Курсед(ка)

Идея пойти играть в доту на стриме, когда у тебя внезапный винстрик, красующийся ровными зелёными полосками, радуя красные от недосыпа глаза, теперь не казалась такой хорошей — о том, что эту катку они непременно въебут, Курсед знал ещё на моменте пика, потому что ластовым, в и без того инбалансную команду, главный хуесос решил закинуть пуджа. И даже родной сф, с полюбившимися парню койлами, не мог спасти ситуацию. — Блять, ну это ебучий луз, — в собственном тягучем голосе явно слышался чужой, но почему-то всё равно до жути знакомый — голос человека, что сейчас, вероятнее всего, уже спит, зарывшись носом в пропахший пылью плед, на такой же грязной подушке — стирать постельное белье казалось самым тупым в мире занятием, явно не предназначенным для двух домашних хикканов, выходящих на улицу не чаще раза в месяц, и то лишь для того, чтобы добраться до рестика, заказывая одни и те же блюда из раза в раз. — Сын шлюхи на пудже, ты можешь хоть раз хукануть нормально? Злость кипела в крови, мелко бурлила и царапала напряжённые вены на руках, хотя Курсед тщетно пытался игнорировать туманящий разум гнев. Но сокомандник кидает мидера в мут, чем вызывает ещё больше ненависти в свой адрес — в момент её стало настолько много, что глаз начал непроизвольно дёргаться, а мышь почти полетела в стену. Трон сломан на сороковой минуте — рекордная катка за последнее время, настолько короткая, что смотреть даже в ютубовский чат, который игра интересовала не больше, чем отсутствие Акумы в дискорде, становилось невыносимо стыдно — как будто он не катку в доте проиграл, а мать продал за пачку чипсов, причём ради эдита в тиктоке, под так и не выпущенную демку террорблейда. Даже слова говорить стало сложно — выкинуть бы этот мигающий микрофон в мусорку, чтобы никогда не видеть бегающие полоски звука в обсе. Да и сказать в этой ситуации было попросту нечего — аккуратное зелёное полотно было нагло испорчено хуесосами на акбаерах, перечеркнувшими все старания красной линией. Ещё и дабл рейтинг въебал — не жизнь, а сплошное мучение. Глаза бегают по экрану, а палец все не решается нажать на кнопку поиска — в голове нет достойных идей о том, как можно продолжить стрим — ещё одной бездарной катки, с такими же криворукими уебанами, он не вынесет, но оффать с лютейшим позором тоже не вариант — вот закончит он трансляцию и останется один на один с опустошающим разочарованием, кому это надо? Ещё и Рофлан Приколович смотрит от начала и до конца, контролируя выполнение инты, чтобы потом выписывать в телегу, какие они с Акумой хуесосы и как ему стыдно писать рекламодателям. — В пизду блять, — шепчет себе под нос, вбивая в строку поиска второго монитора пять заветных букв. Никто в этом мире не понимает его лучше, чем дети в голосовом чате, сидящие там круглыми сутками, прожигающие жизни за экраном своего маленького телефона. Курсед делает то же самое, только экран у него побольше, и в количестве двух штук имеется, а в остальном парень ничем не отличался от Маши 12, у которой единственное потрясение в жизни — Дипинс эдит не лайкнул, хотя на нём уже целых десять просмотров. Курсед щёлкает мышкой, настраивая захват экрана, пока в чате смех и грустные сердечки летят, вперемешку с «не грусти» и «ты котик». Хорошо, что у модерации есть огромная острая катана и все эти дети вмиг теряют голову, отправляясь в самое обидное место на планете — пермач на ютубе. Уголок губ сам поднимается вверх, растворяя остатки угасающей злобы, стоит ещё одному идиоту отлететь навсегда — сейчас бы выпить за это, в голове то и дело мелькает мысль о том, что пара бутылок сладкого вина или пива, непременно смогли бы разбавить этот гнусный вечер своим хмельным влиянием, превращая всё окружающее в забавный спектакль, в котором Курсед занимает главенствующую роль. И ведь у него даже есть эта возможность — несколько