Прости

Глава 39. — Я не оставлю Сашку. — Выдохнула Клименко и прикусила нижнюю губу, ожидая самых страшных слов. — Я его заберу. — А вот тут хочу тебя огорчить. Ильяс поднялся на ноги и ушел в комнату. Ева стиснула зубы, чтоб снова не расклеиться и не дать волю эмоциям. Она готовилась к этому, казалось, что все семь дней в том чертовом доме. Но сейчас, осознав, что настало время прощаться и в очередной раз вытаскивать из себя осколки разбитых чувств, она поняла, что совершенно не была готова. Было ужасно больно и страшно. Поток мыслей прервал Ильяс, вошедший на кухню с рабочим планшетом, чтоб расположиться поудобнее за столом и открыть какой-то файл. — Сашка у бабушки, а та со мной контактировать полностью отказывается. — Объяснил парень и повернул планшет в сторону Евы. — Опека все равно заберет его, потому что возраст бабули не позволяет взять опекунство. Я смог договориться на месяц, чтоб его не забрали, дальше сделать ничего не мог. Я смог узнать, что нужно для усыновления. Ты ведь не против, если мы не будем брать над малышом опеку, а усыновим его? — Ты… — Ева огромными глазами смотрит на Гаязова и пытается ухватить хоть каплю воздуха. — Ты хочешь, чтоб мы… Чтоб Сашка стал нашим сыном? — Я не считаю, что ребенок должен расти с года в семье и знать, что мы ему всего лишь друзья папы. Мне кажется, что Саша тоже этого не хотел бы. Правильнее будет, если его воспитают мама и папа. — Саша просил меня об этом. Он не хотел, чтоб малыш знал эту историю. И ты правда согласен? — Я видел тебя с Сашкой на руках. Ты никогда так не светилась и ни на кого так не смотрела. Я не могу позволить, чтоб ребенок рос в ужасных условиях, когда есть любящие его люди. Я не знаю, что в твоей голове, что ты решила, будто бы я заставлю тебя выбирать между мной и ребенком. Он и мне не чужой. Я видел его с первых его дней, даже кормил с ложечки пвру раз. Он при мне первый шаг сделал и ко мне в руки упал. Почему ты подумала, что я не захочу его забирать? — Прости меня. — Ева кинулась на Ильяса и крепко обняла за шею. — Прости, прости! Тимур постоянно говорил, что ты детец не любишь, своих не хочешь, а чужого так вообще… — Если помнишь, то до твоего переезда в наш дом, я вообще ничего кроме работы не хотел. Ты же раньше пила кофе только со сливками, а теперь любишь черный без сахара. Мы каждый день меняемся и не замечаем этого, пока не поймаем себя на мысли, что в нас изменилось что-то грандиозное. Ты меняла меня, я тебя и вот мы вместе хотим стать родителями. Вместе. Я хочу этого не меньше. Сашка никогда не был для меня чужим. — Спасибо тебе. Спасибо, что появился. Я бы без тебя ничего не смогла. Стала бы такой же, как Тимур, сломалась бы. — Мы справимся вместе, это уже проверено. — Ильяс оставляет на Красной щеке поцелуй и аккуратно отстраняет девушку, указывая в экран планшета. — Это условия по усыновлению. Я договорюсь со всем, Рома поможет. Сначала вас с Тимуром разведут, затем мы соберем нужные справки. У нас полторы недели на всë, а там опека заберет Сашку. Да и я хочу, чтоб он встретил свой первый день рождения дома. — Что от меня требуется? — Так, ты была права, тебе нельзя быть пострадавшей стороной, лучше остаться свидетелем. Рома мне объяснил плюсы, ты права. Дело все-таки уже открыто, нужно что-то с этим делать. Я прочитал. Ты идешь на мировое соглашение. Придется соврать, что ты уехала добровольно, а с больницы уехала в сознании, просто чувствовала себя неважно. Записи камеры мы изъяли, их полиция не видела. Ты ведь понимаешь, что у тебя не должно быть