Мотивы благородные и сомнительные

Принцы не должны бегать. Это правило ему прививали с самого детства, еще когда он носился по саду с деревянным мечом в руках, а его одежда и лицо были вечно измазаны грязью — хотя и не всегда специально, это нужно было отметить. — Это неприлично, — говорила мать, расчесывая его темные спутанные кудри, пока он сидел в ванне, как обычно награждая его строгой улыбкой, выдававшей неиссякаемую нежность и любовь, даже когда она пыталась читать нотации на тему «Принцы не должны бегать, милый». О, если бы мать могла видеть его сейчас! Он, как растрепанный дикий зверь, мчался через залы дворца в ночной одежде и без толпы стражников, которых должен был везде брать с собой. Однако думать об этом было некогда. Уже наступила ночь, и дворец погрузился во тьму, а комнаты проносились мимо сгустками теней, но, когда он наконец добрался до ее покоев, сердце в груди трепетало, как испуганная маленькая птица; уже зажгли свечи, и по просторным комнатам сновали стражники и служанки. Ему потребовалось мгновение, чтобы разобраться в происходящем, несмотря на окружающий хаос. Шторы были раздвинуты, как днем, а вазы со свежими кайбер-цветами, которые он посылал в ее покои каждый день, рассыпались осколками на мраморном полу, смешав с хрусталем лепестки. Он знал, что его обязанность как принца — разобраться в случившемся. Стражники уже бросились в его сторону, чтобы рассказать о произошедшем, а слуги разошлись по покоям, устраняя следы ужасного переполоха. И все же он понял, что единственным, о чем мог думать, была фигура, сидевшая на диване в центре комнаты. Принцесса Рей из Такоданы, его будущая невеста. Рей. Невредимая. Охватившее его облегчение было столь сильным, что граничило с болью, и он обнаружил, что не может вздохнуть: казалось, его сердце сжали так сильно, что лишили тело воздуха. Только теперь, пока тусклый свет свечей скользил по тонким чертам лица, которое он так хорошо узнал за эти годы, он понял, как испугался, когда посреди ночи его разбудили сообщением, что на нее напали. Ее взгляд был прикован к ее рукам, будто изучая что-то, что он не мог до конца разглядеть, и в этой позе она казалась маленькой, едва ли не беспомощной, лишенной обычного яростного упрямства, которое раздражало его, когда они оба были детьми. На ней был только атласный халат поверх тонкой ночной рубашки, а волосы, которые служанки его матери каждое утро больше часа заплетали в многочисленные косы, каштановыми волнами лежали на спине и отливали рыжиной, ловя свет свечей. В комнате было тепло, но она была ужасно бледна, отчего веснушки сильнее выделялись на фоне белой кожи, и в ней не было и следа яркой, живой энергии, с которой он всегда с трудом справлялся и которую резко критиковал вслух, хотя думал совсем иначе. Он не мог этого вынести. — Рей, — выдохнул он, входя в ее комнату. Ее имя, священное слово, которое он никогда раньше не осмеливался произнести, само сорвалось с его губ, и, хотя он знал, что это неуместно, не смог удержаться. При виде него ее глаза расширились, и розовые губы приоткрылись, но изо рта не вырвалось ни звука. Вместо этого произошло самое удивительное — он увидел, как она дрожит, как трясутся плечи, когда она посмотрела на него с чем-то похожим на страх в глубине взгляда. Он знал ее много лет — большую часть детства она провела, докучая ему, крадя мечи из-под его носа и причиняя мучения своими выходками, отправляя в постель с большим количеством синяков, чем он хотел бы признать, — и все же никогда раньше не видел ее такой испуганной. Она всегда представлялась ему каким-то непобедимым существом, таким сильным, бесстрашным и неистовым, что вызывала раздражение, и рядом с ней он чувствовал себя недостойным, так как не мог быть ей под стать, как бы сильно ни старался. И все же теперь ее била дрожь. Его сердце сжалось. — Бен… — хрипло прошептала она, словно совсем недавно кричала. Оба вздрогнули от этого звука, и слабый румянец залил ее щеки, вернув цвет бледному лицу, когда она поняла, что оговорилась и тоже назвала его по имени. — Ваше высочество… — поправила она себя, нахмурившись в знакомой манере. — Я… Что вы здесь делаете? Как будто он мог быть где-то еще. Как будто мысль о том, что ее жизнь в опасности, не пускала по его спине мурашки и не мучила сердце. Как будто ему не хотелось броситься к ней и заключить в объятия, уверяя себя, что она цела и невредима. Это чувство вызывало беспокойство, но, тем не менее, никуда не исчезало, и против него он был беспомощен. Он сделал несколько неуверенных шагов вперед. Он знал, что его не должно здесь быть — только не сейчас, когда она была едва одета, посреди ночи за две недели до свадьбы, а вокруг было так много людей, которые распространяли слухи по всему двору, и все же понял, что ему наплевать: в этот раз он мог ее потерять. Этой мысли было достаточно, чтобы на какой-то ужасный миг сердце замерло. — Стража сообщила мне о случившемся, — ответил он, сев на диван и оставив достаточно пространства между ними, чтобы не напугать ее. Чтобы сохранить хоть немного приличия в столь необычных обстоятельствах. — Что случилось? Она сглотнула, отведя глаза. Сжала руки на коленях, как делала всегда, когда нервничала, и он удивился, осознав, насколько хорошо знал ее привычки, язык тела — мелочи, на которые и не знал, что обращал внимание все эти годы. Он задался вопросом, знала ли она его подобным образом. — Я спала. Потом что-то услышала, но убедила себя, что это сон, и не могла… — Дрожащий вздох сорвался с ее губ, и она обхватила свое лицо ладонями, словно восстанавливая самообладание. Он был потрясен, увидев