Листопад

      Вельзевул нравится возвращаться домой. Она кладёт шляпу на стеллаж, а Гавриил запирает дверь, и ключи забавно звякают, когда он вешает их на место. Это место принадлежит лишь им, устроено так, как они хотят, и Вельзевул не может сдержать улыбки.       — Крокет — это игра. Странная, ничего не понимаю, — бормочет Гавриил, смотря в экран телефона. Вельзевул знает, что больше усилий он приложил, чтобы хоть чего-то добиться от Интернета, постоянно нажимая не ту букву или кнопку на сайте. Он хмурится и, выключив телефон, оставляет его на стеллаже, проходя на кухню. — Знаешь, мы могли бы поиграть во что-то.       Вельзевул отмахивается:       — Пф, я ужасна в играх. Я не помню ни одной.       Игры были созданы для развлечения, но когда было время Вельзевул предпочитала развлекаться иначе. Гавриил всё равно выглядит воодушевлённым.       — Я знаю одну. В ней один человек говорит, чего он никогда не делал, а другие, если делали, получают штраф, — объясняет, но потом сводит брови к переносице, задумавшись. — Правда, обычно штраф в виде алкоголя.       — Какая весёлая игра, — усмехается Вельзевул. — Наш список может быть очень длинным.       — Не обязательно вспоминать всё. Нужно только решить проблему с алкоголем.       — Да, выберем, что будем пить!       Гавриил не успевает ничего возразить, только всплёскивает руками и улыбается. Вельзевул, не сильно заморачиваясь, чудесит несколько бутылок, названия которых она видела в меню.       — Вот, первое — я никогда не напивалась. Пусть это будет вечер экспериментов. Она достаёт из шкафа стаканы, пока Гавриил проверяет этикетки.       — Это действительно крепкий алкоголь. Но я тоже никогда не напивался.       — Чудно! — она наливает в свой стакан то, что подписано как текила, и садится за стол, а Гавриил открывает бутылку виски. — Твоя очередь.       Он задумывается.       — Я никогда не… не рисовал.       Вельзевул приходится сделать пару глотков. Текила обжигает рот и отдаёт на языке сладостью, и Вельзевул пытается вдохнуть поглубже, но жар опускается ниже — в горло и желудок, оставляя горький привкус. Лучше, чем шампанское и вино, и так похоже на Адский огонь — Вельзевул впервые думает о нём, как о чём-то… родном.       Гавриил смотрит на неё вопрошающе. — Расскажешь историю?       Она прочищает горло.       — Давным-давно, ещё когда я только заняла пост Лорда Ада, приходилось гасить постоянные мятежи. И однажды мы с Дагон решили сделать объявление на стене кровью и скверной убитых мятежников. С тех пор правда пришлось подписывать, чтобы стены не лизали, но цель всё равно была достигнута.       — Не думаю, что это считается, — он качает головой. — Ты писала объявление, а не рисовала картину.       — Это было очень красочное объявление, — улыбается Вельзевул. — Так или иначе, я уже выпила. И теперь я говорю. Я никогда не… меняла причёску.       Она смотрит с прищуром, гадая, поймёт ли он её уловку — и выдавая себя. Гавриил не верит, всматриваясь в чернильные пряди, оглядывается на шляпу, а потом широко распахивает глаза, осознав:       — Ты нарочно это сказала! — восклицает он с напускным возмущением, и Вельзевул смеётся. — Но у тебя же другое тело, как ты не меняла причёску?       — Волосы другие, но лежат они так же, — в доказательство она проводит пальцами по прядям. Даже на Небесах ей часто делали выговор, за неухоженные волосы, больше напоминавшие птичье гнездо или ком травы…       Гавриил усмехается, но выпивает. Он жмурится и едва не давится, и тоже широко раскрывает рот — и Вельзевул не может сдержать смеха. На его глазах выступают капельки слёз, и он показывает ей язык, а потом прислушивается к себе, разбирая послевкусие.       — Похоже на огонь, но мне нравится. Забавно. А я никогда не пробовал человеческую кровь, — говорит, прищурившись и подражая взгляду Вельзевул.       — Хэй, это не честно!       — Ты сама так сделала, поэтому пей.       Вельзевул пьёт — но из стакана Гавриила, нарочно допивая залпом и не морщась, выдерживая вкус. Текила ей нравится больше.       — Ладно, — она примирительно поднимает руки и пытается вспомнить что-то менее очевидное. Они вместе много чего никогда не делали: до сегодняшнего дня не ходили в гости, не играли, они никогда не были в зоопарке и не ели сладкую вату, никогда не болели, никогда не видели снов…       Вельзевул ещё думает о тех вещах, которые они уже попробовали: вместе, и улыбается Гавриилу тепло. Ведь им столько ещё предстоит…       Но сейчас суть игры — напиться.       — Я никогда не танцевала.       — Нет? — она качает головой. — Это мне было в пору сказать, нет никаких шансов, что ангел будет танцевать.       — Ну, книжный ангел танцевал. А ты любишь одежду, и я подумала, что ты мог бывать на балах, чтобы покрасоваться.       Они не встречались во времена балов, но Вельзевул представляет его в белом мундире, гордого и статного… Она же никогда не подражала смертным женщинам, но теперь ей хочется посмотреть, как заблестят глаза Гавриила, если он увидит её в платье.       Кажется, он думает о том же и говорит медленно тоном, от которого жар скапливается внутри и без алкоголя, резонируя с роем под кожей.       — Я никогда не был на балах.       Вельзевул смотрит ему в глаза и допивает текилу. Наливает себе ещё, но теперь из другой бутылки, подписанной как коньяк. Гавриил наливает текилу.       — Я никогда не читала книг, — выдаёт первое, что приходит в голову, стряхивая с себя наваждение.       Гавриил вздыхает и выпивает.       — Я несколько дней провёл в книжном магазине без памяти. К слову, завтра можем заняться книгами.       Вельзевул улыбается. Они играют долго, иногда говоря что-то наобум, мельком услышанное от людей, иногда вспоминая что-то старое, иногда провоцируя намеренно. Гавриил никогда не плавал, Вельзевул не играла на музыкальном инструменте — хотя Гавриил тоже не играл, он призывал ангелов к работе. Они оба никогда не смотрели фильм и никогда не бывали в Антарктиде, но Вельзевул видела пингвинов; Гавриил ухаживал за лилиями в Эдемском саду… В голове появляется сладкий туман, и Вельзевул моргает дольше, чувствуя себя абсолютно счастливой.       Они перемещаются на диван с какой-то бутылкой, и всё меньше касаются игры, цепляясь за одну тему и то споря, то просто предаваясь воспоминаниям о каких-то других себе. Вельзевул кажется, что прошлой её больше не существует, что фраза «я демон» теряет в своём значении. Но это не тревожит.       У неё внутри легко и… она не может описать это чувство. Будто включённая гирлянда или сами звёзды, будто пронзительная сладость на языке и восторг. Она помнит что-то подобное, когда ей приносили жертвы, когда она, едва различая образы перед собой от яростной пелены и дикого страха, убивала демонов, всё больше ощущая собственную силу. Сейчас она сидит расслабленная рядом с Гавриилом, и в её руках — нежность и его рука. Они переплетают пальцы, водят ими по коже друг друга без всякого смысла и смеются, склоняясь друг к другу и соприкасаясь лбами, и больше ничего не имеет значения.       — Я никогда не спал, — говорит Гавриил, отсмеявшись, и выжидающе смотрит на Вельзевул. Она разводит руками, чуть заваливаясь на спинку дивана:       — Я тож-же. Даже не знаю, как это делаетс-зя. Чёрт.       — Ты жужжишь! — восклицает Гавриил довольно, и Вельзевул прыскает от смеха.       — Каж-жеца, мы напили-с, — тянет она, пытаясь выговорить звук ровно, но чувствует гудение роя внутри себя. Он звучит непривычно, окончательно сбивая с толку. — Поз-злушай.       Она берёт его за руку и прикладывает к своей груди напротив сердца. Мушиные крылышки дрожат и щекочут под кожей, и это больше не напоминает грызню, будто её нутро выедают; пальцы Гавриила ощущаются приятным теплом.       — Ты похожа на карамель, — шепчет он, безотчётно комкая ворот рубашки.       — Ты уж-же говорил.       Он хмурится, будто вспомнил что-то неприятное, сложное, смотрит на неё удивлённо. Потом на собственную руку, убирает её медленно, и возвращает растерянный взгляд на Вельзевул.       — Что?       Она выдыхает смешок, чувствуя напряжение, но в голове пусто, и ей кажется, что всё не настоящее.       Гавриил закрывает рот кулаком и его взгляд проясняется.       — Я… мне не нравится напиваться, — говорит он серьёзно и придвигается ближе. — Думать сложно.       — В этом и смысл.       Вельзевул вздыхает и тоже заставляет тело протрезветь. Она не может понять, что пошло не так и почему, но Гавриил более не выглядит обеспокоенным — она ничего не может понять по его лицу, и это стучит в груди с глухим звуком. Рой молчит.       Она ничего не спрашивает. Кладёт голову Гавриилу на колени, и он обнимает её, крепко прижимая к себе. Они так и не зажгли камин, и Вельзевул щёлкает пальцами, вдруг осознавая, что огонь горит и внутри неё. Такого никогда не было.