Принцок-с-ноготок

      Тащиться домой или «домой» к Аслану совершенно не входило в мои планы, равно как и возвращать блудного сыночку-корзиночку опешившей от свалившегося счастья матери. Просто его жалкие нюни-слюни затронули ту маловразумительную часть меня, что по-прежнему верила в существование настоящей семьи.       Да-да, ту самую, с ежевечерними променадами и парками аттракционов по выходным.       У необоснованно разнывшегося Аслана такая семья, по ходу, имелась. Другое дело, что будучи снобом он наличие нормальной семьи не ценил и охотно свинтил в «дороХо-боХато», не дав ей и шанса. Припоминаю вмешательство местных ООП, но сейчас-то чёрному куру ничто не мешает наладить отношения.       Ничего, кроме спеси.       Между тем, ЦОПКОК давно остался позади, и мы топали по широкой каменной дорожке, густо обвешанной всяческими указателями, заставленной выточенными из гранита фонарями и раздражающими напоминаниями по типу: «До надела Бургундий стопятьсот километров». Надписи, причём, делались на трёх языках, одним из которых являлся русский. Два других, по всей видимости, были «ололосский» и демонический.       Все три — официальные, государственные.       — Чего вы все под Россией-матушкой засели-то? — породила логичный вопрос я, вздымая кроссовками сероватую пыль и бережно поправляя моднявое боа-Уода. — У нас тут мёдом намазано, что ли?       — Так вышло, — в тон мне отвечал Аслан, изо всех сил пиная не вовремя подвернувшийся ему под ноги камень. — Россия не только самая большая страна в мире, но и добывает больше всего полезных ископаемых. Мы занимаемся тем же, разве что под землёй. Чем рыть ходы в сторону какой-нибудь Австралии, гораздо проще осесть там, где уже всё налажено.       — Допустим, — согласилась я и без перехода ткнула в очередной информационный щиток. — Тогда почему надел твоей матери… или твоего отчима… почему Бургундий, короче? По географии у меня трояк, но даже с трояком понимаю, что звучит малость буржуйски.       — Пращуры моей достопочтенной матушки родом из Франции, региона Бургундий, — объяснил Аслан. — Хоть она и была рождена уже здесь, в неволе, но всегда хранила в сердце воспоминания о наземных корнях. Вот батюшка при оформлении надела и нарёк его «Бургундием». Крайне заботливо с его стороны, не находишь?       Новая информация уже готовилась покинуть мозг, как вдруг до меня дошло, и я резко затормозила, отчего Уод по инерции едва не слетел с шеи. Втайне надеясь, что ошибаюсь, я проговорила:       — Хочешь сказать, люди здесь не более чем скот?       — Да, — жестокое подтверждение с лёгкостью слетело с губ Аслана, и он потянулся: — Большинство живущих в Одересе людей похищены по заявкам дворян, либо выращены в специальных гетто, либо подмёныши. Человеки привыкли считать, что хищениями занимаются феи, но тролли, а именно так мы котируемся в вашей мифологии, тоже ими не брезгуют.       — И тебе нормально? — возмущённо уточнила я. — Нормально сознавать, что подобных твоей матери… нет, подобных тебе, котируют животными, держат в чёрном теле и относятся как к мебели? Жить и не тужить, прекрасно зная, что где-то страдают ни в чём не повинные люди?!       Аслан кисло взглянул на меня и приложил бледную длань ко лбу, размышляя. Для него происходящее как раз таки было нормально, но сказать: «Ага, поднажмём» не позволяло ни воспитание, ни долго передо мной, своей спасительницей.       Пока же многочисленные мысли роились в голове единственного относительно адекватного «ололоса», неторопливо обретая формулировку, меня настигли два просветления по цене двух.       «Хочу в туалет» и «хочу в туалет с комфортом».       Однозначно взаимоисключающие параграфы вынудили меня согнуться в три погибели, прижать к животу руку и начать мучительно приплясывать на месте в надежде, что Аслан догадается в чём дело. Никаких кустиков, включая каменных, по пути нам не попадалось, соответствующих указателей — тоже, так что…       Догадывайся, да поскорее!       — А, нужда, — понимающе кивнул «ололос» и дважды топнул ногой, призывая из-под земли подобие биотуалета. — Извини, не сразу дошло. Почему прямо не сказала? Или девочки не какают?       — Именно, — пискнула я, разглядывая невзрачные кабинки и примечая прорезь для монет. — Ну что за гадство, вроде сказочный мир, но платить всё равно приходится… Общественных туалетов не завезли?       — Есть и общественные, — Аслан вновь по-особенному топнул и за его спиной выросли типичные сортиры повышенной засранности и сопутствующим ароматом. — Хочешь?       — Нет, — быстро передумала я и, сложив ладошки, заканючила: — Аслан Экберротский, будьте милосердны! Подайте, Камнетёса ради! Иначе… иначе я за себя не ручаюсь!       «Ололос» весело хмыкнул и в мои потные ручонки легла серебряная монета с чьим-то носатым профилем. Наверняка, Камнетёсовским. Любоваться ею уже не было никаких сил, и я, нетерпеливо вставив монетку в прорезь, вкатилась в туалет.       До блеска надраенный, благоухающий и просторный, он нисколько не напоминал привокзальные «капуты», идущие в комплекте с несмываемыми кучами и вечно отсутствующей туалетной бумагой. Особая корзинка под фамильяров тоже имелась, и я безбоязненно пересадила в неё недовольно зашипевшего Уода.       — Обожди чуток, — попросила я, скрываясь в кабинке.       Большие и малые дела уже исчезали в вонючей дали, когда заточённый в камне «Санёк» дал о себе знать. Причём с такой силой, что я едва не обожглась и была вынуждена в экстренном порядке «тушить» разбушевавшегося духа водой из-под крана.       — У нас проблемы? — спросила я, тряся обожжённой рукой. — Насколько крупные? Есть возможность избежать?       Любой другой человек давным-давно валялся бы на полу ололосского сортира, сражённый эпилептическим припадком, до того яркими вспышками семафорил «Санёк», но успевшая попривыкнуть к его манере общения я быстро вычленила главное.       За нами погоня. Нет, они не знают точно, где мы. Огромные проблемы. Нужно бежать. Достичь Буржундия… ой, Бургундия. Чужие наделы неприкосновенны. Скорее, скорее.       Ни я, ни «Санёк» не владели азбукой морзе и полученная информация основывалась на успевшей хорошо зарекомендовать себя игре «холодно-горячо» и собственных догадках, подтверждённых тепловой волной. Клятвенно заверив «Санька», что мы тотчас уберёмся, я усадила нервничающего василёнка на плечо и с воплем: «Полундра!» вывалилась наружу.       — У нас хвост, — мрачно подтвердил Аслан. — И ладно бы только хвост… дорога исчезла.       Пусть и не из жёлтого кирпича, но уходившая вдаль тропка гарантировала более-менее успешное достижение конечного пункта назначения. Теперь же мы были наедине с собой и нехитрыми, околошкольными знаниями, комплектация которых и близко не включала спортивное ориентирование.       — Дела-а, — протянула я и ненадолго умолкла, судорожно соображая. — Сколько им потребуется времени, чтобы нагнать нас?       — Полчаса-час, — вздохнул Аслан. — Имитаторы натасканы на поиск, быстро управятся. Может, всё-таки сдаться? Даю слово, тебя не убьют, Белка. Воспоминания подчистят — это да, но не убьют.       — Иди к своим любимым человекам, трус, — огрызнулась я. — Мои воспоминания принадлежат лишь мне, ясно? Никто не вправе копаться в чужой головушке, копируя, вставляя, вырезая и определяя, что нужное, а что — нет. Лучше скажи, считается ли ваш тубзик за жилище или нет. Тот же вокзал «Ньково» считался, например.       — Хочешь затаиться в сортире?! — брови «ололоса» скрылись за длинной чёлкой. — Нет, вариант неплохой, но… долго ли мы там просидим? Без еды, воды…       — Ага, значит, считается, — перебила его я и драматически вытянула руку с зажатым в ней «Саньком»: — На тебя вся надежда, чел. Либо ты прямо сейчас избираешь дристалище временным пристанищем, либо… Экберроты возвращают тебя обратно. А меня по-тихому прикапывают в каком-нибудь лесочке.       Размышлял «Санёк» недолго и вскоре золотистой искрой перетёк в стены вполне себе уютного и безопасного сортира, с ходу меняя его статус на неприступное для любого чистокровного «ололоса» жилище. Атмосферу, правда, слегка портил в ужасе схватившийся за голову Аслан, беспрестанно бубнящий нечто разряда: «Ненормальная… так обойтись с многоуважаемым укуем семейства Экберрот!», но кому он сдался?       Главное — достичь взаимопонимания с «Саньком», остальное — как-то побоку.       «Санёк» принялся добросовестно трансформироваться, демонстрируя всевозможные варианты обители и ненадолго замирая перед тем, как вновь измениться. А я пристально разглядывала великое множество его форм, пока он не предстал передо мной в чём-то совсем уж доисторическом, но родном для любого россиянина обличье.       Избушке на курьих ножках.