ее настолько расстроенной, и на короткое мгновение им овладела внезапная, всепоглощающая мысль о том, чтобы обнять ее. Он этого не сделал. — Я не могу вспомнить, как это произошло, но я проснулась, будто что-то почувствовала, и над моей кроватью был мужчина, и я… Ее голос сорвался, и ей пришлось сделать глубокий вдох. Не раздумывая слишком долго, чтобы охватившая его решимость не успела угаснуть, он протянул руку и положил ладонь поверх ее, переплетая их пальцы. Ее кожа была холодной на ощупь, хотя Бен не мог сказать, было ли это из-за необычайно сильного ветра, колотившего в окна ее покоев, или из-за испуга. Он взял ее маленькую ладонь в свою, словно хотел передать ей часть собственного тепла. Ее глаза метнулись к его лицу, будто в удивлении. Какую странную картину они, без сомнений, сейчас представляли! Оба в ночной одежде, его волосы — беспорядок спутанных кудрей, а ее халат соскальзывал с плеч, обнажая перед его глазами белую нежную кожу ключиц, едва прикрытую длинными волосами. Ему пришлось отвести взгляд, потому что при виде веснушек на ее плече внутри пробудилось что-то, с чем он не был готов встретиться. Их соединенные руки лежали на диване между ними, словно забытые. Это причиняло мучения, признать которые он не был готов — ее длинные, изящные пальцы держали его крепкой хваткой, абсолютно в ее духе, а мягкость кожи по какой-то неизвестной причине заставила его сердце болезненно сжаться в груди. Впервые за годы знакомства они держались за руки. — Теперь вы в безопасности, — пробормотал он. Его голос был тихим, почти шепот, но в нем была такая сила, что он увидел, как она вздрогнула. Его большой палец начал ласкать ее костяшки, мягкое прикосновение кожи к коже заставило что-то в груди дернуться; ощущение было настолько ярким, что потрясло его. — Я обещаю вам. Вы в безопасности. Она удивила его, как это часто случалось. Сильнее обхватила его руку и сжала губы, словно глубоко задумавшись, затем выдохнула, наконец позволив себе расслабиться. — Спасибо. Ее глаза были устремлены на него, а губы приоткрылись, будто она хотела что-то сказать. Она вытянула шею, повернулась к нему, и в этот момент он заметил… На ее горле виднелась тонкая красная полоска — там, где кожи коснулось лезвие. Он резко вдохнул, подавшись вперед, чтобы изучить ее рану. — Рей, — сказал он снова, и ее имя прозвучало как молитва, полная такого страха, облегчения и нежности, что он едва не вздрогнул, услышав собственный голос. — Вы ранены. Почему вы не сообщили мне сразу? Мне вызвать врача… Она мягко покачала головой и снова сжала его руку, заставив вернуться на свое место. Он даже не понял, что пересел ближе. Его ужаснула мысль о ней, раненой и истекающей кровью. Если бы с ней что-то случилось… — Нет, ваше высочество, — мягко прошептала она, словно успокаивая его. Словно прочла его мысли по чертам лица, и, возможно, так оно и было. Он был совершенно уверен, что она могла разгадать его самые сокровенные тайны с одного взгляда. — Это всего лишь царапина. Я смогла остановить его. В ответ он уставился на нее, сбитый с толку. — Остановить его? Кто-то рядом громко кашлянул, нарушая иллюзию их уединения, и, когда оба повернулись, Бен заметил стоявшую перед ними Джанну Калриссиан, капитана стражи принцессы Рей; ее униформа ярко выделялась на фоне стены. — Да, ваше высочество, — подтвердила она, слегка поклонившись им. — Мы услышали шум и поспешили внутрь, но, когда добрались до спальни, ее высочество уже повалила нападавшего на пол. Он медленно моргнул, осмысливая эти слова. Какой дикой, невероятной казалась подобная ситуация — ни одна дама при дворе Алдераана ни за что не стала бы сражаться с нападавшим, — и все же было в этом что-то абсолютно в духе Рей. Это напомнило ему о прошлом — о летних месяцах, когда она мучила его, обо всех случаях, когда ему приходилось драться за свой покой, о том, как она угрожала ему, хотя была на пять лет моложе и намного ниже. Яростная, смелая Рей, которая толкнула его в грязь и ударила его же деревянным мечом в их первую встречу, у которой всегда была наготове колкость, которая считала день потраченным впустую, если ей не удавалось чем-то задеть его, и которая, очевидно, знала, как повалить кого-то на пол. Конечно, знала. Если подумать, когда дело касалось принцессы Рей, подобное звучало вполне разумно. Этой мысли было достаточно, чтобы у него вырвался усталый, слабый смешок. — Напомните мне никогда не ссориться с вами после свадьбы, — мягко сказал он ей, и произошло нечто невозможное — она засмеялась. Впервые за все годы знакомства он увидел ее смеющейся, и это произвело на него неожиданное, сокрушительное впечатление. Она была потрясающей — смех преображал прекрасные черты ее лица, превращая знакомую ему неистовую девушку в богиню света и яркости, и внезапно каждая песня и баллада, каждое стихотворение и легенда стали ему понятны с ужасающей ясностью; и он осознал, что готов положить жизнь к ее ногам только ради возможности слышать ее смех. — Обещаю не нападать на вас без крайней необходимости, ваше высочество, — ответила она с ухмылкой, которая уже была ему знакома и все же неожиданно казалась теплее, чем обычно. Ему посчастливилось увидеть ямочки на ее щеках, чем он всегда дорожил. — В конце концов, это было бы не в первый раз, не так ли? Он ощутил внезапный порыв обнять ее, прижаться губами ко лбу и сказать, как он рад, что она цела и невредима. Какой ужасно скучной была бы его жизнь без ее волнующего присутствия, которое смущало и успокаивало одновременно. Вместо этого он нежно сжал ее руку. — Нам повезло. Это третье покушение на вашу жизнь с тех пор, как