бутылочек завалялось на самой высокой полке в холодильнике, теряясь где-то за многочисленными питьевыми и густыми йогуртами со вкусом клубники и ананаса, скрываясь на фоне сметаны, которую Акума обычно ест вместе с кашей, и молока для растворимого кофе. Но его сосед сейчас крепко спит — онлайн в телеграмме был три часа назад — и будить его Курседу совершенно точно не хочется. Парень и так плохо спал последние месяцы, поэтому прерывать и без того редкий чуткий сон вовсе не хотелось — это всего лишь его обязанность, как хорошего друга, он же не мразь последняя, в конце концов. А ещё он может обидеться и перестанет заказывать паштет. А Курсед любит паштет. Иногда больше, чем собственного друга. — Алё, — хрипит в микрофон, включая экран тем немногочисленным зрителям, что пришли посмотреть на игру в почти два часа ночи, желая вылить все свои ненавистные порывы на какую-нибудь малолетнюю школьницу. Уж эти тупые тиктокерши явно не обидятся, если он пару раз нелестно выскажется о них самих, об их многоуважаемой семье и аккаунтах в тиктоке, которые заебали настолько, что кнопки «блок» уже недостаточно. — Алё, ты тут? — Да, да, я здесь, — тихий голос доносится из наушников, съеденный шумом не самого хорошего микрофона. На слух ей лет 14 — уголки губ сами ползут вверх — то, что надо. Катя свою инсту давать отказывается, зато манабрейк поёт две неполные строчки, заставляя автора трека то и дело глушить микрофон, откидываясь на спинку кресла, что скрипит в тишине комнаты, и буквально задыхаться, умирая со смеху до чёрной пелены перед глазами. Лёгкие щемит и бок начинает ощутимо колоть, слёзы собираются в уголке, быстро скатываясь по розоватым щекам, пока Курсед пытается прочистить горло, кашляя в рукав собственного лонга — его любимое творение, из которого он не вылезает уже месяц с момента пошива, и пусть комментаторы в стрим инсайде наставили реакций говна — он на этом ещё денег поднимет, ради депа в казино конечно же. Кажется, он давно не кормил маленьких рапторов. — А я ещё на картах гадаю, таро. Хочешь, расклад тебе сделаю? Смотреть в чат и не надо, чтобы с лёгкостью угадать, что они там пишут. Читаемые с первой секунды сукины дети. — Давай, давай, так. Так, слушай — Сережа 21, Ахмед 15, что ждёт нас там, — давит рвущийся из горла смешок, прикусывая губу до ноющей боли. Акума сто процентов увидит это в нарезке в тиктоке и будет истерить, называя ебланом отбитым, но сейчас это почему-то кажется весёлым, а может это недосып и первый луз за несколько игр влияет так, расслабляя мозг, давая ему делать что угодно, полностью забив на последствия. С ними придётся разбираться Курседу из будущего, а этот Курсед готов посмеяться вдоволь. — Ну там, сама понимаешь. Сексом когда он мне даст заниматься, вместе там, — в наушниках на секунду воцаряется тишина, сквозь которую слышно стук собственного сердца, что ударяется о полые кости внутри, словно у него тахикардия. Рука сжимает край стола, пока глаза мельком смотрят на чат, что летит так же быстро, как летел на твиче когда-то. Воспоминания неприятно колют изнутри, в голове сразу сотни клипов и моментов, что перечёркнуты одной сплошной линией «данное содержимое больше не доступно». Прошёл уже год, а старая рана словно и не заживает вовсе, каждый раз раскрываясь, кровоточа, особенно в моменты, когда сосед задумчиво смотрит на иконку своего канала, подолгу решая — запускать или нет? В такие моменты хочется разбиться о пол и взвыть от несправедливости — Акума прожил бы и на ютубе, запуская раз в месяц ради эпик лута, а Курседу нужна свобода. Ему нужен твич. — В жопу когда он даст выебать себя? — Ахмед? — желание ответить с максимальной грубостью, потому что представление, кажется, меркнет на глазах, вызывая всё меньший и меньший интерес как у зрителей, так и у самого Курседа, но любопытство берёт вверх, и он лишь едва слышно