Automne sur Paris

      Очередная тарелка летит в стену оливкового цвета. Девушка уворачивается, провожает взглядом отлетевшие осколки и кричит матери в ответ. Женщина вновь хватается за тарелку, замахивается, кидает, и бьет кулаком о стол так, что чай выплескивается на светлую скатерть. Ну вот, теперь там останется пятно. Остатки еды пачкают светлый пол, и девушка перешагивает через надкусанный кусок черного хлеба. Старшие и младшие братья попрятались по комнатам. А отец, казалось, пытался остановить драку. Но ни дочь, ни жена не слушали его.       Обычно, такие ссоры заканчивались слезами блондинки. Но сейчас внутри Энид бушевали негативные эмоции. Ей надоело. Надоело, что она вечно подъедает объедки. Надоело быть на поводу у матери в свои двадцать один. Надоело, что за каждым ее шагом следят.       Девушка хватает чистую чашку, что осталась еще после обеда. Она смотрит на нее несколько секунд, сжимает в тонких светлых пальцах, замахивается и отпускает. Чашка разбивается в сантиметре от женского лица. Эстер прикладывает ладонь к щеке, затем смотрит на свои окровавленные пальцы и шипит. - Да как ты смеешь, маленькая дрянь!? - Рык отразился от стен, а глаза вонзились в самую душу, как и острый язык.

И Энид, кажется, в тот момент действительно испугалась.

Она. Она сама! Своими собственными руками, кинула чашку в родную мать.

В тот момент она не знала что и чувствовать. Гордость за саму себя или страх, что она позволила себе такое.

