Прости

Глава 38. Утро Евы начинается с прихода полицейских. Ильяс в это время уже собран, пьет кофе на кухне и нервно выдыхает сигаретный дым в форточку. Пока Клименко приводит себя в порядок, в квартире появляется Рома и Кадим с толстой папкой каких-то бумаг. — Твой отец оставил их мне. — Парень отдает папку в руки подруги. — Сказал передать только в твои руки. — Ром, позови Ильяса и никому про это не говори. — Ева заходит в свою комнату и листает страницы. — Звала? — Гаязов кончиками пальцев проводит по щеке девушки и опускает взгляд. — Здесь всë на Тимура. Мне стоит отдать ее? — Почему ты меня спрашиваешь? — Не хочу, чтоб ты меня ненавидел. — Он виноват и во многом. Это ты можешь меня ненавидеть, но никак не я тебя. Отдай папку следователям. Ева кивает головой и аккуратно берет руку парня в свою, переплетает пальцы и еле заметно улыбается. Вот с кем она всегда чувствовала себя в безопасности. Между ними еще много вопросов, но пока они держатся за руки и так доверчиво смотрят друг на друга — пусть весь мир ждет. Папка через десять минут оказывается в руках следователя, который, как выяснилось, приехал из столицы, услышав о таком громком деле. Мужчина довольно улыбается и Ева замечает, как в его глазах сверкают новые погоны. — Ну, еще от вас заявление и будем передавать в суд. — Как-то ехидно улыбается полицейский и Клименко садится напротив. — Сколько ему светит? –Девушка скрещивает руки на груди и с подозрением смотрит на мужчину. — Пока мы можем предъявить двести двадцать восьмую, там максимум пятнадцать лет, а так же сто двадцать шестую и сто двадцать седьмую, там в общем еще лет восемь. Эти статьи… — Знаю. Заявление писать не буду. — Разбираетесь в законе? Ах, да, ваш опекун был на службе. Его машина пострадала от того же оружия, что и родители Тимура Гаязова. Есть связь в этом, не находите? — Нахожу. Пистолет принадлежал покойному Ихтияру Гаязову. За пару часов до его гибели, пистолет попал в руки Валерия Клименко, а от него уже Тимуру Гаязову. — Получается, что вы обладаете информацией о двойном убийстве. — Тройном. — Знакомый всем следователь подошел к столу и по-дружески положил руку на плечо Евы. — Дмитрий Лелюк был застрелен из этого же пистолета. — Ну, вот мы и нашкребем на лет тридцать в колонии строгого режима. А вам, Ева Валерьевна, заявление писать и не нужно. О пропаже заявил гражданин Гаязов, он же и сообщил, что вы пропали вместе с его братом. Дело заведено, преступник пойман. От вас требуются только показания и снятие побоев. — Побоев нет. — Ева поправила рукава свитера и встала из-за стола. — А Гаязова необходимо лечить, а не за решетку сразу прятать. Вы проверили его на состояние психического здоровья? — Он абсолютно в адеквате. — Странно, за неделю я этого не заметила. Как минимум, он одержим. Дальше врачам смотреть, я в этом не разбираюсь. А вы, офицер, обязаны вызвать меня в участок и взять показания, а не являться ко мне домой с группой поддержки. Жду повестки. Участвовать в судебном процессе я буду только как свидетель. До свидания. Ева вышла с кухни, оставив всех в замешательстве, ведь она только что пыталась… Оправдать Тимура? Что с ней происходит? Ильяс и Рома быстро переглянулись и указали полицейским на выход. Девушка закрыла дверь в маленькую комнату и достала с самой верхней полки коробку из-под кроссовок. Внутри лежал плюшевый кролик, тот самый Ксюх. Рядом пара браслетов, которые она купила им с Сашей после первого конфликта. Там же лежал дневник парня, который он отдал ей в подарок. На первых страницах он писал о том, как ему нравилась улыбка Ксюши и ее серые кошачьи глаза. Далее были записи из академии, куда он кое-как поступил на бюджет. Он писал об усталости, несправедливости, боли в спине. И тут глаза Евы находят первую запись с их знакомства. Июнь, 2016. «Надеюсь, что я справлюсь. О своих то детях еще не думал, а тут сразу подарок от Ромы в виде трудного подростка с