угукает, надеясь на то, что никак уточнений он больше не услышит. — Вы типа геи? — смесь недовольства с удивлением явно отражается на его лице — благо, что он так и не удосужился приобрести нормальную вебкамеру, чтобы радовать школьниц по ту сторону экрана своим прекрасным лицом. — Да-да, а ты что-то имеешь против? — отвечает спокойным голосом, начиная ощущать, в насколько странное русло заходит изначально шуточный диалог. — Нет, конечно, — в наушниках слышится звук раскладываемых карт, и тихое мычание. Кажется, что прямо сейчас гадается его судьба, но Курседа, мигом мутящего микрофон для сайта, это интересует куда меньше, чем беспредел, что наступил в чате. — Да все хотя бы раз думали об этом, — хмурит брови, ловя только «нет» капсом, смех и уродливые смайлики, словно кто-то от веселья на клавиатуре умер. — Ой, парни, не пиздите, — отмахивается, морща лицо от летящих букв. Закусывает губу, лишь бы не сболтнуть лишнего — в такие моменты нужно быть уверенным — да, было. Иной раз, напиваясь до пятен перед глазами и рандомного бреда в голове, он думал о том, чтобы случайно поддаться вперёд и упасть губами в губы своего такого же вусмерть пьяного друга. Того уносило даже с пива, и на утро он вряд ли бы вспомнил о произошедшем — но если бы даже и вспомнил — Курсед вполне серьёзно считал, что это нормально — разок засосаться с кем-то своего пола, особенно по пьяне. Только всё это абсолютно ничего не значит, и не может являться поводом для той похабщины, что пишут про них в тиктоке, ведь они — всего лишь хорошие друзья, хотя вслух об этом, конечно же, ни один из них никогда не скажет — слишком уж пугала ответственность, которую придётся взять на свои хрупкие плечи вместе с почётным званием "друга". — У вас просто целовать некого было, вы даже маму за руку не держали, куда вам лошкам. — Впервые вижу такое, — в голосе слышится неподдельное удивление, и парень скрещивает свои длинные пальцы, надеясь услышать хоть что-то, что могло бы рассмешить и его, и всех многочисленных «друзей», скрывающихся за безликими никами в чате. — Пять из пяти — любовные, — довольная ухмылка растягивается на губах — прямо в яблочко. Теперь это непременно залетит в рекомендации тик тока, что привлечёт ещё пару-тройку тысяч совершенно новой аудитории, которая смиренно потерпит пятнадцать казино интеграций в день. Ну а что — семья большая, всем хочется есть паштет на завтрак. — Да пошла ты нахуй, пизда малолетняя, — Курсед смеётся, завершая вызов в некто, откинувшись на спинку стула, что еле слышно скрипит. Чат заливается смехом, бесконечные "ахаха" летят с бешеной скоростью, сливаясь в одно громкое слово — "ахуенный". Да, это все про него. — Что? Она теперь проклянёт меня? Парни, вы что, шутите, какие проклятья. Пусть идёт нахуй лучше, ебал её и мать её шлюху. Усмехается, криво улыбаясь потрескавшимися губами — какое к черту проклятие, он же не телка какая-то верить в подобную чушь. Следующая девочка рассказывает какую-то историю про свою собаку, пока парень по ту сторону экрана недовольно морщит нос — луна за окном светит слишком ярко, озаряя не только бескрайнее глубокое небо, но и стол, заваленный различными фантиками, которые снегом попадали на пол. Ничего страшного, в соседней комнате, в обители его соседа-товарища-подсоса все намного хуже, а значит, переживать по поводу небольшой горы посуды около компьютера не стоит. Если бы только у них в квартире появилась женщина, — азиатка с голубыми волосами — которая убирала бы все по щелчку пальца — жизнь Курседа была бы настолько счастливой, словно на парковке рядом с корветом, огненно-красным пятном, среди всех этих серых вёдер, появился новенький малыш — Бугатти Чарон. Но это все останется лишь в мечтах, а луна все так же слепит усталые от напряжения глаза, путаясь своими лучами в мягких вьющихся волосах, что, кажется, успели достаточно отрасти.