Принцок-с-ноготок

      Пролившийся на койку блестящий дождь, состоящий из разнообразных конфет, шоколадок, леденцов, мармеладок и прочих вкусностей можно было смело относить к «сбыче мечт». В детстве — и то меня никогда не баловали сладостями, периодически отнимая и выданные Дедом Морозом подарки, и привезённые сердобольными родственниками гостинцы.       «Сладкоежка в семье одна — я», бахвалилась мама, облизывая липкие от растаявшего шоколада пальцы. «Маленьким всё равно нельзя много конфет, так что, можно сказать, я делаю тебе одолжение, Изабеллочка».       Одолжение по отъёму невинных радостей, что ли?       Исключением служили посыпанные вафельной крошкой конфеты «Отечество» от «ЩедруШи» за сотенку. Они маме откровенно не нравились и всякий раз, когда прЫнцы одаривали её ими, перенаправляла мне. Разумеется, такая неслыханная щедрость сопровождалась нравоучениями разряда «иногда можно» и «ты должна быть благодарна, ведь я так сильно о тебе забочусь».       А я слушала, кивала и молчаливо давилась «Отечеством», мечтая о чём-то более вкусном, нежели эта никому не впёршаяся дешёвка.       — Спасибо, — с чувством проговорила я, пожимая чёрное крыло Аслана. — Хоть мне и жаль продавцов, но-о…       «Кстати, о продавцах», вырвав крыло, чёрный кур обтёр его об оперение. «Чтобы всё было честно, закинул им пару колец. Если не совсем дураки, сообразят сдать в ломбард и оплатить недостачу. Если же нет… что ж, сами виноваты».       — Наверняка один кто-нибудь прикарманит, — развеяла плохонькие мечты благоЛодного воришки в перьях я. — Людей не знаешь, что ли? Ради бабла не просто по головам пойдут, но и мать родную продадут, не то что коллег.       Мигом сникнув, Аслан отошёл к своей кормушке и принялся отчаянно заклёвывать несправедливую картину мира, пронёсшуюся перед его уважаемым «ололоским» взором. Ну, а я блаженно подставила лицо под непрекращающийся дождь из съестного, в какой-то момент сменивший направление с кондитерских на мясные изделия.       — Хорошее дело, конечно, — похвалила предусмотрительность спутника я, отхватывая сразу половину «Никерса». — Правда, не думаю, что мы сможем унести все твои… кхм, дары.       «У тебя и без того рюкзак полупустой», справедливо заметил птиц. «Из одежды — четыре футболки, штанов — двое, столько же шорт… Нижнее белье не в счёт. Утрамбуется!»       Мясное сменилось на молочное и вот уже ниоткуда пикировали сыры-косички, вперемешку с бутылками молока. Молочное — бакалейным, бакалейное — хозяйственным и, наконец, мне прилетело в голову заветным пластиковым ведерцем, в которое, в лучших деревенских традициях, предстояло справлять большие и малые нужды.       Тут бы выдохнуть, поблагодарить от всего сердца за маленькое чудо, вгрызться в провиант, но…       «Вода!» озабоченно прокудахтал Аслан, хватаясь за клюв обоими крыльями. «Пить нечего!»       Заключительный штрих в виде питьевой воды, разнообразных соков и газировки, едва не отбил не только благодарность, но и внутренние органы, со всей беспощадностью силы тяготения придавив меня к спальному месту. Разгребая образовавшиеся завалы, я ощущала себя не просто восторженным ребёнком, но коренным индейцем, проживавшим у подножья Большой Горы, украшенной леденцами из комикса «Приключения Колобков».       Дряхлый, разваливающийся в руках и пожелтевший, он был моим главным проводником в сладкий — во всех смыслах — мир грёз и я подолгу рассматривала страницы с Большой Горой, злодейски узурпированной толстяком Карбофосом. Особенно нравилось воображать себя на подземной фабрике, рядом с доверху наполненной шоколадками, жвачками, леденцами и мороженым вагонетками.       — Мечты сбываются, — пропела я, смахивая большую часть провианта в чемодан и оставляя лишь то, что требовало незамедлительного съедения, вроде того же мороженого. — С тобой не поделюсь, зато сама определённо обожрусь, хе-хе-хе. Вообще, что можно, а что нельзя есть курицам?       Задавшись новым вопросом, я полезла в Интернет и довольно быстро отыскала ответ. По всему выходило, что сладости-солёности вызывали у домашней птицы несварение, равно как и свежий хлеб. Список же здоровой пищи был невыносимо уныл и скуден: овощи-зёрна-соль-зелень.       Продолжая бесцельно сёрфить, я словила инсайт и, подобравшись, ввела посетивший непутёвую головешку вопрос: «Как часто несутся курицы?» Всемирная Паутина незамедлительно разродилась ответом «примерно раз в два-три дня» и торжественно присовокупила, что домашняя птица может произвести до тридцати яиц за месяц.       