Memento Vivere (Помни о жизни)

***

«Я слышу судорожные всхлипывания молодых людей, Терзаемых самими собой». − У. Уитмен

***1***

Джон очень часто вызывался работать в ночную дежурную смену. Его мотивы для этого были неоднозначными. Во-первых, бегать туда-сюда по Лондону всю ночь было гораздо лучше, чем сидеть дома. Старик пил больше, чем когда-либо, и никто не чувствовал себя в безопасности, находясь в их комнатах. Мама сдалась и просто пыталась избежать худшего из ударов. Гарри иногда сопротивлялся, но всё, что он получал − это новые синяки. И, возможно, Джон был трусом, потому что держался в стороне, но отчасти это было потому, что он боялся того, что может натворить, если зайти слишком далеко. Но почти таким же важным, как всё это, был тот факт, что ему особенно нравилось бывать в ночном городе. Он считал, что любая телеграмма, отправленная в эти тёмные часы, должна быть особенно важной, иначе отправитель будет ждать до утра, как для того, чтобы не беспокоить домочадцев получателя, так и для того, чтобы заплатить меньшую плату за услугу. Джону нравился прилив возбуждения, который возникал после того, как он звонил в звонок в том или ином большом доме, ожидая появления мерцающего огонька, прислушиваясь к приглушённому звуку приближающихся шагов. Иногда дверь открывал заспанный мальчик-уборщик или горничная в быстро накинутом халате. Часто Джону казалось, что он может распознать, что эта одежда была выброшена хозяйкой дома, поскольку обычно она была плохо подогнана. В других случаях дверь открывал дворецкий, и Джон задавался вопросом, спят ли мужчины в таком положении полностью одетыми, поскольку они всегда казались полностью и подобающим образом одетыми. И надменное отношение, по-видимому, продолжилось с галстуком и пиджаком. Джон всегда казался немного выше в такие моменты, радуясь тому, что его медные пуговицы блестят, а волосы аккуратно уложены. Обычно ему приходилось ждать, чтобы доставить какой-либо ответ обратно в офис, и иногда он мог слышать звуки реакции на доставленное им сообщение. Сердитый крик. Слёзы. Однажды кто-то бросил или уронил что-то стеклянное, которое разбилось вдребезги при ударе. Наконец, дворецкий или кто-то ещё возвращался с ответом, а иногда просто с монетой, и отправлял его восвояси. Может быть, у него ещё будет время выпить чашечку крепкого чая на телеграфе, прежде чем он снова отправится к новой двери. Джону всё это показалось очень интересным. Это было в конце одной из таких ночей на работе, когда Джон медленно шёл домой, размышляя над загадкой особой телеграммы, которую он доставил ранее вечером. Дом находился в одном из самых престижных районов Кенсингтона, а сам дом являл собой яркий образец богатства и вкуса. Джон не очень разбирался в таких вещах, но последние пару лет он потратил на то, чтобы выучить Лондон наизусть, и мог определить качество, когда видел его. Он вручил телеграмму особенно суетливому старому дворецкому, который, шаркая, удалился так быстро, как только могли нести его старческие ноги. Но он забыл закрыть дверь, так что Джону было прекрасно видно, что происходит внутри. Не успел старик подняться и на половину лестницы, как появился другой мужчина, на этот раз гораздо моложе, спускавшийся вниз. На нём был толстый стёганый халат из красного шелка, ноги босы, а тёмные волосы растрепаны. Джону показалось, что он похож на человека, у которого были приключения. Не говоря ни слова, он выхватил телеграмму у дворецкого и быстро прочитал написанное. − Проклятый дурак сделал это, − сказал он; слова были резкими, но тон нежным. Затем он сбежал вниз по оставшейся лестнице, за ним гораздо медленнее следовал дворецкий. Толливер (ибо таково было имя в телеграмме) остановился перед маленьким приставным столиком, достал из ящика лист бумаги и перо и быстро нацарапал сообщение. Он снова открыл ящик стола и достал несколько монет. − Держи, парень, − весело сказал он. − За ответное сообщение и немного от себя. Будь вдвойне быстр. Джон отсалютовал ему и удалился. В два раза быстрее. Важное сообщение, срочный ответ и таинственный мужчина в красном халате. Джон подумал, что мог бы сделать из этого историю, подобную тем, что он читал в газетах. К концу ночи он всё ещё думал об этом. На самом деле он был так глубоко погружён в свои мысли, что ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что на дороге, ведущей ко двору, что-то очень не так. Воздух был наполнен едким чёрным дымом. Кто-то кричал, мужчины в синих саржевых туниках и брюках манипулировали толстыми чёрными шлангами, из которых на пламя лилась вода. Языки пламени, вырывавшиеся из здания, где жил Джон. Жил, потому что от здания мало что осталось. Он протолкался мимо двух огромных белых лошадей, запряжённых в одну из пожарных повозок, к группе соседей, сгрудившихся на тротуаре. − Вы видели мою семью? − спросил он одного мужчину, который прижимал к себе ребёнка, завёрнутого в изодранное одеяло. Мужчина моргнул, глядя на него, а затем на его лице появилось свирепое выражение. − Твой проклятый отец виноват в этом! − прорычал он. − Пьяный ублюдок опрокинул масляную лампу! Джон просто стоял там какое-то мгновение, не зная, что ещё сделать или сказать. Он увидел приближающегося викария из соседней церкви. − Вы Джон Уотсон? − спросил он. Джон только кивнул в ответ. На круглом лице викария было привычно печальное выражение. − К сожалению, Джон, твоих родителей спасти не удалось. Пламя было слишком сильным, чтобы кто-нибудь мог войти внутрь. Он просто снова кивнул. − Один из твоих соседей сказал мне, что твой брат получил сильные ожоги при попытке убежать. Тележка отвезла его в больницу. Джон чувствовал, что должен что-то сказать, поэтому отчаянно подыскивал слова. Но они не пришли. Ещё через мгновение викарий ушёл, а Джон просто остался на месте, наблюдая, как рушится то, что осталось от здания.

