всегда был гораздо больше очарован всем современным, чем я. Но такие машины, похоже − это путь в будущее, поэтому я должен адаптироваться. Вероятно. «Держи себя в руках, Уотсон», отчитываю я себя и, наконец, сажусь на своё место. Я осторожно снимаю крышку и, стараясь вспомнить дотошные уроки, которые преподал мне Шерлок, вставляю лист чистой бумаги. Хотя, интересно, что плохого в хорошем исправном пере? Мой верный старый «Лебедь» хорошо служил мне в течение очень долгого времени. Тем не менее, Шерлок разочаруется во мне, если я, по крайней мере, не приложу усилий, а я никогда не хочу разочаровывать его. Я поднимаю свои непослушные пальцы и начинаю. «Человек может сыграть много ролей за свою жизнь, особенно если ему, как и мне, посчастливилось разменять шестой десяток. Я был солдатом. Хирургом. Компаньоном и помощником единственного в мире консультирующего детектива. Наконец, но отнюдь не в последнюю очередь (я льщу себя мыслью), я был рассказчиком. Конечно, широкой британской публике хорошо известны маленькие истории о моих многочисленных приключениях с Шерлоком Холмсом, рассказанные на страницах журнала «Стрэнд», а позднее и в виде книги Джорджа Ньюнса. Действительно, удивительно для меня (и ещё больше для Холмса), что популярность этих историй распространилась даже за пределы этого острова со скипетром и стала известна большей части грамотного мира. Но теперь, когда мы оба перешли к гораздо более спокойному существованию, нужно рассказать ещё одну историю. Я пишу эти слова, сидя в нашем коттедже в Сассексе. Конечно, всем известно, что Холмс ушёл на пенсию (по мнению многих, довольно преждевременно), когда очарование раскрытия преступлений начало ослабевать. Он по-прежнему настаивает, что это было связано с прискорбной нехваткой творческих, умных преступников, и вместо того, чтобы бороться с примерами поменьше, он был полон решимости ухаживать за пчёлами и, возможно, написать окончательное исследование по науке дедукции. (В качестве дополнительного примечания я упоминаю, что, пока пчёлы процветают, этот огромный объём остаётся лишь смутным представлением.) Что менее известно, по крайней мере широкой публике, так это то, что я вышел с ним на пенсию, и теперь мы делим этот коттедж, как когда-то вместе снимали комнаты на Бейкер-стрит. Точно так же, как мы делились всем на протяжении стольких лет. Конечно, я записываю эти слова на бумаге, прекрасно понимая, что, когда сказка будет закончена, не найдётся издателя, готового предложить её публике за 5 шиллингов 6 пенсов или по какой-то другой цене в наши дни. Вместо этого эти страницы будут храниться в хранилище «Cox and Co» до тех пор, пока все заинтересованные лица не будут давно мертвы. Пожалуйста, знайте, что я создаю эту работу не в одиночку. Холмс щедро поделился со мной своими воспоминаниями, и у меня также есть бесценный источник − дневники, которые мистер Майкрофт Холмс вёл с раннего детства. Вместе мы втроём наконец-то изложим истинную историю Шерлока Холмса и Джона Уотсона. Я полон решимости быть ни много ни мало абсолютно честным на этих страницах, не намереваясь щадить ни себя, ни кого-либо другого. Бывали времена, когда я вёл себя не совсем по-джентльменски, и когда Шерлок Холмс поступал так же. Жизнь каждого человека − это смесь хорошего и плохого, и это будет показано в этом повествовании. Но, оглядываясь назад, я убеждён, что хорошее перевешивает плохое, и я надеюсь, что вы, дорогой читатель, согласитесь со мной. Я представляю и надеюсь, что в каком-нибудь безмятежном будущем эти слова могут быть восприняты через призму принятия. Холмс, конечно, сказал бы, что я слишком сильно верю в человечество, и, возможно, в этом он прав. Мы двое, конечно, никогда не узнаем правды, что, возможно, и к лучшему». Прошло несколько часов к тому времени, когда я наконец отстраняюсь от адской машины и разминаю сведённые судорогой мышцы, прежде чем взглянуть на часы в длинном футляре, которые тикают в углу комнаты. Время чаепития давно прошло. Я испытываю определённое чувство гордости, когда смотрю на небольшую стопку бумаги, скопившуюся рядом с пишущей машинкой, которая, в конце концов, могла бы оказаться весьма полезной. Шерлок будет счастлив. И будет выглядеть самодовольным, конечно, но я давным-давно научился с этим жить. И я уже знаю, что он обвинит меня в чрезмерной романтизации истории, которую я расскажу. Я успокою его, сказав, что романтика тоже может быть правдой и, возможно, лучшей правдой из всех. Тогда его лицо смягчится, и он, вероятно, запечатлеет поцелуй или два на моих губах. Довольно скованно я поднимаюсь и подхожу к окну, из которого вижу, что Шерлок всё ещё усердно работает. Я улыбаюсь, глядя на него в его нелепом наряде и на верного пса, дремлющего рядом. Моя жизнь хороша. Затем я оставляю стол и машинку и иду на кухню, чтобы поставить чайник на плиту. Завтра начнётся настоящая работа.