притензий к Тимуру? — Вслух не выскажу. Ради Сашки. — Тогда давай дальше. Уже утром Ильяс и Ева выдвинулись в опеку. Предстоит долгая и изнуряющая беготня по кабинетам, врачам. Десятки справок и разрешений. Но пара уверенно держатся за руки и заходят в самый первый. Следствие идет тяжело, потому что ни свидетелей тех преступлений, что указаны на бумагах, ни признания от Тимура нет. Местные полицейские отказываются идти на поводу у столичных и переквалифицировать Еву из свидетеля в потерпевшую, лишь бы дать Гаязову срок побольше. Ева смогла увидеть Сашу только на его день рождения. Ильяс помог донести до двери пакеты с подарками в виде одежды, питания, уходовых средств. Сам не пошел, потому что помнит истерику женщины на кладбище. — Тамара Васильевна, я готовлю документы на усыновление. — Клименко присаживается за стол напротив женщины. — Спасибо тебе, девочка. — Тамара Васильевна стирает слезы платочком и смотрит со всей благодарностью. — Не могу с ним, руки выкручивает, бегать начинает как угорелый, а я куда? Мне уж под семьдесят, здоровье не то. Ты его хорошо воспитаешь, ты девочка хорошая. Аня простит меня, не в чужие руки отдаю. — Вы согласие подпишите? — Давай сюда. — Женщина ставит подпись на бумаге и смотрит на текст. — Подожди, я не поняла. Ты усыновлять с кем будешь? — С Ильясом. — Клименко забирает документ и прячет в папку. — Нет! Этого ирода не будет рядом с моим внуком! Они мою дочь загубили! Я думала ты с Ромой. Нет, отдай бумжку! — А в чем ваша ненависть к Ильясу заключается? — Его брат ублюдок… — Его брат, но не он сам. Тамара Васильевна, вы и часть всей истории не знаете, но принялись осуждать Ильяса. Я не хотела ничего вам говорить, всë-таки у вас сердце, но… — Мне плевать, что я знаю, а что нет! Гаязовы ко мне на километр не подойдут! Я всю их семейку до седьмого поколения прокляну! — Тогда проклянете собственного внука. Документ подписан, я всë равно Сашку заберу. Ильяс прекрасный человек и судить его по поступкам его брата — глупо. Знаете, что я любила Сашу не как опекуна или друга? Аня вот знала. Подсуетилась, выбрала момент и прыгнула к нему в кровать. Забеременела, зная, что Саша не бросит своего ребенка. Они поженились, жили вроде как неплохо, но Аня меня боялась подпускать близко. Она знала, что Саша самый близкий для меня человек и ограничивала наше общение всеми способами. И Аня знала, что их хотят убить. Знала и ничего никому не сказала. Ваша дочь не святая. Ваша дочь тоже виновата в том, что произошло. Тимур не робот, которым Ильяс мог управлять. И по этому делу я иду свидетелем только потому, что потерпевшая не сможет усыновить ребенка пока дело не будет закрыто, а с моими травмами еще и врачей кучу пройти нужно будет. — Ты то с чего бы потерпевшая? Он же муженек твой, светилась ходила. Может ты вообще с ним заодно? — Я семью потеряла, у меня остался только Рома. Ильяса я люблю. Давно. Тимура держала рядом, потому что понимала, что он замешан в том, что произошло со мной в прошлом. Так и получилось. Он тот, кто изнасиловал меня на выпускном. У меня нет причин оправдывать его. Я его ненавижу так же, как и вы. Но Ильяс меня спасал, бегал со мной по психологам, успокаивал, помогал. Он поднял меня на ноги, а я влюбилась. Спустя чертов год я добилась взаимности и отступать не буду. Идеальнее отца для Саши не будет. Малыш вырастет в счастливой семье, мы позаботимся. Женщина больше не отвечала. Ева собрала все документы и попрощавшись со спящим Сашей, ушла из квартиры. Ильяс ждал в машине у подъезда всë это время. Сердце