***2***

За прошедшие месяцы это стало чем-то вроде закономерности. Майкрофт никогда бы не зашёл так далеко, чтобы сказать, что он вообще с нетерпением ждал еженедельных встреч в «Орле» с Малберри и Дэем, но рутина его устраивала. Он всегда ценил рутину. Это было не так, как если бы встречи когда-либо планировались как таковые. Но каждый вторник, после последнего урока за день, Майкрофт отправлялся в паб, часто сначала останавливаясь в «Боуз и Боуз», чтобы посмотреть, какие новые книги могут быть в продаже, и занимал свой обычный столик в «Орле». Вскоре должны были появиться Малберри и Дэй. Они забирали свои напитки и приходили посидеть с Майкрофтом. Беседа была обширной и часто тривиальной, но у Майкрофта всегда было ощущение, что что-то ещё витает прямо под поверхностью. Его забавляла мысль о том, что все те годы, которые он провёл, наблюдая, как отец лавирует в коридорах политики и власти, теперь сослужили ему хорошую службу. Если бы он был хорошим сыном, он бы написал этому человеку и поблагодарил его за образование. У него не было никакого намерения делать это. Однажды, ближе к концу своего последнего семестра, Майкрофт вошёл в свои комнаты и обнаружил ожидавшую его записку. Она была от Малберри, приглашавшего его присоединиться к Дэю и ему самому за ужином тем вечером в их клубе. Майкрофт перечитал записку ещё раз, а затем задумался о том, что бы это могло значить. Наконец, он бросил приглашение на свой стол и начал переодеваться в подходящий костюм. Этим вечером он намеревался написать несколько писем, в том числе одно Шерлоку, но это приглашение показалось ему более интересным. И более важным.

