Если бы ты правда ничего не любил [if you really love nothing]

      Нил просыпается, вздрагивая.              Сердце изо всех сил пытается вырваться из груди, пульс стучит в кончиках пальцев и висках. Сон уже ускользает, растворяется в темных уголках его сознания, из которого выполз, но Нил помнит как тонул в ледяном, мокром песке. Все его тело погрузилось в него, песок скрежетал на зубах пока челюсти пытались подавить вопли — крик о помощи, подступавший к горлу. Он помнит холод; он помнит, как тонул, тонул — был завернут в песок и не мог пошевелиться. Он помнит ночное небо над головой, холодное и беспощадное.              Помнит блик в уголке глаза от далекого пламени, приносившего мельчайшие волны тепла, омывавшие его. В воздухе витал запах соли и смерти.              Наяву он слышит звуковой сигнал и бульканье, а затем из кухни доносится аромат кофе. Он шевелится, и хруст кресла-мешка под ним звучит как разбивающиеся о берег волны.              Он садится и моргает, чтобы отогнать последние кусочки сна. Одеяло падает и собирается у его ног. Он не помнит, чтобы натягивал его на себя прошлой ночью после того, как проснулся от первого кошмара и забрался в кресло-мешок, сдерживая крики. Он помнит только, как сидел в мерцающем свете телевизора и бесцельно переключал каналы онемевшими пальцами. Экси не показывали так поздно ночью, поэтому он остановился на чем-то случайном, чему не придавал значения — лишь бы это вытеснило кошмар из уголков сознания.              Он закрыл глаза, прислушиваясь к мягким звукам шагов и пытаясь игнорировать ощущение, будто его сердце увеличивается в размерах, заполняя горло, сжимает его, когда в комнате общежития царит тишина.              Общежитие уже проснулось. Нил может слышать звук льющейся воды в ванной. Он упирается руками в кресло-мешок и поднимается на ноги. Затем идет в коридор. В спальне срабатывает будильник Кевина — высокий, пронзительный звук.              Дверь ванной открывается, и Нил останавливается как вкопанный. Свет льется в коридор, освещая Эндрю бесформенным силуэтом, что отбрасывает тень на лицо Нила. Он чувствует запах его зубной пасты и парфюма. Его сердце болезненно колотится, а мышцы напрягаются.              Когда все стало вот так?              Эндрю поворачивается к закрытой двери спальни и трижды сильно и громко пинает ее, заставляя Нила опасаться, что тонкая фанера треснет под натиском ботинка Эндрю.              — Подъем, Дэй. Трудовыебудни ждут, — говорит Эндрю, распахивая дверь и включая свет. Громкость будильника нарастает, теперь когда больше не скрывается за дверью. Эндрю исчезает в комнате. Нил слышит сонный, неразборчивый стон Кевина, полный протеста.              Нил глубоко вздыхает и идет в спальню за своими вещами.              

—

             Солнце все еще уютно сидит за горизонтом, когда собравшиеся Лисы на парковке Лисьей Норы, шаркают поблизости, складывая сумки со своим снаряжением в багажное отделение автобуса. Нил дрожит, но эта дрожь вызвана утомлением, а не холодом, хотя температура почти ниже нуля. Двигатель грохочет, выхлопные газы пыхтят и поднимаются в воздух горячими парами, заставляя задыхаться. Тем не менее, Нил вспоминает свой сон и говорит себе, что вкус песка во рту — всего лишь плод его воображения.              Нил заходит в автобус одним из последних, следуя за Ники, который так сильно зевает, что у него щелкает челюсть. Это тот же старый автобус, что и в прошлом году, с той лишь разницей, что на панели за водительским сиденьем установлен небольшой телевизор, а еще с ними теперь шесть новых тел, занимающих места. Если они продолжат расширять состав в следующем году, им придется снова обдумывать рассадку, чтобы все могли уместиться. Если они возьмут еще шесть человек, даже когда девочки выпустятся...              Желудок Нила сжимается при мысли об уходе девочек, но он отталкивает ее. У него сейчас нет времени думать об этом.              Нил идет по проходу мимо улыбающейся Рене. Эллисон, похоже, уже отключилась рядом с ней, ее глаза были скрыты оранжевой маской для сна. Затем Нил проходит Дэн и Мэтта, свернувшихся калачиком друг на друге. Потом первокурсников.              Галиндо сидит одна, в наушниках и смотрит в окно. Ян и Гринфилд склоняются над игровой консолью, Ян указывает на экран и говорит: чувак, чувак, вон тот синий. За ними — Рита Анджелос, их новый полузащитник, сидящая, как ни странно, с Ники, который, присел ей на уши, пока она тупо пялится в потолок, скрестив руки на груди. Затем идут Джек и Шина, но Нил не обращает на них особого внимания, хотя и ощущает их насмешки и шепотки, словно когти, царапающие затылок.              К этому моменту он доходит до задней части автобуса, и на долю секунды запинается. Кевин сидит один, медленно сползая по сиденью и резко выпрямляясь, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. А в самом конце сидит Эндрю, что вполне нормально — именно там он и сидит постоянно, — но рядом с ним находится Аарон, и Нил запоздало понимает, что совершенно забыл про него, проходя мимо каждого места. Эндрю смотрит на парковку, подперев подбородок рукой, со скучающим выражением лица, как обычно, как будто он не в курсе — или, скорее безразличен к тому факту, что его собственный близнец, с которым, как известно, у него глубокие личные проблемы, находится всего в нескольких сантиметрах от него, разделяя с ним один ряд сидений.              