багажом травм. Девчонка вроде неплохая, но ей бы рот с мылом вымыть. Первый раз увидел — понял, что тяжело будет нам с ней. И я бы отказался, но Рома никогда меня ни о чем не просил, а значит, что эта мелкая ему дорогá. Ничего, в отделении каждый день такие проходят, а значит и эту воспитаем. Она еще везде сыр кладет и чай почти не пьет. Придется пополнять запасы сухими сливками, кофе и голландским сыром, потому что «он плавится лучше».» — Ты справился. — Клименко широко улыбается, несмотря на оскорбления в свою сторону. Июнь, 2016. «Она пошла на подготовку к экзамену, это наша маленькая победа. Если сдаст их вовремя, то разрешу ей курить по одной в день. Бросать все равно не хочет, дрянь такая. Понимаю ее с одной стороны, сам таким был. Она теперь даже улыбаться стала иногда. Димон своими шутками из могилы поднимет. Пока она приходит в норму, мне кажется, что мы с ней многим похожи, а значит справимся. В любом случае, до ее совершеннолетия осталось чуть больше двух лет, так что разойдемся в разные стороны.» Август, 2016. «Как же мне хреново. Я так радовался, что мы ее подняли. В один чертов момент всë рухнуло. Я этого ублюлка собственными руками придушу, только найду урода. Она молчит до сих пор. Уже две недели как мы вернулись с больницы, а она только попросила спать с ней и одну не оставлять. Теперь каждый раз жду за шторкой в ванной когда она помоется, а потом ложусь рядом, но спиной не поворачиваюсь, ей так страшно. Я уже не уберёг Ксюшу, теперь Ева. Не позволю мелкой повторить чужую судьбу, даже если придется всë отдать. Будем с пацанами этот город на уши ставить, но мразь эту накажем. За нашу маленькую девочку я обязательно отомщу.» — Я отомщу, слышишь? — Шепчет Ева и прижимает раскрытую книжку к груди. — Прости меня. 3 августа, 2018. «Она отправила мне подарок, а сама не явилась. Пришел со смены, а дома тишина. Она опять ушла на поиски чертового Рипмана, который не факт, что существует. Я понимаю ее, мы тоже ищем, но она прикрывается покупкой товара. Я уже один раз закрыл ее дома и сидел рядом все двое суток, что ее ломало. Это страшно. Еще два года назад она отворачивалась от меня на балконе, чтоб не видел, как курит, а тут такое. Это так больно, оказывается, видеть изменения в ней. Я ведь всегда вбивал себе мысль о том, что она всего лишь моя подопечная по просьбе Ромы. Нихрена это не так. Я за нее так боюсь, как за себя не боялся. Каждый раз когда она кричит и просит отказаться от нее, меня будто об стену головой херачат. Не могу я ее отпустить, пока не пойму, что она в полном порядке. Да и тогда будет сложно. Какой же я идиот.» Ева стирает слезы с подбородка и между всхлипами шепчет тихое «прости». Она делала ему больно своим поведением, а сама не замечала, что он вздрагивает от ее слов и просьб отказаться и оставить. Как же ужасно она с ним поступала и самое страшное, что прощения попросить она уже не сможет. С каждой страницей становилось труднее читать. Дыхание сбилось в непонятном ритме, а слезы намочили даже свитер. Май, 2019. « Готов прямо сейчас закинуться таблетками и сдохнуть. Какой же я урод. Я столько раз отталкивал Еву, а в итоге влюбился сам. До ужаса хочется быть с ней, держать за руку, готовить вместе завтраки и защищать до последнего своего вздоха. Как же хочется! Но слишком поздно спохватился. Аня беремена. От меня, б̶л̶я̶т̶ь̶! Я так облажался. Не хочу отпускать Еву, разбивать ей сердце, но и ребенка своего оставить тоже не могу. Аня поставила условие, либо я буду с ней, либо никогда не увижу ребенка. Как же это стремно. Я идиот.» Декабрь, 2020. «Детка, я оставил тебе этот дневник на случай, если что-то пойдет не так. И оно идет, к моему сожалению. Нам сейчас всем хреново из-за Романа. Я знаю, ты кажешься сильной девочкой, но тебе больнее нас всех. Я тебя прошу, держись до конца. Будь за нас всех сильной. Ты выглядела такой счастливой рядом с Тимуром, что я даже поверил в вашу любовь. Он