Детство близнецов.

— В Лютный переулок не соваться, с незнакомыми не общаться, ничего, хоть отдалённо напоминающего тёмномагические предметы, не трогать и не покупать, особенно в магазинах, куда раньше не заходили, — нетерпеливо отчеканивает Рейстлин. Китиара переводит взгляд на Карамона. — В Лютный не ходить, с чужими не общаться, ничего опасного не трогать и не ходить в магазины, где раньше не были, — послушно повторяет он. — И? — Защищать Рейста, — чуть обиженно добавляет Карамон. Это совершенно естественно и вовсе не требует повторения. — Если нам попытаются навредить маги, он ничего не сможет сделать, — раздражённо фыркает брат. — Как и ты. Поэтому подозрительные компании даже школьников, не говоря о взрослых, обходите по широкой дуге. Встречаемся у Фортескью через два часа, и только попробуйте опоздать! Я вас потом одних до совершеннолетия не отпущу! — Ты сама ещё несовершеннолетняя, — но, увидев, что Кит разозлилась, Рейст тянет Карамона прочь, бросив на ходу: — Мы вернёмся вовремя! Они уже бывали в Косом переулке, Китиара брала их с собой с того дня, как впервые пришла за деньгами и покупками к школе. Но впервые идут вдвоём, без сестры. И не просто по магазинам, где она покупала мантии и учебники, а куда сами захотят. Тогда — в сопровождении Китиары, а позже и Таниса, Карамону было очень интересно бывать в некоторых магазинах и рассматривать Косой переулок. Сейчас — ему едва ли не впервые за все семь лет жизни было страшно. Конец июня — не самое оживлённое время, улочка ещё не забита толпами школьников, но всё равно многолюдна. В толпе незнакомых людей, без сестры или Таниса рядом, Карамон вдруг остро понимает, что Рейст прав: от волшебников, решивших сделать что-то плохое двум детям, он брата не защитит. Себя тоже, но это другое. И Китиара права: у Рейстлина уже есть магия, но он тоже не способен будет кому-либо противостоять… Люди идут мимо, не обращая внимания на двоих детей и, кажется, совершенно не замечая их, но Карамон всё равно настороже. Это странное чувство: они в толпе, со всех сторон — люди, и в то же время они совсем одни. Потому что все эти люди — одна сплошная безликая толпа, ей нет дела до пары семилетних мальчишек, которые, в свою очередь, безлики для неё… Это сложные мысли, и Карамон не уверен, что может правильно их понять, и уж точно не сможет объяснить, если Рейстлин вдруг спросит… Словно что-то почувствовав, брат, идущий чуть впереди — конечно, к книжному, куда же ещё! — оборачивается: — У нас не так много времени! Не вернёмся в указанный срок… Что? — осёкшись, хмурится он. Должно быть, на лице Карамона отразились его растерянность и опасения, а теперь наверняка ещё и стыд, который буквально затапливает мальчика. Он — старший, он — крепче и сильнее, и он не должен бояться… всего лишь безликой толпы. Никто ведь ещё не напал. И вообще, разве людям обязательно причинять им зло? Память услужливо подбрасывает воспоминания о мальчишках Солиса, вечно пытающихся задирать Рейста, о соседях, постоянно сплетничающих о том, что «Китиаре всего пятнадцать, а в доме взрослый мужчина, и какой он там родственник, не было у Розамун родни»… — Я просто, — Карамон растерянно запинается и тут же пытается неловко выкрутиться: — Я должен идти впереди, чтобы защитить тебя… — А если нападут со спины? — хмыкает Рейст. Пару мгновений смотрит на брата, а потом вдруг становится серьёзным и преодолевает разделяющие их пару шагов: — Это всего лишь толпа, Карамон, — говорит он с какими-то новыми, совершенно незнакомыми интонациями. — Посмотри: мы остановились посреди тротуара, и они просто нас обходят. Кто-то злится, что приходится сделать пару лишних шагов, но большинству — всё равно. Мы для них не существуем. Кит просто припугнула нас возможными злодеями, чтобы уж точно не сунулись, куда нельзя, а ты и поверил, — Рейст едва ли не смеётся, и Карамон невольно улыбается в ответ, чувствуя, как страх уходит, и ощущая себя, как уже не раз бывало, таким глупым по сравнению с братом! Мог бы и сам догадаться, что Кит просто нарочно запугивала их. Ну какие злодеи нападут на детей ясным летним днём на многолюдной улице? Рейст берёт его за руку, и дальше они идут рядом. Спустя несколько шагов Карамон понимает интонации в голосе Рейста и вновь заливается краской смущения. Брат его успокаивал. — Это неправильно, — бормочет он чуть слышно. Это Карамон должен успокаивать и защищать Рейстлина. Не наоборот. — Конечно, неправильно, — подтверждает Рейст. — Но это ненадолго, — Карамон непонимающе смотрит на брата, но взгляд Рейстлина устремлён вперёд, и говорит он словно уже не Карамону, а самому себе: — Однажды, возможно, очень скоро, они уже не будут проходить мимо, не замечая меня. Они будут останавливаться и провожать меня взглядом, потому что каждому будет известно моё имя… — Как у того мальчишки, да? Который победил Волан… — Нет, — насмешливо перебивает Рейстлин. — Слишком сомнительная слава у Гарри Поттера. Имя знают все, подвиг — тоже, вот только никто понятия не имеет, где сейчас этот самый герой, а самое главное — даже не пытаются, не хотят этого знать. Для них это имя — всего лишь образ, нечто безликое. Меня будут знать именно как меня, — Карамона внезапно словно обдаёт жаром, и вместо семилетнего, на голову ниже и вдвое худее его, брата, он видит юношу вдвое выше себя, с вьющимися каштановыми волосами и пронзительными голубыми глазами; нет никаких сомнений, что это взрослый Рейст… Это длится мгновение и рассеивается, оставляя Карамона гадать, можно ли считать такое сиюминутное видение доказательством, что он тоже волшебник, веди магия у него не проявлялась… — Кстати, а ведь этот Гарри Поттер наш ровесник. Так что в Хогвартс мы поступим в один год, — добавляет ничего не заметивший Рейстлин.