Аарон отрывается от телефона, словно чувствует внимание Нила, и они встречаются взглядами. Его губы слегка искривляются в знакомом презрении, и он пристально смотрит на Нила сверху вниз.              Нилу хочется подойти, схватить его за воротник, протащить по проходу и швырнуть лицом в асфальт, а затем оставить в пыли. Он до сих пор помнит слова, что Аарон прорычал ему на днях, когда Эндрю ушел с тренировки раньше, — они жалят, как все еще не затянувшаяся рана.              Нил пытался помешать ему преследовать Эндрю – Эндрю, который настолько отгородился от Нила, что казалось, будто от него отрезали что-то жизненно важное, все его тело вышло из равновесия и он так скучал, даже когда Эндрю стоял прямо там; Эндрю, который ни за что нахер не хотел бы, чтобы его брат был рядом, если даже присутствие Нила подле него не было желанным. И Нил наблюдал, выдохнув, как Эндрю хлопнул дверью своей машины перед лицом Аарона и резко выехал с парковки. Он наблюдал, как Аарон ворвался обратно на стадион, его лицо было красным от напряжения и гнева.              Нил не сказал «я же говорил», но Аарон все равно скривился в насмешке, прочитав это на лице Нила.              — Не смотри, блядь, на меня так, мудак.              Нил вздернул подбородок.              — Как?              Аарон сделал шаг ближе.              — Почему-то у меня есть ощущение, что это все твоя вина. Ты назойливый кусок дерьма. Нет и шанса, что обошлось без твоего участия прямо в центре событий.              — Тебе действительно нравится, получать по лицу, так ведь? — рассуждал Нил. — Ты говоришь много слов, делающих тебя подходящей грушей для битья.              — О, ты о том случае, когда ты погладил меня вот здесь? — рука Аарона поднялась к подбородку, постукивая пальцем по тому месту, куда Нил почти год назад ударил кулаком. Воспоминание об огне, поглотившем его перевязанные руки, было острым, но жар слов Аарона, заставившего его нанести удар, обжигал сильнее и все еще тлел. — У меня были девчонки, которые пощечины давали сильнее.              — Меня это, по правде говоря, совсем не удивляет.              — Однажды ты ему надоешь, — сказал Аарон, без жара в словах, как будто он просто констатировал факты, что заставило Нила остановиться. — Он вышвырнет тебя прочь, как и всех нас.              Нил проигнорировал ту часть себя, которая болела, которая скучала, и сжал челюсти.              — Если ты действительно думаешь, что Эндрю настолько бессердечный, я понимаю, почему он никогда даже не делает попыток общаться с тобой.              Аарон на мгновение смерил его взглядом, прежде чем протолкнуться мимо, обратно на стадион, ударив Нила плечом и исчезнув в холле.              Из собственных воспоминаний Нила вырывают хлопки Ваймака. Все еще сидя на месте в автобусе, Аарон остается с отсутствующим выражением лица, не имеющим ничего общего с лицом Эндрю, когда он снова переключает свое внимание на телефон.              Нил подходит к месту Кевина и с силой плюхается рядом с ним. Кевин тихо возмущается, но двигается, скользя по сиденью. Нил тупо смотрит на пустой черный экран телевизора, пока Ваймак привлекает их внимание и начинает перекличку.              Закончив, Ваймак говорит: — Ну, поехали, — и занимает переднее сиденье, чтобы поспать.              Эбби закрывает двери автобуса, не пропуская холодный воздух. Свет в проходе тускнеет и гаснет, погружая их во тьму, за исключением огней парковки и жутковатого свечения всевозможных девайсов Лисов.              Автобус выползает со стоянки на Периметр Роуд. Прямо перед сиденьем Нила есть обогреватель. Он выплевывает горячий воздух и кусает его за лодыжки. Нил откидывает голову на спинку сиденья и смотрит краем глаза, едва различая светлые волосы на фоне мелькающего мира снаружи.              — У тебя с собой заметки о Соколах?              Нил смотрит на Кевина. Складывается ощущение, что он не до конца проснулся и щурится, как будто все еще не может держать глаза полностью открытыми. В руке у него стопка бумаг, которая, кажется, каким-то образом проявилась из него самого, как в магическом шоу экси.              Нил снова откидывает голову назад. Его качает из стороны в сторону, когда они натыкаются на яму на дороге, и Нил позволяет этому действию послужить своим «нет».              — Можем использовать мои, — Кевин достает телефон, чтобы посветить им, синее свечение придает его мрачному лицу омерзительный вид. — Начиная с линии нападающих. У них есть пара первокурсников, которые быстро поднялись в рейтинге, а также у них появился новый полузащитник, завершающий их атакующую линию. Именно поэтому Сент-Луис впервые попал на чемпионат за последние три года. Номер двенадцать, Тара Лэннингем...              Нил позволяет словам Кевина литься, осознавая, что он слышал эту речь по крайней мере дюжину раз за последнюю неделю (статистика, по сути отпечатавшаяся на его веках, убаюкивает его до состояния, напоминающего безопасность) и кажется, будто он впервые твердо стоит на ногах с тех пор, как проснулся тем утром. У него все еще есть ощущение, будто он попал в поток и находится в одной секунде от того, чтобы его утащило под воду, но для начала это уже неплохо.              