до сих пор мне не нравится, но я надеюсь, что ошибся. Пожалуйста, будь счастливой девочкой. Ты такая красивая в своем счастье. Рома выберется, я тебе обещаю и это обещание выполню точно. Я знаю, что мне осталось немного и если ты читаешь это, то мое время вышло. Прошу тебя, береги себя и будь внимательной к людям. Моя главная просьба — Сашка. Я надеюсь, что мне удастся спасти от этого Аню, но мало ли. Умоляю, не дай моему сыну пройти мой путь. Он еще совсем ангелок и не виноват ни в чем. Не оставляй его. Не рассказывай ему обо мне. Если ты сможешь забрать его, то, пожалуйста, пусть он растет в счастливой семье. Пусть знает других родителей и другой мир, не такой как наш. Я не хочу наблюдать за страданиями моего сына и моей любимой девочки. Будь счастлива, воспитывая его, а он будет счастлив с такой мамой. Я люблю тебя. Прости меня. П. С. Возьми лёд и приложи к глазам, а то опять будешь прятаться.» Ева закрывает дневник и прижимает к груди. Слезы все не прекращаются. Она уже тяжело дышит, ей жарко, страшно, больно. Она потеряла близких, а малыш потерял всë, кроме нее. Пусть Ильяс будет против Сашки, Ева сделает выбор в пользу малыша, она не имеет права бросить его. — Почему ты отказалась от обвинений? — Ильяс обнимает девушку и нежно зарывается пальцами в рыжие волосы. — Могут быть проблемы, если я буду пострадавшей. — Клименко цепляется за рубашку парня и вдыхает полюбившийся аромат парфюма, который ассоциируется с безопасностью. — Он виноват и ты имеешь полное право наказать его. Если думаешь обо мне, то не стоит. Я на стороне справедливости, хоть мне и стремно. — Прости меня. — Ева задерживает дыхание, чтоб не зарыдать снова и отрывается от парня. — Все с меня началось. Я виновата во всем. Если бы я только дала ему тогда шанс… — Эй, прекрати. — Гаязов наклоняется к девушке и стирает пальцами слезы. — Это не твоя вина. Ты не виновата, что он стал монстром. Ты ни в чем не виновата. Я рядом, я ни в чем тебя не виню, как и ты меня. Мы не могли знать, что с ним произойдет. — Ильяс, я хочу забрать Сашку. — Девушка отходит на пару шагов назад. — Я знаю, что тебе не нравятся дети. Знаю, что чужого ты бы вообще воспитывать не стал. Знаю, что для тебя в отношениях важен контакт. Я слишком хорошо тебя знаю, поэтому… Поэтому у нас все-таки ничего не получится. Я ничего не смогу дать тебе в полной мере. Ты заслуживаешь большего. Нам стоит закончить все это, пусть даже ничего не началось. Мне очень жаль, но мы оба справимся. Мы же столько пережили. И это переживем. — Поэтому ты тысячу раз просила прощения, когда обнимала меня ночью? — Ильяс на пару секунд прикрыл глаза и усмехнулся. — Хочешь всë прекратить? — Да, ты и сам понимаешь, что ничего не получится. — Правда? Я считаю по-другому. — Я не хочу заставлять тебя. — Ты приняла решение за нас двоих. — Гаязов взял девушку за руку и усадил на стул, а сам присел на корточки напротив и со всей серьезностью посмотрел в глаза. — Насчет с̶е̶к̶с̶а̶ полная чушь. Думаешь, что я за двадцать пять лет не нагулялся? Это стремно говорить, но ты не знаешь разницы между с̶е̶к̶с̶о̶м̶ с любимым человеком и с кем-либо другим. Пойми, если человек влюблен, то для него все эти мелочи становятся второстепенными. Даже если мы будем за руки держаться, я буду так же изнутри гореть. Ты сама-то этого не чувствовала? Возьмем в пример Сашу. Ты думала о том, как бы в кровать к нему залезть? Нет, ты хотела просто быть рядом. Я чувствую то же самое по отношению к тебе. А с остальным мы с тобой вместе постепенно разберемся. — А… — Ева набрала побольше воздуха в легкие, чтоб задать главный вопрос. Мысленно она уже прощалась со своими чувствами и самим Ильясом, потому что проще разбить себя, чем бросить любимого малыша и так эгоистично поступить по отношению к Саше. — Я не оставлю Сашку. — Выдохнула Клименко и прикусила нижнюю губу, ожидая самых страшных слов. — Я его заберу. — А вот тут хочу тебя огорчить.