      Энид вновь увернулась от летящей в ее сторону посуды и спросила серьезным голосом, проглатывая всю обиду. - Может ты прекратишь этот цирк с битьем посуды? Нам скоро есть не из чего будет. - Прекращу, когда ты наконец возьмешься за голову!       Блондинке казалось, что каждый их ужин, на протяжении трех лет, начинался и заканчивался одинаково. Она приходила за стол, садилась, начинала есть, а затем, когда ей задавали вопрос, от которого уже все внутренности скручивались в тугой и мерзкий узел, она клала вилку на стол и честно отвечала. Затем был небольшой спор, а после и полет посуды. Посуды, ложек, вилок и даже винтажных ваз, которые достались ее отцу по наследству. Мюррей, кажется, в такие моменты с грустью в глазах разглядывал красивые осколки.       Вопрос каждый раз звучал одинаково - от построения слов до интонации. И звучал он так: "Энид, ты нашла аромат?" Эстер спрашивала это, казалось бы, спокойно. Но Энид знала, что внутри матери сидел неугомонный лицемерный и эгоистичный монстр. Поэтому каждый раз отвечала: "Мама, ты спрашивала об этом вчера. За двадцать четыре часа, десять из которых уходят на мой сон, я не могу найти то, чего ты от меня требуешь."       И каждый раз мать впадала в бешенство. Нет-нет. Сначала, первые полгода, она реагировала нормально и спокойно. Но чем больше газет она читала, чем больше людей на вечерах у нее спрашивали о том, когда же единственная дочь Синклеров порадует людей своим творением, тем больше она впадала в злость с каждым днем. - Я делаю все, что могу! - Энид хмурится и давит в себе слезы, перекрывая их гневом. Голос уже срывался на хрип. - Ты лишь читаешь свои глупые романы! Эти иностранные книжонки дурманят тебе мозг! Посмотри, Мюррей, посмотри! Кого ты выбрал? Кому взвалил на плечи будущее нашего бизнеса? - Женщина прикладывает ладонь ко лбу, махает рукой, указывая на дочь. - Что же... что же люди-то скажут?! Что писать про нас будут? Столько сыновей, столько прекрасных парней. А выбрал-то...       Женщина вновь бьет кулаком по столу и садится на белый стул. Энид тяжело выдыхает, сдерживает слезы и отворачивается от матери. Глаза приклеились к молчаливому отцу. Мужчина лишь смотрит то на жену, то на дочь. Держит газету в руках, и опускает плечи. - Теперь тебе и это не нравится? - Блондинка вновь поворачивается к матери и складывает руки на груди. - Не нравится, что папа передал бизнес мне? - Не помню, чтобы я это скрывала. - Эстер вновь поднимается на ноги, а затем говорит, словно самой себе. - Неужели мой муж передал такое достояние никчемной девчонке...       Энид проглатывает больной ком в горле. Обидно. Ее собственная мать считает ее никчемной девчонкой. Ни на что неспособной и глупой. И все из-за чего? Из-за того, что она не может выполнить третий год то, о чем сама даже не обещала! Эстер лично всем пообещала, что их единственная дочь создаст великолепный аромат парфюма, который покорит всех. А Энид лишь пришлось молча согласиться. - Прекращай этот детский сад, Энид! - Продолжала женщина, глядя на дочь злыми горящими глазами. - Иначе я сделаю все ради того, чтобы бизнес перешел одному из твоих братьев. - Этот бизнес уже мой, мама. - Я сделаю все. - Повторяет Эстер. - Мне это уже надоело! Ты хоть знаешь, что соседи о нас говорят? Ты когда в последний раз газету в руках держала?! - Да плевать мне на то, что они говорят, ясно? - Девушка делает шаг вперед и сжимает ладонь в кулак. - Это ты эгоистка, которой важно мнение окружающих! Тебе важен каждый тяжелый выдох в твою сторону! Притворяешься такой хорошей на публике. Хорошая жена, хорошая мать... А на самом-то деле? Тебе не за папу нужно было замуж выходить, а в театр идти. Хорошая актриса, знаешь...       Девушке не дали договорить. Энид видела, как мать закипала на глазах. Видела, как ладони женщины то сжимались в кулаки, то разжимались. Видела и ничего не делала. Она осознала свою ошибку лишь тогда, когда рука матери дрогнула, а щеку обожгло сильной болью. Голова затрещала, а ноги подкосились. Девушка удержалась за тяжелый белый стул с резной спинкой. Мюррей подлетел к жене и, кажется, что-то начал говорить. Но Энид его не слышала, так же как и мать. В ушах первые пару секунд невыносимо звенело, а затем все звуки вокруг превратились в бесконечный шум. Даже глаза полностью открыть получилось не сразу. Блондинка долго моргала, жмурилась и щурилась, пока наконец не открыла их полностью и не увидела, как отец сумбурно говорит что-то матери. Эстер шипела в ответ, пыталась оттолкнуть мужа и указывала пальцем на дочь.       Энид не стала вслушиваться, не стала ждать, когда пройдет шум в ушах. Она сделала неуверенный шаг вперед и, удостоверившись, что ноги держат ее, девушка выбежала в коридор, оставив кухню за спиной. Онемевшими от обиды или злости пальцами, девушка обулась и накинула пальто на плечи. Мать, услышав звон упавших ключей из дрожащих рук, выбежала к входной двери. Но та захлопнулась перед ее носом. Блондинка слышала, как Эстер кричала что-то в дверь. Но голос ее был все дальше и дальше, пока девушка бежала вниз по ступеням.

***

      Листва путалась под ногами, прилипала к ботинкам, опадала на сырое, от недавнего дождя, пальто. Энид остановилась лишь тогда, когда щека перестала жечь от боли. Теперь жгло обе щеки. Не от боли. Нет. А от холода. От приятного октябрьского ночного ветра. Да, девушка уверена, стрелки часов явно приближались к двенадцати. Скоро на Париж опустится ночь. Слезы кончились еще на пути к Триумфальной арке. А когда она вошла на территорию парка Монсо, то чувства словно остались за его пределами. Где-то там, на освещенных улицах города. Здесь же, среди деревьев и каменных дорожек, Энид каждый раз становилось легко. Она гуляла здесь всегда: под жарким солнцем, в дождь, в снег. Но девушка впервые находится здесь ночью.       Пройдя еще несколько метров, блондинка остановилась, подняла лицо к небу и глубоко вдохнула. Она понимала, что ей придется вернуться. Придется взглянуть в глаза матери, захлопнуть дверь в свою комнату и заткнуть уши, лишь бы не слышать унижающие крики женщины. Энид опускает голову и вновь идет вперед. Мысли разъедали ее изнутри. Отец дал ей так много, но мать при этом загнала ее в клетку. На ее плечах целая компания, в ее юных руках весь мир и сотня возможностей. Но при этом она совершенно не понимает что ей делать. Возможно... мать и права? Ей слишком рано держать в руках такое дело. Ведь она лишь читает, мечтает и гуляет по парку, пытаясь найти то, что от нее требуют. Но у нее ничего не выходит. Ее перестали вдохновлять эти деревья, памятники и красивые дома. Дождливые улицы и голубое небо. Она заблудилась в собственных желаниях, не понимая куда идти и где найти выход.

