Прости

Глава 35. Ева открывает глаза и чувствует, как всë тело ломит от боли. То ли виной всему одно и то же положение, то ли длительный сон. Девушка медленно разминает правую руку и упирается ей в кровать, поднимаясь в сидячее положение. Вокруг слишком светло. Небольшая комната, всë преимущественно в белом цвете. — Если это рай, то меня в ад, пожалуйста. — Клименко смотрит вокруг еще раз и застывает взглядом на двери, которая тут же открывается. — Как себя чувствуешь? — Тимур ставит разнос с едой и стаканом сока на край кровати. — Так быстро мои желания еще не исполнялись. — Кушать хочешь? — В ад попросилась и ты зашел. Совпадение? Не думаю. — Я понимаю, что ты обижена, но можешь перестать грубить? Мы вообще-то женаты. — Разведемся. — Я не хочу. — Думаешь, что меня это волнует? — А ты думаешь, что меня волнует твое желание? — Тебя не волнует твоя нездоровая психика. Где мы? — Дом моих родителей. — Какая-то тайная комната? — Нет, второй дом. Тимур встает с кровати и подходит к белому комоду. В верхнем ящике он достает несколько фоторамок и протягивает их девушке. Ева с подозрением берет их в руки и раскладывает перед собой. Семейная пара, ничего необычного. Мужчина держит за талию хрупкую женщину, а та улыбается широко и машет букетом. Следующее фото из ЗАГСа, оба в белом. На третьем фото к паре присоединился мальчик лет пяти. На четвертом Ева узнает в выпускнике школы Ильяса. Последнее фото помято, с трещинами, местами порваны уголки. На фото те же трое, но видно еще пару туфель снизу, только вот человек замазан черным маркером. — И что я должна сказать? — Клименко отодвигает от себя жуткое фото и поднимает взгляд на Тимура. — Познакомил тебя с моей семьей. — Гаязов открывает форточку и закуривает у подоконника. — Это единственные фото, которые мать хранила. Когда папа выходил из себя, мама хватала его за руку и тащила сюда, чтоб он успокоился. Ему было тесно в нашем доме, а тут спокойнее дышится. Они с мамой жили здесь до смерти деда и моего рождения. Потом пришлось ехать в черту города, да и малыша лечить нужно было. Я слабенький родился, в три месяца с легкими были проблемы, в пять нашли что-то с сердцем. Спасибо столичной медицине и деньгам деда, который покинул нас в день моего рождения. Может поэтому папа меня ненавидел? — Очень откровенно. — Ева откидывает одеяло в сторону и встает с кровати. — Где кухня? Мне нужен кофе и в душ сходить. — Ванная слева от двери, а кофе тебе пока нельзя. — Я проснулась с аллергией на кофеин? С какого такого х̶у̶я̶ мне вдруг кофе нельзя? — Ты была без сознания какое-то время и твой организм питался только витаминами с капельниц. Сейчас тебе лучше меньше двигаться и поесть что-то легкое. — А, я то думаю чë так тело ломит. Сколько я спала? — Четыре дня. — Что б̶л̶я̶т̶ь̶?! Ева садится обратно на кровать и хватается за голову. В сознании пролетают обрывки последних событий. Стол. Мачеха, отец, Саша, Рома и Дима. Ее день рождения. Пятнадцать лет? Нет, ей двадцать. Обломки мебели на асфальте. Кровь. Ильяс. Полиция. Дым. Авария. Саша. Саша! — Где Саша? — Клименко на ватных ногах встает с кровати и делает несколько шагов к Тимуру. — Насколько мне известно, он еще в морге. — Спокойно отвечает Тимур и закрывает форточку. — Это ты. Ты убил его! Ты?! — Фактически нет. — С твоей подачи! Ты их всех убил! Рома, мой отец, Саша! — И Дима. — Дима? — Ева хватается за голову и отходит назад. — Дима… Черт! — Нет, ты его не убивала, не волнуйся. — Я ему таблетки своими руками