вы приехали в Алдераан этим летом. Они становятся все смелее. Или отчаяннее, — сказал он, сглатывая ком в горле при этой мысли. Он повернулся в сторону капитана Калриссиан. — Есть ли у нас версии, кто стоит за этим нападением? Ее взгляд сказал Бену все, что нужно было знать, и все же он позволил ей говорить. — Мы подозреваем, что за прошлыми двумя атаками стоял тот же человек, ваше высочество. Значит, король Сноук. Этой мысли было достаточно, чтобы вызвать внутри вспышку гнева, и он ощутил во рту привкус желчи, напрягаясь всем телом, чтобы не вскочить на ноги; но было понятно, что, какими бы ни были его чувства к королю Сноуку, они должны были подождать. Обеспечение безопасности принцессы Рей было важнее. — Должны ли мы предупредить королеву? — спросила капитан Карлиссиан, подняв брови. Он тихо покачал головой. Днем у его матери было достаточно хлопот, не было смысла будить ее сейчас, когда он мог сам разобраться с этой ситуацией. — Нет, в этом нет необходимости. — Тогда мы должны придумать способ защитить ее высочество. Я предлагаю удвоить охрану у дверей… — Нет, — сказал он решительным, суровым голосом. Снова обхватил руку принцессы Рей, отказываясь отпускать, даже если, вероятнее всего, так было бы правильнее. Но это не имело значения — он был вознагражден тем, как ее пальцы сжали его еще крепче. — Нет, ее высочество немедленно отправится в мои покои, где я буду лично отвечать за ее безопасность. Там мы удвоим охрану. За его приказом последовала ошеломленная тишина. Капитан Калриссиан смотрела так, словно у него вдруг выросла вторая голова, и он почувствовал, как краснеет под ее изумленным взглядом, полностью осознавая, насколько неподобающей была вся эта ситуация. И все же он не мог представить, что покинет эту комнату, оставив принцессу Рей. Она наверняка способна позаботиться о себе, но мысль о том, что она будет одна в своих покоях, причиняла ему беспокойство. После нескольких секунд удивления капитан Калриссиан пришла в себя и повернулась к принцессе Рей, пристально глядя ей в лицо, словно изучая. — Вы согласны, ваше высочество? Он не мог найти в себе силы посмотреть на нее, поэтому следил за реакцией капитана Калриссиан, когда принцесса Рей ответила. — Да, капитан, — сказала она тихо и спокойно. — Я согласна. Капитан Калриссиан поклонилась, явно удовлетворенная ответом. — Слушаюсь, ваше высочество. Принцесса Рей продолжала смотреть на него и после того, как капитан Калриссиан удалилась. Ее взгляд был подобен чему-то живому, энергии, которая пронизывала его насквозь и будила внутри волнение, пока они сидели рядом, подобен силе, наконец заставившей его повернуться и встретить ее взгляд — возможно, чтобы убедиться в ее доверии. Он стерпел бы от нее и пинок, по-своему привычный и потому успокаивающий. Ее глаза, когда они наконец встретились с его, были невообразимо теплыми. Она никогда не смотрела на него так — будто действительно этого хотела, будто в мире больше не было ничего достойного внимания. — Надеюсь, я не переступил черту, миледи, — мягко пробормотал он. Это было так странно — они провели большую часть последних пятнадцати лет, споря и ссорясь, и все же он не мог сдержать нежность, когда говорил, как и не мог спасти сердце от той же подозрительной нежности при взгляде на нее. Его чувства представляли собой полнейший хаос, и сейчас было не время разбираться в этом, но Бен не мог помешать им овладеть собой, пока смотрел на нее. — Я лишь хочу, чтобы вы были в безопасности. Принцесса Рей переплела их пальцы с новой силой, словно воодушевленная его словами. Ее пальцы идеально легли между его, будто были созданы для этого. — Я знаю и благодарна, — прошептала она в ответ. Ее губы изогнулись в робкой улыбке. — Благодарю вас, ваше высочество. Она не отпускала его руки.

___________

— Я ее ненавижу, — объявил Бен, садясь у письменного стола матери с раздраженным вздохом, который совсем не подходил десятилетнему мальчику, был он наследным принцем Алдераана или нет. Его красивая одежда представляла собой пестроту дорогих тканей и засохшей грязи, и он знал, что место у виска, куда пришелся удар его собственным деревянным мечом, начинает кровоточить, оставляя красный след на бледной коже и болезненную пульсацию, которая ничуть не улучшала и без того мрачное настроение. Если мать и была удивлена, увидев его в таком состоянии, то не показала этого. Хотя, вероятно, понимала, что это бесполезно — в конце концов, она много лет просила его перестать вести себя как дикарь и наконец-то вспомнить о титуле принца. Она едва подняла глаза от документов, которыми была занята, что очень разозлило Бена. — Кого, дорогой? Поскольку мать была слишком занята чтением своих свитков, он раздраженно сморщил нос, хотя и знал, что не должен так делать. Тем не менее, он чувствовал, что имеет на это право, так как его ударила и швырнула в лужу та самая гостья, которую мать велела развлекать не жалея сил. Как будто он был шутом. — Принцессу Рей, — ответил он, снова сморщив нос при упоминании этого имени, словно проглотил что-то очень горькое и изо всех сил старался забыть вкус. — Я ненавижу ее. Она ужасная. На это раз мать подняла взгляд. Для такой крошечной женщины — в десять лет Бен, копия отца, выглядел так, будто скоро превзойдет ее ростом — взгляд королевы Алдераана Леи имел такую силу, что казалось, мог пронзить и доспехи. Было трудно не бояться ее хотя бы немного. Как неоднократно повторял отец, это было даже естественно. — Она не ужасная, — сказала она, бросив на него суровый взгляд, в котором проскальзывал намек на изумление. Было ясно, что по какой-то неизвестной причине