—

             Следующие шесть часов пролетают незаметно.              Джек вмешивается в их дискуссию посреди речи Кевина и сразу же начинает высказывать мнение, отпуская потихоньку замечания в адрес Нила, как только может, а Шина как всегда его поддерживает. Кевин принимает это, поскольку Джек неплохой игрок, и его идеи, когда они не отягощены ненужными комментариями о Ниле, не такие уж и ошибочные.              Тем не менее, Нил не в настроении их слушать, и достает MP3-плеер, который Ники подарил ему на Рождество, — с уже предварительно загруженными различными плейлистами с такими названиями, как «Концерт в душевой», «Режим зверя» и самым странным, «Время поразвлечься ;)», который Нил избегал даже просто пролистывать из принципа — и позволяет себе немного отвлечься от лишних мыслей.              Музыкальный вкус Ники, мягко говоря, эклектичен, но Нил подумал, что это, наверное, лучше, чем вообще не иметь вкуса, как у него. В основном он слушает плеер во время пробежек, и по большей части он не вслушивается, а просто позволяет различным битам пульсировать в его ушах, сохраняя ритм и давая тем самым возможность сосредоточиться, когда мысли угрожают догнать его.              Совсем другое дело — слушать музыку в автобусе. Здесь нечему отвлечь его от непрерывных, грохочущих басов и завывающих голосов, а плейлист, к которому он обычно наиболее терпим, имеющий в названии всего лишь «<3», только еще больше нервирует и добавляет беспокойства. Во всех песнях присутствуют протяжные струнные гитар или высокие звуки скрипки, а также голоса, воркующие о любви, утрате и боли, и Нил испытывает огромное облегчение, когда автобус останавливается, и он может выдернуть наушники и подвигать челюстью, чтобы облегчить ощущение заложенности в ушах.              Он встает и потягивается, как только автобус припаркован у задней части здания. Остальные тоже поднимаются с мест, переговариваясь друг с другом. Нил смотрит на сиденье позади себя.              Взгляд Эндрю метнулся к окну. Его поза практически не изменилась по сравнению с шестью часами ранее — рука под подбородком, вид скучающий — но Нил не думает, что нафантазировал тяжесть пристального взгляда Эндрю на себе. Или, возможно, так и было.              Кевин подталкивает Нила вперед.              — Пошли. Мы не можем терять ни минуты.              Нил поворачивается и следует за ним к выходу из автобуса.              Все по очереди ходят в туалет, разминая ноги, бродя вокруг здания и внутри; подбирают себе закуски и напитки, которых здесь хватает на любой вкус. Изрядно находившись, Ваймак предупреждает, что у них осталось 10 минут. Нил идет на улицу к дальней стене здания, возле рощицы, прислонившись к камню и закрыв глаза от солнца, желая получить сигарету. Он чувствует запах хвои, доносящийся с прохладным ветерком, но ему нужен успокаивающий запах дыма. Он не уверен, когда это произошло — когда это стало жестом заземления, а не отчаянной попыткой ухватиться за то, что он потерял. Но он, вероятно, мог бы догадаться.              Листья хрустят на тротуаре, когда кто-то подходит к нему, и, будто бы он мысленно призвал этот запах, он чувствует едкий дым.              Его глаза открыты, но это Ваймак, зажимающий губами зажженную сигарету. Нил сникает.              Тренер пристально смотрит на него, когда опирается на стену рядом с ним.              — Не делай такой довольный вид, ты раздуваешь мое эго.              Нил снова прислоняет голову к камню и тупо смотрит на деревья. Затем он протягивает руку.              Ваймак поднимает бровь.              — Ты забыл, что у тебя сегодня игра? Я не могу допустить, чтобы ты харкался своими легкими на корте.              — Вы знаете, что я не курю, — говорит Нил, но Ваймак уже вытаскивает свою пачку и бросает ему.              — Не говори Эбби.              Нил отмахивается и вытряхивает зажигалку с сигаретой себе на ладонь. Затем поджигает ее и возвращает пачку Ваймаку.              Они стоят так какое-то время: Ваймак курит, а Нил держит сигарету.              — Ну так, — говорит Ваймак, и Нил чувствует напряжение, потому что уже знает, что собирается сказать тренер, еще до того, как это произойдет.              Ваймак делает паузу, чувствуя новое напряжение.              — Настолько плохо, да? — бормочет он.              Нил перекладывает сигарету из одной руки в другую, рассеивая дым и наблюдая, как полупрозрачный след закручивается сам по себе.              — Я могу с этим как-то помочь? Бетси?              Нил чувствует, как горит горло, словно это ретроактивная реакция на сделанную затяжку.              — Я не знаю, — говорит он честно, потому что не понимает, в чем вообще проблема.              — Неужели он?… — начинает Нил и прерывает себя. Если бы Ваймак знал, он бы не спрашивал. Нил горит потребностью знать, просто знать.              Он чувствует, будто несколько дней бродил в темноте, стараясь ни на что не наткнуться, ничего не испортить. Он держал дистанцию, давал достаточно пространства — именно это помогало раньше. Эти вещи имели тенденцию разрешаться сами собой — скорее, Эндрю каким-то образом все разрешал; у него всегда получалось. Нил даже не знал, с чего начать, если на этот раз Эндрю не сможет вытащить себя из этого.              Он чувствовал себя таким, совершенно беспомощным, только один раз. В августе прошлого года, как раз когда начался суд над Аароном. Все тогда только начиналось: судебные заседания, учеба, вице-капитанство, жизнь, которая, как он думал, оборвется несколько месяцев назад, — и он чувствовал себя так, будто живет внутри стиральной машины, перманентно застряв на цикле отжима, где его бросало из стороны в сторону, выжимая, пока он пытался ухватиться за что-нибудь. Что угодно, лишь бы оставаться устойчивым, но Эндрю...              