У нее есть все, но при этом нет ничего.

      Синклер шла по парку опустив голову к каменным дорожкам. Она пинала попадающиеся под ноги камушки, те бились о другие и бежали дальше по желтой и сырой листве. Пройдя мимо памятника Ги де Мопассану, девушка свернула к небольшому пруду. Этот пруд уже долгие годы обрамляет колоннада. Иногда, гуляя здесь, девушка забывалась, что находится в городе. Этот зеленый кусочек был отдельным миром в красивом и шумном городе.       Обогнув пруд, Энид подняла голову лишь тогда, когда под ноги ей упал желтоватый лист бумаги. Подняв его, голубые глаза устремились к человеку на лавочке. Вроде бы... девушка. Незнакомка поднялась, закрыла книгу, сжав ее в пальцах, и подошла ближе, протянув руку. - Спасибо. - Проговорил женский твердый голос. Лицо ее прикрывал шарф, блондинке виднелись лишь темные глаза и брови. - Д-да. - Девушка переводит взгляд на руки незнакомки, которые сжимают только что поднятый Энид лист. - Пожалуйста. - Вам бы застегнуть пальто, замерзнете. - Незнакомка возвращается к лавочке медленными шагами, и Энид идет за ней, застегивая пуговицы светлого пальто. - Я... мне не было дела до пуговиц. - Пытается оправдаться девушка. Оправдаться. Перед ней незнакомый человек, но она пытается оправдаться даже перед ним. - До чего же вам было дело в... - Девушка смотрит на наручные часы. - В двенадцать часов ночи?       Не то чтобы ей действительно было интересно, почему незнакомая блондинка действительно не застегнула пуговицы, когда на улице гулял холодный октябрьский ветер. Но воспитание родителей имело на это другие планы. Поэтому брюнетка, сев на лавочку и положив на колени книгу, рассмотрела блондинку снизу вверх, слегка остановив взгляд на тонких пальцах, которые ловко застегивали большие пуговицы. Девушка-блондинка в тусклом освящении фонаря выглядела... волшебно? Четкие губы без помады, яркие и искренние голубые глаза, слегка кудрявые волосы. В девушке сочеталась юношеская пылкость и совершенно слепая доброта. - Вы читаете детективы... - Девушка пропустила вопрос мимо ушей, обратив внимание на книгу, что лежала на коленях незнакомки. - Этот автор пишет невероятные вещи. - Я их не читаю, я их пишу. - Незнакомка потянулась к черному шарфу. - Спасибо за похвалу.       Энид сделала шаг назад, когда рассмотрела лицо человека в тусклом свете. Молодая девушка-брюнетка, что сидела перед ней, являлась автором всех тех детективов, что лежали на полке Синклер. - В-вы... Быть не может. Уэнсдей Аддамс... - Блондинка неловко улыбнулась и опустила взгляд. - Но что вы делаете здесь? - Я приехала сюда со своим другом. - Девушка положила на книгу недавно упавший лист и пробежалась по нему глазами. - Пропитываюсь духом Франции для новой книги.       Энид с интересом наблюдала за тем, как писательница откладывает лист и открывает свою же книгу, пробегая по ней глазами. Уэнсдей Аддамс же, поняв, что блондинка все еще стоит над ней, поднимает вопросительный взгляд. - Что-то не так? - Интересуется она слегка странным тоном, словно Энид уже успела ее чем-то обидеть или задеть. - Нет-нет. - Отмахивается Синклер. - Все в порядке я... Я пойду.       В ответ блондинка увидела лишь кивок и тут же опущенный в книгу взгляд. В тот день Энид вернулась домой лишь под утро. Она гуляла по городу, пытаясь удержать странный порыв необъяснимого восхищения. Энид долго не могла поверить самой себе, что встретила человека, книги которого стояли на ее полке. Она встретила талантливого писателя, просто идя по парку в прохладную октябрьскую ночь. Девушка сама не знала, в какую сторону она отправилась, выйдя из парка.