она считала его затруднительное положение забавным. Это разозлило его еще больше. — Она ребенок. Ей позволено дурачиться. С тобой в этом возрасте тоже была уйма хлопот. Он почувствовал, как неприятно скрутило желудок, когда с рукава его камзола на мраморный пол шлепнулась грязь. — Она толкнула меня в грязную лужу и несколько раз ударила мечом. Мать едва сдерживала смех, который раздражал его еще больше: как она смела насмехаться над его личной трагедией! Однако, прежде чем он успел вспыхнуть гневом, она улыбнулась ему поверх свитков и посмотрела с искоркой юмора в глубине глаз. — Я припоминаю, что ей едва исполнилось пять, — заметила она, подняв брови. Ее улыбка превратилась в ухмылку, когда она наклонила голову, словно изучая его своим проницательным взглядом. — Кроме того, она едва достает тебе до груди. Как такая девочка может швырнуть тебя в лужу и победить в бою? Он покраснел под взглядом матери и внезапно обнаружил, что утратил дар речи — рот открывался и закрывался, но не мог произнести ни слова. Даже неопытный взгляд мог заметить на его лице смущение, а мать отлично его знала. — Она… Она очень решительная, — ответил он, скривившись в гримасе при мысли о маленьком ребенке, повергшем его на землю с поразительной дикостью — его, принца, чей мир всегда был ограничен дворцом, в котором он вырос. Он посмотрел на свои руки, которые пытался вымыть как можно тщательнее, прежде чем отправиться на поиски матери. Принцесса Рей дразнила его с другого конца двора, сжимая в руке деревянный меч, который у него украла. Он прочистил горло, с болью осознав, как румянец медленно спускался с лица к шее. — Ну и я, возможно, недооценил ее. Мать снова рассмеялась, тихо, отчего у нее задрожали плечи. В последнее время она смеялась не так много, как раньше, поэтому в его хмуром взгляде не было серьезной обиды. — Это была твоя ошибка, — весело ответила она. — Возможно, послужит тебе уроком. Он подождал, пока она снова переведет взгляд на свиток, прежде чем сморщить нос. — Да, уроком, что с ней больше не надо разговаривать, — пробормотал он, скрестив руки на груди и стараясь казаться как можно более обиженным. Затем вздохнул. — Почему они здесь? Королева Маз и принцесса Рей? Почему они не могли просто остаться в Такодане? Королева Лея тихо вздохнула, ее глаза снова скользнули к его лицу, которое, скорее всего, было покрыто грязью, как и все тело. Он устроил такую жалкую сцену, пока сидел в покоях матери, и вдруг почувствовал себя глупым и нелепым, ребенком, а не принцем, каким должен был быть. — Они наши союзники, — объяснила она тем серьезным голосом, который всегда использовала, когда пыталась подготовить его к роли принца Алдераана, которую он должен был сыграть через несколько лет. Ему нравилось, когда она это делала. Было ощущение, что его воспринимают всерьез, доверив судьбу королевства, которое он однажды унаследует. — Сейчас трудные времена, дорогой. Пока мы говорим, король Сноук становится все более могущественным, и наш долг — укреплять отношения с союзниками. Его мысли переместились к дикарке, которой являлась принцесса Рей. Ей едва исполнилось пять, и недавно ее удочерила королева Маз; она была не совсем тем, что он представлял, думая о союзниках, особенно если собиралась портить ему жизнь, пока гостит при алдераанском дворе. В ней присутствовала какая-то дикая черта, делавшая ее непредсказуемой и неприятной, и Бен не мог представить, как вообще может существовать их союз, учитывая ее решимость донимать его подобно настойчивому демону, восставшему из его личного ада. Затем он подумал о том, что отец сказал ему в этих самых покоях несколько дней назад. Он сглотнул, размышляя, как задать подобный вопрос. Затем, поскольку деликатность никогда не была его сильной стороной, решил просто набраться смелости и спросить, зная, что мать его поймет. — Правда ли, что мы с принцессой Рей должны однажды пожениться? Ее глаза слегка расширились, словно от удивления, и его охватила волна странного чувства. Застать королеву Алдераана Лею врасплох было редкостью, и это заставило его ликовать и одновременно бояться. Она нахмурилась. — С чего ты взял? Он сжал губы, затем дернул плечами, хотя она неоднократно говорила ему, что это не по-королевски. Она была так удивлена, что даже не отругала его, отчего ему стало не по себе. — Папа сказал мне. Она мягко покачала головой, изогнув губы в легкой улыбке. — Понятно. Боюсь, твой папа так и не научился держать рот на замке, — заметила она, но было легко распознать нежность в ее голосе, как и увидеть в глазах. Затем она выпрямилась и с минуту смотрела на него, словно решая, можно ли доверить ему ответ. Его едва не замутило под ее пристальным взглядом, и он задался вопросом, прошел ли испытание. — Я не буду тебе врать. Мы думаем об этом, милый. Пойми, это было бы выгодно обеим сторонам. Но вы оба очень молоды, и, даже если будете обручены, должно пройти много лет. У него упало сердце. Он не мог представить, что проведет остаток жизни, пытаясь отбиться от принцессы Рей. Она пробыла при дворе Алдераана всего неделю, а он уже устал и злился, и у него было больше синяков, чем позволяла сосчитать гордость. Как выдержать целую жизнь рядом с ней? Он вдруг задумался, не покусает ли она его. Она выглядела так, будто могла. — Но я не хочу на ней жениться, — сказал он капризно, совсем как ребенок. — Она ужасная, и ей нравится мучить меня, и я ее ненавижу. Его мать снова расхохоталась и покачала головой. — Браки начинаются и с худших предпосылок, дорогой. Он очень старался как можно громче топать прочь из покоев матери, и вслед ему звучал ее искренний смех.