***

Клуб располагался в тупичке недалеко от центра города, и Майкрофт, как обычно, прибыл точно вовремя. Сморщенный пожилой джентльмен поприветствовал его у двери и молча провёл по тускло освещенному коридору, устланному толстым ковром, но не в столовую, мимо которой они проходили, а вместо этого открыл дверь в маленькую боковую комнату. Он жестом пригласил Майкрофта войти. Он вошел, и дверь за ним закрылась. Посреди комнаты был накрыт стол на троих, за которым уже сидели Малберри и Дэй, между ними стояла бутылка вина. Три бокала уже были налиты. Малберри вскочил на ноги. − Холмс, старина, рад, что вы смогли прийти. Присаживайтесь. Комната была уютной, с обшитыми деревом стенами, довольно приличными произведениями искусства и весело потрескивающим камином. Майкрофт подумал, что однажды он хотел бы стать членом такого клуба. Если бы существовал такой, в котором фактическая социализация могла бы быть сведена к абсолютному минимуму. Он сел, и каждый из них сделал по глотку вина. Майкрофт одобрительно кивнул. − На здешней кухне готовят довольно вкусную еду, − лениво заметил Малберри. − Я надеюсь, вы любите форель. − Так уж вышло, что так оно и есть. Блюда оправдали ожидания − от сливочного супа из спаржи на закуску, вышеупомянутой форели с жареным картофелем и брюссельской капустой до восхитительной смеси фруктов и безе для пудинга. Беседа на протяжении всего ужина была лёгкой, в основном касалась кембриджских сплетен и, как ни странно, спорта. Майкрофта позабавило, что ни у кого из них не было никакого интереса к тому, что говорилось. Эти слова были всего лишь своего рода танцем, призванным заполнить время до тех пор, пока не будет раскрыта истинная программа вечера. Только когда был разлит портвейн и подано блюдо с сыром, Малберри и Дэй обменялись многозначительными взглядами. Майкрофт доел кусочек чеддера, глотнул портвейна и выжидательно откинулся на спинку стула. Малберри взял инициативу в свои руки. − Я полагаю, вы скоро заканчиваете учёбу в университете. Майкрофт кивнул. На самом деле он заканчивал учёбу почти на год раньше срока, о чём не сказал отцу по причинам, в которых был не совсем уверен. − У вас есть планы на потом? − Не как таковые, − осторожно ответил Майкрофт. Единственный намёк, который он дал о каких-либо планах, был в одном из его всё более редких писем Шерлоку, когда он сказал мальчику, что с нетерпением ждёт встречи с ним, когда закончится его пребывание в Кембридже. Шерлок ответил списком вещей, которые он запланировал для них сделать, когда они воссоединятся. Дэй долил портвейна в свой стакан, но Майкрофт отказался, покачав головой. − Что вам известно о Фрэнсисе Уолсингеме? − спросил тогда Дэй. Майкрофт моргнул от неожиданного вопроса. − Государственный секретарь королевы Елизаветы. Ярый, кто-то мог бы сказать, кровожадный антипапист. − И некоторые называли его начальником шпионской сети Элизабет, − отметил Дэй. Майкрофт признал это, пожав плечами. − Вы умны, Холмс, а Империя остро нуждается в умных людях. − Малберри без всякой необходимости проверил дверь, которая была плотно закрыта. − Уолсингем превратил шпионаж в прекрасное искусство. Но в течение многих лет такой активности, к сожалению, не наблюдалось. Или, по крайней мере, удовлетворительного уровня шпионажа. − Он посмотрел на Дэя, который вступил в разговор. − Мы работаем с небольшой группой людей, как в правительстве, так и вне его, которые хотят, чтобы Англия соответствовала и превосходила то, что делают страны на континенте и в других местах в области шпионажа. Наша конечная цель − создать самую эффективную и величайшую шпионскую организацию в мире. Малберри считает, что вы были бы отличным дополнением к нашим планам. С некоторым удивлением Майкрофт вспомнил своего второго инструктора по фехтованию, месье Бенуа, о котором сплетни всегда говорили, что он был шпионом, но в некотором роде мошенником, обречённым на плохой конец. Майкрофт понятия не имел, что с ним сталось. И тут он вспомнил, что мистер Холл говорил о его будущем. Власть за кулисами. Он почувствовал, как его губы изогнулись в лёгкой улыбке. Ещё через мгновение он понял, что двое других мужчин выжидающе смотрят на него. − Что именно вы предлагаете? − спросил он, надеясь, что его голос звучит ровно. Малберри наклонился к нему через стол. − Для начала мы бы подыскали для вас должность в правительственном департаменте, без сомнения, что-нибудь скромное для начала, но что позволило бы вам приблизиться к сути дела. Помимо любых обязанностей, которые влечёт за собой эта должность, вы также будете получать... назовём это данными как отсюда, так и из-за рубежа. Ваша обязанность будет заключаться в анализе этих данных и передаче своих выводов. − Малберри одарила его мимолётной улыбкой. − Мы наблюдаем за вами почти два года и уверены, что вы будете очень полезны. Майкрофт слегка нахмурился, не уверенный, как он отнёсся к новости о том, что так долго был объектом наблюдения. На самом деле его беспокоило не само наблюдение, а тот факт, что он так долго не осознавал этого. Неужели все уроки, которые преподало ему наблюдение за птицами, были напрасны? Несмотря на тихое волнение, Майкрофт счел за лучшее изобразить некоторую задумчивую невозмутимость. Ему потребовалось мгновение, чтобы проглотить остатки портвейна, прежде чем ответить. − Это потребует некоторых размышлений с моей стороны, − осторожно сказал он. − Конечно, − заверил его Малберри. − Меньшего мы и не ожидали. Дэй коротко рассмеялся. − Импульсивность была бы контрпродуктивной по отношению к тому, что мы ищем. Малберри пристально посмотрела на него. − Я не сомневаюсь, что ваш отец будет настаивать на вашем возвращении в Индию. Готовы ли вы противостоять его требованиям? Майкрофт также не сомневался, что они точно знали, кем был отец и какой властью он обладал. − На самом деле, он не знает, что я заканчиваю раньше, − сказал он. − В любом случае, я чувствую себя очень мало обязанным ему или его требованиям. И Малберри, и Дэй выглядели довольными этим. Малберри настоял на последнем тосте, на этот раз с виски. После этого Майкрофт откланялся.