***

      После побега дочери Эстер держалась ровно три дня. Женщина молча ужинала, так же молча отправлялась в спальню, и так же молча просыпалась. Она не спрашивала Энид ни о чем. Ни где она была, ни чем занималась. Блондинке показалось, словно мать делает вид, что дочери и не существует вовсе. Но на четвертый день, когда девушка пришла на ужин с книгой и читала ее за столом, Эстер не выдержала. - Снова ты читаешь эту заграничную дрянь! - Женщина выхватила книгу, опрокинув на новую светлую скатерть крепкий чай. - Сколько же можно?       Энид первые пару секунд продолжала смотреть в ту самую точку, где лежала книга. Девушка даже не сразу поняла, что случилось. Она тихо сидела и никого не трогала, а тут вдруг на нее снова кричат. - Что? - Спросила она неуверенно, наконец подняв глаза на мать. - Я сожгу все твои книги к чертям! - Продолжала женщина. - Возьмись уже за голову! Так и умрешь в одиночестве с книгами в руках.       Младший брат тут же спрыгнул со стула, поправил широкие рукава рубашки, поблагодарил служанку, с которой столкнулся в проходе, и спрятался в комнате. За ним последовал и средний брат. - Теперь тебя не устраивает то, что я до сих пор одна? - А кого в наше время это устроит? - Эстер отодвигает тарелку с салатом. - Ты девушка! Тебе уже двадцать один, а до сих пор без мужчины ходишь. - Если у меня появится молодой человек, у меня вовсе не будет времени на нахождения аромата. - Отвечает девушка, отодвигая руку и позволяя служанке убрать остатки чая. - Ты и так ничерта для этого не делаешь. А так хотя бы в чем-то меня не опозоришь. Тот твой... старый друг. Где он? Все с букетами у порога ошивался. - Он уже давно улетел в Лондон и женился. - Отвечает девушка, принимая новую чашку чая. - Если бы ты меня иногда слушала, то знала бы об этом. - А тот твой... рыжий парнишка? Который еще вечно в ярких рубашках ходил? - У него тоже уже семья, мама. - Девушка ставит чашку на стол и прожигает в женщине дыру взглядом. - Я не собираюсь выходить замуж за первого встречного лишь для того, чтобы успокоить твою неугомонную душу.       Эстер хлопает себя по коленям и тяжело вздыхает. - Ну ты посмотри на нее! Ну ничего для матери делать не хочет. - Женщина смотрит на мужа.       Мюррей убирает от глаз газету, смотрит сначала на жену, затем на дочь и лишь пожимает плечами. - А мать слишком много хочет. - Срывается с губ девушки от злости, что подбиралась все ближе к горлу и застревала в ней комом. - Да что ты вообще себе позволяешь?! - Раздался настолько громкий крик, что в ушах зазвенело. Энид дернулась и уставилась на мать, как на сумасшедшую. - Да скажи спасибо, что ты вообще в этой квартире живешь! Отправила бы тебя к своей матери в дом, сидела бы сейчас яблоки продавала у дороги! - Да лучше яблоки у дороги продавать, чем слушать каждый день какое я ничтожество.       Энид не стала дожидаться цирка с посудой. Она встала из-за стола, вышла в коридор, обулась, накинула пальто и вышла из квартиры.       Под шуршание шин девушка вновь отправилась в парк, пройдя мимо Триумфальной арки. Густые свинцовые тучи повисли над головой, словно нагнетая. Войдя в парк через кованные ворота, Энид не пошла вперед по аллее. Она свернула на тонкую тропинку, что вела куда-то в заросли. Из-за этого девушка и любила этот парк. Можно пройтись по красивой цветущей аллее и поразглядывать памятники архитектуры. А можно свернуть на тропинку и оказаться совершенно в другом мире, среди очаровательных пожелтевших зарослей. Дойдя по тропинке до конца и оглядев все возможные пожелтевшие кусты, девушка вновь вышла на каменную дорожку. Она прошла мимо странноватой, но вечно ее забавляющей, пирамиды. Вышла к месту, что было усыпано лавочками, на которых еще сидели люди, а затем вновь свернула на дорожку, что тянулась к пруду. Там, в такое время, мало кто гулял. Водоем придавал осеннему вечеру больше холода. И Энид почти оказалась права. Там не было никого, кроме все той же девушки, все на той же лавочке. - Вы снова здесь. - Блондинка подошла к писательнице. - А вы снова не застегнули пальто. - Брюнетка, словно и не удивившись такому появлению, оторвалась от своих исписанных бумаг.       