_____________

Как только дверь в его покои закрылась с тихим стуком, они остались одни в тускло освещенных комнатах, отчего его желудок скрутило от напряжения, а в груди что-то екнуло. Ему еще предстояло понять, были ли эти ощущения приятными — он знал лишь, что они были сильными, и настолько, что у него чуть не закружилась голова, и он задался вопросом, когда позволил принцессе Рей так влиять на себя. Он попросил разжечь огонь перед тем, как они покинут ее покои, так что здесь было тепло; они стояли рядом, стараясь избегать взглядов друг друга, будто малейший намек на зрительный контакт мог как-то навредить им. Свет пламени завораживающе танцевал на стенах и отбрасывал нежное оранжевое свечение на ее кожу. Теперь она казалась менее бледной и с порозовевшими щеками оглядывалась по сторонам, словно стараясь запечатлеть комнату в памяти. Это стало неожиданностью — внезапное осознание того, что ему нравилось, что она здесь. Он упустил момент, когда вместо кошмара детства ее присутствие в его жизни стало вызывать приятные эмоции, и совсем не был готов к волне чувств, которую принесло с собой это открытие. Он сглотнул. — Я знаю, что это не… Это неидеально, — начал он, прочистив горло. Ее глаза наконец нашли его, и она повернулась к нему так быстро, что волосы взметнулись в воздух и коснулись лица. Он почувствовал, как руки загорелись желанием смахнуть несколько каштановых прядей с ее щеки и подбородка, заправить за ухо, но не поддался ему. Он знал, что уже переступил черту и рисковал своей удачей раньше, взяв ее за руку. Он никак не мог забыть прикосновение к ее коже. Оно нравилось ему больше, чем позволяли приличия. Ее губы изогнулись в улыбке, которая была одновременно и дразнящей, и осторожной — такое было под силу только принцессе Рей. — Вы про нападения посреди ночи? У него вырвалось глупое фырканье, и он уставился на свои руки, словно желая изучить их. — Я надеюсь, вы сможете простить меня, — мягко добавил он. Он не знал, почему чувствовал необходимость быть столь нежным, когда они оба всю жизнь были жестоки друг к другу. Возможно, было поздно и он устал, возможно, дело было в риске для ее жизни и в том, что он понял только сейчас, как привык к ней за эти годы. Или, возможно… Возможно, он чувствовал к ней что-то, что не мог предвидеть, когда впервые увидел целую жизнь назад, и не знал, что с этим делать. — Я бы никогда не попросил вас о подобном при обычных обстоятельствах. Послышался тихий шорох ткани, и она оказалась ближе, чем раньше. Это было похоже на колдовство — пока она была рядом, он чувствовал себя обязанным смотреть на нее, будто на чудо или создание из другого мира. Она склонила голову набок, и он обнаружил, что очарован тем, как ее волосы струятся по плечам подобно шелку. Он никогда не видел ее такой и жаждал зарыться руками в мягкие на вид пряди. Он представил, каково было бы касаться пальцами ее каштановых локонов. Как легко было бы заплести их в корону. — Ваше высочество, — промурлыкала она. Он гадал, почему в ее устах его титул всегда звучал и как насмешка, и как выражение нежности. — Здесь нечего прощать. Вы заботитесь о моей безопасности. Я благодарна за это. Это мне нужно просить прощения за то, что поставила вас в такое положение. — Ерунда. Я хотел, чтобы вы были здесь. Я не мог представить, что оставлю вас одну после того, что случилось. — Он попытался проглотить комок в горле, подозрительно похожий на его сердце. — Я знаю, что неприлично приводить вас в мои покои… — Когда я думала о приличиях? — пошутила она. Улыбнулась своей дразнящей улыбкой, и ему стало интересно, всегда ли она была такой яркой, ярче любой звезды, которую он видел в своей жизни. — Напомнить, как я бегала по дворцу вся в грязи и бросалась в вас камнями? На этот раз он не смог сдержать смех, бурливший в груди. Это было похоже на теплые объятия, будто он сидел перед камином посреди ненастной ночи и все это время не осознавал, как ему было холодно. Будто провел жизнь в ледяном сне и почувствовал искорку тепла лишь в ее присутствии. — Не могу поверить, что говорю это, — начал он, подняв брови. Почувствовал, как улыбка скользнула по его губам, и понял, что она смотрит на него во все глаза, возможно, удивленная тем фактом, что он умеет улыбаться. — Но, возможно, вы правы. Она тоже рассмеялась. Это был чистый звук, яркий и красивый, и он не мог поверить, что прожил всю жизнь, так и не услышав его. — Наконец-то вы все поняли. — Она подняла брови. — Вам понадобилось всего пятнадцать лет. С его губ сорвался смешок. — Вы не всегда правы. Его слова были встречены новым смехом. — Говорите себе это почаще. Она отошла от него и села на диван в той беспечной манере, которая всегда была в ее духе и заставляла его сердце трепетать из-за чего-то, о чем он не был готов размышлять. На ней все еще была тонкая ночная рубашка и атласный халат, волосы струились по плечам теплым водопадом. Так прошло несколько минут. Она наклонилась к камину и смотрела на пляшущие в нем языки пламени с чем-то напоминающим восхищение. Игривое выражение исчезло с ее лица так быстро, что у него защемило сердце, а губы сжались в тонкую линию. В свете костра красный цвет ее раны выглядел еще более зловещим. — Как думаете, почему король Сноук так хочет меня убить? — спросила она, поворачиваясь в его сторону. Свет камина озарял половину ее лица красно-оранжевым сиянием, другую половину скрывали тени, отчего ее красота стала почти пугающей, а ореховые глаза выглядели почти как сверкающие звезды в темной комнате. Он вздохнул, проводя рукой по уже растрепанным волосам. — Я полагаю, что он видит в союзе между Алдерааном и Такоданой угрозу своей власти, — тихо ответил он. — Он положил глаз на наши земли с тех пор, как я был ребенком. Думаю, именно поэтому наши родители решили, что мы должны пожениться. Вместе мы будем сильнее. Ее плечи поникли, она откинулась на спинку дивана и вздохнула, глубоко и устало. Она выглядела измученной, будто эта теория отняла у нее те немногие силы, что еще оставались. — А если бы я умерла, то союзу тоже пришел бы конец, — сказала она с поразительным спокойствием, учитывая, что речь шла о ее собственной кончине. Она снова вдохнула и выдохнула, на мгновение прикрыв глаза. — Понимаю. Он не мог этого вынести. Прежде чем понял, что делает, он преодолел разделявшее их расстояние в два быстрых шага и опустился на колени у ее ног, взяв руки в свои. Она резко вздохнула, но не отстранилась. — Ваше высочество… — Я не позволю ему причинить вам вред, миледи, — сказал он хриплым голосом, дрожавшим от напряжения. Ее взгляд нашел его, и удивление на ее лице было очевидно. И все же было что-то еще, что-то похожее на нежность, что сияло в глубине этих блестящих ореховых глаз, что заставило ее с поразительной легкостью переплести их пальцы и снова сжать его руку. — Я доверяю вам, — тихо прошептала она. — Я не могу поверить, что говорю это на