***

К тому времени, как Майкрофт добрался до своих комнат, он уже знал, что примет сделанное предложение. Это казалось важным решением, но он отнёсся к нему на удивление спокойно, потому что, в конце концов, почувствовал, что другого пути для него нет. Если не это, то что? Сбросив одежду и надев ночную рубашку и халат, Майкрофт сел за свой стол, чтобы закончить эссе о политических последствиях казни Карла Первого, которое его наставник ожидал получить на следующий день. Но вместо того, чтобы взять перо, он откинулся на спинку стула и просто долго смотрел на акварель с изображением Шерлока. Затем он выудил письмо, в котором его брат составил подробный список всего, что он хотел, чтобы они сделали, когда Майкрофт вернётся. Он уже ответил на это письмо с расплывчатыми обещаниями. Теперь он перечитал список. Наконец он скомкал письмо и бросил его в огонь. Между ним и его сводным братом прошло слишком много времени, слишком большая дистанция. Вторгся реальный мир, и хотя это, возможно, было печальной правдой, это была правда, которую он должен был принять. Всё остальное было просто сентиментальностью. Однако, несмотря на всё это, он не снял портрет Шерлока со стены.

***3***

Шерлок быстро закончил свои уроки, а затем подождал, пока мама проверит его решения по геометрии, просмотрит его перевод Цицерона и восхитится его набросками обыкновенной бабочки Иезавели, танцующей в саду. − Они прелестны, Шерлок, − сказала она. − У тебя есть дар наблюдать за окружающим миром. Наконец Шерлок сыграл для неё свою последнюю пьесу «Престо» из сонаты № 1 Баха. Когда затихли последние ноты, мама взглянула на напольные часы в углу. − О, боже мой, посмотри на время. Мне нужно подготовиться к встрече с твоим отцом за ужином в доме вице-короля. Шерлок остался в гостиной, читая свой сборник рассказов Эдгара Аллана По. Ему всегда нравилось, когда, будучи маленьким мальчиком, он мог наблюдать, как мама прихорашивается перед вечерним выходом. Она всегда прилагала такие усилия, и теперь, когда он стал старше, он понял почему. Его привычка прислушиваться к разговорам, которые не предназначались для его ушей, всегда говорила ему о многом, и пару лет назад он услышал разговор своих родителей, когда они готовились пойти на бал. − А сегодня вечером там будет обычная группа корсетов и желчи? − Корсеты и желчь? Ананда, моя дорогая, откуда ты берёшь такие вещи? − Ты точно знаешь, о каких дамах я говорю. − Мелочные жёны незначительных чиновников. Важные жёны принимают тебя. − Из-за твоего положения. − Тогда тебе не стоит суетиться. Шерлок знал, что его мать будет самой красивой дамой на званом обеде, и ему хотелось, чтобы она не волновалась. Она вошла в комнату в бледно-зелёном платье. По подолу, едва касавшемуся пола, была изящная вышивка, а вокруг выреза − кружево. Волосы мамы были собраны в высокий пучок, украшенный изящной атласной лентой. На ней было неброское жемчужное ожерелье, а на лифе платья красовалась брошь − идеальный бриллиант, окружённый четырьмя изумрудами. Шерлок знал, что брошь досталась ей в наследство от матери. − Ну что ж, − сказала она, поворачиваясь. − А ты как думаешь? Шерлок мгновение изучал её. − Ты выглядишь очень хорошенькой. Горничная объявила, что экипаж ждёт. Мама подхватила свою маленькую сумочку, расшитую бисером, и шелковую шаль цвета слоновой кости, прежде чем поцеловать Шерлока в щеку. − Спокойной ночи, мой милый мальчик, − сказала она, прежде чем исчезнуть из комнаты. Шерлок побрёл на кухню в поисках чая и, может быть, пары бисквитов. Кухарка прониклась к нему симпатией после того, как он сказал ей, что продукты, пропавшие из её кладовой, забрал своенравный сын нового садовника. Она была очень впечатлена и поэтому, в свою очередь, с удовольствием угостила сладкоежку. Он отнёс чай и бисквиты в свою спальню, чтобы продолжить чтение биографии доктора Джонсона, написанной Босуэллом. В какой-то момент он заснул, всё ещё держа раскрытый том у себя на коленях. Шерлок понятия не имел, как долго он проспал, когда услышал, что его отец вернулся домой. Дверь с грохотом захлопнулась, и в спальню донеслись звуки сердитых слов. Прежде чем он успел решить, что делать, его отец открыл дверь. − Уильям, где твоя мать? Всё ещё полусонный, Шерлок сел, протирая глаза. − Она, конечно, уехала, чтобы встретиться с тобой, − сказал он. − На ужин к вице-королю. Его отец долгое время стоял молча. Затем, теперь уже спокойно, он сказал: − Она так и не появилась. Они молча смотрели друг на друга.

