Остыло...

      Олег и правда пришел на следующий день, открыл щель, поставил поднос с едой.       — Здравствуй, — нелепо, не к месту, просто формальность       — Ты сегодня задержался. Пришёл минут на двадцать позже, — Сережа сразу же забрал поднос, освобождая место для долгожданной передачки. — А карандаши? Ты обещал принести карандаши и альбом. Ты обещал, Волч.       Волков весь прошлый вечер решал, как ему быть. И почему только дернулся язык спросить про эти карандаши? Он никогда никого не охранял, даже на заданиях подобным занимались другие. Не был в тюрьме или клинике, чтобы видеть, как действуют надзиратели. Но даже так в голове крутились тысячи разных способов использовать простые карандаши и бумагу, в разных вариациях вреда себе и окружающим, и Сережа к этому придумал бы еще с десяток. А Олег не хотел смерти ни себе, ни ему. Поэтому все двери, входы и выходы из дома были надёжно закрыты, в рукаве спрятан среднемощный шокер. И один - единственный ключ.       — Только условие. Отойди от двери в другой угол, повернись спиной и стой так. Если не послушаешься... лучше без фокусов, Серый, - он следил за его движениями через щель, с которой отлично просматривалась небольшая комната, но не понимал только одного. Зачем вообще решился зайти в клетку к зверю? Мог ведь просто оставить всё вместе с подносом и уйти...       — Ты боишься меня? Боишься, да, Волков? — вздохнул он, отходя к столу. Там оставил поднос с едой. Только после ушел в указанный угол. — Я ведь не нож у тебя просил, хотя стоило бы. Мясо жесткое. Его не ты будто готовил. Это кусок подошвы.       — Здесь нет кухни, — выдохнул он раздражённо, — вот уж за такое извинений не жди. И если хоть дернешься - пожалеешь, — один оборот ключа, легкий скрип металла о металл.       Олег сначала просто приоткрыл дверь, держа ее ногой. Подождал секунду, ожидая подвоха, но все было в порядке. Открыл дверь шире, заходя и захлопывая ее вновь. Напряженно, каждый миг ожидая выпада или удара. Серёжа бы и не дернулся, но птица...       Стоило только услышать характерный стук карандашей, Разумовский развернулся лицом к Олегу и нагло, самодовольно улыбнулся.       — Боишься...       — Может, — не отрицал он, держа покрепче шокер. Наступила обманчивая расслабленность, которая бывала только в момент наивысшей готовности.       Олег хотел посмотреть на него, вживую, убедиться, что тот не причиняет вред себе, и в идеале - убедиться, что друг адекватен. Но от знакомой улыбки похолодели кончики пальцев. Он забрал карандаши обратно в карман, не отрывая взгляда от фигуры в углу. Рано. Рано полез сюда.       — Ну куда ты карандаши убираешь, Олег? Ты обещал. Или ты опять не сдержишь своё обещание? — Разумовский стоял на месте, не двигался, лишь взглядом следил за происходящим. Даже руки вверх поднял, растопырив пальцы. — У меня нет ничего, а ты боишься.       — Тебе ничего и не надо, — горько ответил он, — спиной повернись, и стой так.       — Я хотел просто увидеть тебя. Убедиться. Настоящий, — он снова повернулся спиной, опуская руки вниз. — Настоящий трус, который запирает своего брата в непонятном подвале и кормит резиной!       Олег молча вышел, всё же оставив карандаши и альбом на столе. Его грела слабая надежда, что это поможет вернуть Серёжу. Его Серёжу.