самом деле, но доверяю. Сердце в его груди ускорилось, пусть он и не мог найти этому причину. — Обещаю вам, — поклялся он, не отрывая от нее глаз. — Здесь вы будете в безопасности, а я буду стоять на страже. На ее лице появилось хмурое выражение, такое знакомое, будто он вернулся в детство. — Стоять на страже? — спросила она, будто эти слова ничего не значили. — Не понимаю, я думала, что мы ляжем спать. — Конечно, вам нужно поспать. Вы наверняка устали, миледи. Вам следует отдохнуть, — сказал он, кивнув в сторону своей спальни, отделенной от этой комнаты деревянной дверью. Он изо всех сил старался не обращать внимания на румянец, который окрасил его лицо при мысли о том, как она спит в его постели. — Я останусь здесь, чтобы убедиться, что вы в безопасности. Воцарилась молчание, во время которого принцесса Рей просто смотрела на него, совсем как когда они были младше, — будто изучала, пытаясь определить, достоин он ее внимания или нет. Было что-то тревожное в том, как она, казалось, видела его насквозь, будто он не мог ничего от нее скрыть. Затем она наконец заговорила. — Это самая нелепая вещь, которую вы когда-либо говорили, — объявила она, выразительно подняв брови. — А я слышала, как вы цитировали половину своих книг по военному праву, когда мы были детьми. Он ничего не мог с собой поделать — после ее слов внутри поднялась знакомая волна разочарования, потому что, сколько бы лет ни прошло и как бы он к ней ни относился, она всегда умела уколоть его так, что внутри вспыхивал гнев. Он предполагал, что это был ее дар. И все же знал, что охотнее провел бы всю жизнь, пререкаясь с ней, чем живя в мире с кем-либо еще. — Это не нелепо, — ответил он с тем же раздражением, что ощущал внутри. Странно было вести такой разговор, когда он все еще стоял перед ней на коленях, крепко сжимая руки в своих, но в то же время они оба были слишком упрямы, чтобы уступить. — Можете мне не верить, но я очень беспокоюсь о вашей безопасности… — И как именно вы планируете охранять меня, находясь в другой комнате? — перебила она. Ее брови поднялись пугающе высоко, а румянец на щеках медленно распространился до шеи. Она тяжело дышала, ее грудь быстро вздымалась и опускалась; она была прекрасна. Он вдруг почувствовал себя так, будто его ударила молния. — Чем это отличается от того, чтобы поставить стражу за дверью? Так вы не будете знать, что я в безопасности. Потребовалась почти минута, чтобы понять, что она имела в виду, а затем на его лице снова проступил румянец, на этот раз даже отдаленно не связанный с остатками охватившего его раздражения. — Вы предлагаете… — Разделить постель, именно. Он моргнул один раз, затем два. Казалось, он потерял способность говорить, потому что, когда открыл рот, из него не вырвалось ни звука, и он мог лишь смотреть, как она сидела перед ним, не отпуская его рук и переплетя их пальцы. В свете камина, освещавшем ее острые черты и распущенные волосы, каскадом падавшие на лицо и плечи, она выглядела как лесная фея, готовая забрать его душу. Бен понял, что позволил бы ей это. — Миледи… — начал он после нескольких неудачных попыток. Даже в его собственных ушах голос звучал неровно, словно он не совсем освоил искусство говорить. — Это неправильно… Я не могу… Она вздохнула, выражая одновременно раздражение и усталость. — Мы поженимся через две недели, — напомнила она, будто он мог об этом забыть. — Думаю, можно сделать исключение. В конце концов, тогда нас попросят не просто делить постель. Потрясение было настолько сильным, что он не смог остановиться. — Рей! Он с ужасом чувствовал, как румянец с его лица распространяется на шею и грудь, едва прикрытые рубашкой, знал, что, скорее всего, покраснели даже кончики ушей, и надеялся, что волосы их скроют. Но ничего не мог с собой поделать — услышав, как она говорит о таких вещах! Разумеется, это было совершенно в духе Рей, и все же каким-то образом ей всегда удавалось поразить его до глубины души. Она, судя по всему, не разделяла этого чувства, потому что, хотя ее румянец стал еще гуще и ее прекрасное раскрасневшееся лицо казалось ему удивительно милым даже посреди подобного хаоса, выглядела совершенно непринужденно, как будто они обсуждали последние новости из близлежащих королевств, а не их семейную жизнь. — Что? Вас это расстраивает? — спросила она и, пусть смотрела на него хмуро, продолжала держать за руки. Мысль о том, чтобы обсуждать такие вопросы, касаясь ее пальцев, была почти непристойной, и он все же отпустил их. Ее хмурый взгляд сменился чем-то другим, чего он не мог понять, и она добавила: — Уверена, раньше вы уже делили постель с любовницей. Знаю, я не та, кого вы бы хотели, но… — Не делил, — перебил он. Его лицо горело так же сильно, как огонь, потрескивавший в камине, и она уставилась на него в замешательстве; он добавил: — Я ни с кем раньше не спал. Эти слова вывели ее из оцепенения: блестящие глаза расширились, а губы приоткрылись от удивления. Лицо приобрело нежный оттенок розового, а веснушки на переносице стали еще ярче, и какое-то время она смотрела на него молча, изредка моргая. — О, — наконец выдохнула она. Он чувствовал себя ужасно глупо, стоя на коленях у ее ног. Он сглотнул, затем прочистил горло, отводя глаза, будто взгляд в ее сторону мог бы его прикончить. — А что, вы… Спрашивать об этом было неуместно, но казалось, что в эту ночь все приличия были забыты напрочь. Он задумался, почему мысль о том, что прежде у Рей был любовник, вызывала столь неприятные чувства. — Нет! —поспешила ответить она, и краем глаза он заметил, что она качает головой, столь энергично, что, казалось, слабое эхо этого движения прокатилось по его телу. Его плечи поникли от облегчения, оставшегося для него загадкой. — Нет, конечно нет. Я же обручена с вами. Его губы дрогнули в улыбке. — Как и я с вами. Его глаза сами отыскали ее лицо; было в нем что-то такое… что-то похожее на нежность и голод одновременно. Тоска, столь ясная и искренняя, что его сердце забилось чаще. А потом она улыбнулась. Это была мягкая улыбка, нежнее которой он прежде не видел, милая и ласковая, о какой и не мечтал. Ее большой палец погладил его костяшки, и подобная ласка заставила задаться вопросом, кто кого защищал этой ночью. Сердце трепетало, словно птица, запертая в его груди и отчаянно пытавшаяся вырваться на свободу. В тот момент он понял, что в неизвестный момент времени среди бессмысленных ссор, краж игрушек, издевательств над книгами и дерганьями за косы влюбился в свою будущую невесту. От этого осознания у него кружилась голова, но в то же время оно казалось удивительно правильным — будто с самого начала это был единственный возможный исход. — Просто идите спать, — прошептала она так тихо, что ее слова почти заглушил треск поленьев в камине. — Я устала и напугана, и я… Вы нужны мне. Пожалуйста. Просто… побудьте со мной. Он не мог сделать ничего, кроме как кивнуть. — Всегда.