Эндрю отгородился тогда. Он ушел в себя и почти весь месяц едва ли произносил пару слов. Нил понимал. Только так Эндрю мог справиться со всем этим — со всеми ужасами.              Но он был так напуган. Бывали дни, когда Эндрю не вставал с постели. Нил просыпался и спускался по лестнице, а Эндрю лежал на своей койке на боку, глядя в никуда. Если бы не вздымающаяся и опускающаяся грудь и медленно моргающие глаза, Нил подумал бы, что он мертв, и эта мысль была ужасной, но реальность была не лучше. Эндрю был пойман в ловушку своего разума, вновь переживая или пытаясь сдержать воспоминания, которые суд извлек из тех уголков его памяти, что Эндрю держал крепко запертыми. Нил чувствовал себя хуже, чем просто беспомощным — он чувствовал, будто есть что-то, что он мог бы сделать.              Он мог бы уберечь Эндрю от похода к Хеммикам (если бы только Нил никогда не просил об этом). Он мог бы заставить Рико доказать, что никто не тронет Эндрю в Истхейвене. Он мог бы дать показания, даже если бы Морияма сказали ему не делать этого, на случай, если вдруг у него возникнут идеи рассказать об истинной причине того, почему что-либо из этого изначально произошло, и связать их с преступлением, которое привлечет слишком много взглядов.              Он мог сделать хоть что-то, но не сделал, и это было хуже, чем чувствовать, что ты вообще ничего не способен сделать, когда свобода от чувства вины приносит облегчение.              Эндрю сам оказался тем, кто смог выбраться из этого состояния. Благодаря многочисленным сеансам с Би. И личному пространству. Было так много личного пространства, ожидания, наблюдения, и Нил пытался находиться рядом, когда был нужен — в моменты, когда внутренняя тьма рассеивалась настолько, что можно было подняться на крышу, или покататься на машине, или переплести пальцы вместе, прежде чем разойтись. Но все же Эндрю сделал это. Он выстоял и смог преодолеть это, а Нил... стоял подле него.              Но потом все закончилось. Наступил ноябрь, а за ним конец сезона и семестра, а потом Рождество — и казалось, что жизнь накатывает волнами. Как раз в тот момент, когда ты думаешь, что прилив закончился, поднимается волна, и вновь накрывает с головой, утягивая под воду.              Но становилось лучше. У них все становилось лучше. На этот раз ситуация отличалась. Что-то было закопано после того, как раздался удар молотком; после того, как Аарон был оправдан; после того, как Касс отвернулась в зале суда со слезами на глазах и избегающим взглядом. У них все налаживалось. С этим было покончено.              Но сейчас...              Ты бы сказал мне. Ты бы сказал мне, если бы было плохо.              Эндрю сказал «да», и он не лгал. И этот раз не был похож на предыдущие. Не было никаких признаков. Взгляд Эндрю был отстраненным, но это было не то же самое. Нил даже не мог просто стоять в стороне и ждать. Он вообще ничего не мог сделать, потому что Эндрю просто исчез. Не заперся в своей голове — ничего такого из того, что Нил видел раньше — а физически исчез. В один день Эндрю схватил его за подбородок и всучил ему ключи; смотрел на него и говорил все, что ему нужно было услышать, потому что знал. А затем он исчез.              Нил не замечал, насколько велика часть его жизни, вращающаяся вокруг Эндрю, пока его не стало рядом, и Нил не почувствовал будто в груди пробили дыру. Его выпотрошили, и он не знал почему. Все, что он мог сделать, это предложить пространство и время, но на этот раз казалось, что это только отдаляет их, заставляя дыру в груди лишь разрастаться.              Щелчок пальцев перед лицом возвращает Нила обратно. Сигарета в руке уже дотлела, к фильтру прилип длинный ряд пепла. Нил постукивает по нему большим пальцем и наблюдает, как пепел ударяется о бетон и разбивается на куски, развеиваясь по ветру.              — Господи, парень. Куда ты пропал? — спрашивает Ваймак.              Нил не отвечает.              Ваймак вздыхает.              Нил не знает, почему поднимает глаза, но делает это и видит знакомую фигуру, выходящую из-за угла. Шаги Эндрю лишь на мгновение замирают, его лицо совсем не меняется.              Нил выпрямляется, подходя ближе. Эндрю скользит по нему взглядом, затем отводит глаза и останавливается на Ваймаке.              — Вечеринка в разгаре, да, — тянет Эндрю. — А меня не пригласили.              Глаза Ваймака слегка прищурены, когда он наблюдает за ним. Он смотрит на Нила. Нил отводит взгляд.              Ваймак вздыхает. Он вытаскивает свою пачку и бросает ее Эндрю.              — Пять минут. Будьте в автобусе, иначе остаток пути вам придется ехать автостопом. Не надо, — говорит он, указывая пальцем на Нила, — понимать это буквально.              Нил поднимает бровь.              Ваймак снова переводит взгляд с Эндрю на Нила, его губы слегка поджаты. Эндрю занят закуриванием сигареты. Он убирает в карман пачку и зажигалку Ваймака. Тренера, похоже, это не волнует. Кажется, он приходит к какому-то выводу, его плечи распрямляются, но Нил понятия не имеет, к чему именно.              — Вы оба знаете, что я не вмешиваюсь в дела, за которые мне не платят, — говорит он, — но мне нужно знать, что все, что происходит между вами двумя, сегодня не станет проблемой для остальных.              Это почти незаметно, но Нил видит, как подрагивают пальцы свободной руки Эндрю, и ничего не говорит. Если Нилу и было что сказать, то слова застряли у него в горле от этого крошечного движения и того факта, что Эндрю даже не пытается отрицать или опровергать слова Ваймака.              