one london morning

      Многие люди хотят быть кошками. Они думают, что быть котом — одно удовольствие. Лежишь целый день без движения, ешь, спишь и зыркаешь недовольно яркими глазами из темноты. Только вот, всем этим ты можешь заниматься тогда, когда ты домашний кот. Когда есть добрый человек, который накормит, напоит и даже поиграет, если будет настроение.       Уличным котам везëт гораздо меньше. Лаки об этом знает не по наслышке. Три из пяти прожитых жизней она провела на улице. Не сказать, что они были слишком уж радостными. Рëв машин и лай злобных собак, громкие дети с восклицанием «котик» и родители, старающиеся оттащить своë чадо от — почему-то, обязательно, как же иначе — больного животного. Лаки — тогда вообще безымянную кошку с коричневыми пятнами на шкуре — сбили на машине и даже не остановились.       Старшие всегда говорили, что кот, который быстро учится, проживëт дольше. А ещё, что в первых жизнях тебе везëт меньше всего, чтобы потом сполна воздать в последней и кошка ушла благодарной, не став призраком. Поэтому Лаки схватывала всë на лету: что лучше ластиться к пожилым женщинам, от которых пахнет фиалками, не стоит подходить к детям с пластырями на руках и коленях, нельзя выходить на оживлëнные перекрëстки, нужно убегать, когда рядом появляется полупрозрачное тело, тянущее костлявые руки и пахнущее замëрзшей землëй.       Когда она стала домашней кошкой в четвëртой жизни, Лаки — как только не называла её хозяйка с седыми буклями — научилась новому. Как правильно просить угощение, как играть с клубком пряжи, что нельзя точить когти об диван в гостинной и есть цветы в горшках, стоящие на подоконнике. Правда, эта жизнь тоже закончилась на улице, но Лаки не хочет об этом вспоминать. Лучше оставить в памяти добрую улыбку на морщинистом лице очень милой женщины, которую она привыкла называть своей.       В доме тридцать пять по Портленд Роу Лаки учится жить с охотниками на приведений. Очень быстро она запоминает, что на кухне лучше всего находиться, когда у плиты человек, с забавными очками и похожий на мягкое пирожное со светлой глазурью, греться на солнце хорошо на подоконнике мансарды, в которой живëт девушка с горящими решимостью глазами и стоит банка с черепом, а ласку получать от высокого человека с чëрными дырами вместо глаз, холодными руками и пустотой в груди, чей вой разносится по всему дому. Еще она узнаëт, что не стоит лежать в гостиной, когда там ходит девушка с кожей, похожей на шоколад и метëлкой в руке, в подвал спускаться крайне небезопасно — об тебя вполне могут споткнуться или проткнуть рапирой. И что беседовать с призраком в банке — не самая лучшая затея, Лаки тоже узнаëт именно в доме на Портленд Роу. Как и о том, что призраки в принципе способны на конструктивный диалог, а не только на безыдейные завывания, в попытке схватиться за ниточку, ведущую к жизни.       — И почему же кошка совсем не боится призрака? — Лаки лениво приоткрывает зелëный глаз. Уже вечер, раз призрак появился — манифестация, напоминает она себе новое слово, выученное, пока наблюдала за одним из новых хозяев в подвале.       — Почему же призрак ещё не вырвался на свободу и не коснулся всех, кто живëт в этом доме? — ей не то чтобы прям так уж сильно хочется вести беседу, но Лаки учили уважать старших, а черепу перед ней явно много лет.       — Не так много людей способны меня слышать, — призрак закатывает ненастоящие глаза так, что они проворачиваются в глазницах. — Не хочу терять единственного человека, с которым могу общаться.       — Ваше общение редко когда напоминает диалог, — ехидно замечает пока ещё котëнок.       — Девочка не так плоха, — Лаки закрывает глаз, зевая. — Твоя очередь отвечать, киса.       — Мало какого кота можно напугать призраком, если он видел смерть, — лениво тянет кошка, снова укладывая голову на лапы. Внизу хлопает входная дверь. — После третьей жизни никто не боится твоего брата.       — Не равняй меня с другими, — обиженно выплёвывает дух. — Я — третий тип, а не обычный спектр.       — Да хоть архангел Гавриил, — призрак морщится, — всë равно, дальше банки ты не уйдёшь.       — Ауч, — Лаки усмехается. Дверь в мансарду распахивается и на пороге появляется девочка, способная слышать череп в банке, с побрякивающей на поясе рапирой, которой с утра кошмарила чучело в подвале. — Вечера, Люси, отвратно выглядишь.       — Вечера, — быстро бросает она, хватая рюкзак с пола и банку с подоконника. — Лаки, — котёнок поднимает голову, — за старшую.       Девушка улыбается почти так же, как улыбалась её предыдущая хозяйка, и ласково треплет кошку за ушами. Лаки спрыгивает с нагретого места и медленно спускается по лестнице следом за Люси и недовольно ворчащим призраком. У двери переговариваются парни, копаясь в сумках — проверяют снаряжение, догадывается кошка.       — Лаки! — громко приветствует парень, похожий на улыбающегося жирафа, бросая быстрый взгляд на стоящую рядом девочку с призрак-банкой. Лаки слишком часто видела такой тоскливый взгляд, чтобы не понять, что он значит. — Выспалась?       Кошка зевает, демонстрируя ещё не сменившиеся клыки, и ласково трëтся о ноги самого громкого из нынешних хозяев. Он тут же откликается, присаживаясь на корточки и зарываясь в мягкую шерсть холодными пальцами. Парень, похожий на молочный пудинг, поправляет очки на переносице и снова рассматривает содержимое своего рюкзака.       — Может быть, стоит запереть кошку на кухне? — в дверном проëме показывается девушка с кожей, похожей на шоколад.       — Зачем? — учтиво интересуется мальчик-пудинг.       — Мебель не подерëт.       — Так она и не дерëт, — возражает — Локвуд, вспоминает Лаки — всë ещё гладящий мурчащую кошку. — Верно, милая?       Лаки согласно мяукает. Девочка-шоколадка недоверчиво поджимает губы, но новой попытки закрыть питомца где-нибудь не предпринимает.       — Нам пора, — девочка с призраком — Люси, кошка помнит, что предыдущую хозяйку звали также, — открывает входную дверь.       — Лаки, ты за старшего, — улыбается Локвуд, выпрямляясь.       Смотря на скрывающихся за дверью новых хозяев, Лаки думает, что пятая жизнь в доме тридцать пять по Портленд Роу будет очень интересной.