_________________

— Выглядит очень скучно, — объявила принцесса Рей, входя в гостиную, села на диван рядом с ним и заодно пнула по лодыжке, ведь было очевидно, что день считался потраченным впустую, если она каким-то образом не задела его, физически или нет. Он усвоил это на собственном горьком опыте, в течение всех летних месяцев, которые она провела при дворе Алдераана. Он издал раздраженный вздох, который, казалось, всегда вырывался в ее присутствии, еще когда они были детьми. Хотя прошли годы, она ничуть не изменилась, так и не найдя для себя новые интересы. Если когда-то она крала его деревянные мечи и толкала в грязь, то теперь довольствовалась тем, что терзала его своими речами и тонкими попытками вызвать раздражение. Но все же не исключала возможность периодических физических атак. — Нет, — ответил он, не отрывая глаз от огромного тома, который с трудом балансировал на коленях, устроившись на диване. — Напротив, представляет большой интерес. Это трактат о военном праве. Он мог ощутить раздраженное выражение на хорошо знакомом лице, будто у него появилось шестое чувство. Он не думал, что хорошо ее знал — за все время, проведенное при дворе, она все еще оставалась загадкой, которую он не собирался разгадывать, — зато легко мог вспомнить, как искажалось ее лицо всякий раз, когда они вступали в беседу. Она всегда надувала губы и морщила нос, будто разговор с ним имел горький привкус, а глаза сверкали от чего-то среднего между озорством и яростью. Ему не нравилось, как она смотрела на него — словно ждала подходящего момента, чтобы нанести удар. Он не забыл, сколько они дрались в детстве. — Да, читается на одном дыхании, я уверена, — пошутила она. Даже не оторвавшись от книги, он мог бы услышать хорошо знакомую ухмылку в ее голосе. — Вы мастер развлекать дам, ваше высочество. Тут он наконец поднял глаза и посмотрел на нее. В тринадцать лет принцесса Рей из Такоданы была такой же дикой и дерзкой, как и в детстве. Ее лицо утратило детскую округлость, а черты лица начали превращаться во что-то более нежное, хотя пока еще неясное. Ее каштановые волосы по-прежнему были собраны в три пучка, которые он увидел тем летом, когда королева Маз впервые привезла ее ко двору Алдераана, хотя теперь определенно выглядели длиннее. Еще они казались растрепанными, будто она проводила по ним руками, не заботясь о том, как будет выглядеть. — Вам сейчас совсем некого донимать? — спросил он, подняв брови. Ее губы снова изогнулись в знакомой ухмылке, которая всегда раздражала. — Нет, есть кого, — ответила она, многозначительно глядя на него. Это был глупый вопрос. Он закатил глаза, хотя его мать всегда указывала, что так делать нельзя. — Я имел в виду кого-то другого. Принцесса Рей с удивительной легкостью пожала плечами. Было в ней что-то, что выбивало его из колеи, сродни энергии, которую он не мог до конца понять и с которой не был готов справиться. Она была, за неимением лучшего выражения, бурей, готовой разрушить его жизнь. — Было бы неплохо, — сказала она, сморщив нос именно так, как он от нее и ожидал. — Но, к сожалению, вы единственный человек, которого я знаю при дворе. Он насмешливо фыркнул, за что сразу бы получил выговор от наставников, окажись они поблизости. — Не может такого быть, — заметил он, играя с тонкими страницами тома, который должен был читать. — У вас же есть служанки. Она посмотрела на него так, словно он только что сказал что-то очень глупое. Его раздражало то, что она знала, как заставить его чувствовать неловкость, хотя он превосходил ее и ростом, и по возрасту. Через несколько месяцев он отметит свое восемнадцатилетие, что ознаменует вступление во взрослую жизнь, и все же, будучи на пять лет моложе, принцесса Рей всегда умудрялась заставить его чувствовать себя ребенком. Он ненавидел ее. — Я не хочу донимать моих бедных служанок, они этого не заслуживают, — очень медленно ответила она, будто разговаривая с младенцем. Бен ощутил, как внутри что-то дернулось, и его охватило раздражение: конечно, она целыми днями приставала к нему, потому что считала, что он этого заслуживал. — Кроме того, всякий раз, когда я разговариваю с ними, я вспоминаю о доме, и это делает меня несчастной. Он посмотрел на нее с удивлением. За все годы, что она провела при дворе и, соответственно, в его присутствии, она никогда не признавалась в чем-то столь личном. Они должны были пожениться, как только ей исполнится двадцать, и все же он почти ничего не знал о ней, за исключением того, что ей доставляли удовольствие его раздраженные вздохи и хмурые взгляды. Этот факт из ее внутреннего мира, столь чуждого, поверг его в шок, но в то же время пробудил странное любопытство. Казалось, он впервые разглядел ее по-настоящему. Мельком он взглянул на истинное «я» Рей и увидел ее — девушку, которой едва исполнилось тринадцать, одинокую в стране, которую она толком не знала, вынужденную проводить здесь все летние месяцы, чтобы узнать королевство, которым однажды должна будет править вместе с ним. И он всегда обходился с ней ужасно. Конечно, она изо всех сил старалась превратить его жизнь в сущий ад в те месяцы, что проводила здесь — нападала на него, когда они еще были детьми, воровала его книги и кричала на него, когда начали взрослеть, — но он тоже был не очень добр к ней. Он откашлялся, отводя глаза, как будто застал ее в компрометирующем положении. — Вы скучаете по Такодане? Было ясно, что она была удивлена