Нил стоит там, чувствуя себя так, будто его только что бесцеремонно окунули в ванну с ледяной водой.              Ваймак бросает на них еще один взгляд.              — Угу. Ну ладно тогда, — он разворачивается и уходит. Затем кричит через плечо, — Четыре минуты!              Нил смотрит на то место, где только что стоял тренер, невидящими глазами. Я, — думает он, — это я?              Все, что произошло за последние несколько дней, начинает выстраиваться вокруг этой новой идеи. В какой-то степени это имеет смысл. Нил знает, как это выглядит, когда Эндрю приходится бороться со всем остальным — с самим собой, с воспоминаниями, застрявшими в его голове — но он никогда не видел, чтобы Эндрю сражался против него.              — Это… — начинает он.              Эндрю не отрывается от сигареты. Он смотрит на стену, стоит в нескольких футах от Нила, прямо в границах тени, которую здание отбрасывает на тротуар и траву.              — Все это время это был я.              Эндрю поднимает взгляд на этих словах. Такое ощущение, будто они впервые за несколько дней посмотрели друг на друга, хотя Нил знает, что это по сути неправда. Эндрю подносит сигарету к губам и затягивается, не отводя взгляда. Нил ищет гнев на его лице, но на нем нет ничего, вообще ничего.              Почему ты ничего не сказал? Слова застревают у него в горле. В этом нет смысла.              Раздается резкий свист, Ваймак зовет их обратно в автобус.              Эндрю отбрасывает недокуренную сигарету и катит ее ботинком по тротуару. Затем поворачивается и уходит прочь.              

—

             Если первые шесть часов поездки еле ползли, то последние шесть часов пролетели незаметно — Нил и глазом моргнуть не успел. Он помнит все: как зашел в автобус, сел на свое место, съел один из сэндвичей, которые Дэн раздала команде, как снова слушал статистику Сент-Луиса от Кевина, игнорируя Ники, пытающегося навязать им игру из двадцати вопросов, но такое ощущение, будто все это случилось с кем-то другим. Воспоминания кажутся смутными, даже когда они приезжают на стадион Соколов Сент-Луиса.              Эбби ведет автобус сквозь море машин, медленно продвигаясь к воротам, где их ждет охранник, чтобы сопроводить внутрь. Они выходят из автобуса, хватают свое снаряжение и идут сквозь расступившуюся толпу к стадиону.              Несмотря на то, что они находятся в нескольких штатах от Пальметто, среди фанатов множество всполохов оранжевого цвета, смешивающегося с фиолетовым и золотым. Нил видит в толпе развевающиеся плакаты с надписями «Королева Дэй», «Уайлдс для диких» и даже вызывающее «ЭНДРЮ МИНЯРД, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ <3».              В то же время в их сторону раздается и изрядное количество освистываний и оскорблений.              В начале сезона это немного удивляло, но учитывая все прошлогодние события и суд летом, честно говоря, тут нечему было удивляться. Лето выдалось спокойным, судебный процесс не афишировался, но к началу учебного года об этом стало известно, и, поскольку ярые почитатели Рико не купились на «самоубийство», даже когда некоторые бывшие Вороны начали рассказывать страшные истории о своем пребывании в Гнезде, обратная реакция была почти равна росту сочувствия со стороны фанатов. Ничего такого, что могло бы сравниться с полным погромом, учиненным фанатами Эдгара Аллана, с машинами обитателей Лисьей Башни в прошлом году, но достаточно близко к этому.              Хуже всего здесь, по мнению Нила, — идти сквозь толпу людей, которые либо радикально влюблены в твой образ, либо жаждут твоей смерти, и не знать, кто есть кто, если только они не держат в руках плакат или не осыпают тебя оскорблениями.              Лисы, даже новички, уже привыкли к неоднозначному приему. Никто из них не обращает внимание на толпу, когда они проходят сквозь нее. До раздевалок все добираются в мрачном настроении. Команда ведет себя тихо.              Ваймак следует за ними в раздевалку. Они остаются поблизости, пока сотрудник зачитывает им правила корта и обычный распорядок на вечер. После того, как инструктаж окончен, Ваймак отпускает их и ждет, пока Лисы сбросят свои сумки, а затем хлопает в ладоши настолько громко, что пара первокурсников подпрыгивает от неожиданности.              — Ладно, сопляки, слушайте. Это чемпионат. Мне не нужно говорить вам, ребята, что это значит и что поставлено на карту — вы уже в курсе. Для большинства из вас это не первое родео, и если мы смогли пройти через полнейшее мозгоебство прошлого сезона — с трофеем, как никак, — то этот матч — плевое дело, верно?              Нил наблюдает, как Ники ухмыляется, а Мэтт наклоняется, чтобы стукнуться плечом о плечо Нила. Дэн говорит:              — Да, тренер, — и остальные вторят ей.              Ваймак кивает.              — Хорошо. Теперь, что касается новых детишек… — Шина кривится в усмешке от использованного термина. Ваймак указывает пальцем на оригинальных Лисов. — Смотрите на своих старших. Слушайтесь капитана и вице-капитана. Я не хочу видеть, как хотя бы кто-то один играет так, будто он единственный, кто стоит на корте этим вечером, поняли меня? Мы команда. Мы делаем это вместе или не делаем вообще.              Он оглядывает комнату. Они все смотрят на него в ответ. Он снова кивает, удовлетворенный.              — Хорошо, тогда переодевайтесь в форму для разминки и встретимся там через пятнадцать минут для пробежки, — он показывает большим пальцем на дверь, ведущую на внутренний корт, и напоследок вновь хлопает в ладоши. — Давайте, шевелитесь.              Все разбредаются в разные стороны.              