Энид виновато улыбается и тянется к своим пуговицам. - Все отдыхаете? - Мы виделись с вами... - Аддамс задумывается. - Четыре дня назад. За такое время мало кто отдохнет. - Это верно... - Отвечает девушка на выдохе.       Энид разглядывала молодую писательницу, стоя с боку от нее. Черное пальто было застегнуто, шарф развязан и лежал на плечах, а черные, словно смоль, волосы были заплетены в косы. Лицо девушки было задумчивым, она изредка прислоняла пальцы к подбородку, затем записывала что-то карандашом и вновь складывала руки на груди. Черная челка спадала на глаза, темные ресницы слегка дрожали. Энид совсем не скоро поймала себя на мысли, что она не может оторвать взгляда от сидящей перед ней писательницы. Лишь когда Аддамс сама окликнула ее, девушка, через силу, перевела взгляд с губ на глаза. - Что-то не так? - Нет-нет. Все хорошо. - Энид смущенно отводит глаза в сторону. - За вами просто интересно наблюдать. - Вот оно что... - Левый уголок ее губ слегка приподнялся. - Тогда наблюдайте. - Вам вроде бы не приятно общество, поэтому я... - Мне неприятно общество глупых людей. А вы вроде бы не глупы. - Перебивает Аддамс девушку и откладывает лист. - Вы гуляете здесь только в темное время суток? - В последнее время да. - Энид кивает, убирает руки в карманы и отводит взгляд. - В последнее время? - Девушка вкладывает исписанные листы в книгу. - Убегаю от семейных ссор. - Отмахивается девушка и топчется на месте. - Попался неприятный муж? - Спрашивает Аддамс, поднимаясь со скамьи.       Конечно же Уэнсдей понимала, что семейная ссора может быть и с родителями. Она лишь прощупывала почву и пыталась понять, что скрывается за красивой внешностью новой знакомой, чьего имени она даже не знала. Помнила лишь фамилию. Синклер, кажется. - Что? - Девушка удивленно поворачивается лицом к брюнетке. - Нет-нет! У меня нет мужа. Я... У меня ссоры с матерью. - Вот оно что. - Кивает Уэнсдей. - Да... ваша мать не лучший человек.       Смелое заявление, но Энид молча соглашается. - Вы знакомы? - Мой друг пересекался с ней, кажется, не единожды. - Девушка убирает книгу в поясную сумку черного цвета. - Рассказывал немало. И ничего хорошего. - Да. - Энид грустно улыбается. - Она пытается показать себя на публике заботливой женой и матерью, но... - Но это явно не так. - Заканчивает за нее Аддамс, делая шаг ближе.       Энид кивает и оглядывает писательницу вновь. Они смотрят друг другу в глаза некоторое время. Ветер обдувает розовые щеки, играется с темными волосами и дрожащими ресницами. Когда писательница делает еще один шаг вперед, зрачки голубых глаз вдруг увеличиваются.       Аромат.       Девушка пахла осенней листвой, утренним кофе и пыльными бумагами. Сердце бешено забилось, когда запах проник в сознание блондинки. Она впервые чувствует такое. Их дом вечно пах разными ароматами: цветами, фруктами, чем-то сладким или кислым, даже терпким.       Но Энид ни разу не чувствовала такого. - Мы с вами не познакомились. Пускай вы и знаете мое имя. - Брюнетка слегка склоняет голову. - Уэнсдей Аддамс. - Энид Синклер. - Кивает девушка, вынырнув из пучины мыслей.       Ей захотелось вечность находиться рядом с этим человеком, просто ради того, чтобы чувствовать этот аромат. - Вы заняты? - Спрашивает Аддамс. - У меня есть небольшая просьба. - Я совершенно свободна. - Не проведете мне небольшую экскурсию по городу? - Спрашивает Уэнсдей, поправляя сумку. - Мне нужно понимать о чем писать. - Весь Париж не обойти и за неделю. - Удивляется девушка. - Я останусь здесь на столько, на сколько понадобится.       