отсутствием враждебности в его голосе, потому что ответила резким вздохом. Затем, после секундного колебания, в течение которого он чувствовал на себе взгляд ее ореховых глаз, словно Рей размышляла, достоин ли он ответа, она выдохнула. — Да, — ответила она. Он почувствовал, как она откинулась на спинку дивана, будто, осмелившись довериться ему, заодно решила расслабиться. Он не осознавал, насколько напряженной она всегда была рядом с ним. — Я скучаю по дому и по маме. Вы когда-нибудь слышали о кайбер-цветах? В это время года в наших садах они так красиво цветут, а я не видела их уже столько лет. Я скучаю по ним. Не понимаю, почему я должна проводить здесь каждое лето. Королева и король очень добры и дороги мне, но я… Я не хочу быть здесь. Он постарался не принимать ее слова на свой счет, хотя это всегда давалось с трудом. — Вам нужно узнать королевство, которым вы будете править через несколько лет, — беззлобно ответил он ей. — Разве проводить здесь два-три месяца каждый год — не лучший способ познакомиться с ним? К тому же, полагаю, так вы сможете лучше узнать и своего будущего мужа. Они впервые открыто заговорили о свадьбе, которая должна была состояться через несколько лет. Хотя они оба знали об этом — в конце концов, мать сообщила ему через несколько недель после первого визита принцессы Рей, — никогда не осмеливались обсуждать, как будто слова могли сделать это ужасное событие неизбежным. Она снова сморщила нос. Наряду с упрямством, которое ему было так хорошо известно, и тем, какими растрепанными были упавшие на плечи пучки, это придавало ей вид дикарки. Свободной в той мере, которая для него была недоступна. Было ясно, что уроки, которые преподавала ей приемная мать, королева Маз, ничуть не обуздали ее взрывной характер. Наблюдать за ней было почти мило, но в те моменты, когда она не слишком раздражала. — Простите мою дерзость, ваше высочество, — начала она, подняв брови. Ее глаза пригвоздили его к месту, будто она прижала к его груди руки. — Но вы последний человек, за которого я бы вышла замуж. Он не смог сдержаться и расхохотался, откинув голову на спинку дивана в приступе искреннего веселья. Все это время принцесса Рей не сводила от него глаз, словно наблюдала за чем-то новым и удивительным, и он понял, что никогда раньше не смеялся в ее присутствии. — Ваши чувства взаимны, миледи, — ответил он, когда смех утих. — И все-таки все, что нам остается, это попытаться справиться с тем, что приготовила судьба. Слова вызвали у нее легкую улыбку. Неуверенную, лишь слабый изгиб губ, и все же она удивила его. Он и не подозревал, что у нее на щеках есть ямочки. Ощущая неловкость, он вновь осознал, какой юной и напуганной она была. Вероятно, этот факт и побудил его заговорить. — Я знаю, что вы меня ненавидите и не доверяете мне, — начал он, и внезапно его голос зазвучал мягче, чем когда-либо. — Но я клянусь, что сделаю все возможное, чтобы быть вам хорошим мужем, когда придет время. Это может стать для вас неожиданностью, но я не желаю вам зла. Она моргнула, а затем какое-то время молча смотрела на него, словно размышляя над его словами. Это была самая длинная фраза, сказанная не на повышенных тонах, которую она от него слышала, и для него столь спокойный характер их беседы тоже был в новинку. Затем ее губы изогнулись в ухмылке, скорее приятной, чем нет — будто она хотела улыбнуться ему, но пока не доверила бы столь драгоценный подарок. — Ваше высочество, вы уверены, что на прошлой неделе я не слишком сильно ударила вас тем пергаментным свитком? — спросила она, подняв брови. Он снова рассмеялся, а затем вернулся к чтению книги, лежавшей на коленях. Принцесса Рей осталась рядом с ним, но больше не пыталась дразнить. Это было почти приятно, учитывая все обстоятельства. Позже в тот день он пошел в покои матери. Была ночь, и замок окутала тьма, но королева Лея все еще сидела за письменным столом, и свет свечей слабо мерцал, придавая ей загадочный вид. В ее волосах виднелись седые пряди, а на лице было несколько морщин, но проницательный взгляд остался таким же, каким он помнил с детства. — Что случилось, дорогой? — спросила она, поднимая глаза от документов. Он молча сел напротив, глядя на свои руки, словно несколько родинок, разбросанных по бледной коже, могли подсказать ответ. Затем вздохнул. — Можем ли мы посадить в саду кайбер-цветы? Ее брови взлетели вверх. — Конечно, — ответила она, и на ее лице появилось озадаченное выражение. — Что вызвало этот внезапный интерес к садоводству, дорогой? — Ничего особенного, — сказал он, отводя глаза. Он посмотрел на пейзаж за окном, хотя было слишком темно, чтобы что-либо разглядеть. Сады простирались на целые мили, и он почти мог увидеть их в своем воображении — бесконечные ряды кайбер-цветов, место, где она могла бы найти убежище. Место, где тоже чувствовала бы себя как дома. — Принцесса Рей упомянула, что всегда пропускает сезон цветения в Такодане, поскольку проводит здесь лето. Даже отвернувшись, он мог представить выражение лица матери, и это заставило его почувствовать себя неловко. — Неужели? Когда их взгляды снова встретились, она посмотрела на него с понимающим блеском в глубине глаз, от которого у него неприятно скрутило внутренности. — Пожалуйста, мама, не смотри на меня так, — сказал он, усмехаясь и закатывая глаза. — Я просто надеюсь, что она будет слишком занята, чтобы докучать мне. Мать только улыбнулась. — Как скажешь, дорогой.