Несложно догадаться, что именно вылетело из моего не поспевавшего за мыслительным процесса рта:       — Отложить яичко хошь?       Успевший разлечься на своём койкоместе Аслан лишь тяжело вздохнул, одновременно вертя крылом у предполагаемого виска. Заколдованный или нет, но мой «ололос»-контрактник оставался самцом и те гарантированно не несутся, да только сейчас он кура.       Так что всё возможно.       Возможно, я бы докопалась до сути, если бы не стук в дверь. Расслабленность как рукой сняло, и мы с чёрным куром напряжённо переглянулись. Не верить его колдовству причин не было, и кто бы ни находился по ту сторону, он явно не сумел его преодолеть.       «Открывай, но за порог не заступай», предостерёг меня Аслан, взбираясь на багажную полку и готовясь, в случае чего, спикировать неприятелю на голову. «Охранка по периметру растянута, в ней ничего грозит».       Нервно сглотнув, я отворила дверь купе и увидела на пороге жуткую пародию на проводницу. Бесцветные волосы, пылающие красным глаза, перекошенный в ухмылке рот, она нисколько не внушала доверие, хоть и пыталась отыгрывать роль:       — Ваши билетики!       «Пусть сама заходит», наставлял затаившийся сверху птиц. «Ни в коем случае не приглашай, для таких как мы, «приглашение» что зелёный свет вашего светофора. Молча вернись на место и покажи билеты издали. Настоящая охранку преодолеет, эта же останется торчат у порога».       Фальшивая проводница сверлила меня ненавидящим взглядом, но я забилась внутрь и с безопасного расстояния показала и билет, и заблаговременно спёртую Асланом ветсправку. «Ололоску» аж перекосило от моего обращения, но за порог так и не переступила:       — Подойдите поближе, девушка, отсюда не видно.       Хмурясь, я потрясла документами, всем своим видом показывая, что это большее, на что может рассчитывать проводница. Она же принялась увещевать меня, настаивая на обязанности проверить и перепроверить билет, угрожая высадить меня на ближайшей станции или сдать властям. Играла подземница не то чтобы мастерски, но не имейся у меня нового зрения, точно бы встряла.       Наконец, осознав, что никто её впускать, а тем более выходить, не собирается, женщина сплюнула себе под ноги и, разразившись проклятиями в адрес Аслана Экберрота, пропала. Вытерев тыльной стороной ладони вспотевший лоб, я хотела было поздравить себя с защитой границ, но чёрный кур выдал новое предостережение:       «Рано радуешься, Изабелла, они так просто не отстанут. По-всякому станут прикидываться, знакомыми твоими притворяться и всё ради того, чтоб ты через порог переступить позволила. Ничему не верь, никому не верь и ни у кого ничего не бери, ясно?»       — Чего уж тут неясного? — раздражённо бросила я, взбивая подушку и подкладывая её себе под спину. — Ты не пройдёшь, прямо как во «Властелине Колец».       Аслан оказался прав и в следующие два часа нас беспрерывно атаковали «ололосы» всех мастей и калибров, начиная от самых маленьких, прикидывавшихся детьми из соседних купе и заканчивая самыми старыми, с накладными бородами и морщинами, упрашивавших «жестокосердную донечку» дать водички. Временами подход менялся и бесчисленных соседушек оттесняли блюстители закона, торговцы прессой, начальник поезда, мои одноклассники и даже мама.       На маму подземные жители делали особый акцент, потому что я видела её аж трижды, на разных станциях, в разной одежде и с разным ко мне отношением.       Под конец я настолько устала, что попросту заперла дверь и, заткнув уши наушниками, взялась за «Сто двадцать первую жизнь». Чёртовы мимики толклись за дверью, что-то там бормотали, угрожали, предлагали, соблазняли, однако я успешно отчалила в радужный попаданческий мирок, намереваясь оставаться там до конца поездки.       Шмяк.       Многострадальная голова явно не заслуживала нового снаряда и я, сорвав наушники, взглянула наверх. Восседавший на багажной полке кур в ужасе зажимал глаза крыльями и, по-моему, аж побелел, даром что чёрный. Чуя неладное, беспокойно завозилась и ахнула от закатившегося под бочок сюрприза:       — А говорил, что не несёшься!       «Стрессы», коротко бросил Аслан, неуклюже приземляясь на стол. «Никому, не рассказывай, ладно? Засмеют».       — Да, но… — промямлила я, смутно припоминая легенды, связанные с нежданными яйцами.       И вылупляющимися из них змеёнышами.