И Энид лишь кивает. Девушки идут по вечернему парку, затем выходят за красивые кованные ворота и идут вдоль светлых домов к Триумфальной арке. Уэнсдей по пути лишь молча разглядывала окна домов и их архитектуру. Красивые деревянные двери и серые крыши привлекали взгляд черных глаз.       Аддамс проронила пару слов лишь тогда, когда они дошли до арки. - Вау. - Слетело с губ писательницы, когда она подняла голову и стала рассматривать надписи. - Ты ни разу не была здесь? - Нет. - Отвечает брюнетка. - Моя квартира в десяти минутах ходьбы от парка. Ксавье вечно бегает по городу, а я одна идти никуда не хочу. - Ксавье? - Мой друг.       Энид лишь молча кивает, и они продолжают свой путь. Аддамс часто останавливалась, глядела на дома, записывала что-то. Для Энид все дома вокруг были совершенно одинаковыми. Светлые, с серыми крышами, с деревянными дверьми и окнами. Всё вокруг совершенно однообразное. Девушку перестал восхищать ее город еще тогда, когда ей исполнилось шестнадцать. Все памятники, которые она так любила, стали для нее обычными камнями. Лишь ее любимый парк продолжал радовать ее ежедневно. - Площадь Согласия... - Выдыхает писательница, оглядываясь. - Была здесь? - Нет. Я нигде не была. - Девушка всматривается в дорогу под ногами, а затем поднимает взгляд на фонтан. Свет фонарей отражался в воде. - Только помню, что проезжала мимо Эйфелевой башни. - Мне придется многое тебе показать... - Девушка слегка улыбается и смотрит на Аддамс.       Писательница же разглядывает здания вдали. Считает колонны и фонари. Считает и запоминает, а затем поднимает взгляд выше, разглядывая сине-бело-красный флаг, что развивался на ветру.       А Энид вдруг застыла. Ветер игрался не только с темной челкой, но и с ароматом девушки. Он смешался с сырым асфальтом и пробудил в блондинке непонятные будоражащие чувства. Энид на миг показалось, что ее изнутри бабочки царапали крыльями. - Сходим завтра к башне, хорошо? Я хочу начать с нее свою книгу. - Говорит брюнетка, не отрывая глаз от здания. - Да... хорошо. - Кивает девушка. - О чем ты пишешь? - Хочу попробовать себя в чем-то другом. - Почти что шепчет Аддамс. - Добавлю любовную линию персонажам. - Романтика... - Да. Это что-то новое и неизведанное для меня. - Она наконец-то поворачивает голову к блондинке. - Я никогда не любила и не умею любить. Эта книга будет провалом, но я попытаюсь.       Энид в ответ лишь промолчала. Она понятия не имела, что на это ответить. Как это человек никогда не любил? Как это... не уметь любить? Неужели такое бывает? - Это театр? - Спросила девушка. - А? - Энид вынырнула из пучины своих мыслей. - Нет, это церковь Медлен. - Красивая. - Выдыхает девушка, разглядывая барельеф.       И Энид соглашается с ней. Они вернулись в парк и разминулись почти сразу же. Пускай Уэнсдей и настаивала на том, чтобы проводить девушку до дома. Но блондинка отнекивалась. Не нужно ей лишних проблем. Мать может увидеть их из окна. Новая знакомая сразу же сойдет за подругу. А подруга станет очередным поводом для того, чтобы предъявить блондинке о том, что она ничем не занимается и лишь развлекается. Поэтому она одна в тишине вернулась в квартиру.       Аддамс же не сразу вернулась домой. Она еще некоторое время стояла на улице у дверей, вдыхая ночной воздух. А зайдя в квартиру обнаружила, что Ксавье уснул за столом в гостиной, среди карандашей и красок. Не став его будить, девушка упала на свою кровать, оставив в коридоре лишь пальто и обувь. Утром она будет жаловаться на то, что ее белая рубашка помялась. Но это будет утром.       Всю ночь Аддамс мучали терзания. Ей хотелось вскочить на ноги, подбежать к столу и описать все движения блондинки, ее голубые яркие глаза, ее хрустальные руки, ее губы и светлые волосы. Этот ангельский образ запомнился девушке еще с той ночи, когда Энид подняла ее улетевший из-за ветра лист. Уэнсдей на секунду показалось, что девушка лишила ее рассудка. Но она ударила себя по щекам, отгоняя дурные мысли. Хотя, возможно, она и не была против лишиться рассудка рядом с такой девушкой.