—

             Нил позволяет себе забыться в игре. Он выбрасывает из головы все блуждающие мысли и сосредотачивается на команде. Он вице-капитан, он не может позволить себе выбыть из строя.              Они пробегают несколько кругов, затем надевают защиту и разминаются. Нил делает вид, будто это всего лишь еще один тренировочный день, игнорируя кричащую толпу и стадион, который им не принадлежит. Помогает и то, что команда требует от него полного вовлечения в процесс.              Вместе с Дэн они показывают для всех упражнения. Старшие Лисы кажутся нервными, но стараются сохранять контроль; первокурсники — совсем другая история. Напряженность возрастает по мере столкновения характеров. Нилу приходится не раз разнимать рычащих друг на друга Шину и Риту, Галиндо, кажется, полностью растерялась, а Джек насмехаясь над тем, что Нил отлично справляется со своей задачей, почти попадает в него шальным мячом, из-за чего Нил стискивает челюсти. Кажется, все вот-вот рухнет.              И тем не менее, Нил по-прежнему полностью осознает присутствие Эндрю — на заднем плане, в стороне, даже когда они покидают площадку, чтобы подбросить монету.              Они собираются у скамейки гостей на пару минут, пока комментатор начинает представлять команды. Нил уточняет у Дэн их тактику на первый тайм и делает глоток воды. Он игнорирует чувство, будто сейчас он тот, кем был в прошлом году, когда впервые вышел на корт; преследуемый и готовый сбежать при первой возможности.              Из динамиков раздается голос комментатора. Рев толпы оглушает, и Нил едва слышит свое имя и номер, когда выходит на корт. Непрестанный стук сердца в ушах отбивает: это я, это я, это я.              Прежде чем он успевает занять исходную позицию, Кевин подходит и стукается с ним клюшками, и сила этого удара выбивает Нила из собственных мыслей.              — Не выставь нас идиотами.              Это настолько в стиле Кевина, что Нил не может сдержать улыбку. Кевин уходит, удовлетворенно кивнув.              Как только все занимают свои позиции, раздается свисток, и Нил бросается за мячом.              

—

             Игра близка к завершению.              Нил играет большую часть первого тайма. Кевина меняют на Джека после первой четверти, и он выходит на корт, глядя на Нила с мерзкой ухмылкой. У них четыре нападающих, но Галиндо застывает, выйдя на корт, допуская ошибки новичка и забывая основные правила вроде переноса мяча более чем на десять шагов и выбывает. Они не могут себе позволить проиграть эту первую игру, особенно по техническим причинам. Дэн и Нил спорили по этому поводу, но в конечном итоге было решено, что Нил, Кевин и Джек будут основными нападающими, а Галиндо — лишь вариантом на крайний случай, пока она не докажет, что способна участвовать в реальных матчах.              Нила это бесит. Хотя Джек хорош, он играет так, будто он единственный нападающий на корте, особенно когда Нил рядом. Дело в том, что он ему даже ничего не сделал, но почти с самого первого дня Джек высказывается о том, что он думает о Лисах, позволивших кому-то вроде Нила играть в своей команде, не говоря уже о том, чтобы быть их вице-капитаном.              Большую часть времени это терпимо. Нилу не привыкать к едким комментариям о своем прошлом и шрамах. Но то, что его игнорируют на корте, даже когда перед ним открытые ворота, быстро истощает все остатки терпения, как наждачная бумага, трущаяся о нервы, измельчая их в пыль.              До перерыва осталось всего три минуты. Счет равный: по 4 очка у каждой команды, но они просто не могут вырваться вперед.              Ну. Они могли бы, если бы Джек передал мяч Нилу, когда тот окликнул его, как и положено. Но вместо этого, в следующий раз, когда Джек получает мяч, он предпочитает нанести невозможный удар почти по диагонали к воротам, вместо того, чтобы отдать пас. Неудивительно, что вратарь Соколов с легкостью отбивает мяч.              Дэн бьется за отскочивший мяч, ныряя головой вперед в путаницу клюшек и снаряжения, но звучит сигнал, как только Соколы овладевают мячом. Дэн стучит клюшкой по земле, когда поднимается на ноги, ее глаза горят и взгляд сосредоточен на Джеке, но Нил уже приближается.              Он тяжело шагает по корту, его гнев пылает в уголках глаз, когда он прижимает Джека к плексигласовой стене. Он чувствует легкое удовлетворение, замечая искру страха в глазах первокурсника, когда хватает Джека за воротник свободной рукой и прижимает его к стене, заставляя того с грохотом уронить клюшку на землю.              — Какого хера это было? — требует ответа Нил.              — Что? — огрызается Джек в ответ. — У меня был шанс забить, я сделал бросок.              Нил смеется, и это убийственный смех, ледяной и отрывистый.              — Шанс. Ты так это называешь? Ты был практически за воротами, — он рассекает воздух клюшкой, указывая туда.              Раздается свисток, вероятно, судья велит им удалиться с корта, но Нил игнорирует его. Он смотрит прямо Джеку в лицо.              — Шанс забить был, блядь, у меня, бесполезный ты мешок дерьма. И я мог бы это провернуть, если бы ты отдал пас.              Джек толкает его. Нил отшатывается назад, используя клюшку как трость, но продолжает держать Джека за воротник.              — Таким людям, как ты, я не должен ничего отдавать, — насмехается Джек.              — Такие люди, как я, — эхом повторяет Нил, и слышит как заиграли лезвия в собственном голосе. Он наклоняется ближе. — Люди вроде меня точно знают, как срезать кожу с твоих костей, кусочек за кусочком, сохраняя при этом тебе жизнь достаточно долго, чтобы можно было наблюдать, как ты истекаешь кровью. Так что на твоем месте я бы был настороже.              Джек заметно бледнеет и тяжело сглатывает.              — Эй! — Нил замечает приближающегося к ним рефери. — Брейк и уйдите с корта.              Нил еще секунду держит Джека за ворот джерси.              — Эй.              Нил отступает назад, отпуская. Джек срывает шлем и сверлит его взглядом, наклоняясь, чтобы поднять упавшую клюшку. Нил поворачивается к двери, где ждет Ваймак вместе с остальной командой. Руки тренера скрещены на груди, и он тычет пальцем, указывая на пол, в явно требовательном жесте.              Нил идет, крепко сжав древко клюшки, гнев только нарастает, закипая под кожей. Он слышит шаги Джека позади себя, его скрипучий голос.              — Ебаный психопат. Как они могли подумать, что сделать сына маньяка-убийцы вице-капитаном будет хорошей идеей, я не понимаю, — говорит он, — даже братоёб был бы лучше тебя.              Нил останавливается. Вдали он видит, как Ваймак сует блокнот Кевину в грудь и выбегает на корт, но Нил уже движется, уже поворачивается; бросает клюшку и снова хватает Джека за джерси — на этот раз, чтобы удержать его на месте, если тот отшатнется, и бьет Джека кулаком по лицу.              Нил чувствует хруст под костяшками пальцев, ощущает тепло, когда кровь Джека брызжет наружу. Джек вскрикивает. Рефери вопит в тревоге, толпа ревет. Рука Нила пульсирует, но он не отводит взгляда, отпуская Джека, и тот падает на землю. Затем рефери проверяет его состояние. Ваймак стоит между ними двумя, но Нил не отводит взгляда.              — Скажешь это еще раз, — говорит Нил, его голос похож на гравий. — Скажешь это еще раз, и я сдержу свое слово.              Ваймак хватает его за плечо и разворачивает, направляя к двери корта.              — Разойдитесь, — рявкает Ваймак стоящим вокруг лисам, тыча пальцем в сторону двери раздевалки. — Идите.              Эбби проходит мимо них со своим медицинским чемоданчиком и вбегает на корт. Нил пытается вырваться из хватки Ваймака.              — Тренер, моя клюшка… — но Ваймак не отпускает его.              — Иди давай.              Он слышит разговоры команды, влетающие через одно ухо и вылетающие через другое.              — Черт, мне бы хотелось снять это на видео, — говорит Эллисон.              — Это все транслировалось в прямом эфире, — сухо возражает Аарон. — У тысячи людей будет видео.              — Нил, как твоя рука, в порядке? — спрашивает Рене, когда они входят в раздевалку. Ваймак отпускает его, чтобы придержать дверь нараспашку и убедиться, что все Лисы зашли внутрь.              Нил срывает шлем и разминает руку. Суставы пальцев болят каждый раз, когда он сжимает кулак, но боль притупляется извивающейся кипящей ненавистью, все еще цепляющейся к нему. Мэтт подходит и похлопывает его по спине.              — Это был прекрасный удар. Я отлично обучил тебя, юный падаван.              — Это было тупо, — Кевин стоит возле телевизора с колонками, скрестив руки на груди. Нил вежливым, равнодушным взглядом дает понять, что не желает ничего слышать.              — Шутишь что ли? — говорит Янг. — Это было офигенно, — решительно кивает в знак согласия Гринфилд.              — Ты ему нос разъебал, псих, — рычит Шина.              Эллисон закатывает глаза.              — Да, и мы все знали, что его это ждет. Честно говоря, я удивлена, что это заняло у тебя так много времени.              — Вы все, заткнитесь, — срывается Ваймак, когда Эбби вводит Джека, прижимающего к носу окровавленное полотенце, и ведет его прямиком в кабинет с красным крестом на двери в конце коридора. Ваймак убеждается, что все зашли, затем отворачивается от двери, смеряя Нила суровым взглядом. Он машет рукой в сторону мужской раздевалки.              — Иди и подожди там, пока я не выясню, в какое дерьмо мы угодили.              Нил не двигается.              — Живо.              — Тренер, — начинает Дэн, но Нил бросает шлем на пустой стул, не обращая внимания на то, что он с грохотом катится по плитке, поворачивается и идет в раздевалку.              Он садится на одну из скамеек и срывает перчатки, смутно замечая немного крови на оранжево-черной ткани, прежде чем бросить их на землю. Он тупо смотрит на покрасневшую и слегка пурпурную кожу на костяшках.              Дверь распахивается. Быстро они. Нил поднимает глаза, но это не Ваймак, это Ники.              — Эй, приятель.              Нил выпрямляется, а Ники что-то протягивает.              — Эндрю взял это у Эбби и сказал мне передать тебе.              Нил пристально смотрит на пакет со льдом, гнев в венах внезапно угасает, как спичка, брошенная в воду.              Это всё я, — думает он.              Его сердце болезненно сжимается, когда он берет пакет льда.              — Спасибо, — он не сразу прижимает его к костяшкам пальцев.              Ники не уходит.              — Как-то странно, правда? Я думал, Эндрю, как обычно, вырвет тебя из хватки Тренера. Ты же знаешь, как он реагирует, когда из-за отсутствия навыков самосохранения ты попадаешь в неприятности.              