Евы непроизвольно сжалось, понимая, сколько проблем свалится на плечи Ильяса только из-за его брата. Это несправедливо, нечестно. Люди любят судить лишь по тому, что у людей одна фамилия или даже родитель. Всем ведь должно быть ясно, что даже близнецы рождаются разными внутренне. «Мы справимся» — стало их дивизом. Февраль, 2021. Саша на днях уже переезжает к семье и в его документах красуется новая фамилия и отчество. Как бы Ева не хотела оставить фамилию Саши сыну, чтоб продолжить ее, но тогда было бы совсем странно и правила усыновления требовали другого. Утро в квартире началось с того, что в доме появился младший сержант с местного отделения и просил Еву встретиться с Тимуром. Тот отказывался говорить, давать показания и признавать вину, но только до встречи с женой и братом. — Я не хочу. — Твердо сказал Ильяс и оглядел здание полиции. — И тебя к нему отпускать — тем более. — Ильяс, это только затянется. — Устало вздохнула Ева и взяла парня за руку. — Рано или поздно это придется сделать. — Как мне смотреть ему в глаза? — Не смотри. Смотри в стену, в стол, на меня. Куда угодно, но не на него. Через пол часа они уже стоят перед массивной железной дверью допросной. Гаязов держит руку Евы и собирается с мыслями. Он впервые за два месяца увидит брата, который кардинально изменился в его глазах. Зайдя внутрь все понимают, что изменился он не только в их глазах, но и внешне. Отросшие волосы, впалые щеки, темные круги под глазами. Всë изменилось. Это уже не Тимур, а только его оболочка, которая износилась под обстоятельствами. — Так странно, что моя жена держит за руку моего брата. — Усмехается младший сухими губами и внимательно смотрит на пару. — Мы развелись. — Грубо говорит Ева и садится на стул. — Но я всë еще Гаязова. — Да-да, помню. «Я буду Гаязовой, но только не с тобой». Молодец, держишь слово. Ильяс, у тебя хорошая жена, береги ее. — Заткнись. — Сквозь зубы шипит Ильяс и взглядом впивается в брата. — Тебя тоже понимаю. Я бы не пережил, если бы мой брат оказался таким дерьмом. Но родню не выбирают, так ведь? Я вас ждал, а вы всë не приходили. Занимались обустройством гнездышка? Малого то забрали уже? — Ты для этого два месяца игнорировал полицию, чтоб с нами поболтать о бытовухе? — Клименко скрестила руки на груди и подняла взгляд на Тимура. — Брата не мучай, признайся в своих косяках и закончим с этим. — Да, конечно. Просто вас увидеть хотел. По дому так скучаю. Если не сложно, передайте одеяло какое-нибудь. — Пожалуйста. — Ильяс кивнул на большой пакет у выхода. — Одеяло, носки, пара свитеров. — Думал, менты не передадут или вы откажите. Спасибо. Вы счастливы будьте, что ли. Спасибо, что пришли повидаться. Ильяс быстро оглядывает брата и выходит с допросной. Тимур усмехается и прикусывает нижнюю губу. Ева привычку знает. Ему больно, хочется заплакать или хотя бы закричать, но он держится. — Беги к мужу. — Гаязов поднимает сожалеющий взгляд и кивает на дверь. — Больше не потревожу. Прощай. — Не смей подыхать. — Клименко хватает Тимура за ворот свитера и тянет на себя. — Пока за каждый свой косяк не ответишь, не сдохнешь, понял? — Хорошо, буду жить, пока ты не разрешишь. — Каким бы ублюдком ты ни был, Ильяс все равно любит своего младшего братика. Имей совесть, оставь ему хоть грамм воспоминаний о себе прошлом. — Как скажешь, Рыжик. Ева отпускает парня и быстрым шагом выходит из допросной. Она сразу же бежит к Ильясу и крепко обнимает. Это их боль, она общая, на двоих. — Мы справимся. — Тихий шепот разбивается об стены участка.