в рот запихала. — Пустышки. Ты правда думала, что сможешь купить мой товар, чтоб я не узнал об этом? Каждый мой человек знает тебя в лицо. Дима повезло больше всех, он умер быстро. Он мне помогал столько лет, я не мог не отблагодарить его. — Отблагодарить? Ты его убил, придурок! — Если бы не сказал продать тебе пустышки, то его убила бы ты. Легче бы стало? Он же твоя первая любовь. Ты не лучше меня, жена. Хладнокровно заставила сожрать смертельную дозу н̶а̶р̶к̶о̶т̶ы̶ свою первую любовь; взорвала штаб крупнейшего дилера в городе; раскопала в одиночку могилу отца. Что еще я о тебе не знаю, моя маленькая и нежная девочка? — Заткнись, урод. — Шепотом просит Ева, отходит к стене и жмется спиной, желая не слышать этот чертов голос. — Заткнись. Ты жизнь мне сломал. — Я просто хотел быть счастливым, как и ты. — Счастливым? Ты в своем уме? Ты меня в школьном туалете и̶з̶н̶а̶с̶и̶л̶о̶в̶а̶л̶! Ты убил мою семью! А Ильяс? Офис ведь тоже твоих рук дело! Он же единственный твой родной человек! — Нет, не вешай на меня все грехи. — Тимур отрывается от подоконника и медленно подходит к девушке, но все-таки остается на расстоянии двух шагов. — Офис — твоя вина. — Моя? Серьезно?! Гаязов грубо хватает девушку за локоть и толкает на кровать. Он накидваает на голые ноги одеяло и присаживается рядом. Клименко дрожит, но сама не понимает, от страха или от злости. Парень берет с разноса стакан свежевыжатого сока и делает глоток, после чего протягивает его девушке. — Я отпил, чтоб ты поверила, что там ничего не подмешано. — Брюнет проводит рукой по волосам и тихо вздыхает. — Мои люди не глупые, они сразу поняли кто поджёг наш штаб. От злости ломанулись и подорвали офис. Они почему-то решили, что ты с Ильясом, вот и захотели отомстить по-крупному. Там все-таки люди погибли. У меня работают целые семьи. Братья, отцы и дети, пары. Кто-то в тот день потерял часть себя. Кому как ни тебе знать, что потеря близкого человека творит с нами ужасные вещи. — И кого потерял ты, раз стал такой мразью? — Девушка сжимает в руках стакан с соком и все-таки делает необходимые пару глотков. — Надежду. Ты сама еще не поняла? Либо ты на вершине, либо тебя втаптывают в грязь. Отец меня ненавидел, а я даже понять не мог причину. Мать всегда была на стороне мужа. Ильяс конечно поддерживал меня, но отца слушали все. Он всех нас воспитал под себя. Только вот я все равно подчиняться не любил. Мы постоянно ругались. Когда он отправил Ильяса учиться в столицу, я тогда понял, что я чужой в этой семье. Я просто попросил записать меня на фортепиано, а не к репетиторам по экономике. Запретил. Ладно, я накопил какие-то копейки и купил с рук старенький синтезатор, который месяц прятал под кроватью. Он нашел его и разбил, а после вернулся ко мне в комнату и сломал два пальца. Про музыку я забыл. Когда Ильяс вернулся на каникулы, мама сказала, что я на волейболе неудачно подавал мяч. — Поэтому ты их убил? — Нет, я бы не смог. Во-первых, я был на выпускном, а во-вторых, что мог сделать школьник? Их убил тот, кому я стал доверять, как родному отцу. Я случайно узнал, что папа зарабатывает нелегально и хорошо расширяется. Несколько раз подслушивал его разговоры и один раз он меня почти спалил. Думал, что убьет меня, но его новый заместитель за меня заступился. Сказал, что я друг его дочери и он попросил меня присмотреть за ней. Так и сдружились. Дядь Валера был классный мужик. После очередного заскока от отца я на эмоциях предложил убрать его и вот так мы с