Все, кто не одинок рядом со мной

      Хельму Клинтону снились сны. Разные — о кроваво-красной арене, об изумрудном море, о задымлённом небе, о битвах на мечах. Одинаковые — в этих снах всегда была смерть. И ладно бы она приходила за ним — но она раз за разом забирала у него Нору и Блэйда. И он ничего не мог поделать. Не мог их защитить, спасти.       Воины ли они были в этих снах, рыцари ли, пираты — в конце Хельм всегда оставался один. Пустота в руках, чувство вины в сердце. И самое страшное, что ему не было страшно. Он довольно быстро привык.       Мама бы сказала, что сны — это видения из прошлых жизней. Отец бы сказал, что это просто шутки подсознания, а ещё нужно меньше играть в телефон. Хельму было без разницы. И то и то звучало как что-то не слишком реальное.       Даже тот сон, где Блэйд умирал у него на руках, от его рук… Даже тот сон, где Нора медленно и мучительно угасала от болезни — даже они не были страшнее воспоминаний. Блэйд, захлёбывающийся, мелко завывающий. Нора, часто дышащая, красная, её пришлось держать крепко-крепко. Отец, бледный от ярости. Тогда он тоже не смог ничего исправить, и вот это было реальным. Это до сих пор било.       И все равно, самыми любимыми у Хельма были сны, где наконец умирал он. Это было как возвращение домой. Нет, даже лучше, потому что сейчас у Хельма дом был кривой и покалеченный, а это было как Возвращение Домой. Куда-то, где все мирно и правильно, и есть все, кто тебе важен.       А самыми нелюбимыми у него были сны вообще без смерти. Про человека с темными глазами, который имел над ними тремя власть. Это он отправлял Хельма на арену, а за ним и Блэйда. Это он забирал у них Нору. Это из-за него им в итоге пришлось умереть.       Хельм знал, что Нора заколола того человека, но снов таких не видел. Может, потому, что это были не его воспоминания. А жаль. Он бы посмотрел поближе, чтобы убедиться. Нет ещё одного человека, перед которым Хельм чувствует себя слабым и беспомощным.       Ему и отца хватало.

***

      В тот клятый день перед выходными — в клятую ночь клятого дня — Хельму тоже снился человек с темными глазами и черной кожей. И Нора, очень похожая на себя, только взрослая. Её этот человек тоже изводил, и она тоже ничего не могла сделать.       Мало того, сон повторился, когда Хельм примерно в середине дня задремал под шум дождя на уроке альтийского. Голова после этого шумела препакостно. Так и вспоминалось мамино южное поверье, что полдень — проклятое время, и сны в полдень снятся только нехорошие.       В общем, за ужином Хельм единственный из семьи сидел в мрачной задумчивости. Мама всегда старалась держать лицо, братишка был в восторге от предстоящих выходных, а Нора… Нора тоже была задумчива, но совсем не мрачно. Будто что-то предвкушала, и вдобавок раз за разом проигрывала в памяти что-то хорошее.        — Так, мальчики, вы у нас завтра не учитесь. А Нора уходит с утра на подготовку фестиваля, — сказала мама в конце ужина. На всякий случай, чтобы уточнить. А то бывали прецеденты.       — Да, — с достоинством кивнула Нора, — Ух, он уже в конце следующей недели, будем бегать туда-сюда взмыленные, я чувствую.       Мама тихо улыбнулась, и Хельм с облегчением подумал, что вечер пройдет как у нормальной семьи, без всякого цирка. Но тут случился очередной прецедент.        — Кстати, мам, — сообщила Нора, убирая со стола посуду, — я завтра сразу из школы поеду к Сьюзан Гарриэт. И останусь у неё с ночёвкой.       На лице Блэйда, несущего тарелку в раковине, и так отображалась вся скорбь мира, так что ещё и этого он вынести не мог:        — А я, а я тогда завтра останусь на ночёвку у Питера Гарриэта!        — Не глупи, — отрезала Нора, включая воду. — Тебя туда некому проводить.       Блэйд умоляюще уставился на Хельма, но тому и так эта внезапная Норина ночёвка не очень нравилась. Что-то она задумала, и это следовало проконтролировать. Слегка.       — Я могу, — твёрдо сказал Хельм, — И потом останусь с ночёвкой у Карриана Гарриэта.       Мама вздохнула, и осторожно спросила:        — А Гарриэты об этом знают?       А то, понимаете, бывали прецеденты.