Это вопрос, но у Нила нет ответа.              — Нет, правда, — говорит Ники и садится на скамейку рядом с ним. — Что-то происходит? Ты можешь поделиться со мной, знаешь, обещаю быть непредвзятым.              У Нила начинает ныть рука от холода пакета со льдом, кожа краснеет. Конденсат капает на пол.              — Спасибо, Ники, — снова говорит Нил, но правда в том, что он и сам не знает.              Но это неважно, потому что дверь распахивается, и входит Ваймак.              — Ты глухой, Хеммик? Я сказал всем ждать снаружи.              Ники встает, подняв руки вверх.              — Не водить шашни с заключенными. Понял, — он начинает двигаться к двери. — Извини, Нил. Удачи, — говорит он шепотом через плечо.              — Уйди отсюда, тупица, — говорит Ваймак, и Ники выбегает из комнаты, дверь за ним закрывается.              Ваймак вздыхает и проводит рукой по лицу. Нил готовится к лекции, которую, как он знает, ему предстоит выслушать, его взгляд устремлен в точку над плечом тренера.              — Ты собираешься охлаждать руку или будешь играть вот так, опухшей?              Нил смотрит на него.              — Я все еще в игре? — тупо спрашивает он.              — Если только ты не сломал себе что-то, врезав кулаком Джеку — в этом случае я могу пойти и сообщить Эбби, — говорит Ваймак. Нил качает головой. Ваймак смотрит на него минуту, прежде чем выдохнуть. — Таймер не был задействован, поэтому они не могут выдать тебе карточку. В основном, нас отпускают без каких-либо штрафов, потому что я присел им на уши, поведав твою слезливую историю и поклялся, что ты больше не доставишь неприятностей. Мне нужно жалеть об этом решении?              Нил снова качает головой.              — Нет, тренер.              — Угу, — говорит Ваймак, все еще пристально его рассматривая. — Не хочешь рассказать мне, почему ты решил ударить его именно сейчас? Не мог сделать это на нашем корте, где бы на тебя не были направленны миллионы взглядов?              Нил сжимает пакет со льдом.              — Он сказал… — Нил не может выговорить ни слова. Эти слова не хуже тех, что говорили другие с тех пор, как новость о суде попала в таблоиды, но это не значит, что они все еще не сидят в желудке Нила, разъедая его изнутри, словно кислота. Эндрю плевать — его никогда не заботило чье-либо мнение о себе, но это слово, то, что оно подразумевает… Нил сжимает правую руку, и с радостью приветствует боль в костяшках.              Ваймак прислоняется к двери.              — Понятно, — говорит он, как будто Нил действительно сказал что-то полезное. — Ну, если ты не пострадал и больше не собираешься бить членов моей команды… — он выпрямляется и указывает на пакет со льдом. — Перестань пялиться на эту штуку и начни использовать ее, чтобы мы могли попытаться выиграть эту игру, понял?              Нил прикладывает пакет со льдом к руке. И чувствует жжение.              — Да, тренер.              Ваймак открывает дверь.              — Идем. Часики тикают, и нам предстоит выиграть чемпионат.              

—

             Когда звучит финальный сигнал, счет становится 9–4, и Нил срывает с себя шлем, моргая на табло, потому что не может до конца поверить в происходящее.              Лисы кричат, запасные выбегают на корт. Мэтт сжимает Галиндо, забившую последний гол этого вечера, в групповых объятиях, которые быстро растворяются в куче снаряжения и клюшек, летящих на пол. Нил позволяет уголкам губ подергиваться, облегчение разливается по венам настолько, что колени грозят подкоситься, затем смотрит через корт, потому что всегда так делает, и видит его.              Эндрю стягивает перчатки с рук, с виду едва взъерошенный, хотя он — единственная причина, по которой они начинают сезон с победы. Ему удалось полностью закрыть ворота на весь второй тайм, и сердце Нила ноет от тоски. От желания подойти, как он обычно делает; наклониться и поделиться с Эндрю всем, что только взбредет ему в голову; чтобы Эндрю взглянул на него и назвал наркоманом.              Оу. До сих пор он не осознавал, как сильно ему этого не хватало.              — Нил!              Он смотрит и замечает, как Ники машет ему рукой от двери корта, куда уходит остальная часть команды. Нил засовывает шлем под мышку и подходит. К тому времени, когда он добирается до места, то оказывается последним, кто покидает корт, следуя за Эндрю. Захваченный тем, как светлые волосы Эндрю примялись из-за шлема, он практически врезается ему в спину, когда тот внезапно останавливается.              Нил отходит в сторону, чтобы не прикоснуться к нему, и оглядывается, проследив за взглядом Эндрю.              Эндрю наблюдает, как Аарон подходит к трибунам, сжимая в одной руке шлем, в другой — клюшку, а затем встает на носочки, перегибается через перила, отделяющие места Лисичек от внутреннего корта, и наклоняется вперед, говоря что-то Кейтлин. Она краснеет и кивает, и Аарон целует ее в щеку, прежде чем спрыгнуть обратно на пол и уйти в раздевалку.              Нил с удивлением чувствует в себе комок гнева — или, может быть, зависти? — что глупо. Он проталкивается дальше от него, проходит мимо Эндрю, смотря прямо перед собой, чтобы не встретиться с ним глазами. Он знает, что это всего лишь обнадеживающие мысли, которые заставляют его думать, что он чувствует на себе взгляд Эндрю, когда толкает дверь раздевалки и выходит наружу.