***

Казалось, никто не помнил, что он был там. Некоторое время назад кухарка принесла ему чашку чая с молоком и большим количеством сахара, а также немного хлеба с маслом. Шерлок съел хлеб и выпил чай, даже не попробовав его, просто потому, что боялся, что она может сказать отцу, что ему станет плохо, если он не поест. Она была глупой женщиной, подумал он. Доброй, да, но глупо полагать, что отца хоть на йоту заботило, съест Шерлок немного хлеба с маслом или нет. Но если бы она всё-таки заговорила об этом с отцом, это только напомнило бы ему о присутствии Шерлока, свернувшегося калачиком в плетёном кресле в затенённом углу комнаты. Любимая мамина шаль, переливчато-голубая с жёлтой бахромой, была накинута на спинку стула, и он завернулся в неё, хотя в комнате было совсем не холодно. И всё же этот тонкий кусок ткани согревал его. В комнате было полно народу. Несколько полицейских с мрачными лицами. Люди из отцовского офиса. Одну или двух женщин он узнал только потому, что они приходили выпить чаю или поиграть в вист с мамой. Отец пил виски, разговаривая с инспектором. Время от времени гул в комнате затихал, и Шерлок мог слышать разговор между двумя мужчинами. − ...и ваша жена вела себя вполне нормально в течение последних нескольких дней, сэр? − голос инспектора звучал хрипло, и Шерлок решил, что он, должно быть, много курит. − Да, конечно, − раздражённо ответил отец. Шерлок мысленно вернулся к событиям последних двух дней. Изменилось ли вообще что-нибудь? Накануне они устроили пикник в саду, и он сражался с несколькими бабочками. Мама слушала, как он читал вслух научную книгу по истории пиратства, после чего они обсудили, стоит ли ему самому стремиться стать пиратом. − Когда ты был совсем маленьким, это было твоей целью, − сказала мама. − Я думала, ты уже перерос это. Шерлок сделал пренебрежительный жест. − Это были детские мечты, основанные на желании помахать абордажной саблей и, возможно, завести попугая. Конечно, я перерос это. Но теперь у меня появился неподдельный интерес к этому предмету. − Я думаю, что искусство пиратства в основном вымерло. Шерлок преследовал красно-синюю бабочку, которую он не смог сразу опознать, поэтому его реакция была рассеянной. − Чепуха, − сказал он. − Это просто изменилось со временем. Я был бы великим пиратом. − Я уверена, что так и было бы, мой дорогой мальчик, − сказала мама, забыв, что Шерлок в последнее время довольно неодобрительно относится к подобным ласковым выражениям. − Но я бы очень скучала по тебе, если бы ты всегда плавал по семи морям в поисках сокровищ. Он осторожно взмахнул сачком, но быстрое существо увернулось от захвата и улетело прочь. Шерлок нахмурился и подошёл к матери. Теперь его ноги были слишком длинными для одеяла, и они вытянулись на траве. − Ты могла бы пойти со мной, − предложил он, беря печенье. − И тогда твой отец стал бы скучать по мне. Шерлок на мгновение сосредоточился на жевании. − А он бы стал? − вот и всё, что он, наконец, сказал. Мама только улыбнулась. Да, решил Шерлок. Всё было совершенно обычным. Несмотря на тепло в комнате и накинутую на плечи шаль, Шерлок осознал, что дрожит от внезапного понимания того, что ничто больше не будет обычным, если мама не вернётся. Он поднял глаза и увидел, что отец пристально смотрит на него. − Кто-нибудь, уложите мальчика в постель, − рявкнул отец. − Сейчас, Уильям.