***

      На следующий день Энид проснулась ближе к обеду. Выпив лишь чай, девушка весь день пролежала в постели с книгой в руках. Она бегала глазами по тексту, но мысли ее были далеки от истории. В голове был лишь образ молодой писательницы. Ее невозможный запах, ее темные волосы и четкие губы. Строгий взгляд черных глаз. Такое же черное пальто, которое сидело на ней как влитое. Энид на один момент даже пожалела, что она не стала великим художником. Ведь она была готова нарисовать эту девушку и повесить ее портрет в самом центре Лувра.

Стоп.

Почему?

Почему ей этого хотелось?

      Блондинка отложила книгу и выглянула в окно. Дождь тихо моросил, заставляя людей прятаться под зонтами. Интересно, писательница любит дождь? Она пахла дождем. Пахла кофе. От нее не пахло сладкими духами. Интересно, а она вообще ими пользуется? Или сама понимает, что с таким ароматом тела, ей не нужны никакие духи?       Когда настало время ужина, Энид быстро затолкала в себя салат под строгий взгляд матери. - Как дела с ароматом? - Никак. - Ответила девушка, сделала глоток чая и встала из-за стола. - Энид? Что ты делаешь? - Эстер хмурится, наблюдая, как ее дочь быстро вытирает помытые руки. - У меня дела. - Куда ты стала ходить по ночам? - Мать хватает ее за рукав рубашки в коридоре. - И прекрати уже ходить в этих ужасных брюках! Отец тебе столько юбок накупил. - Не думаю, что это твое дело.       Блондинка вырывает руку, завязывает ботинки и накидывает пальто. - Энид!       Но дверь перед носом женщины захлопывается. - Может она все же нашла себе парня? - Спрашивает старший брат, когда мать возвращается за стол. - Надеюсь. - Эстер тяжело выдыхает.

