I’ll keep the lights on for you

Ибо после своих выходок чувствовал себя неуютно. Он прекрасно понимал, что надо что-то предпринять, иначе не избежать открытого конфликта. Сидя на кушетке, перебирал варианты —  спуститься в лобби и узнать, в каком номере проживает Сяо Чжань, и вломиться к нему с бутылкой байцзю на поговорить, или же просто позвонить. А если он за эти десять лет сменил номер? Ван Ибо все же позвонил. Сяо Чжань, которому в голову пришла примерно та же идея, замер на ступеньке лестницы (он как раз спускался в лобби, чтобы узнать, где живет Ибо), услышав давно, казалось бы, забытый рингтон, и уставился на высветившийся на экране телефона номер. Там горело имя Ибо. «Надо же. Я был уверен, что он его давно сменил». —  Надо же, —  услышал в трубке словно бы отголоски собственной мысли, —  я был уверен, что ты давно сменил номер. —  То же самое я подумал и о тебе. Что ты хотел? —  Поговорить. —  Взаимно. —  Тогда… Может, поужинаем вместе? Для налаживания, так сказать, более тесных отношений. —  Более тесных? —  Рабочих, рабочих! А не то, что ты подумал. —  Откуда ты знаешь, что именно я подумал? —  У дураков мысли сходятся. Знаешь такую поговорку? Договорились встретиться в Pelham’s. Ибо пришел первым и, нетерпеливо постукивая начищенным до блеска лабутеном по полу, ждал Сяо Чжаня, который как всегда опаздывал. То есть задерживался —  королевские особы не опаздывают! Когда он наконец появился, Ибо окинул его придирчивым взглядом, отметив и идеальные стрелки на узких черных брюках, и идеально сидевший черный же смокинг, и белоснежную сорочку с идеально повязанным галстуком-бабочкой. —  Сколько лет прошло, а твои привычки не изменились. —  Твои тоже, —  Сяо Чжань так же пристально оглядел Ван Ибо, кивнул сам себе, оценивая его вид (Ибо был одет так же парадно, как и он сам), и сел, аккуратно поддернув штанины. Ибо в ответ тонко улыбнулся. —  Приятно знать, что в мире есть что-то неизменное. Официант, подоспевший к их столику, стоявшему в небольшой нише с высоким, от пола до потолка окном, выходившим на набережную Вайтань, изогнувшись в поклоне, подал роскошно оформленное меню. Здесь все было обставлено с традиционным для Шанхая 20-х годов прошлого века шиком. Белоснежная накрахмаленная скатерть, аж скрипевшая, изысканный бело-синий  веджвудский императорский фарфор, серебряные столовые приборы, бокалы тонкого хрусталя, поблескивающие гранями в свете хрустальной же люстры, дорогое шампанское в серебряном ведерке… Высокая французская кухня. Пока дожидались свой заказ, Ибо исподлобья смотрел на то, как Сяо Чжань поигрывает кольцом на указательном пальце, туда-сюда, туда-сюда, вроде бы бездумно, а на самом деле, и Ибо был готов поклясться, совершенно осознанно. Вон как взгляды бросает, гад! Ибо не мог отвести глаз и чувствовал, как внизу живота нарастает тяжесть. «А еще меня обвинял, что это я провоцирую?! Я заставлю тебя заплатить за это!» Было очень, невыносимо трудно сосредоточиться на еде. Сяо Чжань вдруг отложил нож и вилку, пригубил шампанское и тяжело вздохнул: —  Сейчас бы хого… Ибо весело вздернул бровь: —  Всему вот этому (он обвел рукой изящно сервированный стол) великолепию ты предпочел бы банальный хого? —  А ты? —  остро глянул в ответ Сяо Чжань. А помолчав, добавил: —  Помнишь, как мы по ночам сбегали в Наньши? Интересно, та лапшичная еще работает? Ибо аккуратно промокнул белоснежной, с вензелем ресторана салфеткой губы, отложил ее в сторону и поднялся: —  Идем. —  Куда? —  Проверим лапшичную И он заговорщически подмигнул. Сяо Чжань скептически окинул их обоих взглядом: —  Прямо вот так и пойдем? Ибо на секунду подвис, а потом рассмеялся: —  Ты прав, в таком виде нас там не поймут. Идем переодеваться, что ли? Через четверть часа из сверкающего мрамором и зеркалами лобби Уолдорф Астории они выскальзывали в совершенно затрапезном виде —  потертые джинсы, кроссовки, худи с надвинутыми на головы капюшонами. Ни одна живая душа не заподозрила бы сейчас в них знаменитых актеров! А они ощущали себя, как раньше —  молодыми и безбашенными. От набережной до старого города Наньши шли пешком —  всего-то меньше километра. Подивились тому, как облагородили старый рынок. Там стало и свободнее, и чище, хотя атмосфера все еще чувствовалась. Опасения, что искомая ими уличная лапшичная больше не существует, к счастью, не оправдались. Она была на месте. На месте были и раскидистые зонты-навесы, правда более яркие и новые, на месте были и расставленные под ними пластмассовые столы и стулья. Как ни поразительно, на месте была даже тетушка Сунь, владелица забегаловки и большая мастерица тянуть и варить вкуснейшую в Шанхае лапшу. —  Я сейчас чувствую себя, словно на машине времени смотался на десять лет назад. Она же совсем не изменилась! А ведь уже тогда была стара, как сам Наньши, —  устраиваясь на шатком стульчике, изумлялся Ибо. —  Надеюсь, ее лапша осталась такой же вкусной, —  произнеся это, Сяо Чжань ощутимо вздрогнул, услышав раздавшийся из-за плеча знакомый голос: —  Молодым господам не стоит обижать сомнениями бабушку Сунь. Она, конечно, не молодеет, но лапшу варить не разучилась. Вам как обычно? Две пары глаз уставились на нее в немом изумлении. —  Мне много лет, но память еще, слава Гуаньинь, не отшибло и глаза все еще видят хорошо. Вас давно не было видно, молодые господа. Уезжали? Вам, молодым, вечно на месте не сидится. Ну так что подавать-то? Жареную лапшу со свининой одному молодому господину и фунчозу с луковым маслом и овощами другому? —  Боги, —  Сяо Чжань аж зажмурился, —  точно машина времени. Он встал и поклонился старой женщине. —  Благодарю тетушку Сунь и желаю здоровья и процветания. Та махнула на него кухонным полотенцем и скрылась в помещении лапшичной, откуда доносились умопомрачительные запахи. Ибо потрясенно смотрел ей вслед. Через несколько минут, уплетая за обе щеки вкуснейшую лапшу, жареную со свининой Ибо и фунчозу с луковым маслом и жареными овощами Сяо Чжань, они молчали (попробуй поговори с набитым ртом!) и лишь украдкой переглядывались, стараясь угадать, о чем каждый думает. Наконец, Ибо, вызывающе покосившись на Сяо Чжаня, вылизал (!) остатки соуса со дна своей миски и сыто откинулся на спинку стула. —  Звезда кино, можно сказать, мирового масштаба — и такие манеры! —  Сяо Чжань не мог не подколоть. —  И кто тут, кроме тебя, знает, что я типа звезда? А ты потерпишь. Тихонько посмеялись. —  Я смотрю, ни кондитерскую, ни цветочный магазин ты так и не открыл. Сяо Чжань, зная, что на него смотрят не отрываясь, со вкусом потянулся и произнес, смакуя каждое слово: —  Не дождетесь, господин Ван. И после небольшой паузы: —  А вот арт-галерея у меня есть. —  Я знаю, — кивнул Ибо, —  я в ней был. Сяо Чжань не смог скрыть удивления. —  Господин Ван ничего не путает? Нигде не указано, что галерея моя, да и в той ли галерее ты был. —  «Подсолнухи» —  весьма говорящее название. Для того, кто знает. Сяо Чжань слегка приподнял бровь, Ван Ибо в ответ дернул своей. Пару секунд они мерялись взглядами. Сяо Чжань отвел глаза первым, но все же заметил тень улыбки на губах Ибо. —  Своими глазами эти самые «Подсолнухи» так и не удалось увидеть? —  Почему же. Я был в Лондоне. Как частное лицо. Удалось избежать шумихи. —  Мечты сбываются? —  Определенно. Особенно если вкалывать ради этого как каторжник. —  Я тоже свою исполнил. Побывал в Мюджелло (это итальянское название Ибо выговаривал с забавным тщанием), с Валентино Росси познакомился. —  Я, знаешь ли, в курсе. Твоей довольной рожей был заспамлен весь вейбо. —  Господин Сяо следит за этим недостойным? —  Не следить за господином Ваном невозможно. Ты, прости, торчишь из всех дыр. Ибо недовольно дернул щекой. Сяо Чжань заметил. —  Шлейф айдольского прошлого. Смирись. И успокаивающе похлопал по колену. Ибо ощутимо вздрогнул. Сяо Чжань руку немедленно убрал. —  Извини. Ибо буквально прикусил язык, чтобы не произнести то, что крутилось на его кончике. «Верни руку, где взял!» Закончилась эта спонтанная ночная вылазка достигнутым соглашением —  отбросить все личное, вести себя на площадке профессионально и стараться лишний раз друг друга не задевать. В конце концов работа прежде всего и именно от них двоих в основном зависит ее качество.