ним сошлись во мнениях. Меня з̶а̶е̶б̶а̶л̶ отец-тиран, а у твоего отца он отобрал жизнь. Получается, что твой отец завалил моего, чтоб отомстить за жену, которую вообще не касались их дела. Я только сказал адрес куда ехали мои родители в тот день. Мне было за радость, что на выпускном их не будет. Ева молчит, только голову руками сжимает. И отец ее убийца, и он тоже мстил. И началось всë с отца. Все-таки она была права еще с того дня, как переехала к нему. Он портил жизни близких собственными руками. Тимура слышать дальше не хотелось. Уже больно. — Отдохнуть хочешь или еще поговорим? — Гаязов берет руку Евы и тянет к себе. — Не прикасайся. — Сквозь зубы говорит девушка и отталкивает парня от себя. — Выпусти меня отсюда! — Не могу. Не хочу. — Ты думал, что после всего этого я захочу с тобой остаться? — Думал, что после того, как узнаешь, что маленький Саша Плаисакин жив и сейчас находится на руках бабули, которой уже под семьдесят, захочешь поговорить, как минимум. — Тварь, ты даже ребенка не брезгуешь… — Я тварь, но ребенок жив. Бабка долго не протянет, мы все это понимаем. Ты так привязана к малышу, что оставить его не сможешь. Я могу помочь с опекой. Мы с тобой женатая пара, достаточно обеспечены, молоды. Ты же вообще, грубо говоря, родственница ему. Мы можем забрать его. Ева качает головой. Забрать малыша ей необходимо. Он ее семья, ее маленький ангел. Он частичка Саши, с его глазами и щечками. Он ребенок, который потерял родных в первый годик своей жизни. Он остался один, точно плачет без рук матери и тихого пения отца на ночь. Он ведь всë чувствует. И ребенок точно не заслужил таких потерь. — Пожалуйста, не трогай ребенка. — Клименко поднимает взгляд на Тимура и сжимает кулаки. — Я знаю, что виноват перед тобой, что врал много, но ты знаешь меня лучше других. — Гаязов хочет снова протянуть руку вперед, но останавливается, видя, как девушка вздрагивает. — Ребенка я не трону. Только теье решать, будет ли он расти в семье, либо повторит судьбу отца и вырастет в детском доме. Ты ведь знаешь, что оттуда пути у всех разные. Выбор за тобой. — Я заберу ребенка и уеду. Никто не узнает о тебе, я просто исчезну. — Нет. — Да почему?! — Кричит Ева и встает с кровати. — Почему ты так любишь издеваться надо мной?! — Я просто люблю тебя. — Поэтому н̶а̶с̶и̶л̶о̶в̶а̶л̶, убил всех, кто мне дорог, а теперь шантажируешь невинным ребенком, чтоб я не сдала тебя! — Я хочу быть с тобой. К сожалению, это единственный способ. — А ты не понимаешь, что я тебя ненавижу? — Знаю. Поживем, как обычная семья, я докажу, что могу быть другим. Поступками докажу. Всë исправлю. — Что ты исправишь? Воскресишь мою семью? А об Ильясе ты не подумал? Что ты ему скажешь? — Скажу правду. — Он тебя возненавидит. — И это я тоже знаю. Главное, чтоб он отпустил меня и жил своей жизнью. — Ты идиот? Ты единственный его родной человек. Как он жить будет с этим? — Я разберусь с этим сам. Ты отдохни пока, подумай над всем. В шкафу одежда, в ванной всë новое. Постучишь в дверь, я буду в гостиной. Тимур уходит и Ева остается наедине со всеми мыслями. Ее разрывает изнутри на части. Осознание того, что она осталась одна со своим главным страхом бьет молотом по голове. Здесь она одна, где-то сейчас один Ильяс, где-то один малыш, лишенный родителей. И причина всему этому за стеной этой проклятой комнаты. Тот, кто крепко обнимал, говорил о чувствах, спасал от душевной пустоты — и есть причина всех бед. Ее муж и есть ее главная боль. Тимур — причина ее