***

      В ночь перед выходными Хельму снился сон средней паршивости. Про человека с темными глазами, но другого. Он хотел обрести власть над всеми ними, но у Хельма в руках был меч, а за спиной Нора с Блэйдом — Аймин и Солтье, и он мог их защитить. Пока что — мог.       Проснулся он позже, чем обычно, порадовался, что из-за подготовки к фестивалю им дали лишний выходной, позавтракал, помог маме немного прибраться, и ближе к полудню они с Блэйдом на автобусе поехали к Гарриэтам.       Конечно, Карриан их прикрыл, он, кажется, вообще знал заранее. Их прикрыла и Сьюзан, хотя она, судя по голосу, первый раз обо всем этом слышала. Мама у Гарриэтов была в командировке, а папа был долбанутым в духе Карриаши, и любил, когда по его дому носится куча посторонних детей.       День, в отличие от пары предыдущих, выдался тёплым и солнечным. Хельм немного ужарел в своей осенней куртке, и задремал, прислонившись к окну автобуса. Ему ещё не успело присниться ничего внятного, а Блэйд уже дёргал его за рукав:       — Хелле, Хелле, наша остановка!       Обалдевший Хельм вывалился из автобуса вслед за младшим братом, и обнаружил, что остановка была не их.       На часах было слегка за полдень — проклятое время.       Хельм осуждающе уставился на Блэйда. Тот наморщил нос и радостно выдал:        — Да ладно, тут недалеко! И я знаю, как можно через парк срезать!       Через пятнадцать минут они обнаружили, что Блэйд знает это не очень твердо. И ещё обнаружили очень красивый дуб.       Блэйд, конечно же, принялся набивать карманы жёлудями — в исключительно неправедных целях. Хельм вздохнул, чувствуя себя стариком, и уселся на скамеечку.       Беда была невелика — сейчас Блэйд проорется, и они спокойно выйдут из парка по указателям. А там разберутся. Или позвонят Норе, в конце концов…       Ресницы почти сомкнулись, но между ними Хельм успел разглядеть чей-то темный силуэт. И тут же широко распахнул глаза.       Женщина в конце аллеи никуда не исчезла. Мало того, она обернулась к нему.       Хельм проморгался. Всё же было нормально, вон, за спиной Блэйд возился с жёлудями. Но женщина, так похожая на полуденную леди из маминых рассказов, и так похожая на взрослую Нору из сна, никуда не исчезала. Почему-то Хельм был уверен, что на левой щеке у неё родинка. Почему-то он был уверен, что встреча с ней не сулит ничего хорошего. Почему-то он был уверен, что её никто, кроме него не видит.       Ветер вдруг дунул резче, листья плавно полетели вниз. На аллею к темненькой полуденной леди выбежала светлая и как будто не потусторонняя — в дутой куртке, с рыжими волосами.       Хельм точно помнил, что если вот так вот в полдень привиделась брюнетка — это точно ничего хорошего. Но убей не знал, к чему тут рыжая. И совсем не знал, к чему они обе.       Девушки ушли по аллее, взявшись за руки. А на Хельма сзади напрыгнул Блэйд.       Он радостно расхохотался, потому что старший брат разразился словами, которые маме обещал никогда не говорить. Но, видимо, нецензурная тирада Блэйду мозги таки прочистила, потому что он наконец вспомнил дорогу к дому Гарриэтов.       Когда они вышли из парка, Хельм наконец спросил:        — Слушай, а как понять — перед тобой нормальный человек, или призрак?       Блэйд почесал в затылке:        — Питски говорит, иногда хрен отличишь.       И братишка радостно помчался к дому Гарриэтов, до которого оставались считанные шаги.       Хельм нервно облизнул губы. Ранее еле заметное плохое предчувствие теперь выло волком.