Листопад

      Вельзевул сидит на подоконнике в мансарде, теребя ворот рубашки, и ждёт Гавриила с пробежки. Он рассказывал ей о том, что иногда бегает, но те две недели, что они здесь, он ещё ни разу этого не делал. Вчера определённо что-то случилось, только Вельзевул понять не может, что именно, и даже в голове вопрос звучит глупо, несостоятельно.       Но внутри неё теперь что-то горит и бьётся, и она ещё чувствует прикосновения Гавриила к коже у самых ключиц. Рой ворочается жужжащим комком на дне желудка. За окном — тусклый рассвет, но небо ясное и обещает быть ярким, каким было вчера и позавчера. И хотя уже конец сентября, погода, кажется, не собирается меняться, не жухнут листья на деревьях, не облетают, расцвеченные огнём, как было в Эдинбурге. Вельзевул нравилось наблюдать за сменой времён года, чувствуя, что она не застряла в одном моменте с бесконечными бумагами…       Гавриил наконец появляется перед калиткой, и Вельзевул, сняв пиджак, спускается вниз.       — Давай сходим в парк с аттракционами, — предлагает она, когда Гавриил облачается в свой привычный костюм, но, посмотрев на неё, тоже остаётся лишь в рубашке навыпуск и без галстука. — Развлечёмся.       — Как вчера? — усмехается колко и недоверчиво, и Вельзевул качает головой.       — Совсем нет. Там много людей, но с ними не нужно общаться, а ещё прикольных штук, от которых настроение становится хорошим.       Гавриил хмурится и, подойдя совсем близко, берёт её за плечи.       — У тебя плохое настроение?       О, это бы многое объяснило, но всё же нет. Вельзевул поводит плечом и перехватывает руки Гавриила.       — Не знаю. Но мне интересно.       Он ещё смотрит ей в глаза, слишком серьёзно, будто проверяя на ложь — но Вельзевул не лжёт, не ему, и она одёргивает его и тащит на улицу. Гавриил улыбается, мгновенно расслабляясь.       Парк находится на пирсе, и помимо аляповатой музыки и людских криков и смеха можно услышать птиц и океан. Вельзевул довольно жмурится от голубого и жёлтого, и стольких разных оттенков, и лёгкого солёного запаха… Гавриил держит её за руку, рассматривая карту парка на стенде у входа.       — Я совершенно ничего не понимаю, — выдыхает чуть удручённо. — Разберёмся на месте?       Он уже снова улыбается, и Вельзевул кивает. Это стало почти обыденностью — окунаться с головой во что-то неизвестное, не имея ни плана, ни стратегии и не опасаясь, что это плохо закончится.       В парке оказывается не так много людей, как Вельзевул себе представляла: на больших улицах в центре города было куда теснее, а вот прикольные штуки… впечатляют. Приходится понаблюдать какое-то время, чтобы определиться.       Гавриил заворожённо смотрит на гигантское колесо, возносящее людей под самое небо, Вельзевул чувствует сладкий аромат непонятного от чего. Они решают взять сладкую вату и посмотреть на парк сверху.       — Ммм, она просто тает и скатывается и становится хрустящей, — морщится Гавриил, попробовав, когда они уже сидят в кабинке. — И в горле теперь першит. И липкое. Гадость.       Вельзевул смеётся. Не то чтобы она ощущала на языке что-то другое, но ей нравится. Сладость заполняет рот целиком, как будто проникает внутрь и приятно щекочет. Ей нравится облизывать губы, ощущая послевкусие, и пытаться откусить побольше. Вата забавно отрывается и вообще похожа на сахарное облако…       Как ощущаются облака, Вельзевул не помнит.       Она оглядывается и теснее прижимается к Гавриилу. Главное не смотреть вниз — и она смотрит на горизонт. Ровная линия между водой и небом с одной стороны, теряющаяся где-то далеко-далеко, точно её и вовсе не существует, и ленивые горные вершины с другой; кривые пятна крыш домов и деревьев, ярко-рыжий, песочный и металл, широкая линия пляжа, будто дорога…       — Удивительно красиво, — шепчет Гавриил и обнимает Вельзевул крепко — и это отдаётся колкой щекоткой под рёбрами.       Она прикрывает глаза, глубоко вдыхая, и осознаёт: соль и солнце — запах свободы. К нему примешивается озон и камень от Гавриила и это — счастье. Она улыбается.       После они идут к огромным кружащимся зубастым пастям, внутри которых нужно сидеть. Внешний вид вызывает лишь смех и вопросы; Вельзевул не знает, с чем это сравнить: её дёргает из стороны в сторону, перед глазами всё плывёт и вертится с бешеной скоростью, волнами, и она просто смеётся, вцепившись в кресло, чтобы не вылететь случайно. Когда она наконец встаёт на ровную поверхность, она заваливается, не то оступившись, не то споткнувшись, и Гавриил подхватывает её под локти — и чуть не падает сам.       — Ещё чуть-чуть и я решу, что люди развлекаются, пытаясь убить себя. Война это точно что-то плохое? — спрашивает, и Вельзевул не может понять, шутит он или говорит всерьёз — и не может перестать смеяться. Он легко толкает её в плечо, но смеётся тоже.       Рой внутри ещё щекочет и колется почти болезненно.       Они хотят покататься на карусели, выглядящей чуть более спокойной, чем ракушки, но не как колесо, но по дороге натыкаются на тир. Стены в палатке увешаны маленькими забавными животными, выглядящими так же мило, как мушки. Владелец объясняет правила игры и протягивает Гавриилу ружьё:       — Выиграйте приз для вашей дамы, не пожалеете, — и подмигивает.       Гавриил осматривает ружьё недоумённо, и Вельзевул забирает его со вздохом.       — Ты умеешь стрелять?       — Не то чтобы, но когда Азазель презентовал это, то я попала ему ровно в глаз.       Мужчина в палатке вдруг заходится в кашле, но Вельзевул уже не обращает на него внимания, прицеливаясь. Она промахивается всего один раз из пяти и напоказ задирает подбородок, возвращая ружьё мужчине, но Гавриил забирает его себе и тоже пробует, игнорируя лукавый взгляд.       Выглядит это просто странно. Вельзевул думает о том, что с оружием Гавриил смотрится… она не находит слова и забывает о ехидстве и напускном соперничестве, просто любуясь им — но не как океаном или огнём в камине, или полем битвы давным-давно…       Гавриил промахивается трижды, но это его совсем не расстраивает. Владелец тира даёт им выбрать две игрушки разных размеров, и Гавриил берёт какое-то чёрное чудовище, а Вельзевул улыбчивую рыбку с огромными глазами. Игрушки такие мягкие, как плед, и отчего-то сжимать и гладить их — одно удовольствие. Они меняются, улыбаясь, и Вельзевул подныривает Гавриилу под руку, чувствуя внутри себя горячую дрожь, и ей только хочется быть к нему как можно ближе.       Вельзевул не отпускает его руки, когда они садятся на карусель. Выглядит она не лучше, чем рыбьи головы, но, по крайней мере, не собирается подниматься особенно высоко, как те качели, что Вельзевул видела у самого колеса. Их кружит так быстро, что в какой-то момент становится трудно дышать, нечто будто вдавливает Вельзевул в кресло, удерживая лучше ремней. Мир снова сливается в одно непонятное пятно, и всё повторяется-повторяется-повторяется…       Гавриил спешит присесть на ближайшую лавочку, и ему совсем не смешно, и Вельзевул самой трудно стоять ровно.       — Гадкая вещь, — шепчет он, прижимая руку к животу, а другой цепляясь за сидение. — Такое ощущение, что… внутри… что-то копошится и… как будто наоборот.       Он морщится, прикрывая уже рот, и сгибается, жмурясь и будто бы пытаясь сплюнуть это чувство. Вельзевул гладит его по спине.       — Посиди, скоро пройдёт. Это тошнота.       — Чего?       — Адское изобретение Марбаса. Пытался мне досадить… Дыши глубже, а то действительно будет «наоборот», — она усмехается, а Гавриил кривится в отвращении, и бормочет, что-то о том, что людям действительно нравится страдать и эту часть их жизни он узнавать совсем не хочет. — Хорошо, что мы не взяли те сосиски в булочке.       Она ерошит Гавриилу причёску и поправляет обратно под его строгим взглядом. Рой внутри снова отзывается лёгким жужжанием…       А потом их окликает знакомый голос, и Анафема с Ньютом приветливо машут руками, подходя к их лавочке, и между ними подпрыгивает маленькая девочка. Вот и неплохой момент, чтобы познакомиться как следует… На вечеринке они не успели рассказать, что имеют трëхлетнюю дочку Еву.       — Совсем как первая из женщин, — улыбается Гавриил, здороваясь с дитя за руку. Анафема и Ньют переглядываются со вздохом и кивают, а девочка хихикает и пританцовывает и, что-то лопоча, показывает Гавриилу плюшевую чëрную кошку. Еë выиграла Анафема в кольца.       Ева спокойно поговорить не даëт, тянет их к горкам, и Гавриил пожимает плечами, не имея ничего против. По дороге они обсуждают аттракционы, которые уже успели посетить. Ньют, как и Гавриил, оказался не в восторге от каруселей, а Анафема замечает, что игрушка Гавриила — не чудовище, а дракон из какого-то мультика.       — Драконы совсем не такие, — возражает Вельзевул, как в первый раз оглядывая плюшевое нечто со слишком маленькими крыльями и нелепыми лапами. Они спорят об этом, но Вельзевул плохо понимает, что значит «мультипликация», «графика» и причём здесь дети, и спор превращается в лекцию, перебиваемую лепетом девочки; Гавриил слушает тоже, но делает вид, что ему это неинтересно, и Вельзевул качает головой.       Иногда чувство незнания давит на плечи.       Вельзевул распознаёт подвох горок слишком поздно, когда они уже садятся и пристёгиваются, и люди, что сидят впереди спорят, будут они кричать или нет.       Вагончики постепенно набирают высоту, поднимаясь медленно, слишком тяжёлые, и Вельзевул открывается вид на маршрут целиком, не искажённый плоским рисунком на карте, не заслонённый другими аттракционами… Ох, ей действительно стоило посмотреть на это с колеса обозрения. Она вцепляется в поручни, до последнего надеясь, что всё не настолько страшно: в конце концов, они сидят и крепко пристёгнуты, и это всего лишь безопасное развлечение. Вагончики достигают пика, замирая на мгновение, и падают.       Воздух сжимает грудь, и Вельзевул задыхается собственным криком, но она даже зажмурится не успевает, как горка заходит на вираж, как на карусели, и её перестаёт вдавливать в кресло. Она выдыхает, пытаясь справиться с ужасом, парализовавшим тело, но за следующим поворотом вагончики снова едут вверх — ещё выше, слишком быстро, и Вельзевул чувствует влагу в уголках глаз, когда видит перед собой лишь небо, а кресло за спиной ощущается собственными отяжелевшими, непослушными крыльями…       Она жмурится, забыв о дыхании, и снова падает, стремительно, долго, и ожидание огня и боли заставляет её рассыпаться роем мух. В последний момент она чувствует, как Гавриил накрывает её руку своей, и от жгучего прикосновения ей не спрятаться. Она бьётся обо что-то и дёргается, пытаясь вырваться, взлететь, но тело снова предаёт ей, становясь тяжёлым комом Тьмы.       Из небытия её зовёт знакомый тревожный голос и давящие объятия.       — Вель! Вель, ты в порядке? Вельзевул!..       Она жмётся к нему, ещё не смея открыть глаз и полностью почувствовать саму себя, словно крылий у неё уже может не быть, или на коже проступят ожоги и разможжённые раны. Гавриил гладит её по спине и волосам, и боли нет. Есть его запах и земля под ногами — они сидят, а у неё мокрые щёки и трясущиеся плечи.       Гавриил обхватывает её лицо руками и заставляет посмотреть на себя.       — Вель, что случилось?       Вельзевул выворачивается из его рук и прижимается к груди, едва не сворачиваясь в комок, и он обнимает её с тяжёлым вздохом.       Они сидят дома, у Вельзевул на кровати — будто бы это самое безопасное место в мире. Она не знает, сколько проходит времени, прежде чем сердце успокаивается и проясняется в голове.       Крики агонии, пронзительные, жалящие, бьющие наотмашь, которые стихли тысячелетия назад, продолжают звенеть.       — Я испугалась, — наконец признаётся Вельзевул шёпотом, жмурясь. — Я не думала, что мне всё ещё настолько страшно, что… Падение так сильно… что-то сломало внутри. Я даже не летала.       Она сглатывает эмоции, о которых так долго молчала, не имея права никому рассказать — да и зачем? В Аду это знал каждый, это было их клеймом и платой за свободу — которой уже никто не гордился. Вельзевул прикусывает внутреннюю сторону щеки.       — Мне жаль, Вель, — шепчет Гавриил, и она отстраняется резко, вдруг вспыхивая и раздражаясь:       — Жаль, серьёзно?       Гавриил покорно кивает, нисколько не смущаясь её возмущённого взгляда.       — Да. Сейчас — мне жаль, что тебе было больно и больно до сих пор, — она опускает глаза, чувствуя что-то тяжёлое в самом горле. — В прошлом я думал, что это справедливо, но теперь это всё не имеет значения, и мне искренне жаль, Велли… Я…       Он не заканчивает фразу. Утыкается носом в её волосы и вздыхает глубоко. Вельзевул прислушивается к его дыханию, прикрыв глаза, и расслабляется.       Что же, это всё действительно уже не имеет значения. Важно то, что сейчас они здесь — рядом, и Гавриил пытается помочь. Вельзевул чувствует, что должна что-то сказать, что-то особенное — но она не знает таких слов, она не знает таких действий, которые бы всё объяснили. Она может лишь прошептать тихое: «Спасибо», и Гавриил кивает, ласково перебирая её пряди и всё ещё прижимаясь щекой к макушке.