смерти в день выпускного. Ильяс заметно побледнел за эти четыре дня. Он не ест, только пьет воду, потому что организм заметно иссыхает. Он ищет, каждый уголок города проверил, но найти так и не может. Ни брата, ни Евы. Рома узнал о смерти друзей, но не от Гаязова. Тот вообще больше не заходил, врать не мог, а сказать было сложно. Манько подключил к поискам своих людей, а самому с больницы сбежать не позволила охрана Ильяса. Он боялся, что, и без того слабый Рома пострадает, а ему потом перед Евой отвечать. Голова кругом от этих мыслей. Где она, что с ней, жива ли вообще? Почему-то не было сомнений, что ее увез Тимур, а этот спектакль с похищением лишь для отвода глаз. Одно в голове не укладывалось: Дима убит тем же пистолетом, что стреляли в машину родителей. Получается, что к смерти родителей Тимур имеет прямое отношение. — Как же это всë стремно, сука! — Гаязов рывком переворачивает стол и отходит к окну. Сегодня звонила мама Ани. Женщина сквозь слезы умоляла похоронить ее дочь, а на заднем фоне надрывно кричал маленький Саша. Он ведь тоже потерял родителей и всех, кто окружал его с первого дня рождения. Совсем маленький, даже годика еще нет, который они так хотели отметить семьей, а затем покрестить его на Рождество по всем традициям. Ева с горящими глазами говорила об этом дне, когда станет малышу хоть и крестной, но мамой. И всë рухнуло. Рухнуло от рук его брата. — Тимур, отпусти меня, пожалуйста. — Ева стучала в дверь уже минут двадцать, но ей так и не ответили. — Не будет у нас ничего. Просто отпусти. Начни заново. Мы попробуем хотя бы общение поддерживать. Пожалуйста. Ты ведь любишь меня. А любимым больно не делают ведь. — Не могу отпустить. — Хрипло прямо за дверью, что до костей пробрало. — Люблю, поэтому не могу. — Я не люблю тебя. Никогда не смогу. Ни в постель не лягу, ни слова хорошего не дождешься. Себя не мучай. — Мне достаточно знать, что ты с другим не будешь. — Да? — Клименко глотает ком в горле и чувствует злость, которая с новой силой ее наполняет. — Даже если это твой родной брат? Даже если при твоем выборе страдать будешь не только ты, но и мы с ним? — Причем тут Ильяс? — Дверь открывается и Ева узнает эти глаза наполненные ненавистью. — Не говори, что… Нет. Нет же, б̶л̶я̶т̶ь̶! — Да. Давно. И он всë время делает выбор в твою пользу. Не подпускает меня к себе, потому что о тебе думает. А ты о нем подумать не хочешь? Не хочешь, чтоб он счастлив был? — Я пять лет за тобой кругами хожу. — Тимур заходит в комнату и девушка неосознанно двигается назад. — Я тебе под ноги всë бросил, на коленях за тобой ползал, а ты хочешь сказать, что за год влюбилась в моего брата? Сука, ты сейчас серьезно? — И что будешь делать? Убьешь меня? — Я. — Тимур делает последний шаг и Ева падает на кровать, сразу же отползая к стене. — Тебя. — Гаязов хватает девушку за лодыжку и тянет к себе. — Не. — Руки парня хватают тонкие запястья и приковывают к кровати. — Отдам. — Тимур делает рывок вперед и губами касается шеи Клименко, оставляя аккуратный поцелуй. — Надо будет, закрою нас с тобой здесь. — Запястья обхватывает уже одна рука, вторая сжимает пальцами горло. — Сдохнем в один день, как в сказке. — Ты псих. — Шепчет Ева и пытается вырвать руки из захвата, но получает очередной поцелуй, который щекочет грудную клетку брезгливостью. — Ты сын своего отца. Последние слова были лишними, потому что грубая ладонь больно обожгла щеку, а через пару секунд хлопнула дверь комнаты и два раза повернулся ключ.