***

      Ксавье выходит в коридор с кистью в руках, он долго разглядывает то, как подруга поспешно поправляет воротник черной рубашки. Но молчит, до того момента, пока Уэнсдей не отходит от зеркала к полкам с украшениями. - Я сегодня на всю ночь ухожу к другу, так что... - Меня тоже не будет до поздна. - Перебивает его Аддамс, накидывая пальто. - У меня экскурсия. - Экскурсия? - Парень чешет лоб твердым концом кисти. - Нашла человека, с которым можно приятно провести вечер. - И ночь, видимо, тоже...       Уэнсдей поворачивает на него голову, выгибает бровь, качает головой на глупую улыбку парня, и выходит.       Когда она пришла в парк, девушки еще не было. Но не успела она насладится одиночеством темного парка, как Энид появилась. - Привет. - Блондинка ярко улыбается. - Привет. - Уэнсдей же сдержано кивает и сразу переходит к делу. - Ты обещала мне Эйфелеву башню. - Конечно. - Энид тут же разворачивается, следуя к выходу.       У Эйфелевой башни они простояли долго. Аддамс что-то непоспешно записывала ручкой в блокнот, то и дело задерживая взгляд на самой вершине. Энид же стояла рядом, ждала, когда писательница закончит. - Взгляни. - Брюнетка протягивает девушке блокнот. - А? - Энид берет его в руки. - Мне можно... прочесть? - Да. Прочти.       И Энид пробегает глазами по красивому тексту. Она вглядывается не только в слова, но и в красивый почерк черной ручки. Уэнсдей писала о том, как башня высока и величественна, как она возвышалась над людьми и домами, царапая небо самым кончиком. Она описывала золотую листву у самых ног башни, о ее ярком свете во тьме. И о том, что башне, казалось, одиноко здесь так же как и писательнице. - Вау. Это великолепно... - Но можно и лучше. - Не думаю, что из этого творения можно сотворить что-то более великолепное. - Нет. Я уверена. Я могу лучше. - Уэнсдей хмурится, еще раз оглядывает башню, убирает блокнот в сумку и поворачивает голову на блондинку. - Но я подумаю об этом дома. Пошли дальше?       Энид лишь кивает в ответ, указывает в сторону, и следует туда. - Хочешь увидеть реку? - Спрашивает Энид. Хотя казалось, ответ ей и не нужен. Ведь они уже подошли к мосту. - Йенский мост. Он не так красив, как Александрийский. История его конечно не особо интересна... но он тоже неплох. - Знаешь его историю? - Интересуется Аддамс и смотрит на девушку заинтересованным взглядом.       Перед мостом их встречают две небольшие статуи коней. - Ну... Он был построен в 1808-1814 годах, по инициативе Наполеона I. - Энид не смотрела на девушку во время рассказа. Она боялась наврать ей в глаза, ведь историю моста толком и не знала. Лишь слышала, читала в учебнике. - А название появилось, когда французы победили пруссов в битве при Йене.       Они шли по мосту не останавливаясь, а Уэнсдей внимательно слушала девушку. Закончив с исторической частью, Энид ушла куда-то совсем далеко в искусство. Аддамс соврет, если скажет, что она не знала историю моста. Но ей было интересно услышать ее снова из уст недавней знакомой. Почему? Она и сама себе объяснить не могла. Может ей просто хотелось слышать приятный голос блондинки? - А что за четыре статуи? - Что? - Энид все же посмотрела на нее. - Четыре статуи. - Девушка кивнула на те самые статуи коней. - Они встретили нас и проводили. И... кажется, они все разные. - Это скульптуры четырех воинов. - Пожимает плечами Синклер. - Гальского, римского, греческого и арабского.       Уэнсдей кивает и останавливается, оборачивается к реке и хмурится. - Ты упоминала мост Александра III... ведь так? - Да. Он намного красивее этого. - А мост, по которому мы шли к башне, он... - Это мост Альма. - Пожимает плечами блондинка. - Он совсем никакой. - Долго идти до Александрийского моста? - Около получаса. - Энид улыбается. - По пути увидишь много чего красивого. Можем спуститься и идти вдоль реки.       В воде виднелись золотистые листья. Они падали туда, перед этим кружась в легком танце. Писательница по дороге часто останавливалась, вглядывалась в воду, записывала что-то в блокнот и стучала ручкой по подбородку. Энид оставалось лишь догадываться, о чем думала ее новая знакомая, когда вглядывалась в темную воду, в которой отражались фонари. Свет в реке дрожал, когда ветер усиливался. Через долгие тридцать минут редких разговоров перед глазами появился белый мост. Белый, золотой, черный. Все эти цвета сочетались в нем, дополняя друг друга.       С губ Аддамс ничего не слетело. Она лишь замерла и стала разглядывать большой красивый мост. А затем, так же молча, присела на край, свесив ноги к воде, и вынула блокнот. - Аккуратнее. - Энид слегка нахмурилась, увидев, как опасно сидела девушка.       Но писательница даже не обратила внимания на замечание. Лишь постучала кончиком ручки по подбородку и продолжила писать, то и дело глядя на речку. Блондинка же при этом не могла отвести от девушки взгляда. Ей безусловно нравилось наблюдать за работой молодой писательницы, которая, бесспорно, была невероятно красива. Темные волосы косами лежали на плечах черного пальто. Девушка сосредоточено покусывала пухлые губы, задумчиво вглядываясь в воду черными и блестящими, от света фонарей, глазами. Ее тонкие пальцы сжимали ручку, пока в другой руке покоился закрытый блокнот. Через какое-то время она открыла его и вновь продолжила писать. И Энид следила за каждым резким и плавным движением руки. Казалось, она слышала, как чернила ложились на желтую бумагу. Но кроме этого блондинка вслушивалась в ровное и спокойное дыхание.       В конце концов Энид просто села рядом с девушкой, свесив ноги к воде. Она вдохнула так глубоко, как только могла. И застыла. Все тот же аромат дождя, листвы и кофе. Но к нему присоединился запах чернил. Синклер нервно выдохнула и перевела глаза с реки назад на девушку.       Та, как оказалось, смотрела в ответ. - Что? - Спросила Энид, глядя в черную бездну. - Ничего. - Тихо отвечает писательница, отводит взгляд и закрывает блокнот. А затем отвечает девушке ее же словами. - За тобой просто интересно наблюдать. - Но я ничего не делаю. - Не понимает она. - Это не значит, что за тобой неинтересно наблюдать.       И Энид отвечает лишь мягкой улыбкой, от которой у Аддамс перехватывает дыхание. Ей еще никто так не улыбался. Так мягко, по-доброму, искренне. Уэнсдей облизывает свои сухие губы и отворачивается, глядя на мост, который был освещен фонарями.